Когда я первый раз услышал гимн независимой Украины, меня охватило странное ощущение. Текст гимна выглядел сюрреалистическим произведением, смысл которого ускользал от восприятия.
Отдельные строфы, особенно самая первая, казались саунд-треком к фильму типа «Зловещие мертвецы». При более подробном исследовании оказалось, что текст гимна вовсе не столь странен. Он просто отражает в себе загадочную, но в то же время абсолютно понятную душу народа. Вся загадочность в ней навеяна обрывками учёности, кои она так и не смогла переварить. Сочетание простых, естественных инстинктов и мало понятных народу социально-политических концепций в результате дали дикую смесь из воинственного польского «Марша Домбровского», каких то народных плачей, невнятных угроз и всеобъемлющего культа главного народного божества – Халявы.
Его всегда исполняют с трагическим выражением лица. Многие плачут. На похоронах плакать вполне естественно.
Ще не вмерла України ні слава, ні воля…
Украина умирает, но пока ещё жива. Специальные заведения, в которых лежат неизлечимо больные, называются в толерантной Европе хосписами. Там не лечат, там помогают умирать. А если точнее – туда изолируют неизлечимо больных, чтобы своим видом они не портили настроение всем остальным.
Выяснилось, что после обретения воли от свободы ничего не осталось. Как оказалось, её не было ни при одном незалежном президенте. Каждый раз волю кто-то приватизировал. Нет, конечно, теперь можно совершенно свободно ставить памятники в честь Голодомора и кресты в память чекистских ликвидаций, но теперь можно эти же кресты пилить бензопилой прямо в центре столицы. Вместе с обретением «свободы» загадочным образом куда-то испарилась «слава». Правда, ещё не совсем – дурная слава не только осталась, но и приумножилась.
На весь мир страна была прославлена горластыми тёлками из FEMEN как мировой центр проституции и педерастии. Теперь об этом знают даже в Новой Зеландии. Очень ценят украинскую славу в Италии, Португалии – там славные потомки казаков торжественно выносят судны и моют задницы престарелой Европе.
Ще нам, браття молодії, усміхнеться доля…
Страсть к халяве для народной массы всегда была главной страстью. Однако вообще никогда не сбывалась. Поэтому, дожив до предсмертного хрипа, очередной страдалец, всю жизнь мечтающий о халяве, прухе, улыбке судьбы, роге изобилия, джек-поте, талонах на усиленное питание, молочных реках в кисельных берегах завещает пока ещё живым единомышленникам свою самую сокровенную мечту – чтоб у нас было всё, но за это нам бы ничего не было. На эту простейшую уловку народную массу подцепить легче всего. Стоит пообещать, что там… на Поле Чудес, деньги растут прямо на деревьях, как сразу же армия деревянного на всю голову электората дружно марширует в указанном направлении. Так было всегда, при всех формах правления и во всех исторических эпохах.
Згинуть наші вороженьки, як роса на сонці…
По улицам с шиком, морща низенькие лобики, маршируют новоявленные штурмовики, мечтающие о том, чтоб враги вдруг, в один момент, куда-нибудь сгинули. Отличие среднестатистического украинского штурмовика от своего европейского аналога примерно такое же, что и отличие продукта гитлеровского автопрома – «Фольксваген» от продукта наследия кровавого тоталитарного режима – автомашины «ЗАЗ». Впрочем, даже с этой моделью незалежный автопром справиться не смог.
Кроме чисто внешних отличий (достаточно посмотреть пару фильмов Ленни Рифеншталь, чтобы понять, кто на самом деле нацист, ариец и «раса господ», а кто вчера спустился с гор и до сих пор не протрезвел от домашнего самогона) имеются отличия более глубинные. Немецкие нацисты, начиная с «Хорста Весселя», поют песни о боях, ратном подвиге и т.д. Никому из них не пришло в голову, что враги вдруг сгинут, сами собой. Ночью они ещё есть. А утром полное благолепие. Ликует народ на трибунах. Наши штурмовики настроены именно на халяву. Апофеоз национальной мечты – исчезновение всех врагов самым непостижимым образом. Впрочем, эта мечта вовсе не лишена смысла, поскольку главные враги Украины — всегда явление искусственное, я бы даже сказал, виртуальное. Что-то вроде мультяшных злодеев, которые, если и существуют, то только в воображении тех, кто их сочинил. И тех, кто с детской непосредственностью верит в их подлинность.
Запануєм і ми, браття, у своїй сторонці
После того, как халява будет обретена и враги пропадут из национального телевизора, начнётся самое главное. Они запануют. Пан – польское слово, попавшее в праславянские языки ещё со времён господства скифов. Скифы называли человека, владеющего коровьим стадом, gupаn. Примерно в том же значении слово вошло и в славянские языки, обозначая человека, владеющего большим богатством и, вследствие этого, уважаемого. Слово прижилось в Польше. Панами стали называть галицких бояр, которые принимали католичество и превращались в шляхту после оккупации Польшей бывшего русского Галицкого княжества.
В народном самосознании пан – это калорийно питающийся, хорошо одетый мужчина, который непонятно за какие заслуги владеет каким-то богатством и распоряжается им по своему усмотрению. С народной точки зрения, это вопиющая несправедливость. Потому что паном должен быть вовсе не он, а несправедливо обойденный «долей» представитель народной массы.
Другими словами, пан – это человек, для которого тщётно ожидаемая халява вдруг осуществилась. Враги испарились под воздействием космического излучения, доля сытно рыгочет своим широченным ртом, в погребе полно сала и картопли и на шее висит золотая цепь толщиной с окорок. И, что самое главное – можно делать всё, что хочешь. И самое главное, можно вообще ничего не делать. Потому что панам положено ничего не делать.
На что жить? Откуда возьмётся сало и самогон? Можно продать что-нибудь ненужное. На практике это выразилось в конкретных делах – всё, до чего смогла дотянуться рука украинского патриота, всё было выкорчевано и продано. Всё, что ещё работает и до чего «цi руки» ещё не дотянулись, считается украденным у народа имуществом. После полной победы украинской национальной идеи немногочисленные работающие предприятия страны также будут демонтированы и проданы на металлолом. Поскольку в национальной, патриотической концепции их нет в принципе.
Приспів: Душу й тіло ми положим за нашу свободу…
Чудовищным диссонансом с предыдущим куплетом песни, где всё происходит самой собой и исключительно на халяву, звучит припев, в котором патриоты обещают положить и своё тело, и даже душу за свою «свободу». Покажите мне пальцем хотя бы одного патриота, который готов собой пожертвовать. На самом деле? Даже не так, нет… Покажите мне, кому из «патриотов» хоть что-нибудь угрожает, кроме изжоги от неумеренного употребления пива? Они совершенно свободно ходят факельными шествиями, охотно вступают в драки (в том случае, конечно, если имеется явный численный перевес), захватывают здания (если получается). Милиция, прокуратура, суды? Они к ним совершенно индифференты и никакого страха перед «карательными органами» не испытывают. Видимо, по причине того, что их никто и не карает. Вообще ни за что. Они же патриоты, им-то закон не писан.
Хотя… если вернуться к тому пониманию «свободы», о котором я упоминал выше, то вполне может быть, они действительно готовы уложить своё откормленное тельце на ложе этих самых истеричных валькирий. Насчёт души не уверен. Для того, чтобы ей можно было за что-то рассчитаться, она должна быть душой, а не скоплением кишечных газов.
І покажем, що ми, браття, козацького роду…
Всякий украинский патриот просто обязан всячески подчёркивать свою причастность к «козацкому роду». Должен любым способом демонстрировать свою «козацкость». По этой причине некоторые особо свидомые бреют башку на манер половецких батыров и отпускают усы по моде турецких янычар. К дресс-коду полагается народная вышиванка под европейский пиджак, чтоб подчеркнуть приверженность европейским же ценностям.
Однако современные «козаки» предпочитают больше демонстрировать свою «козацкость», нежели быть казаками на самом деле. Напялить на себя турецкие широченные шаровары, подпоясаться татарским кушаком и выбрить волосы, оставив гламурный чубчик на лысине, может любой дурак. Это так же несложно, как нацепить на себя хаори, хатама, обуть гэта и вальяжно положить ладошку на рукоять катаны. Но сделает ли эта процедура вас самураем? Внешне – да. Но любая встреча с настоящим носителем двух мечей приведёт к плачевному результату. Точно так же обстоят дела и с настоящими казаками. Счастье патриотов в том, что им уже не обязательно казаковать по-настоящему и на деле доказывать свою принадлежность к козацкому сословию. Вполне достаточно всего лишь симулировать. Не доказывать, а показывать.
Станем, браття, всі за волю від Сяну до Дону…
Обычно, с такими патетическими воззваниями принято обращаться к народной массе, готовой маршировать на Поле Чудес в известную страну. Иногда в этих строчках усматривают агрессивные намерения государства Украины, посягающую на территориальную целостность как Польши, так и Российской федерации. Спешу успокоить: бояться нечего. Тут ясно и чётко написано – встанем. Речь о борьбе не идёт. Достаточно просто встать и с ненавистью, наморщив узкий лобик, вглядеться во врагов. От этого они исчезнут, как «роса на сонцi» — там, выше, о методах борьбы с врагом тоже написано недвусмысленно. Поэтому переживать не о чем – эту строку следует воспринимать как ещё одну метафору к понятию «халява». В смысле – когда враги испарятся, можно будет потихоньку прирезать к коммуняцкому наследству ещё по куску огорода. Чтоб было.
Впрочем, в государственном варианте эта строчка выписана не столь по-европейски толерантно. Там сказано: Станем, браття, в бій кривавий від Сяну до Дону.
Призыв довольно абстрактный. Непонятно, с какого перепугу всё население этой обширной территории должно идти в кровавый бой? В связи с чем должны были бы идти в бой польские крестьяне в Посянье? Или прекрасно себя чувствующие казаки Дона? Может быть, имеются в виду исключительно «братья», то есть единомышленники Чубинского на тот момент, то есть в 1862 году? Так их на обе империи: Российскую и Австрийскую — насчитывался едва ли батальон.
Как бы им удалось «встать в бой», да ещё и кровавый, на тысячекилометровом пространстве? Понятно, речь идёт об эсхатологической фантазии, которую романтично настроенные нацисты той пасторальной эпохи видели в своих героических грёзах. Причём картина явно видится им со стороны. Братья поголовно, стройными рядами идут в бой с силами мирового зла, а они, держась за пышные прелести валькирий, парят над боем и приветственно кивают головами сверху.
Почему аппетиты ограничиваются именно этими двумя реками? Тут всё просто: местечковость, отсутствие фантазии. Это личности масштаба Чингиз-хана ведут свои полки к Последнему морю. Пан Пилсудский и то мечтал о Польше от «моря до моря». Фантазия украинских нацистов дальше Сана не простирается. Для них и Сан море.
В ріднім краю панувати не дамо нікому
Даже самый ярый апологет халявы где-то глубоко внутри себя подозревает, что она может кончиться. Старается не верить в этот ужас, но это тёмное чувство исчерпаемости халявы гложет его разум, заставляет ворочаться и время от времени выглядывать в садок вишнёвый коло хаты с заряженной двустволкой. Впрочем, эта строфа имеет характер скорее экзистенциальный, чем геополитический и уж тем более не социальный.
О чём речь? Смотрите сами:
Запануєм і ми, браття, у своїй сторонці
А буквально несколькими фразами ниже:
В ріднім краю панувати не дамо нікому.
Как же так? Так запануем — или не дадим никому это сделать? На первый взгляд, мы видим перед собой едва ли не дзенский коан. Но при ближайшем рассмотрении оказывается, что вовсе это никакой не коан, а обычная народная мудрость. Как всякая народная мудрость она невзыскательна, образна и в полной мере отражает мятущуюся природу холопьего духа. Выглядит эта сентенция вот так: «Сам не гам и другому не дам».
Чорне море ще всміхнеться, дід Дніпро зрадіє,
Ще у нашій Україні доленька наспіє
Вот тут всё понятно, хотя автор строк или проговаривается, или злорадно усмехается – в зависимости от того, какие цели он преследовал, сочиняя сей текст. Совместный хохот главной реки и Чёрного моря выглядят как эпическое действо. Над чем смеются водные стихии? Да всё над тем же. В следующей строчке мы снова слышим неизбывную тоску по халяве – метафизическое ожидание того, что она, халява, счастливая судьба, джек-пот – созреет сама по себе. Созреет и немедля в свежеобжаренном виде рухнет прямо в развёрстую пасть национального патриота, который сидит на Поле Чудес в означенной стране и терпеливо дожидается, когда настанет время Ч.
Это место в тексте имеет параллель выше, там, где написано:
Ще нам, браття молодії, усміхнеться доля
Что это? Демонстрация двусмыленных ухмылок со всех сторон ? Как со стороны трансцендентной души, так и со стороны метафизических символов – моря и рек? Это подлая ухмылка лисы Алисы и кота Базилио над существом с деревянным мозгом, терпеливо ждущим вызревания халявы в родной для него стране.
Таким образом следует трактовать это место в стихах как неудачную попытку переиначить народный вариант некоего события, вероятность которого стремиться к нулевым величинам. То есть, когда рак на горе свистнет. Вполне понятно, что образ хохочущего моря более выразителен, чем жалкая фигура какого-то рака, взобравшегося на гору. Смысл тот же, но зато величественно.
А завзяття, праця щира, свого ще докаже…
Тут мы снова сталкиваемся со строкой, опять противоречащей духу и смыслу текста. Насчёт работы и старания. Но туманный характер слов несколько нивелирует их конкретное значение. Выглядит это так, что когда мы, наконец, запануем и не дадим более никому присоединиться к этому процессу, вот тогда, в далёком будущем, может быть, когда-нибудь, мы будем стараться и работать… Впрочем, сугубо декларативный характер этого выражения никого ни к чему не обязывает. Потому что после обретение желанного статуса панства, народной массе предлагается только один вид работы – громкое пение о свободе:
Ще ся волі в Україні піснь гучна розляже.
За Карпати відоб’ється, згомонить степами
Всё это удивительно напоминает эпизод из бессмертного произведения «Собачье сердце»: «Когда я каждый вечер, вместо того, чтобы оперировать, начну петь хором в квартире – у меня настанет разруха». Впрочем, коренной киевлянин Булгаков знал предмет исследования очень хорошо. Понимал, о чём пишет. Авторы текста, понятно, смотрели на проблему со стороны поющего в квартире хора под управлением Швондера и свято верили в то, что разруха может быть только от врагов, которые вот-вот исчезнут.
Завершает сие произведение новый удивительный пассаж, вновь вступающий в противоречие тому, что было сказано выше. Выше мы могли прочесть:
Згинуть наші вороженьки, як роса на сонці.
А в самом конце:
України слава стане поміж ворогами.
Как же так? Нам всем было обещано, что враги будут испарены. И тут, как ушат холодной воды, мы оказываемся перед фактом, что враги вовсе никуда не делись, а окружили Украину со всех сторон и молча скалятся на «славу»? Так нас обманули насчёт испарения или тут есть некий тайный смысл? Что первично: слава Украины, которая должна сиять, как монумент Ким Ир Сена весенним утром, или самоликвидация окрестных врагов? Если сперва сгинут враги – некому будет любоваться зрелищем встающей славы. Местным панам будет недосуг – они будут голосить песни о свободе. Если же сперва назло врагам вспухнет слава, тогда нас жестоко надули и на самом деле солнце врагов не испаряет. А это ставит под вопрос сам факт существование самовоспроизводящейся халявы.
Возможно, эта противоречие заставило смутиться редакторов, и в официальной, государственной версии гимна враги, окружающие Украину плотным кольцом, были заменены безликими и аморфными «народами», которым разрешалось любоваться славой Украины, будет таковая вдруг встанет.
Жаль, что из гимна скромно убрали последний куплет:
Наливайко, Залізняк і Тарас Трясило
З домовини кличуть на на святеє діло.
І згадаймо славну смерть лицарства-козацтва,
Щоб не втратить марно свойого юнацтва.
Мне лично он чрезвычайно нравится. Это самое сильное место во всём тексте, от него ощутимо и мощно веет магией вуду. Я пря так и вижу колоритнейшую сцену: из жирного чернозёма, извиваясь, лезут на белый свет покрытые чёрными лохмотьями скелеты козацких гетманов… глухо завывают, клацают челюстями, размахивают проржавелыми саблями… А перед ними строй будущих тонтон-макутов в парадной козацкой форме. Чудо, как хороши — турецкие широкие штаны, чёрные вышиванки и пиджаки Hugo Boss. Оселедцы следует покрасить в радужные цвета ЛБГТ движения – для вящей толерантности. В строю обязательно должны быть негры – иначе грантов на энвольтование не получат. И чтоб обязательно у всех в глазах сиял инфернальный огонь.
Пожалуй, только при зримом воплощении этого, последнего, исключённого куплета в реальность может осуществиться и вся прочая халява, щедро обещанная авторами гимна.
Под этот марш некрофилов умирать и то проблематично. А уж счастливо жить с таким рефреном – вообще невозможно.
Кирилл ЧАСОВСКИХ
