Украинцы борются за место под солнцем. Нашему гражданину все чаще приходится защищать свой дом, деньги, бизнес, здоровье и даже жизнь. Вокруг рыщут милицейские волки, налоговые гиены и чиновные шакалы. Более крупные хищники, обитающие на Печерских холмах, готовы сожрать не только беспомощную мелюзгу, но и друг друга. Настоящие джунгли!
Когда речь заходит о человеческой борьбе за существование, вспоминается зловещее слово "социал-дарвинизм". Из разряда научных понятий этот термин давно перешел в категорию страшилок. Но если игнорировать объективные закономерности, существующие в природе и социуме, они не перестанут действовать.
В широком смысле социал-дарвинистским является любое человеческое общество – от первобытного племени до викторианской Англии, от современной Швеции до Северной Кореи. Везде и всегда происходит эволюционный отбор.
Модель социального поведения, обеспечивающая лучшую приспособляемость к окружающей среде, получает распространение, и подобных индивидов становится все больше. Поведенческий тип, ставящий человека в худшие условия, проигрывает, и популяция таких людей постепенно сокращается.
Отменить дарвиновский отбор нельзя, как бы нам этого ни хотелось. Можно лишь искусственно изменить критерии отбора.
Вспомним Советский Союз 1930-х. Качества, ранее обеспечивавшие крестьянину преуспевание, – инициативность и самостоятельность – в ходе коллективизации стали губительными. Наоборот, пассивность оказалась спасительной. В итоге социальное лицо деревни существенно изменилось.
Критически мыслящий и прямодушный интеллигент имел минимальные шансы на выживание во время массовых репрессий. Конформисту и послушному исполнителю чужой воли было намного легче уцелеть, и этот типаж стал доминирующим в Стране Советов.
Сегодняшнюю Европу трудно сравнивать со сталинским СССР, однако эволюционный отбор процветает и там. В старые времена такие социальные типы, как иммигрант или мать-одиночка, были обречены на тяжелую и маргинальную жизнь. Но государственные льготы и пособия позволили им отлично приспособиться к окружающей среде.
Соответственно, иммигрантов и матерей-одиночек в ЕC становится все больше. Зато популяция энергичных бизнесменов потихоньку уменьшается из-за растущего налогового прессинга.
В нынешней Украине созданы чрезвычайно неблагоприятные условия для малого и среднего предпринимательства. Естественно, желающих открыть свое дело и вступить в неравную схватку с бюрократической машиной будет все меньше.
Такой экзотический вид, как иностранный инвестор, в наших широтах тоже не приживается и постепенно вытесняется из Украины. Напротив, популяции чиновников и силовиков цветут пышным цветом и привлекают украинскую молодежь, желающую хорошо устроиться на родине.
Перед нами яркие примеры социального отбора, порожденного государственной политикой. Мы наблюдаем типичную эволюцию по Дарвину, и отрицать это трудно.
Конечно, социал-дарвинизм может быть истолкован и более узко – как отказ от вмешательства в стихийные общественные процессы. Вокруг один сплошной laissez-faire, и кто преуспел – тот молодец, а кто нет – тот сам виноват.
Но в таком случае абсурдно проводить связь между социал-дарвинизмом и нацизмом, хотя этот стереотип прочно укоренился в головах. Германские национал-социалисты были злейшими врагами естественного отбора – они насаждали искусственный отбор, построенный на этнических принципах и не имевший ничего общего со сложившимися социальными практиками.
Высокий белобрысый болван, которому в естественных условиях полагалось гнуть спину на фабрике, переодевался в форму СС и объявлялся новым хозяином Европы. Зато какой-нибудь чернявый умник насильственно перемещался из собственного офиса в концлагерь.
Нацистский эксперимент по переустройству общества оставил о себе недобрую память. Коммунистический – тоже. Но изменить критерии отбора пытались не только наци и комми. Социальные реформы, проводимые на Западе, имели ту же суть. Хотя кто-то изначально выступал против любых покушений на естественный порядок.
Знаменитый социолог XIX столетия и убежденный дарвинист Герберт Спенсер утверждал: "Нищета неспособных, бедствия непредусмотрительных, голод лентяев, оттирание слабых сильными, из-за которого столь многие остаются на мели, – все это законы блага, умеющего глядеть вдаль".
Звучит негуманно, и человеколюбивый Запад презрел заветы мистера Спенсера. От них отказались, как только общество разбогатело достаточно, чтобы поддержать слабых, защитить непредусмотрительных и материально обеспечить неспособных. Разве жалко, если создаваемых благ с избытком хватает на всех? В результате западный мир стал намного уютнее, причем немедленных проблем не последовало.
Проблемы возникли позднее, ибо в таком обществе неизбежно рождается вопрос – а зачем быть сильным, способным и предусмотрительным?
Какой смысл проявлять инициативу, если тебе гарантирована государственная опека?
К чему искать работу, если можно ничего не делать и плодить себе подобных?
Как следствие, иждивенческая популяция на Западе неуклонно растет, приближаясь к критическому уровню. И выходит, что суровый Герберт Спенсер все-таки был прав. Рассудительный англичанин недаром писал о "благе, умеющем глядеть вдаль": негативные последствия западной соцполитики проявились лишь со временем.
Глупо считать, что, получив социальные гарантии, капиталистический трудяга тут же бросит работу. Нет, по инерции он будет вкалывать так же добросовестно, как и прежде. Но его сын захочет работать намного меньше и получать намного больше, спровоцировав перенос реального производства в Восточную Азию. А внук уверует, что все блага положены ему по праву рождения, и предпочтет работе увлекательные уличные погромы.
Обычно эволюция в обществе растягивается на несколько поколений. Поэтому государство всеобщего благосостояния отлично функционировало в 1950-х, но в современной Европе все чаще дает сбои. Генерация непредусмотрительных, ленивых и неспособных чересчур разрослась, вытесняя тех, кто делает возможным ее комфортное существование.
Из-за эволюционного отбора welfare state уподобляется свече, которая может гореть, лишь уничтожая себя. Все зависит от изначальной толщины и скорости горения.
Греческая свечка оказалась слишком тонкой и моментально превратилась в жалкий огарок. Шведская свеча была намного толще и потому горит лучше, хотя тамошние темпы развития уже не сравнимы с показателями полувековой давности.
Украинские политики наперебой обещают зажечь нашу собственную свечу. Но прежде она должна быть изготовлена, а лепить ее не из чего. У нас попросту отсутствует необходимый социальный материал.
Сегодня в украинском обществе доминируют два типа – активные перераспределители и пассивные получатели перераспределяемого. Но чтобы перераспределенных благ хватало на всех, в стране должен преобладать третий тип –инициативные и энергичные создатели богатства.
Пока такие люди не окажутся в большинстве, процветание нам не грозит. А при нынешнем искусственном отборе эта модель поведения никогда не станет доминирующей на Украине.
Можно мечтать о социальных стандартах ЕС. Можно обещать их электорату. Но при всем желании нельзя перепрыгнуть через эволюционную ступеньку, которая позволила Европе разбогатеть и перейти к welfare state.
Это не чья-то вздорная прихоть, а объективный закон развития. И он бы действовал даже в том случае, если бы Дарвин со Спенсером не удосужились его открыть.
Михайло Дубинянский, УП
