Если вы хотите построить социализм, выберите страну, которую не жалко.
Отто фон Бисмарк
Не секрет, что сегодня, говоря о геополитике, все чаще употребляют термин «геоэкономика», как взаимодействие государств-участников международных отношений, представляющее из себя, по сути, конкурентную борьбу за рынки и ресурсы. В соответствии с этой системой, основным фактором анализа государства является изучение занимаемого им положения на мировом «политическом рынке». Есть страны-конкуренты, есть «холдинговые» образования, есть «дочерние предприятия», «филиалы», взаимосвязанные производства…
Швеция в данном случае несколько выбивается из общего списка. Социализм является однозначным конкурентом капитализма, если это именно социализм, а не способ использования известного товарного знака для продвижения непопулярного товара – какого-то другого типа общественно-политического устройства. Здесь также необходимо отметить, что социализм как общественно-политическое устройство и политики-социалисты наподобие Олланда абсолютно разные вещи: в первом случае это государственный механизм перераспределения благ независимо от мнения и желания их отдавать того, кто их создал между всеми гражданами, во втором – популистские меры за счет перетасовок статей бюджета. Следовательно, оценивая шведское «предприятие» как социализм, страны-конкуренты, по идее, должны с ней бороться, стремясь либо изменить государственное устройство, как это произошло с СССР, либо – опустить до уровня стран «третьего мира» – чтобы ни у кого не возникало желания повторить её путь. Однако не происходит ни первого, ни второго. Наоборот, Швеция входит в ЕС, а как участник программы НАТО «Партнерство во имя мира», регулярно отмечается во всевозможных конфликтах – от Югославии, до Афганистана. Невероятно, но факт – шведский социализм не оценивается как конкурентная угроза, и ему позволяют развиваться в идеальных условиях – с одной стороны, не стремясь изменить общественно-политическое устройство в соответствии с «корпоративными стандартами», с другой – налаживая партнерские отношения, в том числе, в рамках «службы безопасности холдинга». Получается та самая модель сферического коня в вакууме применительно к общественно-политическому строю. Что же выходит – в Швеции не замечают конкурента? Или на самом деле она таковым не является?
Семейный бюджет викинга, или от перемены мест слагаемых сумма не меняется.
Чтобы понять, как оценивают Швецию её потенциальные геоэкономические конкуренты, воспользуемся, опять же, экономической точкой зрения. Известно, что конкурентоспособность товара или услуги оценивается по уровню спроса. Касательно общественно-политического устройства, это можно трактовать, как стремление государств использовать успешный «продукт» для реализации его на внутреннем «рынке» – как спрос на макроуровне, или же по уровню миграции – как спрос на микроуровне. Однако, применив этот подход к Швеции, мы не увидим ни первого, ни второго. Конечно, миграционный баланс положительный, но иммигранты – это представители стран Восточной Европы и ближневосточного региона. То есть, те, для кого причиной смены страны проживания является не выбор «куда ехать», а необходимость «уехать откуда-то» – точно так же они оседают и во Франции, и в Испании, и в Германии – лишь бы миграционная политика «принимающей стороны» была достаточно приветлива. Получается, спрос на микроуровне не является конкурентным преимуществом по сравнению с другими государствами европейско-американского «холдинга», поскольку исходит от нецелевой для них аудитории. Что касается макроуровня. Если оценивать «шведскую модель социализма» по уровню социальных расходов бюджета в сравнении с её партнерами, получаем такую картинку:
Вроде бы все понятно – налицо огромная доля совокупных социальных расходов в бюджете. Но это не уровень реальных доходов населения в полном объеме с учетом как предоставляемых государством пособий и льгот, так и, собственно, заработной платы. На эту тему удалось найти интересные данные, собранные Евростатом и Всемирным банком:
К сожалению, это данные 1994 года, но, учитывая рост социальных расходов в развитых государствах, а также большой приток мигрантов, можно говорить о примерно одинаковой динамике изменения показателей.
Промежуточный вывод напрашивается сам собой – несмотря на высокую долю участия государства в доходах населения, совокупный доход шведских граждан остается в рамках среднестатистических показателей для развитых стран. Получается, сумма относительных показателей одинакова, но при этом в Швеции доля участия государства выше. Это означает что относительные показатели той части дохода граждан, которые получены не от государства – в Швеции ниже, чем в остальных странах. Значит, в части доходов граждан, «шведский социализм» – всего лишь способ положить больше в правую руку, но меньше в левую, тогда как остальные развитые страны поступают наоборот. Но ведь если платить меньше – начнется эмиграция – зона ЕС обеспечивает гражданам стран-участниц свободу в выборе места жительства. Соответственно, размер заработной платы должен соответствовать среднеевропейскому, то есть «в левую руку» кладется столько же, сколько и в других странах. Но при подсчете там оказывается меньше. Осуществляется это посредством прогрессивной системы налогообложения – из «левой руки» государство попросту забирает все, что считает лишним. Это происходит как в отношении физических так и юридических лиц. Собственно, участие государства в перераспределении доходов между резидентами, и дает право на существование термина «шведский социализм».
Забираем деньги у богатых и отдаем бедным или робингудство по-шведски.
Действительно, государство, выступая регулятором доходов своих граждан, становится похожим на известного героя английских сказок. К которому ограбленные им жертвы, как известно, имели вполне закономерные претензии. Однако, и это удивительно, частные компании в Швеции продолжают работать и особо не выдвигают лозунг «пора валить из этой страны» (с) (Неизвестный российский оппозиционер). Это действительно более чем странно – когда чем больше ты зарабатываешь, тем больше у тебя забирают – любой нормальный бизнесмен будет искать более благоприятные условия. Что это – высокий уровень личной ответственности, патриотизм, или потерпевшие от благородных действий государства почему-то не имеют к нему претензий?
Шведские бизнесмены нашли ответ, который симметричен действиям правительства. Чиновники, отнимая львиную долю дохода гражданина, возмещают ему эти средства с помощью бюджета. Собственники и руководители частных компаний в целях поддержания личного благосостояния на уровне иностранных коллег и вынужденные отдавать огромную часть средств в бюджет, возмещают его себе за счет бизнеса. Видимо, это национальная шведская черта – класть в один карман, доставая из другого, при этом оценивая ситуацию только по содержимому кармана, в котором прибавилось. Нет, они, конечно, не изымают оборотные средства и не продают оборудование. Но и практически не реинвестируют капитал с целью расширения бизнеса, а также стремятся минимизировать затраты. Так, «столпы» шведской экономики Икея и SKF переносят производства в Китай, заодно, увольняя шведских рабочих и создавая дополнительную социальную нагрузку на государственный бюджет; «Вольво» вообще продан китайцам, а SAAB, который китайцам продать не получилось – прекратил производство автомобилей. В целом, около 75% производимой шведскими компаниями продукции, сегодня выпускается вне Швеции. Сейчас шведская экономика напоминает огромный маховик, раскрученный до больших оборотов. Вроде бы, раскручивать уже почти нечем, но инерция не позволяет быстро остановиться. Карл Бильд, бывший премьер-министр Швеции сказал: “Мы хотели сломать, перевернуть законы экономики, но они оказались сильнее нас. Они торжествуют. Настал наш судный день”.
Нельзя дать всем всё, ибо всех много, а всего мало. Или можно?
Ранее, сравнивая Швецию с партнерами по «холдингу», мы рассматривали относительные показатели. Если оценивать только их, система выглядит нежизнеспособной – конечно, рядовым гражданам комфортно и уютно, но те, «за чей счет весь этот банкет» не станут вечно спонсировать обленившихся викингов, и в конечном итоге, перенесут свой бизнес в государство с менее жадным правительством. Однако, этого не происходит. Причина становится понятна, если рассматривать Швецию с точки зрения абсолютных показателей. Страна занимает 21 место по уровню ВВП, 15 место по размеру государственного бюджета и только 88 по численности населения. Получается, окончание известной фразы по-шведски должно звучать как «всех мало, а всего много». Получается, «едоков» на шее у бизнеса и граждан с высоким уровнем дохода не так уж много. То есть, хотя налоговое бремя и суровее, чем в других развитых странах, оно не разорительно для бизнеса, хотя и доставляет определенные неудобства, заставляющие, как уже было сказано, давать симметричные ответы. Тем не менее, события развиваются по пути «всех много» за счет мигрантов и сокращений на расположенных в Швеции предприятиях в пользу китайцев, и, с другой стороны «всего» становится меньше.
— Смотри, вот едет неуловимый Джо!
— А почему он неуловимый?
— А не ловит его никто! Кому он, на фиг, нужен?
Из народного фольклора.
Так все-таки, в чем причина феномена шведского социализма, является ли он таковым, и если да, то почему он всё еще существует и не уничтожен конкурентами.
Причина описана давно и неоднократно. Коротко – Швеция построила свою экономику на крови солдат Второй Мировой войны. Не принимая участия в боевых действиях, шведы неплохо заработали на продаже воюющим сторонам жизненно необходимых им ресурсов и товаров. Так, свыше 30% стали, выплавленной на германских заводах в годы войны, было получено из шведской железной руды. Шведские промышленники предоставили Германии значительные кредиты. Хозяева шведских монополий сначала извлекли пользу для себя из сделок с гитлеровской Германией, а затем – из поставок жертвам фашистской агрессии. Даже по официальным данным, чистая прибыль 50 наиболее крупных фирм возросла с 1938 г. к началу 1944 г. на 49%. В 1940—1943 гг. правящие круги Швеции ориентировались на Германию, а в 1944—1945 гг., после коренного перелома в ходе войны, – на США и Англию.
Является ли шведский социализм социализмом? В классическом понимании однозначно, нет, потому что общественно-политический строй определяется, в первую очередь, типом экономики. Однако видимо понимая это несоответствие, шведскую модель называют «неосоциализмом». Забывая, впрочем, упомянуть, что государство, расходуя много средств на заботу о своих гражданах, забирает у них не меньше. К слову, сегодня шведы считаются одними из самых низкоквалифицированных работников в Европе. И правда, зачем выпускнику, скажем, технологического ВУЗа стремиться повышать свои профессиональные знания и навыки с целью дослужиться до ведущего инженера предприятия, если, несмотря на то, что заработная плата вырастет намного, одновременно вырастет и налог – причем, в геометрической прогрессии, да еще и уменьшится количество социальных выплат? В итоге, при многократном увеличении служебных обязанностей и ответственности, прирост фактического дохода составит 6-8%. В таких случаях государство обычно стимулирует своих граждан другими, нематериальными способами – например, идеологией, а где-то и прямым принуждением. Но тут нельзя, тут – демократия и либерализм. То есть, некоторые признаки социалистического общества есть, но их явно недостаточно. Причем, сегодня правительство осознало недостижимость компромисса между welfare state и частным капиталом, и постепенно отдаляется от принципов первого, понимая, что попытка сохранения всех признаков социального государства станет причиной прекращения его существования в принципе.
Резюмируя, с позиции геоэкономики, шведская система представляет собой уникальный товар с ограниченным рынком сбыта. То есть, товар, не подчиняющийся обычным законам геополитического спроса-предложения. Участники рынка понимают, что использование шведской модели возможно только при высоком ВВП, обеспеченном за счет высокотехнологичного производства, небольшом населении, уникальном географическом положении и природных ресурсах, и сильном стартовом «толчке» для экономики. При этом продолжительность жизненного цикла зависит как от силы толчка, так и от приложения последующих усилий, имеющих схожую природу. Отчасти, некоторые условия в виде ресурса для стартового толчка существуют в Катаре, или ОАЭ, но пока неясно, как эти страны воспользуются предоставленной возможностью. Получается, шведская модель не только не представляет собой конкурента странам с традиционной рыночной экономикой, но более того – служит постоянным напоминанием, что может произойти, если попытаться построить схожую общественно-политическую систему в любой стране, не обладающей уникальными особенностями шведского государства.
telegrafist.org