«…Насколько я знаком с фактами, Германия взялась за создание артиллерии с широким размахом лишь с 1938 года. Фактически это началось лишь тогда, когда нацисты взяли под свой контроль заводы «Шкода» в Богемии после чешского кризиса 1938 года. Уже в Первой мировой войне заводы «Шкода» играли огромную роль в вооружении армий Германии и ее австрийских союзников…
…Крупп никогда не производил минометы, только «Шкода».»
Крупп и Гитлер
Эти цитаты взяты из воспоминаний немецкого промышленника Фрица Тиссена. А вообще-то таких примеров в различных мемуарах можно найти довольно много. Однако почти все они упоминают события и процессы, происходившие уже после присоединения Чехии к Рейху. Действительно, пока Чехия была отдельным государством, использовать сохранившиеся там технологии (не говоря уже о производственных мощностях) в интересах Германии было очень трудно.
Так, например, в середине 30-х годов для возрождавшейся промышленности Третьего Рейха одной из самых критических проблем стала необходимость наладить массовое производство штампованных деталей. Когда-то, начиная с 90-х годов XIX столетия, Германия была одной из первых стран, создававших такие технологии. Теперь же, когда формирование новых вооруженных сил требовало срочного удешевления и увеличения выпуска конечной продукции в самых разных областях, решить эту проблему самостоятельно и в короткий срок немецкая промышленность, как оказалось, не могла. И тут сказывалось не только послевоенное разорение предприятий, но и то, что в Европе – и, прежде всего, во Франции – были значительные силы, препятствующие поставкам различного оборудования и сырья в Германию.
Поэтому, прежде чем перейти к интересующим нас подробностям Мюнхенского сговора и раздела Чехословакии гитлеровской Германией, нужно прояснить некоторые правила и закономерности этой и подобных политических игр. Существует одно устойчивое заблуждение, родившееся очевидно еще в эпоху расцвета советской пропаганды, усердно обличавшей преступную сущность империализма. В целом оно сводится к тому, что в развязывании войн в первую очередь виноваты производители оружия.
Однако, ни в коей мере не отрицая эту самую преступную сущность империализма, нужно все же сказать, что для производителей оружия (особенно в европейских странах) самым счастливым временем является не сама война, а предвоенный период, гонка вооружений. Прибыль этих компаний зависит, в основном, от стоимости сырья, рабочей силы и работы внутренней инфраструктуры (транспорт, энергетика). А все эти факторы в периоды военных действий, даже недолгих, ведут себя непредсказуемо и деструктивно по отношению к производителям. Очень показательна в этом смысле судьба промышленной империи Круппа, сделавшей своим приоритетом производство именно оружия и получавшей в XIX веке колоссальные прибыли. Однако во время Первой мировой войны многие из фирм Круппа очень быстро оказались на грани разорения. (Тяжелым периодом для первого крупповского завода в Эссене была и франко-прусская война.) Совершенно аналогичным образом обстояли дела у крупнейшего французского производителя оружия – концерна «Рено», и у многих производителей в других странах. Многих из них в военное время приходилось приводить в чувство довольно брутальными мобилизационными методами, в частности, методом «лизингового социализма» (когда предприятие полностью переходит под контроль и управление государства). Поэтому все производители оружия, а также зависимые от них политики, всегда стараются, насколько это возможно, оттянуть начало боевых действий. (И обычно, в конечном счете, проигрывают.) Абсолютно солидарны с ними и внутренние производители сырья, необходимого военной промышленности, особенно угольные магнаты.
Противоположную группу интересов формируют в первую очередь финансовые круги. Война – идеальное время для ростовщика, чтобы предстать перед политиком, промышленником или генералом в образе спасителя и предложить это самое спасение на своих условиях. Тридцатые годы XX века не были исключением из этого правила, но было и нечто исторически новое. Главными спонсорами всех сил, увлекающих мир в новую войну (и, прежде всего, гитлеровского режима), на этот раз выступали производители нефтепродуктов. Добыча и производство в межвоенный период росли исключительными темпами (в истории мировой нефтедобычи в 20-е годы был самый большой рост), и оправдать растущие запросы на потребление могла только крупномасштабная война.
Неудивительно, что владельцы нефтяных компаний по обе стороны Атлантики разве что в очередь не вставали, чтобы по мере сил помочь Гитлеру.
(Кстати сказать немного мелочи нашлось и у немецких магнатов. Например, по предложению Ялмара Шахта, через месяц после прихода Гитлера к власти, в феврале 33-го года, они пустили шапку по кругу и собрали аж целых 3 миллиона рейхсмарок в для реформирования НСДАП. И что особенно показательно, это самого Шахта выставили потом самым виноватым, заставив отвечать в Нюрнберге за преступления Рокфеллеров, Самюэлей, Варбургов, Морганов и прочих, и прочих. Невольно возникает вопрос: – а хотели ли вообще немецкие промышленники войны? Но об этом как-нибудь в другой раз. )
Короче говоря, на этот раз финансисты были в глубокой тени, а явно за них действовали главным образом нефтяники.
Схожие интересы изначально имели и поставщики материалов, отсутствующих или дефицитных в Европе, например олова. Но их все же следует включить в отдельную группу, так как им отводится роль основных регуляторов, подталкивающих политиков в нужном направлении. Так и сам Гитлер, и его окружение никогда не скрывали своего презрения и ненависти к американским империалистам, но всегда так или иначе были вынуждены действовать в их интересах. Остановка единственного завода подшипников в Швайнфурте, контролируемого шведской компанией «SKF», легко могло перечеркнуть любые планы и надежды на будущее Третьего Рейха. (В одной из предыдущих статей уже отмечалось, что промышленных месторождений олова в континентальной Европе нет, а подшипниковые сплавы без него невозможны. Поэтому поставки олова из Латинской Америки в нейтральную Швецию были одним из главных рычагов воздействия на ход боевых действий в Европе в обеих мировых войнах. Каким бы замечательным человеком ни был Адольф Гитлер, без гарантий никаких денег в реальном мире не дают. Для Германии такой гарантией служила вот такая оловянная удавка.)
Таковы лишь в общих чертах правила и условия большой игры, участником которой стал маленький чешский народ. Нарциссические и инфантильные интеллигенты, диссиденствовавшие в начале столетия в столицах стран Антанты, разумеется, ничего об этом не хотели знать. Они как обычно были просто за «независимость чехословацкой нации» и вообще за все хорошее, против всего плохого. Но правила игры прекрасно понимали владельцы «Шкоды» и других компаний, и даже некоторые политики ближе к 38 году стали проявлять признаки адекватного понимания реальности. При этом нужно отметить, что Чехословакия в тридцатые годы достигла беспрецедентного процветания. Уровень жизни здесь был одним из самых высоких в Европе и на планете (даже после начала Великой депрессии). Население с 18 года увеличилось почти в полтора раза. И, как это обычно бывает, смириться с неизбежностью было слишком невыносимо. Идея нейтральной «второй Швейцарии», которая будет продавать вооружения всем сторонам в предстоящей большой войне, находила, разумеется, сторонников только внутри страны. Однако почти все внешние силы окружающие государства смотрели на Чехословакию, скорее, как на откормленного жирного хряка. И у всех явно чесались руки поскорее разделать его тушу.
Противоречивость этой ситуации в полной мере отображалась в соглашении, подписанном в Мюнхене 30 сентября 1938 года, причем отображалась исключительно между строк. Подписи под этим печально известным договором поставили премьер-министр Великобритании Невилл Чемберлен, премьер-министр Франции Эдуард Даладье, рейхсканцлер Германии Адольф Гитлер и премьер-министр Италии Бенито Муссолини.
Формально предметом соглашения были условия мирной передачи Судетской области под юрисдикцию Германии. Никакой явно сформулированной угрозы независимости Чехословакии в нем не было. Однако даже в исторической перспективе не так уж много подобных документов, где дух и буква настолько сильно и явно отличались бы друг от друга. Несмотря на внешне мирный характер соглашения, даже простым обывателям в обеих странах, (да и во всей Европе), вдруг стало страшно – тогда многие были просто уверены, что вот-вот начнется большая война.
Основным (или, по крайней мере, официальным) поводом для этого страха был национальный вопрос или вернее использование его в качестве явно надуманного повода для конфликта. В середине тридцатых годов в Чехословакии проживали примерно шесть с половиной миллионов чехов. Вторым по численности народом были немцы (три с четвертью или три с половиной миллиона). Словаков было немногим более двух миллионов. А еще – около восьмисот тысяч венгров и не менее полумиллиона русинов (включая небольшие карпатские этнические группы). Интересно, что население Подкарпатской Руси едва ли не все современные источники упорно называют украинцами, а источники того времени – русскими.
При этом все источники того времени так или иначе подчеркивают или хотя бы упоминают, что все правительства в Праге на протяжении двадцати лет так и не смогли решить полностью проблемы сосуществования различных национальностей. Они не выполняли даже те обязательства перед словаками, которые были подписаны еще в Штатах до создания чехословацкого государства. Однако, когда уровень жизни растет, и страна в целом процветает, это далеко не самые актуальные вопросы для политиков. Кроме того, положение национальных меньшинств в Чехословакии объективно было намного лучше, чем в большинстве других стран мира, включая США и Англию. Они имели все демократические и гражданские права, в соответствии с их пониманием в то время, у них были национальные школы и свои культурные учреждения. Лидеры их политических партий занимали министерские посты в центральном правительстве, а представительство в местных органах власти было преобладающим (за исключением, пожалуй, только Закарпатья и юго-востока Словакии). Если же говорить о судетских и других немцах, то многие чехи считали тогда и считают сейчас, что это у славянского населения Чехословакии было меньше прав и свобод (не говоря уже о карьерных возможностях и социальном лифте), чем у немцев.
Уильям Лоуренс Ширер, американский журналист, впоследствии историк, находившийся в Германии с 1926-го по декабрь 1941-го, писал:
Помнится, как во время одного из посещений Чехословакии я стал свидетелем кампании протеста, проводимой словаками против осуждения к пятнадцати годам тюремного заключения по обвинению «в измене» доктора Войтеха Туки, уважаемого профессора, которого можно было обвинить разве что в том, что он добивался автономии для словаков. Кроме того, национальные меньшинства видели, что правительство не выполняет обещаний, данных Масариком и Бенешем на Парижской мирной конференции в 1919 году, и не создает в стране кантональной системы, наподобие швейцарской.
Это прозвучит достаточно иронично, особенно в свете того, о чем речь пойдет дальше, но судетские немцы жили в Чехословакии лучше, чем любое другое меньшинство в стране и немецкое меньшинство в Польше или в фашистской Италии. Их раздражала мелкая тирания местных властей и дискриминационные меры, принимаемые иногда против них в Праге. Им трудно было примириться с потерей такого господства в Богемии и Моравии, как во времена правления Габсбургов. Населяя компактными группами северо-западные и юго-западные районы страны, где сосредотачивалась большая часть промышленности, судетские немцы процветали и, в конце концов, достигли относительной гармонии в отношениях с чехами, продолжая при этом требовать большей автономии и уважения к своему языку и культуре. До прихода к власти Гитлера; там не было политических течений, боровшихся за что-то большее. На выборах большинство голосов получали социал-демократическая и другие демократические партии.
В 1933 году, когда Гитлер пришел к власти, судетских немцев поразил вирус национал-социализма. В том же году образовалась судето-немецкая партия (СНП). Возглавил ее учитель физкультуры по имени Конрад Генлейн. Уже в 1935 году партию тайно финансировало министерство иностранных дел Германии, причем субсидии составляли 15 тысяч марок в месяц. Через пару лет под влияние партии попало почти все население Судет, исключая социал-демократов и коммунистов. К моменту аншлюса [Австрии] партия Генлейна, была готова выполнить любой приказ Гитлера.
Благодаря этому отрывку уже можно представить, насколько сильную обиду вынуждены были проглотить (и «утереться») чехи, когда немецкие войска вошли в Прагу. Ведь при этом не просто цинично игнорировались мюнхенские обещания Гитлера (правда, только устные) соблюдать суверенитет Чехословакии. Чехов обвиняли якобы в угнетении немецкого меньшинства.
Подробнее о ролях и действиях европейских политиков в этой игре мы расскажем в следующей части. А пока просто отметим, что именно с этого момента начала постепенно сжиматься пружина национальной ненависти чехов к немцам.
Так, например, в середине 30-х годов для возрождавшейся промышленности Третьего Рейха одной из самых критических проблем стала необходимость наладить массовое производство штампованных деталей. Когда-то, начиная с 90-х годов XIX столетия, Германия была одной из первых стран, создававших такие технологии. Теперь же, когда формирование новых вооруженных сил требовало срочного удешевления и увеличения выпуска конечной продукции в самых разных областях, решить эту проблему самостоятельно и в короткий срок немецкая промышленность, как оказалось, не могла. И тут сказывалось не только послевоенное разорение предприятий, но и то, что в Европе – и, прежде всего, во Франции – были значительные силы, препятствующие поставкам различного оборудования и сырья в Германию.
Поэтому, прежде чем перейти к интересующим нас подробностям Мюнхенского сговора и раздела Чехословакии гитлеровской Германией, нужно прояснить некоторые правила и закономерности этой и подобных политических игр. Существует одно устойчивое заблуждение, родившееся очевидно еще в эпоху расцвета советской пропаганды, усердно обличавшей преступную сущность империализма. В целом оно сводится к тому, что в развязывании войн в первую очередь виноваты производители оружия.
Однако, ни в коей мере не отрицая эту самую преступную сущность империализма, нужно все же сказать, что для производителей оружия (особенно в европейских странах) самым счастливым временем является не сама война, а предвоенный период, гонка вооружений. Прибыль этих компаний зависит, в основном, от стоимости сырья, рабочей силы и работы внутренней инфраструктуры (транспорт, энергетика). А все эти факторы в периоды военных действий, даже недолгих, ведут себя непредсказуемо и деструктивно по отношению к производителям. Очень показательна в этом смысле судьба промышленной империи Круппа, сделавшей своим приоритетом производство именно оружия и получавшей в XIX веке колоссальные прибыли. Однако во время Первой мировой войны многие из фирм Круппа очень быстро оказались на грани разорения. (Тяжелым периодом для первого крупповского завода в Эссене была и франко-прусская война.) Совершенно аналогичным образом обстояли дела у крупнейшего французского производителя оружия – концерна «Рено», и у многих производителей в других странах. Многих из них в военное время приходилось приводить в чувство довольно брутальными мобилизационными методами, в частности, методом «лизингового социализма» (когда предприятие полностью переходит под контроль и управление государства). Поэтому все производители оружия, а также зависимые от них политики, всегда стараются, насколько это возможно, оттянуть начало боевых действий. (И обычно, в конечном счете, проигрывают.) Абсолютно солидарны с ними и внутренние производители сырья, необходимого военной промышленности, особенно угольные магнаты.
Противоположную группу интересов формируют в первую очередь финансовые круги. Война – идеальное время для ростовщика, чтобы предстать перед политиком, промышленником или генералом в образе спасителя и предложить это самое спасение на своих условиях. Тридцатые годы XX века не были исключением из этого правила, но было и нечто исторически новое. Главными спонсорами всех сил, увлекающих мир в новую войну (и, прежде всего, гитлеровского режима), на этот раз выступали производители нефтепродуктов. Добыча и производство в межвоенный период росли исключительными темпами (в истории мировой нефтедобычи в 20-е годы был самый большой рост), и оправдать растущие запросы на потребление могла только крупномасштабная война.
Неудивительно, что владельцы нефтяных компаний по обе стороны Атлантики разве что в очередь не вставали, чтобы по мере сил помочь Гитлеру.
(Кстати сказать немного мелочи нашлось и у немецких магнатов. Например, по предложению Ялмара Шахта, через месяц после прихода Гитлера к власти, в феврале 33-го года, они пустили шапку по кругу и собрали аж целых 3 миллиона рейхсмарок в для реформирования НСДАП. И что особенно показательно, это самого Шахта выставили потом самым виноватым, заставив отвечать в Нюрнберге за преступления Рокфеллеров, Самюэлей, Варбургов, Морганов и прочих, и прочих. Невольно возникает вопрос: – а хотели ли вообще немецкие промышленники войны? Но об этом как-нибудь в другой раз. )
Короче говоря, на этот раз финансисты были в глубокой тени, а явно за них действовали главным образом нефтяники.
Схожие интересы изначально имели и поставщики материалов, отсутствующих или дефицитных в Европе, например олова. Но их все же следует включить в отдельную группу, так как им отводится роль основных регуляторов, подталкивающих политиков в нужном направлении. Так и сам Гитлер, и его окружение никогда не скрывали своего презрения и ненависти к американским империалистам, но всегда так или иначе были вынуждены действовать в их интересах. Остановка единственного завода подшипников в Швайнфурте, контролируемого шведской компанией «SKF», легко могло перечеркнуть любые планы и надежды на будущее Третьего Рейха. (В одной из предыдущих статей уже отмечалось, что промышленных месторождений олова в континентальной Европе нет, а подшипниковые сплавы без него невозможны. Поэтому поставки олова из Латинской Америки в нейтральную Швецию были одним из главных рычагов воздействия на ход боевых действий в Европе в обеих мировых войнах. Каким бы замечательным человеком ни был Адольф Гитлер, без гарантий никаких денег в реальном мире не дают. Для Германии такой гарантией служила вот такая оловянная удавка.)
Таковы лишь в общих чертах правила и условия большой игры, участником которой стал маленький чешский народ. Нарциссические и инфантильные интеллигенты, диссиденствовавшие в начале столетия в столицах стран Антанты, разумеется, ничего об этом не хотели знать. Они как обычно были просто за «независимость чехословацкой нации» и вообще за все хорошее, против всего плохого. Но правила игры прекрасно понимали владельцы «Шкоды» и других компаний, и даже некоторые политики ближе к 38 году стали проявлять признаки адекватного понимания реальности. При этом нужно отметить, что Чехословакия в тридцатые годы достигла беспрецедентного процветания. Уровень жизни здесь был одним из самых высоких в Европе и на планете (даже после начала Великой депрессии). Население с 18 года увеличилось почти в полтора раза. И, как это обычно бывает, смириться с неизбежностью было слишком невыносимо. Идея нейтральной «второй Швейцарии», которая будет продавать вооружения всем сторонам в предстоящей большой войне, находила, разумеется, сторонников только внутри страны. Однако почти все внешние силы окружающие государства смотрели на Чехословакию, скорее, как на откормленного жирного хряка. И у всех явно чесались руки поскорее разделать его тушу.
Противоречивость этой ситуации в полной мере отображалась в соглашении, подписанном в Мюнхене 30 сентября 1938 года, причем отображалась исключительно между строк. Подписи под этим печально известным договором поставили премьер-министр Великобритании Невилл Чемберлен, премьер-министр Франции Эдуард Даладье, рейхсканцлер Германии Адольф Гитлер и премьер-министр Италии Бенито Муссолини.
Формально предметом соглашения были условия мирной передачи Судетской области под юрисдикцию Германии. Никакой явно сформулированной угрозы независимости Чехословакии в нем не было. Однако даже в исторической перспективе не так уж много подобных документов, где дух и буква настолько сильно и явно отличались бы друг от друга. Несмотря на внешне мирный характер соглашения, даже простым обывателям в обеих странах, (да и во всей Европе), вдруг стало страшно – тогда многие были просто уверены, что вот-вот начнется большая война.
Основным (или, по крайней мере, официальным) поводом для этого страха был национальный вопрос или вернее использование его в качестве явно надуманного повода для конфликта. В середине тридцатых годов в Чехословакии проживали примерно шесть с половиной миллионов чехов. Вторым по численности народом были немцы (три с четвертью или три с половиной миллиона). Словаков было немногим более двух миллионов. А еще – около восьмисот тысяч венгров и не менее полумиллиона русинов (включая небольшие карпатские этнические группы). Интересно, что население Подкарпатской Руси едва ли не все современные источники упорно называют украинцами, а источники того времени – русскими.
При этом все источники того времени так или иначе подчеркивают или хотя бы упоминают, что все правительства в Праге на протяжении двадцати лет так и не смогли решить полностью проблемы сосуществования различных национальностей. Они не выполняли даже те обязательства перед словаками, которые были подписаны еще в Штатах до создания чехословацкого государства. Однако, когда уровень жизни растет, и страна в целом процветает, это далеко не самые актуальные вопросы для политиков. Кроме того, положение национальных меньшинств в Чехословакии объективно было намного лучше, чем в большинстве других стран мира, включая США и Англию. Они имели все демократические и гражданские права, в соответствии с их пониманием в то время, у них были национальные школы и свои культурные учреждения. Лидеры их политических партий занимали министерские посты в центральном правительстве, а представительство в местных органах власти было преобладающим (за исключением, пожалуй, только Закарпатья и юго-востока Словакии). Если же говорить о судетских и других немцах, то многие чехи считали тогда и считают сейчас, что это у славянского населения Чехословакии было меньше прав и свобод (не говоря уже о карьерных возможностях и социальном лифте), чем у немцев.
Уильям Лоуренс Ширер, американский журналист, впоследствии историк, находившийся в Германии с 1926-го по декабрь 1941-го, писал:
Помнится, как во время одного из посещений Чехословакии я стал свидетелем кампании протеста, проводимой словаками против осуждения к пятнадцати годам тюремного заключения по обвинению «в измене» доктора Войтеха Туки, уважаемого профессора, которого можно было обвинить разве что в том, что он добивался автономии для словаков. Кроме того, национальные меньшинства видели, что правительство не выполняет обещаний, данных Масариком и Бенешем на Парижской мирной конференции в 1919 году, и не создает в стране кантональной системы, наподобие швейцарской.
Это прозвучит достаточно иронично, особенно в свете того, о чем речь пойдет дальше, но судетские немцы жили в Чехословакии лучше, чем любое другое меньшинство в стране и немецкое меньшинство в Польше или в фашистской Италии. Их раздражала мелкая тирания местных властей и дискриминационные меры, принимаемые иногда против них в Праге. Им трудно было примириться с потерей такого господства в Богемии и Моравии, как во времена правления Габсбургов. Населяя компактными группами северо-западные и юго-западные районы страны, где сосредотачивалась большая часть промышленности, судетские немцы процветали и, в конце концов, достигли относительной гармонии в отношениях с чехами, продолжая при этом требовать большей автономии и уважения к своему языку и культуре. До прихода к власти Гитлера; там не было политических течений, боровшихся за что-то большее. На выборах большинство голосов получали социал-демократическая и другие демократические партии.
В 1933 году, когда Гитлер пришел к власти, судетских немцев поразил вирус национал-социализма. В том же году образовалась судето-немецкая партия (СНП). Возглавил ее учитель физкультуры по имени Конрад Генлейн. Уже в 1935 году партию тайно финансировало министерство иностранных дел Германии, причем субсидии составляли 15 тысяч марок в месяц. Через пару лет под влияние партии попало почти все население Судет, исключая социал-демократов и коммунистов. К моменту аншлюса [Австрии] партия Генлейна, была готова выполнить любой приказ Гитлера.
Благодаря этому отрывку уже можно представить, насколько сильную обиду вынуждены были проглотить (и «утереться») чехи, когда немецкие войска вошли в Прагу. Ведь при этом не просто цинично игнорировались мюнхенские обещания Гитлера (правда, только устные) соблюдать суверенитет Чехословакии. Чехов обвиняли якобы в угнетении немецкого меньшинства.
Подробнее о ролях и действиях европейских политиков в этой игре мы расскажем в следующей части. А пока просто отметим, что именно с этого момента начала постепенно сжиматься пружина национальной ненависти чехов к немцам.
ВО, Александр Дантонов
