«Что это, Бэрримор - Темза?» «Нет, сэр. Это шпана с другого берега». Вопрос, откуда в  щепетильном Лондоне с его обильными прихотями завелись гопники с их простыми запросами, уже… волнует человечество.

И у нас, и в Британии до сих пор есть люди, которые воспринимают вынос кроссовок через витрину - между прочим, без примерки (а вдруг не подойдут?) - как форму социального протеста. «Мародеры - мразь», - пишет первый же комментатор под подборкой выразительных фото о грабежах. «Мразь - компании, уклоняющиеся от налогов», - отвечает ему второй. «Бедняки в Англии - уже давно жертвы насилия со стороны правительства и полиции. Насилие порождает насилие», - присоединяется третий. «По ту сторону баррикад находятся такие же люди», - волнуется комментатор на «Слоне». «Я готова пожертвовать всем, что у меня есть, ради счастья народа», - пишет русская революционерка Лидия Кочеткова своему швейцарскому жениху в 1898 году (...).

Те, кто готов понять и простить, - сами  порядочные люди, которые не пойдут выносить кроссовки ни при каких обстоятельствах, и поэтому им кажется, что нужны какие-то веские причины, какая-то вопиющая несправедливость и постыднейшая нищета, чтобы кто-то пошел. Психолог мог бы заподозрить их в некоторой экзистенциальной трусости - человек страхуется от падения: «Я не на дне, но если окажусь, кто-то пожалеет и меня». Но прежде всего это случай тяжелой инерции обществоведческого сознания, которое разогналось сто лет назад и не может остановиться. Ведь вся огромная интеллигентская традиция и великая русская литература про это (хотя «Преступление и наказание» - против).

Из-за этой инерции совести мы еще боимся мысли, что быть социальным низом - по крайней мере, в современной Европе - личный выбор человека. Не фатум, не рок, не «парки - бабье лепетанье», а мое хотенье-щучье веленье. Воротись, поклонися рыбке: не хочу быть столбовою дворянкой, а хочу быть черной крестьянкой. Сидеть у разбитого корыта на пороге социальной избушки. А соседки будут завидовать: как ловко устроилась.
(...)
Никакого запредельного неравенства в доходах в Великобритании нет, зато налицо перераспределение доходов  в пользу меньшинства внизу. В 2009-10 финансовом году средний годовой доход 20% самых богатых британских домохозяйств составлял 78 000 фунтов до налогообложения и получения соцпособий и 58 000 - после. Соответственно, для 20% самых бедных домохозяйств - 5000 фунтов и 15 000 соответственно. Итоговая разница между доходами самых богатых и самых бедных - меньше чем в 4 раза. Таким образом, самые бедные в отчетный период получили помощи в три раза больше, чем заработали собственных средств. И это в высококонкурентной и экономически либеральной Британии, где неравенство не является неприличным, как где-нибудь в Скандинавии.

Абсолютной бедности в Великобритании, как и вообще в Европе,  уже давно нет - никто не живет меньше, чем на $2 в день. Но кто думает, что лучше жить на пособия там, чем работать здесь, будет разочарован. Бедностью в Британии считается доход в 60% и ниже от среднего по стране. Например, в 2008/09 финансовом году это было 119 фунтов в неделю для одного после уплаты стоимости проживания (ипотеки, найма, коммунальных услуг) - так сказать, чистыми на овсянку. Тогда к этой категории относилось 13,5 млн жителей Британии или примерно одна пятая населения.

Но несчастье не в бедности, а в ее количестве. Каждый человек в какие-то моменты жизни может оказаться беден, вот я, например, 13, а потом еще раз 7 лет назад. Может быть социальные катаклизмы так прибили на дно бедных британцев, что они не могут его покинуть и знай повторяют: «Man - how proud it sounds!»

Но нет. Вырваться из самых бедных слоев в Англии вполне реально, что ежегодно доказывают тысячи англичан, которые именно это и делают. В конце 2010 г. британский департамент занятости и пенсий опубликовал на эту тему большое исследование, анализирующее тенденции в этой области в 1991-2008 гг. Оказывается, только 34% тех, кто в 1991 г. относился к 20% британцев с самыми низкими доходами, оставался там же в 2008 г. Две трети тех, кто считался бедным на начало 90-х, покинули социальный низ и перебрались в средний класс и выше. Да, выше, потому что почти четверть (24%) из них в 2008 г. уже принадлежали к 40% наиболее богатых британцев.
(...) в то же десятилетие росли экономики всех стран, включая беднейшие страны Африки, а Зимбабве под руководством Мугабе пришло к полному экономическому краху и инфляции в миллионы процентов в месяц.   Именно в этих десяти процентах, как и в государстве Зимбабве, особенно востребована идеология  «Justice!», для которой в русском языке существует следующий синонимический ряд: придумали кризис людей дурить; да они на наши денежки там жируют, грабят простой народ; развелось бездельников; грабь награбленное; надо здесь и сейчас осознать себя как класс; шаг вперед, два шага назад; чувство момента, отбросить сантименты; мы пойдем другим путем, свободу обретем; сегодня рано, завтра будет поздно; посмотри на это небо, взглядом, бля, тверезым; братан, ну дай десять рублей; эй чувак, дай закурить, не понял что ли; мало расстреливаем профессуры.
Социальный низ - это, прежде всего, не доходы, это поведение.
(...)
Пока сытым было меньшинство, выбиться в него было проблемой. Но «выбиться  в большинство» - даже звучит нелепо. Сам язык подсказывает, что это абсурд. Большинство - оно ж к себе притягивает с силой прямо пропорциональной массе и обратно пропорциональной расстоянию. А расстояние, как показывает статистика, не очень большое. Да и в городе - рукой подать.
Москвичи, оглянитесь вокруг. Сколько на ваших глазах иногородних ребят приехали никуда и ни к кому с нулевым стартовым капиталом, нулевой помощью из дома, с никакой поддержкой государства (ну или с поддержкой в виде где-то и когда-то полученного образования), без жилья и друзей и за несколько лет стали вполне себе очень даже.
Тем более, в Европе. Со времен Диккенса и Золя произошла великая социальная революция. Деньги, работа, стипендии, образование давно подведены в каждый дом - просто это не так заметно, как с водой и электричеством. Но если человека, который не пользуется водой и электричеством в своем доме, никому не приходит в голову жалеть, ну то есть - социально жалеть, потому что, кто ж ему мешал краник-то повернуть, тому, кто не пользуется работой и образованием, мы все еще готовы сочувствовать.
Может, оно и к лучшему, а то какая она на фиг интеллигенция, если безжалостная. Главное, чтобы не вооружала тех, кого жалеет. А то будет, как у Лидии Кочетковой, которая пишет своему швейцарцу  в революционном 1906 году: «Все растаскивается по домам, а в усадьбах оставляют следы варваров. Я была в одной такой усадьбе - все разграблено, портретам выколоты глаза, повсюду, во всех мыслимых и немыслимых местах кучи кала. Откуда в моем народе столько кала?! У меня совсем другое представление о нашей революции!» Ну столько не столько, а процентов пять всегда найдется, и не только в нашем, Лидия."

Politonline.ru, Александр Баунов