Солнце только багрилось где-то на дне Днепра, а она уже поднялась и стала будить собаку. Псина всем своим видом демонстрировала, что уже заипалась бегать по утрам, однако была безжалостно поднята с теплой подстилки жосткими пинками. Начинался обычный день. Десять километров бега трусцой. Затем сто километров на велосипеде. Потом заплыв. Вместе с велосипедом. И собакой, которая волочилась за ней на поводке, изображая буек. Когда собаку откачали, наступило время завтрака. Два яйца, сваренных собственноручно, то есть без кипятка. Тар-тар (мелко нарубленный хорек, пойманный своими же руками).

Немного брюссельской капусты (для укрепления интеграционных связей с Евросоюзом). Чашечка густого мохито и две банки энергетика. Для уставшей собаки. Затем обычное утреннее совещание, которое проводил Моник Левински в сатиновых трусах, продавленных на коленках. Обсуждался список неотложных дел на сегодня.

Звонок в дверь. Уставшая собака лишь тяжело вздохнула, но отказалась подниматься для исполнения своего долга. «А с какого буя йа буду еще лаять? Эти фотные процедуры меня до истощения доведут. Как того адвоката. Всю ночь бухал и орал в караоке, а потом трусцой побегать решил. Не добежал, мля…».

Как оказалось, пришел иксперд по выживанию в условиях ограничения свободы передвижений. Занятие пятое: «Правила постановки себя перед судьей, шобы он, сцуко, понял, кто из нас лох».

- Выходишь на центр зала и сплевываешь сквозь зубы в направлении прокурорских.

- Че-то не получается, губы плохо слушаются…

- Да ты их, епть, в трубочку сверни. Сворачивай! Сильнее! Да шо за нах?!

- Можно я просто слюну пущу? Обозначу плевок?

- Слюну пускать раньше надо было. Когда под дурку косить можно было. Теперь надо плевать. Да не на меня, а туда!!!

Некоторое время в доме раздавались странные горловые звуки и одобрительный мат инструктора.

Тем временем в здании суда шакалы пера и менты начали привычную свару, к которой радостно подключились шавки из обслуги парламентариев.

«Пониже броника хватай, а теперь штативом!». «Вася, а можно йа етого наипну, он миня уже так достал?» – «Ни, ето же журнализд, токо по левой почке можно!».

В маленьком домике на дамбе начался урок устной речи:

- Беспонтовый чувак?

- Лох!

- Гоп-стоп?

- Ограбление!

- Мокруха?

- Убийство!

- Герыч?

- Героин!

- Разойтись краями?

- Урегулировать проблему.

- Швепер?

- Виктор Федорович?

- Так, повторим еще раз.

9.37 АМ. Подали бронированный «мерс» с двумя подозрительно трезвыми охранниками. Один из них как раз заканчивал набирать эсемеску: «Если бы ты знала, как меня фсе заипало!».

Собака, услышав шум мотора, радостно вильнула хвостом. Свобода! Иксперд заканчивал урок: «И тут ты выходишь, рвешь на себе маечку и орешь: «Ха! Не ждали, сцуки? В штаны наложили, дешевки сраные?!».

Моник Левински: «А можно йа на себе маечку рвану? У меня есть адна, беленькая. Почти чистая. Токо пропотевшая слегонца».

Иксперд: «Да заткните ему хавло, хто это?!».

9.45 АM. Ее вывели из дома со связанными за спиной руками. Иксперд аккуратно придержал голову, когда она садилась на заднее сиденье: «И шо примечательно – когда голову не пригибают, обязательно епнешься об ментомобиль. Просто какая-то физиологическая особенность. Пацаны пробовали на спор сесть, чтобы не епнуться. Но без ментов ничего не получалось. Так шо привыкай. И косу сбрей, мешает. В нашем деле чем меньше волос, тем больше шансов, что тебя за них не схватят».

Немецкий движок грозно рыкнул. Пискнула мобила бодигарда. Пришел ответ: «Схади в прокуратуру, может, палегчает».

Водила врубил радио. Все семнадцать «бозовских» колонок одновременно грохнули: «Еду в Магадан!!!». Черная машина рванула с места, распугивая невинно гадящих под окнами котов.

10.05 АМ. Толпа зомби под судом тянула к ней свои мобилы, пытаясь сфоткать сюжет по мотивам бессмертного шедевра всех времен и народов «Я и моя сраная кошка».

«Почему так мало зомбаков?!» – грозно спросила она распорядителя действа.

«Так ить неблагоприятные погодные условия, плохая экология, загазованность, недостаток ресурсов, информационная блокада со стороны преступного режима, провокации и прессинг», – начал привычно оправдываться распорядитель.

- Йа тебе пасть парву за экологию, аниглобалист буев. Сегодня ко мне с финотчетом, докладной и цементом!

- Тазик брать?

- Безусловно.

10.07 -14.07 PМ.

– Встать, суд идет!

- А ложила йа на тебя, на суд, на фсе, лошок…

14.10 PM. Сикредный бункер партии. Невысокий музчинка тыкает пальцем в клаву: «Господин посол! Завтра состоится судилище над лидером европейской оппозиции, предводительницей всех хомо сапиенсов этой страны, последним оплотом демократических и прочих преобразований, толерантной и неподкупной, злобно оклеветанной врагами жертвой режима. Просим Вас прибыть с дипломатическим паспортом и сменой белья для предотвращения несправедливости и воздействия на режим, который взял курс на посадку в тюрьму последней надежды всего свободного мира».

Подумав немного, афтор добавил: «Пы.Сы. Предусмотрен кофе-брейк для свободного общения с потерпевшей».

17.00 PM – 22.00 PM. По гостиной летают Aйпады и Айфоны. Слышны крики: «Почему йа нимагу написать в «Твиттере», мать твою, Чепиного?

- Так ведь надо вайфай… тырнет.

- А ты на шо? (дальше следует очень грубая брань)

Собака вздохнула почти по-человечески. Немного подумав, она стала грызть кроссовки «Адидас», с наслаждением жуя шнурки. Поколебавшись некоторое время, собак обречено вздохнул и нагадил на велосипед.

В прихожей на коврике бодигард, воровато озираясь, писал эсемеску: «…И заипало – это еще не то слово!».

Александр Зубченко, Версии