8 сентября, в День Общерусской Воинской Славы, в день, когда наши предки стояли за Родину и Веру на Куликовом и Бородинском полях, редакция сайта «Западная Русь» приняла решение опубликовать замечательную статью Юрия Аверьянова о стольном граде Святой Руси - Москве.

После испепеляющего нашествия Батыя, когда Восточная Русь попала под монголо-татарское иго, а ослабленная Западная Русь была пленена литовскими, а затем польскими магнатами, Москва впервые собрала полки со всей Русской земли и повела их на Орду. Над Куликовым полем победоносно поднялся державный орел будущей Великой России. В этот же день, спустя 432 года, уже солдаты Российской Империи сражались у Бородино с Великой Армией объединенной Наполеоном Европы. Против нас тогда пошел весь Западный мир, и потому та война для наших предков стала Отечественной. На Бородинском поле русское воинство сражалось за Отечество, за первопрестольную столицу, за Москву-Третий Рим - наследницу Византии и защитницу всего Православного мира. В этих двух эпохальных битвах за Русь сражались предки всех трех ветвей нашего народа: русских (великороссов), белорусов и украинцев (малороссов). Москва во все времена, даже в смуту и в периоды раздробленности России, была, есть и будет духовной столицей, опорой и центром притяжения всех частей Русской цивилизации.

Ребята! не Москва ль за нами?

Москва издавна считалась одним из крупнейших городов мира. По численности населения в 1915 году она была на девятом месте, уступая Лондону, Нью-Йорку, Парижу, Чикаго, Токио, Берлину, Петербургу и Вене. Москва вместе с созвездием подмосковных промышленных городов и сел была главным промышленным центром России, и поэтому для значительной части населения других губерний и областей являлась рынком труда, местом неплохого заработка. Сюда съезжались со всей страны огромные массы крестьян-отходников, рабочие, представители интеллигенции. Этим объясняется тот поразительный факт, что в Москве мужчин проживало намного больше, чем женщин: на 1000 мужчин в 1871 г. – 700 женщин, в 1907 г. – 803 женщины. Кроме того, полностью преобладало пришлое население. Родившиеся не в Москве составляли в 1902 г. более двух третей, это соотношение мало изменялось в течение XIX столетия. И, как теперь для нас ни странно, Москва была городом крестьянским! Причем доля москвичей крестьянского сословия постоянно увеличивалась: в 1871 г. – 43 процента, в 1882 г. – почти 50, в 1902 г. – более 67 процентов. Самые истинные москвичи – московские мещане, потомки населения знаменитых слобод и сотен московского посада составляли в начале ХХ века менее пятой части населения города, купцы и дворяне – по 5 процентов.

Москва при Иване Грозном. Красная площадь. А. М. Васнецов

В Москве соединялись представители населения всей России, всех ее народов, губерний, областей, этнографических групп. Сфера притяжения Москвы – это прежде всего центр Европейской России. В 1902 г. в городе насчитывалось уроженцев Московской губернии – 215 тысяч, Тульской и Рязанской – по 100 тысяч, Калужской – около 70 тысяч. Намного меньше было выходцев из других частей Русской земли. Например, представителей казачества, не очень многочисленной этнографической группы, но сыгравшей огромную роль в истории России, в середине XIX века насчитывалось в Москве всего несколько десятков человек. В начале ХХ века число выходцев из казачьих областей – Донской, Кубанской, Уральской и других – намного увеличилось и составило примерно 5 тысяч человек.

Да, Москва была национальным центром русского народа. В течение XIX – начале ХХ веков русские составляли в среднем 94-95 процентов ее населения. Как писал князь П. Вяземский: «Там от Кремля, с Арбата до Плющихи, отвсюда веет чистый русский дух…». В этом отношении Москву не сравнить с другими крупнейшими городами Европы и Америки того времени. Вот что писал о Лондоне в 1883 году автор книг из серии «Центры умственной жизни» А. Вадин: «Население Лондона – удивительно пестрая смесь не только англичан, шотландцев, ирландцев и представителей всех британских колоний, но и иностранцев со всех сторон света. В Лондоне католиков больше, чем в Риме. В целых улицах и скверах вы не услышите ни одного английского слова: тут говорят только по-французски, там – только по-немецки, здесь – по-еврейски».

В течение XIX – начале ХХ веков лишь менее 6 процентов москвичей не считали своим родным языком русский, тогда как в Петербурге – 14,5. Только 0,1 процента москвичей родились вне России.

Вместе с тем нельзя сравнивать Москву с национально замкнутым мегаполисом того времени, каким был, например, Токио. Москва соединяла в себе функции одной из столиц Российской империи, а также международного центра. При полном преобладании русских город отличался национальной пестротой, мозаичностью, самой широкой представленностью в ее населении многих народов России, Европы, Азии и даже Америки:

Основные национальные группы Перепись 1871 г. Перепись 1882 г. Перепись 1902 г.

Основные национальные группы	Перепись 1871 г.	Перепись 1882 г.	Перепись 1902 г.
Русские (великорусы, малорусы, белорусы)	575,5 тыс. /95,6%/	712 тыс. /94,5%/	1120 тыс. /95%/
Немцы	11	15	18,1
Евреи	5,6	12	9
Поляки	3,6	4,5	11
Французы	2	2,2	2,8
Татары	0,9	1,8	5,5
Армяне	0,7	1	1,7
Англичане	0,7	0,8	-

Надо заметить, что данные дореволюционных переписей населения Москвы не дают совсем точной картины, так как у жителей спрашивали не их национальную принадлежность, а родной язык и вероисповедание. Так, по переписи 1897 года в Москве среди русских кроме великорусов насчитывалось всего 1016 лиц, назвавших родным белорусское наречие русского языка и 4478 лиц, назвавших родным малорусское наречие русского языка. С помощью методики петербургского этнографа Н. Юхневой можно попытаться выяснить более реальную численность этих субэтносов русского народа (белорусов и малорусов) в Москве– примерно 9,5 тысячи белорусов и 20 тысяч малорусов на 1897 год, включая и назвавших своим родным великорусский язык.

Известно, что с XIV века в Москве проживали торговцы еврейского, итальянского, греческого и восточного происхождения. В XIV-XVI веках существовала Татарская слобода в Замоскворечье, где проживали представители тюркских народов Европы и Азии. Население Москвы жило самоуправляющимися единицами – слободами и сотнями, нерусское население создавало свои слободы. С начала XVI века в Замоскворечье появилась первая западноевропейская слобода – Наливки. С середины XVI века выходцы из Западной Европы были поселены в слободе Кокуй (Немецкой). Более древнее название западноевропейцев – «фряги», позднее – «немцы». «Фряга (или фря), кыш на Кокуй», - кричали сторожа заторговавшимся на рынке допоздна западным купцам. Население Немецкой слободы было пестрым: немцы (особенно баварский субэтнос немецкого народа), швейцарцы, голландцы, англичане, итальянцы. Басманную слободу называли «слободой перекрестов» - там жило немало иноземцев, принявших православие. Часть населения Мещанской слободы составляли малорусы и белорусы, а также поляки. На Васильевской площади между Кремлем и Зарядьем находился Персидский гостиный двор, где торговали восточные купцы из разных стран. В Китай-городе был греческий двор и дом грузинского князя. Арабский путешественник Павел Алеппский в середине XVII века видел в московских лавках мальчиков-торговцев из татар и турок. Плененные казаками, они, однако, по русскому обычаю, не были превращены в рабов – их окрестили и усыновили купцы.

Всехсвятский каменный мост. Москва конца XVII века. А. М. Васнецов

Олеарий насчитал в Москве до 9 тысяч иноземцев. В 1701 году на 16338 обывательских дворов иноземцам принадлежало всего 130. В течение XIX века этническая пестрота увеличивалась, но процент нерусского населения /4-6/ оставался, по-видимому, на протяжении веков до 1920-х годов неизменным.

«Эй, господа, пожалуйте сюда! Здравствуйте, москвичи, жители провинциальные, ближние и дальние, немцы-лекари, евреи-аптекари, французы, итальянцы и заграничные мириканцы, российские баре, астраханские татаре!» Так кричали в прошлом веке московские балаганные зазывалы, подмечая разнообразие населения столицы. Во время Петровских реформ исчезли иноземные слободы. Национальные кварталы в Москве не образовались, но возникло множество национальных общественно-культурных центров – союзов, обществ, клубов, трактиров, церквей и других. Наименьшей была доля русских в торгово-деловом центре – Китай-городе. Повышенный процент евреев наблюдался в Зарядье, татар – в районе Сретенки, армян – в Армянском переулке, западноевропейцев – в Тверских частях.

Сберегались традиции через религиозные общины. Немало было на Москве иноверческих храмов, в том числе кирха евангелистов-лютеран Св. Петра и Павла, построенная на средства прусского короля, с немецким училищем, французский католический храм Св. Людовика с богадельней и училищем, армянские церкви, мечети…

Капиталисты нерусского происхождения (как иностранцы, так и граждане России) обладали в Москве сильными позициями. По данным историка М. Гавлина, в конце XIX века около половины капиталов купеческой I-й гильдии принадлежало в Москве так наз. капиталистам национальных окраин. В числе крупных предпринимателей было немало немцев, среди них Набгольц, Дукс, Вартц, Кайзер, Лист, Циндель, Гюбнер, Данглер и многие другие. Немцы до 1920-х годов были второй по численности национальной группой в Москве после русских, составляя 2 процента ее населения.

Татары занимались в Москве мелкой торговлей, особенно вразнос, ремеслом, услужением. Цыгане с начала XIX века жили на улице Живодерке /Красина/, где находился известный трактир «Молдавия», а также за Петровским парком на ул. Цыганский уголок, неподалеку от ресторанов «Яр», «Стрельна» и «Мавритания». Большинство торговцев лошадьми составляли цыгане.

К 1390 году относится древнейшее упоминание об армянах в Москве: когда прославился некий армянин Арама. От дома которого пожар распространился на весь город. В XVII веке русское правительство приглашало в Россию, в Москву армянских купцов, покидавших другие страны из-за гонений. В середине XVIII века москвичи даже переименовали Никольский переулок в Армянский, так как там поселилось много армян. Существовал еще один Армянский переулок – Рогожской части. Старейший историк Москвы С. Любецкий писал: «В Марьину рощу на гулянья съезжались московские армяне в национальных костюмах и пировали там особняком».

Греки появились в Москве еще при Иване Калите. Центром греческого духовенства стал Никольский монастырь (ул. Никольская). Многие образованные москвичи знали в допетровские времена греческий язык, читали на нем книги. Еще перед 1917 годом можно было встретить греческих монахов, торгующих церковными принадлежностями.

В 1649 году пленные поляки были поселены на Бутырках, отсюда пошло название Панской улицы. Московские поляки XIX века – это студенты, офицеры, служащие, буржуазия. Молдаване в количестве 2 тысяч человек переселились в Москву при Петре Великом вслед за господарем Кантемиром. Голландская улица находилась у Таганки. Шведский тупик – у Гнездниковского пер., где было Шведское подворье. Немало итальянцев было среди шарманщиков, волынщиков, дрессировщиков. Сердце знатной москвички графини Сушковой покорил парикмахер итальянец, и, презрев общественное мнение, она вышла за него замуж.

Можно было встретить в Москве и венгров, англичан, китайцев, японцев, американцев, шотландцев, арабов и многих других.

Жизнь нерусского населения в Москве значительно облегчилась полным отсутствием ксенофобии со стороны русского населения, доброжелательностью, терпением и гостеприимством. Интересы иноземцев оберегало государство. Еще в XVII века существовал строгий приказ, грозивший кнутом за оскорбление иностранца. «Естественный центр всего великорусского племени, Москва будет в то же время и центром всех тех племен, судьба которых связана с великороссами», - писали авторы дореволюционного справочника «Вся Москва на ладони».

 

2. Идея и образ Москвы в национальном сознании русских.

Старая Москва была уникальной архитектурной, природной и культурной средой для жизни человека.

Как же в те времена люди воспринимали Москву? Каким был этот прекрасный, во многом утерянный мир? Как влиял он на человеческие души? Какие уроки недалекого прошлого мы должны учитывать в сегодняшнем отношении к этому городу? Предвосхищая нижеприведенные свидетельства очевидцев, отметим, что основными чертами города были органическое слияние с природой, сочетание преимуществ деревенского и городского образа жизни, сохранение древнерусской планировки, бесконечное разнообразие, пестрота и многослойность пластов культуры и быта разных эпох.

Симонов монастырь. Облака и золотые купола А. М. Васнецов

Москва – извечное святилище земли Русской, где хранили народные традиции, знания, историческую память, навыки, умения. Это чувствовал каждый русский человек. Поэтому, как считал В. Белинский, «нигде сердце русское не бьется так сильно, так радостно, как в Москве».

Народ создавал город как единое, прекрасное произведение искусства, где все частности подчинялись общему замыслу. Именно это делало его одним из шедевров мирового зодчества. Вот что писал по этому поводу известный норвежский писатель Кнут Гамсун «Я путешествовал в четырех частях света, но чего-либо подобного Москве, Кремлю я нигде не видел. Москва – это нечто сказочное, перед ней бледнеет все». Даже такой суровый человек, как «железный канцлер» Бисмарк, писал о Москве так: «Этот город действительно самый красивый и своеобразный. Такого вида, как из Кремля, нигде не увидишь. Церквей, наверное, до тысячи, и все это освещено косыми лучами заходящего солнца. Какая это красота, непохожая на нашу!»

Привлекательность города отмечали и жители Москвы. Народная традиция любования Москвой хранилась веками. П. Боборыкин в конце прошлого века насчитал в столице до ста точек прекрасного обзора. Эти точки сберегались сотни лет и сами по себе являлись важными памятниками истории. «Мы, москвичи, избалованы прекрасными видами, мы встречаем их на каждом шагу и привыкли смотреть равнодушно на эти великолепные панорамы, которые пленяют всех иностранцев своей роскошной красотой и дивным разнообразием», - отмечал автор исторических романов М. Загоскин.

Москвой любовались все, даже самые хмурые и занятые люди – с поклонных гор при въезде и выезде, на праздничных гуляньях, в минуты душевного подъема или грусти. Лучшими точками обзора народ считал Воробьевы горы, Ивана Великого, Сухаревскую башню, Симонов монастырь, Кунцево…

Торжественно-парадный Петербург нередко противопоставляли Москве:

«Там жизнь грозна, пуста и молчалива,

Как плоский берег Финского залива.

Москва – не то: покуда я живу,

Клянусь, друзья, не разлюбить Москву»

(М. Лермонтов. «Сашка»)

Вот впечатления коренного петербуржца ученого-востоковеда В. Григорьева, впервые увидевшего Москву: «О если бы можно было перенести в Петербург ее громадный Кремль, чудную архитектуру ее церквей, очаровательную красоту ее башен, ее легких красивых колоколен! Я бы не выехал тогда из Петербурга, все глядел на эти живописные купола, на блестящие кресты храмов Божиих, на высокие терема других царей русских, глядел и окаменел бы в восторженном созерцании».

Москву любили не только славянофилы. Достаточно вспомнить строки из стихотворения западника, профессора Т.Н. Грановского:

«Прекрасна ты в одежде вековой,

Царица-мать земли моей родной!»

Особый колорит городу придавало большое количество зеленых насаждений. Городские постройки, церкви, монастыри буквально «утопали» в садах сирени и черемухи, дворцы были окружены живописными прудами и садами, в которых выращивались даже диковинные по тогдашним временам дыни. Москву окружали не только поля и луга самой возделанной части России, но и огромные вековые леса, особенно на севере и северо-востоке от города. Площадь одного лишь Лосиного острова – свыше пяти тысяч десятин – была равна площади всей Москвы. На прежних окраинах Москвы сохранялась фауна природной зоны средней России. М. Загоскин писал, что в Нескучном саду очень часто попадаются ужи, водятся летучие мыши, блестят по ночам светлячки и, когда он жил в Нескучном, «каждую ночь перед рассветом раздавались крики сов и стонал зловещий филин».

Везде, кроме Китай-города, была пышная зелень. Старый москвич Н.А. Малевский-Малевич в середине XIX в. вспоминал о своем Скатертном переулке, окруженном обширным садом: «Длинные, некрашеные заборы тянулись по обеим сторонам переулка, на узкие тротуары свешивались разросшиеся кусты бузины, жимолости и сирени. Посредине нашего сада возвышались два серебристых тополя, почти в обхват толщиной, и вдоль дорожек посажены были кусты шиповника, жасмина и акаций, тянулись грядки с кустами пионов, георгин, барской спеси, душистого горошка, бархатцев и ноготков. По забору густо росла высокая сирень, из-за нее выглядывали вершинки молодых берез, осин, кленов и рябины. Перед домом росли две большие развесистые яблони. В теплые летние вечера в беседке пили послеобеденный чай. В мае зацветали яблони, акации покрывались желтыми цветочками, и пышно распускавшаяся лиловая и белая сирень наполняла сад весенним благоуханием», Выражение «Москва – большая деревня» звучало в те времена уважительно, а не оскорбительно.

Большой знаток Москвы Н. Анциферов считал, что самое ценное в городском пейзаже – его связь с природой: зелень, вода, невысокие живописные здания. Он подчеркивал, что черты и традиции сельской жизни были очень крепки во всех русских городах, и даже в Москве в те времена на окраинах разводили домашний скот. Сохранились любопытные воспоминания об этом Н. Давыдова, написанные им в середине XIX в.: «Помню раннее утро весною в Москве. Меня будит няня и отворяет форточку, откуда до моей кровати доносится свежий воздух и слышатся звуки пастушьего рожка. В то время коровы москвичей с весны гонялись за город, и пастух, заходя во дворы домов, давал о себе знать звуками рожка…»

В Москве царил удивительный мир звуков и запахов. «Запах Москвы. Чуть светает… Свежо. Пахнет еловым деревом по росе и еще чем-то сладким: кажется, зацветают яблони. Черный воз можжевельника кажется мне мохнатой горою, от которой священно пахнет. Пахнет и первой травкой», - вспоминал Иван Шмелев.

Василий Поленов. Московский дворик. 1878.

В дореформенной Москве даже внутри Садового кольца преобладала тихая и уютная жизнь, ее мало нарушал шум торговых мест на Красной площади, в Китай-городе, многолюдных базаров на площадях. Промышленность располагалась за пределами Садового кольца. Естественно, что жители такого спокойного города любили иногда устраивать шумные праздничные гулянья. Были приняты городские, особые загородные, монастырские, кладбищенские гулянья. М. Загоскин так описывает гуляющих: «На каждом шагу здесь встречались с вами купеческие сынки в длинных сюртуках; не очень ловкие, но зато чрезвычайно развязные барышни в купавинских шалях, накинутых на одно плечо, вроде греческих мантий. Вокруг трактира пахло пуншем, по аллеям раздавалось щелканье каленых орехов, хохот, громкие разговоры, разумеется, на русском языке, иногда с примесью французских слов нижегородского наречия…»

В рассказах Б. Зайцева – уже другая, европейская Москва начала ХХ в., но сколько в ней еще сохраняется деревенского, поэтичного, здорового, чисто русского! «В комнате Христофорова, в мансарде старого деревянного дома на Молчановке было полусветло – теми майскими сумерками, что наполняют жилище розовым отсветом зари, зеленоватым отблеском распустившегося тополя и дают прозрачную мглу, называемую весной… На улицу выходил особняк с антресолями, со старинными зеркальными стеклами, чуть-чуть отливавшими фиолетовым. Были спущены синеватые, шелковые шторы в складках, деревья затеняли крышу, открыты настежь ворота, двор полузарос травой, у колодца, посреди, бродят сизые голуби…»

Эти строки дают представление о тех возвышенных чувствах, которые рождали в человеке красота и уютная прелесть старого города. Вся его обстановка развивала в человеке заложенные природой творческие способности, будила воображение, рассеивала состояние подавленности и даже незаметно, подсознательно возвышала и очищала души. В трагическом изменении городской среды кроются многие причины нашего современного духовного одичания, нездоровья ума, тела и души. От церквей, урочищ, замечательных зданий веяло духом народной городской поэзии. Уютная соразмерная человеку архитектура – важное условие его нравственного здоровья.

«В архитектуру Москвы явно вмешался гений древнего Московского царства, который остался верен своему стремлению к семейному удобству, - писал В. Белинский в статье «Петербург и Москва». – Древнерусское зодчество, планировка городов удобна, глубоко человечна и духовна. Древний город был светлым и просторным, каждый дом, каждая улица, переулок, слобода имели свою душу, свою историю и особенность. Гармония свободы и порядка, гармония единого и особенного».

А вот строки из письма Императрицы Елизаветы Алексеевны, написанного матери в 1817 г.: «Кремль, вот это восторг! Государь совершенно восхищен Москвою, ему здесь очень нравится. В Петербурге иностранца поражает вид новости и правильности, тут – разбросанность, которая свидетельствует о целом долгом ряде веков, и дух старины внушает уважение и восхищение. Еще одно, что составило здесь мое счастье, - это колокола…»

По выражению Екатерины Великой, «Москва не город, а целый мир». И правда, Москва – это свод множества своеобразных слобод, урочищ, приходов, которые гармонично сливались в одно целое. Москва постепенно складывалась из бывших деревень – Елохово, Красное, Старое Ваганьково, а позже – из бывших слобод, превратившихся в приходы и урочища. До наших дней дошли названия лишь некоторых из них. В конце XIX в., по свидетельству Д. Покровского, только Кожевники соответствовали своему названию: все кожевенные заводы находились там. П. Боборыкин отмечал, что урочища – это чисто русское московское слово: Крутицы, Полянка, Лужники, Пески, Глинища. Говорили, например, так: «Поеду на Ордынку в Псковичи, минуя Крымский брод, а потом заеду в Грузины». Для москвичей исторические названия были полны смысла, связаны с преданиями и легендами – Кулишки, Кучково поле, Божедомка, Остоженка, Садовники… В каждой части складывались свои особенности духовной и материальной культуры.

Уют, простота, раздолье – вот что определяло облик старой Москвы. Москвичи издревле любили деревянные дома. В допетровской Москве каменные дома считали нездоровыми и внутри обшивали их тесом. Это отношение к деревянным домам в значительной степени сохранилось в Москве до начала ХХ в. среди московских крестьян, мещанства, купечества и духовенства.

Архитектурный облик города прочно закреплялся в памяти каждого русского человека, становился неотделимой частью национальной психологии, Москва была символом всей России. Иван Забелин пророчески писал: «Москва как город имеет в своей истории великий политический смысл, который нельзя обойти даже в мелочных изысканиях о каком-либо ее историческом урочище. Москва выразила в каждой линии, в каждом направлении своих стен, улиц и переулков великую, народную, а не царскую идею политического единства. Она росла и развивалась по мере того, как росла и развивалась в народе эта идея. Каждый новый твердый шаг этой идеи оставлял неизгладимый след в собственном ее гнезде, в городе Москве».

Важнейшая черта Москвы – ее открытость, гостеприимство. Веками сюда, в общероссийский дом, переселялись люди со всех концов России, нередко и селились вместе, вдоль дороги, что вела к их малой Родине. Так и получалось, что Москва была представительницей всей земли Русской от Карпат до Камчатки. Коренные москвичи составляли в течение XIX – начала ХХ в. не более 30% ее населения.

Петербург – окно в Европу, Москва – окно в Россию. Москва была открыта не только радостям, но и боли российской. Московский сенатор К. Лебедев в своих записках о 50-70 гг. писал: «Москва – зеркало России, а в Петербурге не увидишь русской провинции с ее грязью, не услышишь жалоб бессильных, угнетенных, а все шито и крыто – живи спокойно».

Огромная сила исторической памяти заключена в Москве. Эта сила – великий рычаг национального самосознания русского народа. Здесь воспитывался гражданин и патриот своей великой земли. «Российский гражданин не может сделать шага в Москве, чтобы не воспомянуть верность и усердие своих праотцов к Отечеству и Государю и к оному бы вяще не пробуждаться!» - напоминая иностранке – Екатерине II русский историк князь М. Щербатов в свое «Прошение Москвы о забвении ея». Нельзя успешно править страной, не понимая того, что Москва – ее сердце, подчеркивал кн. Щербатов в своем произведении.

Огромное значение Москвы для воспитания исторической памяти нашего народа выразил К. Полевой в 40-х годах XIX в.: «Москва, прежде всего – древняя столица России, место величайших воспоминаний нашей истории, освященное множеством незабвенных, святых для русского сердца событий. Все воспитание России совершилось в Москве, и ни один русский этого не забудет. Если образованный человек любит Москву как Родину славы своего Отечества, то простолюдин знает по преданию и сроднил с собой как воздух, которым дышит, как мысль о том, что Москва старейший город в России».

Атмосфера исторической Москвы оказывала благотворное влияние и на ее жителей, и на приезжих.

Вел Князь Сергей Александрович, правитель Москвы, 1903 г.

С 1861 г. до конца XIX в. количество строений в столице увеличилось в пять раз. В Москве в 90-х годах под руководством городского головы Алексеева, великого князя Сергея Александровича, обер-полицмейстера Власовского и городской Думы быстро обновлялось запущенное городское хозяйство. В это время были построены водопровод, канализация, проведено электричество, выстроено новое здание Думы, был восстановлен Александровский сад.

Вместе с тем начали развиваться и опасные тенденции. На 1882 г. официально было зарегистрировано 20 тысяч «деклассированных», появились островки трущоб – Хитровка, Грачевка, Смоленский рынок, началось искажение архитектурного облика исторического центра, возникла проблема перенаселенности.

Привлекаемые надеждой на хорошие заработки, мечтами о хорошей жизни, крестьяне толпами стремились в Москву. Но, как писал тогда журналист, «вместо простора полей их ждали тесные улицы, сырые и темные подвалы, где живут в крайней тесноте, вместо чистого, напоенного ароматами лесов и полей воздуха, им приходится дышать пыльным воздухом, насыщенным миазмами загрязненной почвы».

Больше стало шума. Самыми бойкими улицами были Мясницкая, Сретенка, Большая Лубянка, Покровка, Садовая, а также вокзалы, где движение совершалось почти круглые сутки. В романе Андрея Белого «Москва» описание города «электрического века» в наше время неприятно поражают своей злободневностью. Писатель образно называет Москву десятых годов XX века «людской давильней», «сплошным человечником».

Об изменении облика исторической Москвы с гневом писал в 1901 г. С. Шереметьев. «И ныне среди современной Москвы тяжкий пояс новейших построек заслоняет древнейшие ее церкви. Они скрываются от взоров, но и заслонены от всех безобразий современной декаденщины, которая широкой волной вливается путем капитала, оргиям которого Москва обязана теперь постыдными произведениями. Все эти здания «новой» Москвы – без будущности, и как сама эта «новая» Москва – недолговечна. Мы увидим, что перед этим напором и нашествием удержится та старая Москва, без которой не быть России!»

Но это было только начало. За этим последовали долгие годы жесточайшей политики уничтожения главной русской архитектурной святыни - старой Москвы (с 30-х годов XX века до наших дней). А ведь по улицам города еще недавно ходили люди, которые помнят ту старую, добрую Москву начала XX века. Вот что, к примеру, сказала по этому поводу в интервью столичному журналу в начале 1990-х годов старая москвичка, народная артистка России М.В. Миронова: «Мы с мамой ходили к заутрене в храм Христа Спасителя, все сорок сороков звонили. Купола храмов сверкали на солнце, на душе благодать – для человека, родившегося в Москве, не было города красивее. А какая чистая была Москва! За каждым домом был закреплен дворник, очень уважаемый человек, его все любили. Сейчас в городе нашем не улыбаются. На улице, в метро, в магазине лица серьезные и нахмуренные. А ведь была Москва улыбчивая, вежливая, гостеприимная. До 1922 года я слышала в Москве хорошую русскую речь… Сейчас это большая редкость…»

В национальном самосознании отражается вся история народа и прежде всего ее наиболее значимые, яркие страницы. Основа национального самосознания – светлые, радостные и горькие чувства любви к Родине, к своим соплеменникам, к родной природе; верность народным святыням и идеалам; гордость за свой народ и как результат всего этого постоянное беспокойство за его судьбу. Это чувство вечной связи с Родиной, чувство сыновнего долга перед ней. Этническое самосознание включает отношение к другим народам, понимание предназначения своего народа в общемировой истории. Оно является важным показателем уровня нравственности, как отдельного человека, так и целых народов, включает в себя и знание истории, культуры своего народа.

Следует отметить, что в дореволюционной России и крестьяне, и горожане обладали высоким национальным самосознанием.

Национальное самосознание определяется и создается не только окружающей средой, воспитанием, самовоспитанием. Это чудесный Божий дар, от которого грех отказываться. Именно об этом говорит в своих стихах М.Ю. Лермонтов – поэт, который так проникновенно писал о русском народе, болел за судьбу Отчизны:

«Люблю Отчизну я, но странною любовью!

Не победит ее рассудок мой…»

«Но я люблю – за что, не знаю сам,

Ее степей холодное молчанье,

Ее лесов безбрежных колыханье,

Разливы рек ее, подобные морям…»

Все свое жизненное кредо другой русский гений – П.И. Чайковский – выразил очень кратко: «Я страстно люблю русского человека, русскую речь, русский склад ума, русскую красоту лиц, русские обычаи».

Здесь мы касаемся непознаваемой тайны человеческой души. Она передается из поколения в поколение, эта естественная для человека любовь к родной культуре и быту, ко всему, что связано с Родиной. Это – вековое соответствие и приспособленность людей именно к этим условиям. Этническое, национальное самосознание, впитанное с молоком матери, - неотъемлемая часть исторической памяти, которую хранит в себе каждый психически здоровый человек. В этом причина тоски по Родине, когда человек, не обладая четким, осознанным национальным самосознанием, вдруг почему-то чувствует себя неуютно на чужбине. Это не только ощущение удобства жить в привычной среде, но и, конечно, высшее, необъяснимое чувство, искра Божья, без которой мертва душа. Подобная сила таится в каждом, и она залог национального возрождения нашего народа.

Основа национального самосознания народа – одна или несколько основных идей. У русского народа – это, в частности, идея Москвы – сердца России. «Москва – это больше, чем столица, Москва – это идея, охватывающая всю нашу культуру во всем национальном движении», - писал в рассказе «Родина» А.Н. Толстой. Земная основа этой идеи – огромное значение Москвы как хозяйственного, культурного и исторического центра России, русского народа.

«Москва у всей Руси под горой – в нас все катится», - гласит народная пословица.

С. Бахрушин и М. Тихомиров считали, что Москва уже в XIV веке стала центром торговли и промышленности России. Впервые к этому выводу пришел известный историк Иван Забелин.

Узлом торговых путей России называл Москву М. Тихомиров. В самом деле, из одного Ярославского края ежедневно по дорогам в Москву проезжало в XVI веке 700-800 возов с зерном, предназначенным на продажу. О хозяйственном значении Москвы свидетельствует ее огромная доля в государственных налогах. В 1634 году на столицу пришлась треть – 90 тыс. рублей – пятинного оклада России, на втором месте была Казань – 26 тыс. рублей. Москва стала центром растущего всероссийского рынка, что придало городу степень этнической столицы русского народа, национального центра. И после петровских реформ, переноса столицы, Москва осталась связующим центром русского народа, ее экономическое значение стало еще более значительным. Указы Екатерины II на время ограничили промышленный рост Москвы, но зато породили вокруг нее созвездие промышленных городов и сел – спутников.

В дореформенной России Москва начала становиться узлом сосредоточения железных дорог огромной страны. Московская таможня по сумме пошлин занимала первое место в стране. Торговые обороты Москвы далеко оставляли за собой обороты Петербурга. «В Москве постоянна, в течение круглого года, биржа для внутренней торговли и промышленности России: сюда, к тому, что делается в Москве, что думают в Москве, обращены взоры торговых людей из всех концов нашего Отечества: из Иркутска, Оренбурга, с Кавказа, с Дона, столько же, как из Риги и с побережий Балтийского моря», - писал экономист В. Безобразов. Экономическая мощь Москвы даже в начале ХХ века была значительнее, чем Петербурга, который стоял в отдалении от промышленных районов страны.

Москва являлась вершиной огромной пирамиды – крупнейшего центрального промышленного района, этого хозяйственного и национального ядра русского народа, основы могущества нации, была центром притяжения крупной агломерации городов и составляла с ними неразрывное целое.

Сейчас мало кто знает о том, что Москва была главной крепостью национальной буржуазии в конкурентной борьбе с западным империализмом, в движении за протекционизм. Энергичные московские купцы веками боролись за интересы всей национальной русской буржуазии. Известный московский промышленник Савва Морозов говорил: «Богато наделенной Русской земле и щедро одаренному русскому народу не пристало быть данниками чужой казны и чужого народа: Россия может и должна быть одной из первых по промышленности стран Европы». Именно Москва стала центром городского и сельского кооперативного движения России, которое начало бурно развиваться с 1904 года. В 1912 году был основан Московский народный банк, общий баланс которого составлял 719 млн. рублей. Москва наряду с Петербургом стала центром сосредоточения заводских рабочих и интеллигенции.

Тайна главенства Москвы заключалась в том, что именно она упорно веками собирала государство, русскую нацию, выковывала этническое и политическое единство русского народа «от Сана до Тихого океана».

«Развитие московского единодержавия, в сущности, есть развитие народного единства. Московская заветная мысль и всенародная заповедь «жить за один» - служит одной цели достижения общего добра и блага для Русской земли, которая есть общее владение не для одних князей, а для всех русских людей, значит жить одной душой с интересами всего народа», - считал Иван Забелин. В древней Москве берегли замечательную традицию – стражники Кремля по вечерам каждый день возглашали славу всем городам русским: «Славен город Москва! Славен город Киев! Славен город Владимир! Славен город Суздаль! Славен город Ростов! Славен город Полоцк!» Об этом обычае восторженно писал К. Аксаков: «В этой древней перекличке раздается голос всей земли Русской. Будто слышишь, как она сама себя чувствует, сама себя торжественно называет и сознает во всех городах своих единым и совершенно целым. В этом голосе России слышишь, что царствующий град Москва помнил все города русские!»

Каждый народ по-своему ведет себя во времена исторических потрясений. Русский народ, как показала история, способен на соборные сверхчеловеческие усилия в борьбе. В мирное время это качество кажется непостижимым. Поведение нашего народа завоеватели всех времен не могли предугадать, оно было неожиданно, энергично, упорно и непреодолимо. Враг почти торжествует, но вдруг в глубине простого народа происходит всесокрушающий взрыв гнева – и противник терпит поражение. Этот взрыв народной мощи исторически был связан с угрозой потери Москвы.

Русский народ создал из Москвы свою этническую столицу, могучий и прекрасный общенародный Кром. «Град срединный, град сердечный, коренной России град!» - восклицал поэт и герой Отечественной войны Федор Глинка. Национальный центр, этническая столица – мы предлагаем ввести в обиход эти понятия, сделать их привычными терминами исторической науки. Каждая народность, нация имеют этническое ядро – основную, коренную территорию этноса – центр складывания и развития этнической истории народа, его культуры. Этническая столица, национальный центр, средоточие этнического ядра, всех исторических, хозяйственных и культурных сил и процессов – это первый по значению город нации, ее сердце.

Эта мысль не нова, а лишь забыта. Этнографическим центром русского народа называл Москву В. Ключевский. Похожие высказывания мы находим у К. Аксакова: «В особенности Москвы лежит общерусское начало, Москва выразила в себе всерусское общее значение и является представительницей общей русской жизни». Эта идея не раз выражалась в поэзии, например, у В. Бенедиктова:

«А она, Москва родная,

Вглубь России залегла

И в себе родного края

Типы жарких сплела…»

Ядром восточно-русских земель стало с XIV века междуречье Оки и верхней Волги, особенно по течению Москва-реки и Клязьмы. Здесь, возможно, наиболее благоприятные в той исторической обстановке условия для складывания ядра великорусской народности, а потом и всего русского народа, сосредоточения наивысшей плотности населения, развития и межпоколенной передачи традиций. Здесь постепенно вызревала из нескольких возможных этнических столиц одна, подлинная и вечная. Москва – один из самых ярких в мире примеров этнической столицы, и ее изучение немало может дать для познания мировых этнических процессов. Выделение и рост этнических столиц – это проявление строгой закономерности в развитии этносов. Они развиваются в соответствии с глубинными социально-экономическими процессами.

Этническая столица может не совпадать с административным центром управления государством. Так, в России это управление два столетия сосредотачивалось в Петербурге. Москва оставалась заповедником всего русского, но была и городом, открытым для благотворных влияний иных культур. Москва стала средоточием, центром выработки общерусских национальных особенностей, прежде всего в сфере профессиональной культуры. Значительное влияние этнической столицы сохраняется даже в случае исторически длительной оккупации части этнической территории иностранными агрессорами. Очевидный пример – сохранение влияния Москвы на процесс сохранения целостного развития русского этноса, сбережения общерусского этнического самосознания у русского населения к востоку от Сана, Буга и Ужа в эпоху польской, австрийской и венгерской оккупации, этноцида и колонизации Западной и Юго-Западной Руси, Галиции, Закарпатской Руси.

Окончательно Москва сделалась этнической столицей русского народа к XVI веку. После переноса официальной столицы в Петербург «Москва тем не менее осталась средоточием родного могущества, обычаев и языка, вообще нашей национальности, со всеми ее добродетелями и недостатками», - писали авторы знаменитого многотомника «Москва в ее прошлом и настоящем». В течение XIX – начале ХХ века вплоть до 1920 года русские составляли в городе до 95 процентов населения. Недаром князь П. Вяземский писал:

«Там от Кремля, с Арбата до Плющихи –

Отовсюду веет чистый русский дух…»

Вместе с тем Москва была и одной из столиц обширной, многонациональной Российской империи, а также крупным международным центром.

Эти многообразные функции великого города отражались на его национальном составе. Постепенно из выходцев разных областей России, из представителей народов нашей страны, народов других стран Европы и Азии формировалась уникальная общность москвичей.

Несмотря на то, что за годы советской власти и послесоветский период национальный состав Москвы сильно изменился, значительно снизился процент русских, в несколько раз возросло количество татар, евреев, азербайджанцев, армян и представителей Средней Азии, Москва должна оставаться глубоко национальной ради исполнения своей высокой и благородной миссии, ради полноценного развития самой русской нации и всей страны, где русский народ несет функцию государствообразующего. Тот, кто считает иначе, навязывая нам под лозунгом «интернационализма» бездушную, космополитическую идею развития Москвы, вольно или невольно действует как разрушитель и русского народа и всего нашего государства.

С XIV века Москва стала храмом всея Руси, а Кремль – алтарем этого храма. «Перенос метрополии всея Руси во 2-й четверти XIV в. дал Москве ореол национальной святыни», - отмечал академик С. Бахрушин. Сбылось тогда пророчество святого митрополита Петра великому князю: «Если меня, сыне, послушаешь и храм пречистой Богородицы воздвигнешь и меня упокоишь в своем граде – и сам прославишься паче иных князей и сыновья и внуки твои из рода в род: город сей славен будет среди всех городов Русских и святители будут жить в нем и взыдут руки его на плечи врага его и прославится Бог в нем!»

Положение Москвы, как третьего Рима, т.е. мировой столицы Православия, резко усилило ее международное значение культурного и политического центра.

Местные святыни Москвы получили общерусское значение: мощи митрополитов Петра и Алексея, твердых поборников первенства Москвы, и других. Именно из Москвы, возможно, широко распространился по всей Руси культ Святого Николая. Собирая Русскую землю, московские князья старались собрать в столице и важнейшие общерусские святыни, что находились в иных городах: в Успенском соборе – иконы Св. Спаса Вседержителя (Новгород), Благовещенья пресвятой Богородицы (Вел. Устюг), Одигитрия (Смоленск), Божья матерь Владимирская, икона Псково-Печерская, Спас Нерукотворный из Хлынова, Св. Николай Великорецкий из Вятки и другие. В 1547 г. собор иерархов канонизировал 22 святых, к 1549 г. – еще 17 Русских святых – намного больше, чем за всю предыдущую историю Русской церкви.

Как отмечала А.В.Фролова, с XVI века, когда слагалось Российское централизованное государство, культ местного святого после присоединения удела или области к Москве не уничтожался, а переносился в Москву. Иконы затем ставились в иконостас Успенского Собора, который постепенно становился пантеоном Руси.

Москва все больше и больше влекла к себе сердца и умы, подобное средоточие святынь, веры, всей духовной культуры нашего народа освящало всякий шаг Москвы в глазах России.

Иван Забелин подчеркивал, что культ Москвы не насаждался сверху, а возник в народе и особенно усилился после Флорентийского собора, когда «Царьград променял православное первенство на похлебку папского Рима». И тогда все православные народы поняли, что единственный их защитник – Москва. «Все их упования в первой Москве находили точку опоры, непобедимую силу. С того времени Москва – щедрая благотворительница для угнетенных народов Восточной Европы».

В XIX в. следует отметить деятельность митрополита московского Филарета, напоминавшего подвижников древности, горячего патриота нашего города. «Однажды при благословении», - вспоминал С. Шереметев, - «митрополит Филарет особенно ласково прибавил: любите Москву, не переставайте быть московскими!» В бумагах Филарета найдена запись: «Государь говорит: поклон доброй Москве». Образец воззрений Филарета – его вдохновенная молитва, произнесенная им в день 700-летия Москвы в 1647 г., в ней – вся история Москвы:

«Царствующий град сей не месяцев только и лет начало пред собою ныне зрит… но семь протекших над ним веков помянув, судьбам Твоим чудится и в помышлении о судьбах восьмого своего века пред лицом Твоим, Царь веков, благоговеет… славим Твое благодатное избрание… что малую некогда весь во град великий возрастил… и прославиться Тебе в нем угодником Твоим святителем Петром предвозвестил, также и престол православия здесь утвердил и корень единодержавия всероссийского здесь посадил… и угасшему светильнику царскому отселе с светлостию воссияти даровал, и святым Твоим здесь пожити и во благоухании Святыни почити благоволил, их же молитвами от напастей ограждал град сей и в дни наши, мневшийся погибнути, от пепла и разрушения восстановил… Отче щедрот и господи милости! Благослови венец семи веков, что на главе царствующего сего града, и в восьмом, да не увядает!»

На похороны Филарета собралась вся Москва, прибыло множество людей из других мест России, в течение трех дней народ прощался с праведным старцем. Народ называл Филарета Московским владыкою, его чтили при жизни, как святого.

Долго чтила Москва память и епископа Августина (Виноградского), который самоотверженно руководил перед вступлением французов спасением всенародных кремлевских святынь, а после освобождения отдал все свои силы возрождению столицы. Недаром хранит историческая память народа имя Василия Блаженного, великого подвижника, прозорливца и чудотворца времен Иоанна Грозного. Он родился в селе Елохове, был сыном простого сапожника и пользовался такой любовью народа, что имя его навеки осталось запечатленным в народном названии красивейшего храма Руси.

Ни в одной крупной столице Европы или Северной Америки преобладание национальной религии не было в XIX в. выражено так сильно, как в Москве. В 1882 г. православные (без старообрядцев) составляли в Москве 92%, в Петербурге – 84,4%, в Берлине тогда же протестантов было 87%, в Вене – 85,4% католиков. В конце XIX в. духовенство составляло в Москве 1,7%, а в Петербурге – 0,9% населения.

В 1904 г. православные и «старообрядцы» составляли 94,5% населения Москвы, мусульмане – 0,5%, католики – 1,6%, иудеи – 0,9%, протестанты – 2,2%, армяно-грегориане – 0,2% и прочие – 0,1%. В 1910 г. в городе насчитывалось 402 церкви православные и единоверческие, 15 иноверческих, из которых 3 католические, 3 протестантские, 3 армянские, 2 мечети, 2 синагоги. Монастырей – 24 православных, 1 единоверческий, 1 старообрядческий. Молитвенных домов было: старообрядческих – 28, католических – 4, протестантских – 3, мусульманских – 2, иудейских – 7, прочих – 2. Православных часовен насчитывалось 62. Интересно, что на один храм в Москве в 1904 г. приходилось всего 234 человека. В то же время в большинстве больших городов этот показатель составлял 1-2 тыс. чел. и более: Саратов, Астрахань – более 3 тыс., Ростов на Дону – 4,5 тыс. Даже в городах Севера на 1 храм приходилось до 500 чел., в Суздале – 246. Лишь Плес (220 чел.), Холмогоры (82 чел.) и малые городки Севера составляли исключение.

«Нигде нет такого грандиозного количества церквей и монастырей. Нигде торжественные церковные праздники не сопровождались такой пышностью и великолепием, как в Москве, в которой красуются в небесах церковные купола и так стройно раздается звон колоколов, где почитают почитаемые православными мощи праведников, где находится огромный собор духовенства и такое множество жителей, исповедующих одну веру,» - писал М. Вистингоф в «Очерках московской жизни».

В Москве были сосредоточены многие святыни Русского Православия, она была центром паломничества сотен тысяч верующих. «На следующее утро тронулись в Москву. Я был вполне счастлив, и в каком-то особенно торжественном настроении. Впереди была Москва!», - вспоминал большой патриот Москвы С. Шереметев о днях своей молодости. При расставании отец вручил ему список важнейших святынь столицы, которые тогда у русских полагалось посещать в первую очередь: Иверскую часовню, часовню у Каменного моста, икону Спаса Нерукотворного на Остоженке, Новоспасский монастырь, Троицкую лавру и другие. Москвич И. Свиньин в своих мемуарах также свидетельствовал о том, что провинциальные дворяне часто посещали Москву с религиозной целью, приноравливали поездки к главным Православным праздникам, и все приезжавшие обязательно поклонялись московским святыням. «Каждого из таких добровольных пилигримов влекло желание помолиться, поклониться московским святыням, окинуть глазами Белокаменную столицу, увидеть златоглавый Кремль, Царь-колокол, Царь-пушку и, вернувшись к своим пенатам, со спокойной совестью сказать: Слава Богу! Теперь в жизни все видено, все чувствовано, пережито, можно спокойно и умирать…»

На всю страну, на всю Европу прославились московские Православные празднования. Особенно торжественным и поэтичным было празднование Пасхи. «Нигде этот праздник столь не заметен, как в благочестивой Москве, недаром не только мы, Русские, но и некоторые иностранцы издалека стекаются сюда к этому раю, чтобы только встретить его и насладиться духовно.» Из детских воспоминаний И. Слонова также чувствуется, какое восхищение и чувство единения в служении высшим идеалам вызывало в простом народе это великолепное празднество, когда Кремль становился огромным всеобщим храмом:

«Вечером в Великую Субботу площадь Кремля к 22 часам представляла целое море человеческих голов. Среди толпы встречалось много людей других вероисповеданий, а также иностранцев, приезжающих в Москву специально для того, чтобы видеть в Кремле эту Святую ночь. В половине 12-го начинают освещать разноцветными шкаликами колокольню Ивана Великого, ограду и стену соборов. В то же время внизу расстилается на громадном пространстве Замоскворечье, представлявшее волшебную картину: на фоне темной ночи так красиво и ярко вырисовываются многочисленные силуэты иллюминированных церквей, при этом во многих местах пускают ракеты и жгут бенгальские огни.

Но вот на Храме Великом раздается первый удар колокола и вслед за ним по Москве быстро полились густой волной звуки колоколов всех московских сорока сороков. Народ в Кремле обнажает головы, зажигает свечи и христосывается. Из Успенского собора выходит крестный ход во главе с московским митрополитом, раздается радостная песнь «Христос Воскресе», ей вторит красный звон всех кремлевских колоколов и пальба из орудий – все сливается в один победный ликующий звук. Тот, кто раз видел Светлую ночь в Московском Кремле, никогда ее не забудет.»

А вот как описывал Великую ночь в Москве очевидец за 70 лет до Слонова, в 1805 году:

«Вскоре раздался первый призывный к молитвословию удар огромного ивановского колокола, и в одну минуту, как-будто по какому-то электрическому сотрясению загудела вся Москва. Я в жизнь свою не забуду этой минуты! После получасового благовеста внезапно начался общий оглушающий звон всех колоколов кремлевских и целого города, и в то же время из всех соборов потянулись древние хоругви, златокованые иконы и кресты, духовенство в праздничном облачении, с дымящимися кадилами, а за ним тьма тьмущая народу с зажженными свечами при громогласном и торжественном пении этой божественной песни «Воскресение Твое, Христе Спасе, ангели поют на небесах».

«И великий художник, и великий мыслитель могут возникнуть и воспитаться в каком угодно углу Русской земли, но составиться, созреть, сделаться всеобщим достоянием мысль общественная может только здесь. Русский, чтобы сдуматься, столковаться с русскими, обращается к Москве». Так пророчески определил значение Москвы в развитии национальной профессиональной культуры русских великий москвич А. Хомяков. Именно в Москве зародилось и расцвело благородное и патриотическое движение славянофилов, здесь оно имело и наибольший отклик.

«Сюда! На дело песнопений,

Поэты наши! Для стихов

В Москве ищите Русских слов,

Своенародных вдохновений!»

(Н. Языков)

Возьмем любую отрасль русского профессионального искусства, и всюду увидим определяющую, главенствующую роль Москвы. Именно в Москве произошло чудо возвращения блудного сына – русского зодчества – к народности, национальной традиции. «В московской архитектуре гораздо сильнее, чем в Петербурге, сказывается увлечение русской самобытностью: основной облик Москвы определен XVII веком. В Петербурге нельзя вдохновиться древней Русью…», - писал один из авторов «Москва в ее прошлом и настоящем» Ю. Шамурин. В зодчестве русского возрождение началось с 30-40-х годов. Тяготение к национальной по духу и форме архитектуре усилилось в 60-е и особенно 80-е годы. Были попытки приблизиться к подлинному духу древнего русского зодчества – могучему, суровому и светлому, были и талантливые удачи, прозрения. В Москве работали такие зодчие нового русского Возрождения, как Щусев, Фомин, Померанцев, Шервуд, Чичагов, Никитин, Петров, Быковский, Козловский.

Тяготение к Российскому Риму объединяло все лучшие силы русских художников. В их числе Кустодиев, Коровин, Нестеров, Васнецовы, Петров-Водкин, Борисов-Мусатов и многие другие. Основные черты самобытной московской школы выделил современный искусствовед Г. Поспелов: «…непосредственность в выявлении художественного темперамента, в отношении к природе, патриотизм, тяготение к живописной свободе… художественной, почвенничество, которое выражено в большем обращении к национальной традиции, в создании обобщенного образа России».

«Русские композиторы, творя в Петербурге чисто национальные по духу русские оперы и симфонии, редко встречали в нем большое сочувствие и поддержку, а когда те же создания появлялись в Москве, они неизменно вызывали бурю восторгов», - писал известный музыковед Е. Казанский. Так случилось с операми Глинки «Руслан и Людмила», Даргомыжского «Русалка», Верстовского «Аскольдова могила», с операми Римского-Корсакова, отвергнутыми в 90-х годах в Петербурге. Москвичи сделали их любимыми национальными операми.

Где, как не в Москве, мог вдохновиться художник величием и красотой Родины, окинуть мысленно взором всю Русь и всю ее историю! Мы можем гордо оглянуться назад, на многовековую художественную работу, проделанную Москвой. Имя ее – народотворчество.

Велика роль Москвы в сфере народной психологии. Картину мира для представителей каждого народа образуют символы, которые олицетворяют и скрепляют единство этноса. Москва – важнейший символ, идеал русского национального самосознания, значение которого может во много раз превосходить бытовое, реальное значение города. За Москву совершают подвиги, за нее умирают, ибо она для русского человека – в центре образной психологической картины Родины.

О всенародной любви к Москве немало строк написано Иваном Забелиным. «Народ в своей громаде живет еще идеями и идеалами XVII века, поэтому народ любит Москву, как родную мать. Он не помнит, какие грозы и несправедливости перенес от нее во времена своего младенчества, не помнит ее беспощадного, иногда и бестолкового материнского ученья. Он запомнил крепко только одно, что она ему – родная мать». Москва наделялась в русских исторических песнях постоянными определениями: «каменна, белокаменна, кременна», «славна матушка, камена Москва». Часто встречаются в фольклоре такие выражения: «великий град Москва», «Москва преосвященная», «Московский народ» - имеется в виду русский народ. Главной темой устного народного творчества, порожденного героическими событиями 1612 и 1812 годов, стало освобождение Москвы. Прославился в 1812 году ответ русского солдата, который на увещание командира проявить храбрость ответил: «Что нас уговаривать! Стоит на матушку-Москву оглянуться, так на черта полезешь!» В словаре Даля мы найдем такие народные пословицы: «Кто в Москве не бывал – красоты не видал!», «Москва – всем городам мать!» и многие другие. Народная интеллигенция развила и дополнила народный образ Москвы. О нашей столице было создано бесчисленное множество стихотворений, рассказов, романов, картин, исторических трудов. К сожалению, многие из этих замечательных произведений ныне забыты. Вспомним же одно из самых сильных, благородных произведений о нашей матушке-Москве. Это стихотворение Константина Аксакова.

 

Москва

Столица древняя, родная,

Ее ль не ведает страна?

Ее назвать, и Русь святая

С ней вместе разом названа.

У ней с землей одна невзгода,

Одно веселье, общий труд,

Ее дела – любовь народа –

Ей право первенства дают.

За Русь не раз она горела,

Встречая полчища племен,

За Русь не раз она терпела

И поношение, и плен.

В напастях вместе с нею крепла,

Мужалась, Господа моля,

И возникала вновь из пепла –

И с нею Русская земля.

Ее удел – всегда тревожить

Врагов России заклятых,

Ее унизить, уничтожить

Не раз пыталась злоба их,

Но в страх врагам, но в радость краю,

Она, великая, сильна, -

И старый клич я поднимаю:

ДА ВЕЧНО ЗДРАВСТВУЕТ МОСКВА!

Юрий Аверьянов

Впервые опубликована: «Российский этнограф» ,№3, М., 1993,
редактирована автором в 2011 г. для публикации на сайте «Западная Русь».