Поскольку Европа не может интегрировать Украину, последняя будет рано или поздно интегрирована Россией

Не будет преувеличением сказать, что уже к концу первого года первой президентской каденции В.Януковича Украина вновь оказалась в состоянии международной политической и дипломатической изоляции, примерно в таком же, в каком была в конце правления Ющенко, даже более глубоком.

Следует иметь в виду, что к 2009 году нежелательным гостем как на Западе, так и на Востоке (в частности, в России) стал лично Ющенко. При этом Украина как государство оставалась хоть и объектом, а не субъектом международной политики, но достаточно значимым. И премьер-министр того времени Ю.Тимошенко, и лидер оппозиции В.Янукович были активными участниками многочисленных встреч и консультаций, проходивших как в Москве, так и в Брюсселе, а также в столицах ведущих государств ЕС. Даже активность Вашингтона на украинском направлении, к тому времени резко снизившаяся, все же не была сведена на нет.

С другой стороны, к концу 2010 – началу 2011 гг. общение не только с украинским президентом, но и с премьером и другими официальными лицами стало все больше ограничиваться нормами только протокольной вежливости. Подавляющее большинство программ и подготовленных к подписанию документов оказались замороженными и в Москве, и в Брюсселе, а США практически перестали принимать активное участие в украинской политике, полостью передоверив эту «работу» Евросоюзу.

Невозможно не заметить, что в период 2011-2013 гг. состояние изоляции усиливалось, а сама она становилась плотнее. И в Москве, и в Брюсселе политики все меньше считали себя связанными нормами дипломатической (протокольной) вежливости, и даже формальная (под телекамеры) часть встреч украинских руководителей со своими коллегами все чаще и все больше выглядела как выволочка нерадивого ученика строгим учителем. С представителями украинской власти прекратили вести переговоры, ограничиваясь лишь повторением условий ультиматумов, которые Украина должна принять без обсуждений, если хочет, чтобы ее проблемы хотя бы обсуждались Брюсселем и Москвой соответственно.

Не вызывает сомнений, что данное катастрофическое состояние восприятия Украины на международной арене и отношения к ней вызвано в первую очередь неадекватным внешнеполитическим курсом, избранным руководством страны во главе с президентом, который частично по закону, а в большей степени фактически определяет внешнюю политику страны.

Внешняя политика Януковича вылилась в попытку вернуться к реализации теории многовекторности эпохи Кучмы. Ничего плохого, собственно, в многовекторной внешней политике нет. Даже наоборот: попытка балансировать между интересами сверхдержав является наиболее внятной стратегией для государств второго и третьего порядков, позволяя им претендовать хоть и на ограниченную, но субъектность в мировой политике. Следует, однако, учитывать, что политика есть искусство возможного, и реализация определенных политических схем возможна лишь в определенные моменты времени, пока открыто соответствующее окно возможностей.

Для Украины окно возможностей, позволяющее проводить многовекторную внешнюю политику, закрылось в 1999-2000 гг., в начале второй президентской каденции Леонида Кучмы. Связано это было с началом государственного ренессанса в постъельцинской России с одной стороны и уже ясно обозначившимся надрывом США с другой стороны. Попытка установления мировой гегемонии Вашингтона, опирающейся на военную мощь и «дипломатию доллара», к этому моменту уже провалилась, но США еще не желали признать поражение: они все еще были объективно сильнейшей военной державой, превосходящей по мощи вооруженных сил весь остальной мир вместе взятый. США все еще пытались последним сверхусилием выиграть «холодный мир» так же, как они выиграли холодную войну.

В этих условиях столкновение интересов России и США в третьих странах стало неизбежным. Особый интерес с точки зрения интересов Вашингтона представляла постсоветская периферия (ближнее зарубежье по российской терминологии). До начала 2000-х гг. ближнее зарубежье по умолчанию признавалось сферой не исключительного, но преимущественного российского влияния, обеспечивая ослабевшей Москве буфер, отделяющий ее от расширившегося, вопреки обещаниям, НАТО.

Однако в начале 2000-х гг. Россия постепенно начала активизироваться, превращая свое формальное влияние в ближнем зарубежье во все более отчетливое доминирование. Следовательно, вытеснение России из СНГ должно было унизить Москву, показать ее неспособность противостоять интересам США даже на своих собственных границах, а также окружить Россию «санитарным кордоном» новых американских союзников (а на деле сателлитов) из бывших союзных республик, с явно недружественными русофобскими режимами. Подобные режимы должны были навсегда перевести Россию в разряд третьестепенных региональных держав, связав ей руки бессмысленной борьбой с противоестественной русофобией соседей, направив ее ресурсы на эту борьбу и вычеркнув ее таким образом из глобальной игры.

Период американского наступления на Россию на постсоветском пространстве начинается и заканчивается в Грузии. Бархатный проамериканский переворот 2003 года, названный «революцией роз», дал старт цепи «цветных революций» в СНГ, реализованных по одному сценарию, на американские деньги и под американским руководством. Закончился этот период пятидневной августовской войной 2008 года или «войной 08.08.08», в ходе которой проамериканский грузинский режим потерпел унизительное поражение, а грузинская армия перестала существовать. На самом деле это унизительное поражение потерпел не только и даже не столько Тбилиси, сколько Вашингтон, который не сумел ни защитить своего союзника, ни обеспечить ему способность самостоятельно противостоять России на Кавказе. При этом надо понимать, что вооруженные силы, задействованные в конфликте Москвой и Тбилиси, были сопоставимыми. Россия, безусловно, имела превосходство, но оно не было абсолютным и подавляющим, таким, которое могло бы объяснить исчезновение с поля боя грузинской армии в считаные часы.

Отказ России от введения войск в Тбилиси и свержения Саакашвили стал еще одной пощечиной Вашингтону. Весь мир видел, что Москва могла это сделать, но не захотела. Причем этому есть совершенно практическое объяснение: установление в это время пророссийского режима в Тбилиси было невозможно. В стране не было соответствующих организованных политических сил. А власть, держащаяся на российских штыках, потребовала бы неоправданно большого расхода ресурсов – военных, экономических, финансовых, дипломатических, политических. При этом радикальным русофобам все равно была бы обеспечена общественная (внутри страны) и международная поддержка как «законной власти оккупированной страны».

А так Саакашвили, которого разгромили, но не стали добивать, до конца своей каденции оказался связанным конфликтом с внутренней оппозицией и перестал быть серьезным фактором политической игры в Закавказье. В то же время часть грузинской оппозиции, учитывая проамериканизм Саакашвили, вынуждена была хотя бы частично, из необходимости предоставить на суд общества хоть какую-то альтернативу самоубийственному курсу президента, сориентироваться не столько на Россию, сколько на необходимость улучшить с ней отношения, перейти от дикой русофобии к взвешенному прагматизму.

В результате политика США на постсоветском пространстве провалилась. Попытки сдать Саакашвили, заменив его якобы новым, но не менее проамериканским Иванишвили, ни к чему не ведут, поскольку все постсоветские элиты видели, что в прямом военном противостоянии с Россией США вынуждены были сдать своего самого преданного клиента. Этот факт не могут не учитывать при планировании дальнейшей политической игры ни в одной из постсоветских столиц. Россия отстояла свое право на постсоветское пространство как сферу своего влияния.

Однако из событий 2003-2008 гг. в Москве сделали свой вывод. И вывод этот в первую очередь гласил, что так называемая многовекторность постсоветских режимов не может гарантировать России необходимый уровень их лояльности. Даже совместные экономические проекты, даже преференции за счет российского бюджета, даже полная зависимость от российского рынка не удерживают русофобские так называемые евро-атлантические силы от проведения антироссийской политики в тех случаях, когда им удается прийти к власти. А их приход к власти становится неизбежен в тот момент, когда Брюссель и Вашингтон оказываются в состоянии сконцентрировать достаточное количество ресурсов для нового наступления на постсоветском пространстве. Альтернативой добровольной сдачи власти постсоветским «оранжевым» является только гражданская война, поскольку «оранжевые» готовы к кровопролитию, и остановить их может только превосходящая сила, готовая, не задумываясь, лить их кровь.

Таким образом, нарушение Вашингтоном баланса многовекторности на постсоветском пространстве в первой половине 2000-х гг. привело к тому, что после вытеснения отсюда США многовекторность перестала устраивать и Россию. Режимы, изъявившие готовность стать американскими клиентами, теперь не могут рассчитывать на равноправные взаимоотношения с Москвой и должны выбирать между согласием на мягкий (пока) протекторат России и неизбежным быстрым экономическим крахом, столь же неизбежно ведущим и к краху политическому. Практически все постсоветские режимы, в том числе и успевшие вступить в НАТО и ЕС, не согласные отчетливо признать российское лидерство, находятся в той или иной степени системного кризиса, который не может кончиться иначе, чем более или менее быстрым крахом их государственности.

Гарантии территориальной целостности и условной государственной независимости на территории СНГ сегодня исходят только из России. Это уже, кстати, начали понимать и в окрестностях бывшего СССР. В частности, в Финляндии недавно депутат финского парламента от партии «Истинных финнов» Юхо Эерола предлагал создать между Финляндией и Россией стратегический военный союз как гарантию финской независимости. Русофильские тенденции начинают нарастать в обществах бывших прибалтийских республик СССР. В общем, на постсоветском пространстве русофильство – восходящий тренд, хотя пока и недостаточно устойчивый, но в целом на сегодня безальтернативный, поскольку евро-атлантический тренд теперь нисходящий, а иных на сегодня нет.

Таким образом, трехлетние попытки правительства Януковича реанимировать политику многовекторности эпохи Кучмы, позволявшую Украине получать преференции и на Западе, и на Востоке, не беря на себя никаких обязательств, предпринимались в условиях отказа всех главных партнеров Украины на мировой арене воспринимать данную политику. Как было отмечено выше, США сочли украинскую многовекторность невыгодной для себя уже в начале 2000-х гг. Отсюда и дело Гонгадзе, и «пленки Мельниченко», и акция «Украина без Кучмы», и перевороты 2004 и 2007 гг., обеспечившие пятилетку проамериканского русофобского правления Ющенко.

В свою очередь, после того как США, вынужденные концентрировать остатки своих ресурсов в более важных для них точках глобального противостояния (в АТР, на Ближнем Востоке, в Латинской Америке), эвакуировали свои проекты в СНГ, а Евросоюз оказался не в состоянии проводить здесь активную политику (главное – финансировать потенциальных клиентов), усилившаяся Россия также сочла для себя возвращение к столь легко нарушаемому статус-кво многовекторности абсолютно неприемлемым. Государственные интересы Москвы могли быть защищены только в результате гарантированного доминирования, то есть признания постсоветскими режимами России в качестве старшего партнера.

На этих условиях Москва была согласна временно стабилизировать существующие элиты с одновременным началом их медленной эволюционной замены, гарантировать сохранность приобретенных капиталов с возможным выкупом стратегических активов по рыночной цене, как в случае с Абрамовичем, а также обеспечить внешнеполитический и военный зонтик. Взамен Россия требовала полной политической лояльности, выражавшейся в безусловном вступлении во все интеграционные объединения, созданные или планируемые к созданию в будущем Москвой, а также добровольной передачи права на принятие стратегических решений в рамках этих объединений коллективным органам, по факту контролируемым Москвой.

В России значительно лучше, чем в странах ближнего зарубежья, понимали, что постсоветским режимам приходится выбирать между признанием своего замаскированного вассалитета в отношении Москвы и быстрым и полным крахом. И российское руководство не собиралось и не собирается идти на уступки в данном вопросе.

На сегодня ни Запад, ни Россия не согласны играть с Украиной в многовекторность и требуют однозначно определиться: Запад – на основании былого могущества, а Россия – на основании своего постоянно растущего влияния. Отказ украинского руководства от выполнения данного требования ведет к его изоляции как со стороны России, так и со стороны Запада. В конечном итоге Москва, Брюссель и Вашингтон, потеряв надежду на то, что действующего украинского президента удастся убедить сделать выбор, заняли позицию ожидания смены власти.

ЕС и США удовлетворены такой позицией, поскольку пока что на следующем политическом витке к власти вновь должны прийти русофобы. Янукович и ПР на глазах слабеют, а альтернативы им на русском фланге нет, и они сделают все, чтобы она не появилась. Россию такое ожидание также устраивает, поскольку, отказываясь от выбора в пользу Таможенного союза, украинская власть настолько быстро и эффективно разрушает экономический потенциал Украины, что гарантированно оставит преемникам коллапсирующее неэффективное государство, находящееся в состоянии перманентного банкротства.

Гипотетически пришедшие к власти после Януковича русофобы окажутся в состоянии того же выбора: либо в Таможенный союз, либо в гражданскую войну. Только у них уже не будет нескольких лет на раздумья. Шанс на то, что, придя к власти, действующая оппозиция осознает всю глубину кризиса и единственную возможность спасения в ТС и резко сменит свои евроинтеграционные приоритеты, ничтожен, исчезающее мал. Но с того момента, как оппозиция придет к власти, состояние продолжающегося кризиса будет компрометировать уже не пророссийские силы, к которым без должных на то оснований относят Партию регионов, а русофобские. Поскольку же очередной политический виток будет коротким (продолжительностью не в годы, а в месяцы), возможность перехода власти на всей территории страны или на ее большей части в руки реально пророссийских сил в течение краткого промежутка времени после Януковича будет высока.

Русофобское правление может продлиться не более года, а в его фашистском варианте – и того меньше. Более того, Украину после русофобов, скорее всего, нужно будет принимать уже не в Таможенный союз, а прямо в Россию. Степень экономического краха просто не позволит ей восстановиться в качестве самостоятельного государства, а разрыв на фашистский Запад и пророссийский Восток ликвидирует возможность установления в Киеве без внешней поддержки какой бы то ни было суверенной власти, признаваемой на всей территории страны.

Из вышеизложенного следует, что единственный способ спасения украинской государственности – это прорыв внешнеполитической изоляции ценой отказа от многовекторности. Только такой прорыв может дать необходимые ресурсы для стабилизации и начала поэтапного реформирования изжившей себя системы. При этом надо понимать, что прорыв на западном направлении невозможен. Эта невозможность объясняется тем, что в Брюсселе и Вашингтоне давно принято решение относительно нецелесообразности иметь дело с Партией регионов и о необходимости делать ставку на приход к власти оппозиции. При этом неважно, сумеет ли оппозиция надолго удержаться у власти (чудом) или быстро потеряет ее.

Поскольку Европа не может интегрировать Украину, последняя будет рано или поздно интегрирована Россией. Поэтому чем слабее и разрушеннее будет украинское государство, тем больше российских ресурсов окажется связанным при восстановлении на этих территориях нормальной среды обитания миллионов людей, тем меньше немедленных бонусов получит Россия от такой интеграции, тем выше будут ее финансовые, экономические, политические, дипломатические и военные издержки. Поэтому Запад не заинтересован в достижении взаимопонимания с Януковичем. Если украинская власть выполнит все требования Брюсселя – будут выдвинуты новые, и так до бесконечности. Кроме того, зачем подписывать соглашения, если требования и так выполняются?..

Очевидно, что прорыв возможен только на российском направлении внешней политики, и достигается он простым стартом процедуры вступления в Таможенный союз. Более того, этот прорыв, как это ни парадоксально, обеспечивает одновременный прорыв и на европейском направлении. Европейским союзом руководят реалисты, и они понимают, что Россия достаточно сильна, чтобы не допустить падения украинской власти, принявшей на себя обязательство ввести страну в Таможенный союз и давшей старт этому процессу.

Начало процедуры вступления в ТС продемонстрирует европейской бюрократии, что при минимальной технологичности Янукович гарантированно будет переизбран президентом Украины в 2015 году, а значит, с ним придется иметь дело еще как минимум пять лет. То есть надо будет выстраивать полуразрушенные отношения заново.

Таким образом, Таможенный союз является тем полем, занятие которого обеспечивает украинскому государству достаточно быстрое и относительно безболезненное решение всех проблем, включая эволюционную смены элиты, восстанавливает позиции Киева как второстепенного, но существенного игрока в европейской партии. Все это происходит за счет некоторого ограничения суверенитета, особенно во внешнеполитических вопросах, а также за счет блокирования для элиты возможности дальнейшего бесконтрольного грабежа страны. Но надо признать, что грабить уже почти нечего, а альтернативой добровольному ограничению суверенитета является его полная утрата.

Ростислав Ищенко, km.ru