Русское Движение

Неромантические заметки к годовщине ГКЧП

Оценка пользователей: / 0
ПлохоОтлично 

Вот он, похоже, и начинается новый глобальный экономический кризис – во всяком случае, именно так ныне происходящее нам представляют правители и деятели международных финансовых организаций. Но новый ли это кризис, или же это лишь слишком рано и безосновательно нам поспешили объявить о завершении предыдущего? Ответ очевиден, но понаблюдаем. А пока у нас уже третья годовщина грузино-осетинской войны 2008-го года, и плюс мы готовимся отмечать двадцатилетнюю годовщину странной попытки государственного переворота, предпринятой практически верхушкой руководства СССР в августе 1991 года.

Годовщину ГКЧП раскручивают как некоторую ностальгическую возможность вспомнить о временах романтического противостояния «новой России» чему-то прежнему, последним «судорогам мрачного тоталитаризма». И корреспонденты, обращающиеся в эти дни за интервью, обязательно спрашивают что-нибудь вроде: «Действительно ли ГКЧП был последней каплей, переполнившей чашу и подписавшей приговор СССР?»…

Капля или не капля, но кто-то же ведь ее «капнул»? Кто?

И тогда, два десятка лет назад, с самого первого момента меня не оставляло ощущение какой-то ненастоящести, бутафории этого «переворота». И действительно: ведь расстановка сил на Съезде народных депутатов СССР и в Верховном Совете СССР была такова, что заявись участники переворота со всем тем же на Съезд, дружно предложи сместить Горбачева и поставить кого-то иного, и большинство Съезда, тем более, поняв, что прежний начальник более уже не всесилен, тут же так же дружно их поддержало бы. И вот, пожалуйста, это был бы уже не антиконституционный переворот, а законная смена главы государства, исполнительной власти и курса, а также вполне законное введение чрезвычайного положения, если, конечно, оно было нужно и могло на что-то повлиять. И никакое «Лебединое озеро» уже не требовалось бы. Да и противостояние с российским Верховным Советом в этом случае явно уже не могло бы принять столь жесткий характер.

Решало ли бы это вообще какие-то проблемы на глазах разваливавшейся страны? Сомневаюсь. Для этого ведь нужен был не просто тот или иной вариант сценария взятия власти, но какая-то идея, концепция дальнейшего пути и стратегия развития, чего, похоже, у «гекачепистов» не было. А, может быть, и было, но они не сумели этого до нас донести?

В целом же, налицо сочетание нескольких факторов, не позволявшее тогда и не позволяющее теперь, по прошествии времени, относиться к этому «перевороту» как к настоящему.

Во-первых, повторю, странноват был выбранный метод действия, явно не соответствовавший ситуации и возможностям. Зачем было биться головой об стену, если можно было просто войти в открытую дверь и получить полную поддержку большинства Съезда? Тем более, что по косвенным признакам было понятно, что председатель Верховного Совета Лукьянов, если не соучаствовал, то, как минимум, симпатизировал путчистам. И именно его материал озвучивался и публиковался в дни путча как одно из обоснований его необходимости. Так тогда, тем более, срочно созовите Съезд и получите полное одобрение и поддержку, напомню, тогда высшего конституционного органа власти страны, как говаривал Горбачев, «имевшего право принять любое решение»…

Во-вторых, странноватые были выбраны фигуры – явно никогда не отличавшиеся особой самостоятельностью и, тем более, склонностью к авантюрам. Среди этих людей, было совершенно очевидно, не оказалось ни одного явного внятного лидера, способного хотя бы попытаться повести за собой. Но, не имея лидера, как делать переворот? Это ведь не я сейчас такой постфактум умный – эти люди тогда были и жизненно, и организационно, и, уж извините, аппаратно-бюрократически не глупее меня нынешнего. И не могли не понимать, что без лидера никакого переворота им не сделать…

Наконец, в-третьих, как известно, незаконное взятие власти и излишне деликатный гуманизм не очень-то дружат. Как говорят, не стоит хватать тигра за хвост, но уж если схватил – не отпускай. Так и здесь: уж если власть незаконно (хотя и полагая, что «во спасение») взяли, так уже нельзя было проявлять нерешительность (если действительно верите, что «во спасение» страны) и ее отпускать. Но решимости проявлено тоже не было, что в такой ситуации, согласитесь, странно.

Кстати, в случае подобной решительности путчистов, весьма вероятно, и мне лично весьма и весьма не поздоровилось бы: позже, уже в сентябре, ко мне приезжал опрашивать меня следователь – в связи с тем, что, как он мне сказал, я был в списках на «интернирование» и, соответственно, следователя интересовало, применялись ли ко мне в дни путча какие-либо меры…

И четвертое, субъективное: настораживал некоторый «героизм» и даже чуть ли не самоотверженность, вдруг проявленные в те дни людьми, которых в подлинном героизме и, тем более, самоотверженности, ни до того, ни после того заподозрить я никак не мог...

Таким образом, история с этим путчем остается подозрительной и темной. И вот вопрос: казалось бы, для самого начала девяностых годов это – самая героическая страница новейшей истории страны. По степени драматизма разве можно ее даже сравнивать с принятием годом ранее декларации о независимости России? И по всем законам жанра революционного мифотворчества именно историю противостояния путчу и полагалось бы возвести сразу же в ранг чуть ли ни библейской истории. Тем более, что все основные герои – были непосредственно при власти. Но почему-то этого не сделали – почему? Не потому ли, что те, кто принимал стратегические решения, знали о каких-то закулисных сторонах истории с этим путчем и не хотели строить новую мифологию на уж слишком жидком основании?

И немного личных воспоминаний. Так случилось, что прямо перед самым путчем мы с друзьями ездили корчевать деревья в садоводстве на участке под Выборгом, который тогда дали моей теще на питерском предприятии. Отсутствие достаточного опыта, грубое нарушение техники безопасности - и вот я уже с пробитой топором дырой в сапоге, откуда хлещет кровь. И на все это смотрит моя беременная тогда жена: корчевать деревья на участке – это же была такая легкая и приятная прогулка на природу… Приезжаем в Выборг, а там – новости «многоукладной экономики»: к врачу огромная очередь, но есть и очередь другая, в другую дверь, короткая, но платная. Деваться некуда – платим деньги и через другую дверь попадаем… к тому же врачу… В общем, в конце концов зашили, перевязали, но ГКЧП, как читатель уже может догадаться, я встретил в Петербурге на костылях.

Раннее утро 19 августа 1991 года: наперебой звонят друзья и знакомые, некоторые предлагают меня где-то у себя надежно спрятать. Что ж, не потребовалось, но за добрые чувства до сих пор благодарен. А кто-то один, уже, к сожалению, запамятовал, кто именно, проявил практичность: мол, сопротивляться или сдаваться – дело твое, но имей в виду – швы лучше снять, так как в тюрьме могут и загнить. В результате первым делом едем к знакомым в больницу досрочно снимать швы, а уже затем – в Ленсовет. На костылях, как (мы тогда шутили) чуть ли не герой, уже пострадавший в каких-то неизвестных боях…

Конечно, всех, кто сейчас обращается за комментариями и воспоминаниями, интересует момент противостояния: многолюдный митинг на Дворцовой площади, затем митинги у Ленсовета и т.п. Да, все это было, но должен признать, что и тогда у меня было несколько двойственное чувство по отношению к происходившему. Что-то вроде «своего среди чужих» и «чужого среди своих». Когда ГКЧП только озвучил свои лозунги, моя первая реакция было простой: доигрались. Потому что буквально перед самым-самым путчем мне пришлось выступать на каком-то «демократическом» собрании и говорить о необходимости принятия на себя движением ответственности за действия тех, кто под «демократические» лозунги сейчас повсеместно приходит к власти, в том числе, на районном уровне. Дальше же повсеместно начиналась, буквально, вакханалия: «демократические» избранники объединяли в одних руках законодательные и исполнительные функции и начинали лихо и бесконтрольно распоряжаться бюджетом и недвижимостью (это еще, кстати, в СССР, до всякой официальной масштабной российской приватизации). Но понимания среди «единомышленников», к сожалению, в очередной раз не нашел…

Но, другое дело, что представляя себе, как минимум, некоторых из лидеров путча, включая ныне уже покойного тогдашнего вице-президента СССР Янаева, я, конечно, никак не мог рассчитывать на то, что именно эти люди сейчас, пусть и взявшие власть противозаконно, но, наконец, возьмутся и станут действительно наводить в стране порядок…

…Три ночи мы провели в Ленсовете: участвовали в каких-то совещаниях, что-то делали, решали. В основном из памяти уже все выветрилось, может быть, потому, что особо важным и героическим этот период своей жизни позднее я никогда не считал. Напротив, полагал, равно, впрочем, как и сейчас, что мы оказались невольными участниками чьего-то чужого спектакля, подлинный смысл которого был от нас скрыт. И, очевидно, те сотни тысяч человек, что пришли двадцать лет назад 19 августа на Дворцовую площадь в Питере, а также затем ночами дежурили, заполняя всю площадь у Мариинского дворца, равно как и те, кто защищал в Москве «Белый дом» (тогда это был и парламент России, и место расположения органов исполнительной власти) боролись таким образом и были готовы даже и к самопожертвованию отнюдь не ради того, что в России затем стали строить – не ради такой «новой России».

И еще два штриха. Когда позже, на волне победной эйфории, все стали рассказывать о своих впечатлениях, резануло повествование известного тележурналиста Александра Любимова: он восторженно рассказывал о том, какие разные люди и разными способами защищали «Белый дом», в частности (с восторгом): «Приезжали какие-то бандиты – тоже денег давали…». Казалось бы, здесь должен был включиться красный свет: стоп, если бандиты дают деньги – может быть, я что-то не то делаю?

И второй: позже, когда я был уже начальником контрольного управления президента, ко мне регулярно присылали каких-то странных людей, «награжденных дарственными часами президента за оборону Белого дома» или вроде того - и их обязательно надо было взять заместителями начальника или, как минимум, на какую-то серьезную должность. Но люди, как я уже сказал, были, как правило, странноватые – кто только не примазывается к победам? И, слава богу, особого давления в этой части на меня не было – ни одного не взял, а к людям, особо кичащимся своими заслугами в деле «обороны Белого дома» у меня тогда возникло стойкое недоверие. Понятно, что среди реальных защитников было, наверное, абсолютное большинство людей искренних, но им, подозреваю, никаких «дарственных часов» не досталось. Да многие, наверное, затем уже и не взяли бы, а взявши – вернули бы…

Юрий Болдырев

Столетие