В последние годы уже было почти забытое славное историческое имя «Новороссия», обозначающее земли юга и востока Украины, становится все более известным и популярным в этой стране. Главная ценность актуализации «новороссийской» идентичности на уровне массового сознания состоит не только в восстановлении подлинной исторической памяти народа и исторической справедливости, но также и в осознании тех ценностей, которые позволят современному человеку не поддаваться «зомбированию» прозападных СМИ и свободно делать свой исторический выбор. Последнее обстоятельство становится особенно важным именно в настоящий момент, когда происходит крушение «однополярного» мира, и влияние Запада в мире быстро ослабевает в силу приближающегося исчерпания глобальных энергоресурсов и внутреннего демографического кризиса. Одним из новых мировых центров становится возрождающаяся Россия и прилегающие к ней регионы Евразии, относящиеся к цивилизационному пространству Русского мира. В этой ситуации Украина, продолжающая судорожные попытки «интеграции в Европу», загоняет себя в исторический тупик - поскольку в этом случае ее ждет положение лишь самой отсталой окраины стагнирующего и маргинализирующегося Запада. Здесь Украине (под прикрытием известного набора красивых фраз) раз и навсегда отведена роль поставщика дешевой неквалифицированной рабсилы, рынка сбыта низкокачественных и б/у товаров, а также места размещения самых грязных производств (металлургия, химия) и самых грязных отходов. Ясно, что еще 10-15 лет бездумного следования по этому «европейскому» пути деградации неизбежно приведут к такому катастрофическому сокращению, постарению и варваризации населения, которое приведет к перманентной гуманитарной катастрофе с последующей за ней неизбежной колонизацией территории Украины выходцами из других регионов «третьего мира».

Единственной альтернативой этому гибельному пути, по которому идет Украина с 1991 года, является ее возвращение в цивилизационный проект Русского мира. Здесь Украина может стать органической частью нового мирового центра экономического, технологического и культурного развития - точно так же, как это уже было в период Российской Империи и СССР. Однако для перехода на этот единственно спасительный путь необходимы серьезные изменения на уровне массового сознания населения и, соответственно, изменение его электоральных предпочтений. Последнее, в свою очередь, требует разработки сильных интеллектуальных стратегий, направленных на формирование у населения новой культурно-исторической идентичности. Впрочем, эта идентичность может быть названа «новой» очень условно, лишь в контексте современной ситуации, но с точки зрения «большой истории» это идентичность как раз наоборот, укоренена в тысячелетнюю традицию исторического пути народа. Речь идет об общерусской идентичности всех восточнославянских этносов - основе всех их великих исторических свершений в прошлом. Именно эту идентичность ныне усиленно разрушают с помощью неототалитарной «украинской» идеологии СМИ и «система образования», полностью обезоруживая население перед подчинением Украины интересам жадного и агрессивного, но уже слабеющего и деградирующего Запада.

Вместе с тем, несмотря на 20-летнюю «промывку мозгов», около половины населения страны до сих пор сохраняет способность к критическому мышлению и самостоятельной самоидентификации. Однако к великому позору многих тысяч русскоязычных и принадлежащих к общерусской культуре интеллектуалов Востока и Юга Украины, они до настоящего времени почти ничего не сделали для поддержки и осмысления этой идентичности, стихийно сохраняющейся и живущей и в самом народе, и среди самых мыслящих и честных ученых. Стоит привести интересное суждение известного киевского философа С.Б. Крымского, которого вместе с тем трудно заподозрить в какой-то особой «русофилии». По его мнению, «русское сообщество Украины» ныне «представляет собой примерно половину граждан Украины и демонстри­рующая при этом не вынужденное русскоязычие, а культурную потребность, выра­ботанную историей, духовно-культурной традицией, работать, общаться на русском языке, жить в соответствии с ценностными установками русской культуры. Категорически невозможно применить в определении «русского сообщества» критерии, которые обычно применяются при классификации какой-либо определен­ной социальной группы людей, например, национального меньшинства. Если же ис­ходить из подобного отождествления «рус­ского сообщества» и «национального рус­ского меньшинства», то мы столкнемся с элементарной логической ошибкой «под­мены понятий». В ситуации же, когда под русским сообществом Украины понимают носителей русской культуры, тем более нельзя говорить о какой-то части украин­ского населения, потому что в этом случае русское сообщество будет составлять ос­новную цивилизационную составляющую украинской нации в современном полити­ческом смысле данного понятия» [Выделено нами - В.Д.] [6, с. 150].

Впрочем, к настоящему времени уже можно указать на целый ряд интересных и глубоких авторов, начавших подлинное осмысление того, чем на самом деле является Украина как часть Русского мира. Но кроме этого, требуется и разработка такой доктрины новороссийской идентичности, которая будет достаточно эффективной для восприятия ее в массовом сознании и в программных документах политических сил. Для такой эффективности требуются три составляющих: 1) убедительная укорененность в исторической традиции; 2) опора на сильные ценностные императивы - в частности, императив сохранения человеческого достоинства, не позволяющий опуститься до уровня мышления «экономического животного», усиленно культивируемого западным «обществом потребления»; 3) создание собственного языка полемики и пропаганды, включающего в себя сильную систему аргументов и контраргументов для работы с массовым сознанием и оппонентами.

Первая из названных составляющих требует кропотливой работы по возвращению историческим фактам их нормального восприятия, ныне усиленно уничтожаемого патологически лживой «украинской» идеологией. Например, того факта, что история запорожского казачества - это часть истории Новороссии, не имеющая к «украинской» истории никакого отношения и незаконно узурпированная последней. Во времена существования Запорожья единственным носителем «украинской» идеи - т.е. идеи отрыва южнорусского этноса от единства Русского мира - было униатство, временно почти уничтоженное теми же запорожцами во время войны Хмельницкого. Запорожцы, как известно, именовали себя исключительно «русскими», а слово «украинец» им было так же абсолютно неизвестно, как оно было неизвестно всему населению Юго-западной Руси вплоть до большевистской украинизации 1920-1930-х годов (и, кстати, его никогда не употреблял и Т.Шевченко).

Предмет настоящей статьи относится к последним двум составляющим, в частности, к вопросу о тех культурно-психологических особенностях населения Новороссии, которые не позволяют им принять «украинскую» идею и заставляют искать собственную идентичность. Для ясности проясним термины. К настоящему времени сложилось понимание Новороссии как обширных территорий великой евразийской Степи от Дуная до Алтая, колонизированных русским земледельческим населением благодаря их вхождению в состав Российской Империи. В «украинском контексте» термин «Новороссия» приобретает более узкий и специфический смысл - он обозначает не только земли бывшей Новороссийской губернии, но практически всю степную зону страны (около половины территории нынешней Украины), которая была колонизирована славянами исключительно благодаря вхождению в состав Империи, усмирению и эмиграции кочевых народов, ранее заселявших эти земли. В настоящее время практически строго по границам Новороссии проходит граница электоральных полей - между частями страны с «бело-голубым» и «оранжевым» преобладанием. А в 1918 году земли Новороссии входили в состав самостоятельной Донецко-Криворожской Республики. Столь четкое совпадение границ свидетельствует о наличии исторической преемственности, которая в настоящее время проявляется в первую очередь на языковом и культурно-психологическом уровне[*].

Наконец, третий смысл термина «Новороссия», в настоящее время разрабатываемый рядом авторов и имеющий большое будущее, лежит в принципиально ином, уже не географическом, амировоззренческом плане. Речь идет об особом «новороссийском» этапе развития всей русской нации в целом, суть которого состоит в «прохождении через Модерн», то есть в изменении многих черт самой цивилизации Русского мира, которое происходило в ходе урбанизации и секуляризации XX века, и в исторических катастрофах, которыми оно сопровождалось. Именно этот смысл термина, очевидно, становится все более актуальным в настоящее время, поскольку он связан с будущими судьбами русской нации, с ее способностью преодолеть «травмы Модерна» (в первую очередь, кризис семьи и демографический кризис как прямые последствия катастрофической секуляризации).

Далее мы кратко очертим две темы: ретроспективу исторического формирования «новороссийской» идентичности, во многом объясняющую и факт ее устойчивости в условиях современной Украины; перспективу ее восстановления и дальнейшего развития как одной-единственной реальной альтернативы нынешней вялотекушей «евродеградации».

Колонизация великой Степи - как историческая основа появления Новороссии - относится к «архетипам» восточнославянской и общерусской истории. В этом смысле можно сказать, что первым новороссом был князь Святослав, который не мог усидеть в Киеве, покорявший Степь и погибший в Степи. Даже еще ранее первыми «новороссами» можно условно назвать славян «пеньковской» археологической культуры, первыми двинувшимися из лесов на юг, к самому Черному морю (VI-VII вв. н.э.). Таким образом, появление казачества (впервые под Рязанью, в середине XV в.), - этих первых «профессиональных» покорителей Степи, - соответствует намного более древней общей закономерности славянской и русской истории. Очевидно, что именно казачество было первым историческим типом новороссов и неким прообразом всех последующих. В чем его специфика с точки зрения культурно-психологической идентичности? Сравнивать его следует, с одной стороны, с великорусским типом, жившим в Московской и Северной Руси, а с другой - с юго-западно-русским типом, на протяжении многих веков жившим под властью европейским государств. Первый тип - легендарный создатель Святой Руси, - характеризуется общинным образом жизни, аскетичностью и глубокой воцерковленностью быта, героическим служением Государю и государству как высшему олицетворению Родины и христианского народа. Второй, юго-западный тип, характеризуется распространением индивидуализма на уровне этнического характера как следствие раннего распада общины и культурного влияния Запада, привычкой к более комфортной жизни (юг и черноземье), общей отстраненностью от жизни государства (которое было иноверческим и олицетворялось иноязычным правящим сословием). Все эти особенности этнического характера, несмотря на унификацию условий жизни в XIX-XX веках, в значительной степени сохраняются и до сих пор.

В Степи с XVI-XVII вв. формируется третий культурно-психологический тип, основными чертами которого является военный и подвижный (полукочевой) образ жизни, а также «служилый» менталитет. В отношении к государству сформировалось нечто среднее между двумя первыми типами - с одной стороны, дистанцированность от него как следствие самоуправления казачьих областей, а с другой - почитание Царя как покровителя православного народа. На западной окраине Степи-Новороссии, в Запорожье, вследствие разрушения общинного образа жизни, сформировался особый «бессемейный» тип казачества, который делал его явлением не вполне самостоятельным, зависимым от притока людей с «волости», а значит, и неизбежно вступавший в конфликт с государством. Это во многом и обусловило катастрофизм истории западной окраины Новороссии - Приднепровья - в XVII веке. Позднее же эта часть казачества, переселившись на Кубань, постепенно утратила указанную особенность и в настоящее время, как известно, их прямые потомки отличаются как раз очень сильным русским государственническим сознанием.

Особый, некий «промежуточный» тип представляет собой население слободской Украины. Автор Статистического обора Слободско-Украинской губернии (1830-е гг.), говоря об особенностях местного населения, отмечал следующее: «Великороссияне славны тем, что если чего-то не знают, то перенимают из чужих краев. Однако если посмотреть на те перемены, которые появились у слобожан в общественном и домашнем быту, в воспитании и поведении их между собой, в общественных и частных домах, школах и образовании, в торговле и убранстве, если сравнить все это с тем, что было 30-40 лет тому назад, то придется согласиться с тем, что слобожанин едва ли не больше перенял за это время, чем его учителя великороссияне» [1, с. 174]. Как видим, слобожанцы - это те выходцы из Юго-западной Руси, которые по своим индивидуальным чертам в наибольшей степени оказались близки народу Руси Северо-восточной, поэтому и стремились жить с ним в едином государстве, переселяясь на его территорию еще до официального воссоединениия.

В целом же следует отметить, что именно первый, великорусский тип был более органично связан с новороссийским типом - как в казачью, так и в более позднюю, уже индустриальную эпоху. Можно привести множество примеров из русской классической литературы, в которых глубоко показано это свойство великорусского менталитета. Например, как писал В.И. Даль, в большинстве великорусских селений «не найдете вы мужика-домоседа, мужика, который не видал бы свету... Может быть, это обстоятельство объясняет сильную наклонность, всегдашнюю готовность крестьян наших к переселению; едва ли проходит два-три года сряду, чтобы какой-нибудь пустой, нелепый слух, бестолковая молва, бессмысленная сказка - прилепленная самым диким образом, ни к селу, ни к городу, к новому постановлению или узаконению, - чтобы... не подняла вдруг целые селения на ноги - Бог несть куда, в какой баснословный край» [4, с. 207]. В.И. Даль восхищается этой житейской легкостью, свежестью и отвагой, которые свидетельствует об одухотворенности, большой внутренней силе и нравственном здоровье народа, не боящегося любой неизвестности, более того, именно в них и находящего сам вкус земного, бренного своего бытия, не делающего фетиша из пошлого уюта, материального благополучия и безопасности, как это стало свойственно народам Запада. Кроме того, можно вспомнить и эпическое размышление Л.Н. Толстого в «Войне и мире» по поводу жизни крестьян: «Как птицы летят куда-то за моря, стремились эти люди с женами и детьми туда, на юго-восток, где никто из них не был. Они поднимались караванами, поодиночке, выкупались, бежали, и ехали, и шли... Многие были наказаны, сосланы в Сибирь, многие с холода и голода умерли по дороге... Но подводные струи не переставали течь в этом народе и собирались для какой-то новой силы» [9, с. 151]. Характерно также, что уже несколькими страницами позже Л.Н.Толстой показывает, как те же самые крестьяне ни при каких условиях не соглашались эвакуироваться перед наступающими французами. Это делает очевидным, что русская привычка вольного освоения пространств отнюдь не является выражением «анархизма», и не противоречит чувству долга перед Отечеством.

В свою очередь, в классической литературе можно найти и ряд ярких манифестаций мировосприятия и менталитета человека «новороссийского» типа. Он очень ярко отражен не только в «знаковых» для этой темы романах Г.П.Данилевского «Беглые в Новороссии» (1862), «Новые места» (1867) и др., но и, например, в поэме воронежского поэта Ивана Никитина «Тарас». Более того, к произведениям «новороссийского» типа следует отнести и «Энеиду» Ивана Котляревского - написанная на местном языке, она отражает нравы западной окраины Степи - Поднепровья. Но даже и здесь, то есть в регионе Новороссии, вошедшем в состав современной Украины, в конечном счете стал абсолютно доминирующим общерусский язык. Это объясняется тем, что при колонизации Новороссии на всем ее протяжении от запада до востока всегда доминировал великорусский этнос, активно растворяя в себе и других колонистов, и местные этносы. Это обусловлено не только и не столько его численным преобладанием (это было не везде), сколько особыми культурно-психологическими качествами, о которых уже написано достаточно много [5].

Тот факт, что именно великая Степь - Новороссия на всем ее протяжении стала главной ареной Гражданской войны 1918-1920 годов, объясняется не только обстоятельствами экономического и геополитического плана, но не в меньшей степени и тем, что здесь проживал тот культурно-психологический тип людей, который в наименьшей степени был склонен подчиняться диктатуре большевиков. Если для великорусского менталитета новая власть легче принималась в силу привычки воспринимать само государство как феномен сакрального порядка (а ведь Православное Царство таковым и было в действительности); для юго-западного типа принятие новой власти облегчалось привычкой жить по принципу «моя хата с краю», то именно в Степи - Новороссии жил народ, у которого такие «амортизаторы» отсутствовали. Но, с другой стороны, именно здесь имелось и огромное скопление новороссов уже совсем другой формации, возникшей позднее - в эпоху индустриализации. Эти люди, сформированные урбанизацией и секуляризацией, стали главной опорой большевиков, превратив всю русскую Степь в поле братоубийственной битвы. И «новые» новороссы победили «старых». О том, как происходил трагический переход от «старого» к «новому» типу новороссов, ломая судьбы миллионов людей, повествует подлинный эпос Новороссии - роман «Тихий Дон».

Вторая формация новороссов - население новых промышленных городов Степи, быстро разраставшихся с середины XIX века и особо плотно сконцентрировавшихся в западной ее части, - унаследовало ряд черт предшествующего, «казачьего» типа. Это достаточно автономная, иногда полукочевая жизнь, возможность повышать свое благосостояние, а также активный контакт с другими этносами. Но принципиальное отличие состояло в том, что этот тип формировался на основе разрыва с традициями (не только религиозными) - это был по сути «пролетарский» тип не только в чисто экономическом, но и в более общем культурно-психологическом отношении. В городах русской Степи Модерн приобрел, возможно, самый стремительный характер, чем где бы то ни было в мире. Это, собственно, были и не города в старом смысле слова - а громадные рабочие поселки или припортовые поселения. Именно в трущобах Донбасса, Екатеринослава, Одессы, Харькова и Луганска уже в конце XIX века едва ли не впервые в мире возник тип человека, пришедший к власти в веке ХХ, - человека без корней и без каких-либо живых традиций, верящего только в какое-то мифическое «светлое будущее», ради которого он без всякого сожаления готов разрушить «все до основания».

Нужно отметить, что предпосылки формирования здесь именно такого человеческого типа возникли еще до периода индустриализации. Стоит привести важное свидетельство писателя И.С. Аксакова, во время Крымской войны служившего офицером государственного ополчения. Он писал о жителях этих земель: «Очевидно, что в этом пришлом народонаселении нет никакой привязанности к России, да и не к чему привязаться потому что оно не в России, а в Новороссии; нет почвы туземной, в которую можно было бы пустить корни». Немецкие колонии в Саратовской губернии и те, по его мнению, теснее связаны с Россией. Осевшие в Новороссии русские в основ­ном из беглых, и даже, по его мнению, они враждебны России и не испытают никакого сожаления, отделись край от империи. В Новороссии «русские будто на чужбине». Поэтому население непосредственно прилегающего к театру боевых действий региона гораздо менее интересуется войной, чем внутренняя Россия. «Выбор пункта для нападения на Россию очень удачен, - заключал Аксаков. - Это самое сла­бое ее место» [Цит.: 3, с. 142]. «Не испытают никакого сожаления, отделись край от империи» - не это ли произошло в 1991 году?

На рубеже ХIХ-ХХ веков зрелище промышленных гигантов, внезапно встающих на фоне дикой «скифской» степи, вселяло в поэтов почти мистический трепет. Впрочем, А. Блок прозревал в этом и образ некой новой Руси, которая неумолимо приходит на смену прежней. Вот фрагмент весьма важного для нашей темы стихотворения А.Блока «Новая Америка», написанного 12 декабря 1913, в самый канун Первой мировой войны:

Нет, не видно там княжьего стяга,

Не шеломами черпают Дон,

И прекрасная внучка варяга

Не клянет половецкий полон...

Нет, не вьются там по ветру чубы,

Не пестреют в степях бунчуки...

Там чернеют фабричные трубы,

Там заводские стонут гудки.

Путь степной - без конца, без исхода,

Степь, да ветер, да ветер, - и вдруг

Многоярусный корпус завода,

Города из рабочих лачуг...

На пустынном просторе, на диком

Ты всё та, что была, и не та,

Новым ты обернулась мне ликом,

И другая волнует мечта...

Черный уголь - подземный мессия,

Черный уголь - здесь царь и жених,

Но не страшен, невеста, Россия,

Голос каменных песен твоих!..

Мистический образ угля как «подземного мессии» имеет глубокие культурные коннотации - непосредственно он соотносится с «золотом Рейна» из трагедии «Кольцо Нибелунгов» Р.Вагнера, «культового» произведения для эпохи символизма. Это - символ вынужденного нисхождения во тьму, чтобы добыть оружие для победы и новую мудрость. И А. Блок глубоко и совершенно правильно прозревал в этом видении индустриальной Новороссии ту общую неотвратимую судьбу, которую должна будет пройти Русь, чтобы выжить в современном жестоком мире. Правда, и та старая, но всегда живая вечная Русь на самом деле никуда не исчезнет, но лишь вынуждена будет спрятаться в железную броню современной цивилизации, чтобы не быть раздавленной своими врагами. В XX веке это удалось, удастся ли в нынешнем?

Как пишет современный российский автор Е.Морозов, «не составляет труда определить, в начале какого цикла мы находимся в XXI веке. Начинается Новороссийский цикл... Название ему дали новороссы - русский субэтнос, сложившийся в Великой степи после ликвидации в ней татарского контроля, в XVIII-XIX вв. Невооруженным глазом видно, что именно новороссы, от Дуная до Алтая, берут на себя функцию системообразования и энергично формируют новую Россию. XXI век будет веком становления Новороссии в политическом плане» [7, с. 121-122]. «Жизненным миром», «ландшафтом» этого нового мегаэтноса, обусловившим закономерность и неизбежность его появления, является новое индустриальное пространство: мегаполисы, рабочие поселки, стройки, вообще все новые поселения эпохи Модерна, предшественником и «архетипом» которых, действительно, было освоение евразийской Степи. Вследствие сущности своего происхождения, мегаэтнос новороссов изначально «болен» всеми болезнями Модерна: разрушением традиций, ценностного сознания, кризисом семьи и т.п. Тем самым, его жизнеспособность самым непосредственным образом зависит от того, насколько ему удастся победить эти болезни. Единственной возможностью для этого является уже происходящая ныне рехристианизация народа, без которой невозможно возрождение семьи и трудовой этики, а также усвоение традиционных ценностей Русского мира (в том числе, политических и культурных). От этого напрямую зависит, смогут ли новороссы выполнить свою великую историческую задачу удержания и наполнения огромных пространств от Прибалтики до Тихого океана, реинтеграции и возрождения Русского мира.

Итак, вот основная экзистенциальная черта современного «новоросса»: изначально - это русский человек, судьбами Истории выпущенный скитаться по своей воле, никому ничем не обязанный, лишенный памяти и корней. И поэтому он легко становился и соавтором, и жертвой катастрофических социальных «экспериментов». Но в XX веке этот соблазн ценой колоссальных жертв был пройден и преодолен. Теперь же парадоксальным образом старое слово «Новороссия» приобретает свой исконный буквальный смысл: это новая,возрождающаяся Русь. Поэтому это слово перестает быть термином чисто географическим, но становится глубоко жизненным, даже нравственным понятием-символом. В частности, можно сказать так: та часть населения Украины, которая хочет защитить свой общерусский язык и не приемлет «евродеградацию» - это суть новороссы в нравственном смысле: это люди, верящие в Новую Русь и уже фактически являющиеся ее органической частью.

Подлинной Родиной современных новороссов с самого начала являлась и является ныне не какая-либо этническая территория, но именно огромное Государство - носитель цивилизационного проекта всемирно-исторического масштаба. И эта «всемирность» исторического мироощущения настолько глубоко вошла в саму душу новороссов, что оказавшись с 1991 года в затхлом пространстве «маленькой национальной державы», столь милой сердцу человека с доисторическим этноцентрическим сознанием, они теперь ощущают себя попавшими в духовную тюрьму, выброшенными из большой Истории в царство бессмысленного полуживотного существования. Поэтому устойчивое отвращение и даже презрение новороссов, - даже и тех из них, которые в свое время «не испытали никакого сожаления, отделяясь от империи», - к так наз. «украинской идее» совершенно естественно и неизменно.

Такое мироощущение не только обусловлено исторически, но что еще важнее, сохраняетнравственное отношение к своей истории. Ведь Новороссия - исключительный продукт Империи: она возникла исключительно благодаря гению Екатерины Великой и ее не менее великих «орлов»-сподвижников. И нынешнее возрождение памяти о ней, установка памятников в Одессе и Севастополе - отрадный факт, свидетельствующий о возрождении подлинного исторического сознания у проживающего здесь народа. В Новороссии на территории Украины существуют сотни (!) населенных пунктов, основанных благодаря указам Екатерины Великой, ставшей их подлинной исторической «матушкой». Но откровенно хамская, иначе даже не скажешь, неблагодарность адептов «украинской идеи» по отношению к этой Царице, только благодаря которой нынешняя Украина владеет примерно половиной (!) своей территории, отнюдь не случайна - ибо признать ее подлинные заслуги автоматически означает признать полную лживость и бессмысленность всей украинской идеологии. Особенно поражают своим невежеством и лицемерием заявления о том, что Екатерина Великая якобы ввела крепостное право и «уничтожила» казачество. На самом же деле только благодаря ей возрожденное уже Мазепой крепостничество было значительно ограничено законом, а казачество после переселения из Запорожской Сечи заселило огромные, ранее недоступные ему пространства [10, с. 177-194]. Остановимся на этом подробнее.

На территории современной Украины непосредственно соприкоснулись два полярных типа ментальности - «доисторическая», свойственная населению Западной Украины, не прошедшего испытания большой Историей и опытом интенсивного Модерна; и «новороссийская» - наоборот, основанная на столь интенсивном и даже катастрофическом опыте «мобилизационного Модерна», близкий которому трудно найти даже в Европе. Большой иллюзией является представление, будто бы население Западной Украины, выпав из русла общей истории Русского мира на многие века, стало «европейцами» и якобы несет в себе европейский исторический опыт. В действительности, это выпадение было выпадением из Истории как таковой - став колонией европейских стран, русины вплоть до начала ХХ века пребывали в состоянии grundvolk (термин В.Зомбарта) - т.е. населения, остающегося на доисторической стадии развития, фактически живущего на уровне натурального хозяйства. Мизерная прослойка русинской интеллигенции в городах при этом уже не имела никакого значения, нисколько не влияя на общий доисторический способ существования русинского этноса. Переход от архаического, доисторического мышления к модерному здесь происходил очень поздно, лишь с 1950-1950-х годов, и только благодаря вхождению в состав СССР. (Сама «украинская» идентичность в качестве феномена массового сознания является специфическим продуктом советского периода истории: «именно победа большевиков и их национальной политики обеспечила формирование отдельной украинской национальной идентичности и закрепила раскол русской нации» [2, с. 73]). Поэтому первая форма исторического сознания западных украинцев - «украинская идея», по сути, не содержащая в себе ничего кроме агрессивной этнической ксенофобии и наивной мечты о теплом месте в составе «золотого миллиарда», - оказалась столь примитивной. По своей экзистенциальнойсути «украинская идея» - это желание избежать испытания Историей, как бы «перепрыгнуть» из доисторического первобытного состояния сразу в некое пост-историческое состояние удовлетворенного «экономического животного».

Результат многовекового выпадения русинов и их нынешних потомков из большой Истории - не только и не столько в том, что их язык в наибольшей степени изуродован иностранным влиянием и диалектизацией, но в первую очередь, именно в утрате способности к историческому бытию как главной черте менталитета. На происходящие вокруг исторические события это население в течение многих веков привыкло смотреть как на непонятное стихийное бедствие, от которого нужно всячески уклоняться. Культура исторического бытия, глубоко присущая новороссам, в течение веков создававших единое государство Российское, распознается по способности делать выбор в пользу одной из борющихся исторических сил, даже если это требует жертв и самоотречения. Например, строить новую столицу Петербург - за полторы тысячи километров от своей малой родины - строить свою великую столицу, столицу своей великой Родины. Например, защищать советскую Родину - даже после того, как она устроила коллективизацию и голод, разрушила храмы и весь нормальный уклад человеческой жизни. Просто потому что она сейчас Родина - и никакой другой просто нет. А если же вместо этого кто-то прячется в «схроны», мешая стране восстанавливаться после войны, убивая и терроризируя собственных соплеменников, стремящихся делать что-то полезное - то это не «патриотизм», а преступный инфантилизм и отсутствие элементарной культуры исторической жизни. К сожалению, в недавних дискуссиях по поводу попыток реабилитации бандитов ОУН-УПА не был концептуализирован главный тезис о том, что это было именно антинародное движение, полностью противоречащее интересам абсолютного большинства жителей тогдашней Украины, искренне считавших СССР своей Родиной и отдавших за нее миллионы жизней.

Население Новороссии, сформированное в эпоху самого интенсивного общеевропейского Модерна, отличается самым высоким среди населения Украины развитием структур модерного, т.е. рационально-критического мышления именно на уровне массового сознания. Благодаря этому оно остается наиболее устойчивым перед попытками любых идеологических манипуляций. Этим, в частности, объясняется тот факт, что именно Донбасс стал центром сопротивления событиям 2004 года. «Оранжевая» мифология, рассчитанная на эксплуатацию атавизмов домодерного мышления (утопизм, «образ врага», «культ личности», эмоции толпы и т.п.), именно здесь натолкнулась на самый мощный иммунитет к такого рода манипулятивным технологиям.

В отличие от «украинской» идентичности, построенной по моделям XIX ст. и к настоящему времени являющейся лишь утопическим анахронизмом, «новороссийская» идентичность, наоборот, с самого начала несет в себе всю полноту исторического опыта ХХ века. Поэтому, что еще важнее, она изначально включена в базовый тренд века XXI - выход из «антропологической катастрофы» Модерна и глобального хаоса «постмодерна» к восстановлению той большой цивилизационной Традиции, которая будет жизнеспособной после близкого краха глобальной «цивилизации потребления», и единственной «альтернативой» которой ныне является лишь наша историческая гибель.

Проект глобального однополярного мира предполагал недопустимость воссоздания самостоятельного цивилизационного пространства Евразии, которое чем-либо выделялось бы из общего болота «третьего мира». В соответствии с этим проектом, как писал А.С. Панарин, «народы Евразии теряют единое большое пространство и погружаются в малые и затхлые пространства, где царят вражда, ревность и провинциальная зашоренность. Они теряют навыки эффективной экономической кооперации, социального и политического сотрудничества, превращаясь в разрозненных маргиналов нового глобального мира. Они теряют язык большой культуры и великую письменную (надэтническую) традицию, возвращаясь к этническим диалектам или даже придумывая их в случае реальной ненаходимости в прошлом» [8, с. 185]. Современная Украина является характернейшим примером реализации всего перечисленного. Но проект глобальной диктатуры не встречает сопротивления до тех пор, пока у населения колонизируемых территорий сохраняется иллюзия возможности вхождения в число стран «золотого миллиарда» (на Украине это называют «вхождением в Европу»). Однако когда иллюзорность этих мечтаний станет очевидной большинству населения, его политические и цивилизационные предпочтения радикально изменятся. А это означает, что «новороссийская» идентичность со временем неизбежно станет из «оппозиционной» все более и более доминирующей среди населения Украины.

Виталий  Даренский, Русская народная линия

Литература:

 

1.     Багалій Д. І. Історія Слобідської України. - Х.: «Дельта», 1993. - 256 с.

2.     Бондаренко Д.Я. Украинский национальный проект: история становления // Социогуманитарная ситуация в России в свете глобализационных процессов. - М.: МГУ, 2008. - С. 69-74.

3.     Горизонтов Л.Е. Новые земли империи в зеркале культурных традиций: Новороссия Г.П.Данилевского // Ландшафты культуры. Славянский мир. - М.: Прогресс-Традиция, 2007. - С. 140-164.

4.     Даль В.Н. Избранные произведения. - М.: Правда, 1983. - 448 с.

5.     Кожинов В.В. Россия как уникальная цивилизация и культура // Кожинов В.В. Победы и беды России. - М.:ЭКСМО-Пресс, 2002. - С. 7-61.

6.     Крымский С.Б. Русское сообщество Украины (РСУ) // Русский мир Украины. Энциклопедический словарь. - К.: Радуга, 2008. - С. 150-152.

7.     Морозов Е. Как нам сохранить Дальний Восток? // Москва. - 2005. - N 11. - С.120-132.

8.     Панарин А.С. Россия в социокультурном пространстве Евразии // Москва. - 2004. - N 4. - С. 173-186.

9.     Толстой Л.Н. Война и мир: Том третий // Толстой Л.Н. Собр. соч. в 12-ти томах. - Т.V. - М.: Правда, 1984. - 432 с.

10.  Ульянов Н.И. Украинский сепаратизм. - М.: Эксмо; Алгоритм, 2004. - 416 с.

Даренский Виталий Юрьевич, кандидат философских наук, доцент Луганского государственного университета внутренних дел им. Э.А. Дидоренко