Нам ли, с мощью и богатством родного русского языка, заимствовать что-либо, да ещё и в таких масштабах!?
В.Мусин
Порча нравов, ослабление исторической памяти сегодня согласуется с порчей родного языка. А без здорового русского языка, с рыночной безнравственностью и лжедемократией, навязанными извне, с забвением заветов предков, не быть России.
I.
Несколько лет тому назад учёный филолог А.Труханенко, живущий в Галиции, листая литературное приложение "Rozmaitosci" («Смесь») к "Gazet-e Lwowsk-ой" за 1820 год (на польском языке), заинтересовался путевыми заметками, озаглавленными "Ulomki z pewney podrozy do Rossyi". Отрывки из «Подорожи» («Путешествия») гость России подписал криптонимом "B-i". По всей вероятности, был он уроженцем недавно включённого в состав империи Александра I Царства Польского. Ни к победителю Наполеона (корсиканец лукаво обещал потомкам легендарного Леха «волю»), ни к стране завоевателей добрых чувств питать не мог. Тем не менее (отдадим ему должное), сумел в своих описаниях сохранить объективность. Что же касается его близкого знакомства с живой русской речью, здесь "B-i" не сдержал своих ощущений и перенёс их на бумагу во всей полноте. Прислушаемся к голосу седока дорожного экипажа, что катил почти 200 лет назад по разбитым дорогам России от Балтики до восточных окраин (в переводе А.Труханенко, вставившего свои замечания):
«Язык русский, помимо многих других ценностей, имеет три отличительные особенности, которые делают его достойным внимания в глазах каждого просвещенного человека». Интерес у просвещенных людей этот язык должен возбуждать следующим: «Прежде всего, своей элегантностью, употреблением причастий и сжатостью высказывания он сближается с древними языками, в особенности с латинским и греческим - более, чем какой-либо из современных языков, которые все без исключения являются громоздкими и многословными из-за своих местоимений, своих вспомогательных элементов и тому подобных приемов, какими с трудом восполняют нехватку соответствующих средств в неизбежных для любого языка различных ситуациях». С Ломоносовым это не просто соотносится, но как бы детализирует его мнение, хотя автор говорит о том же самом, скорее всего, вполне самостоятельно. И последовательно. «Во-вторых, он располагает бесценным сокровищем, каким ни один из известных языков похвалиться не может, в виде языка славянского, который на протяжении долгого времени был языком науки и остается до сих пор языком церкви. Этот язык, при столь малом своем отличии, предоставляет легкую возможность образовывать необходимые обозначения для каждого нового понятия, наилучшим образом способствует, при растущей культуре народа, усилиям писателей, занятых этим делом сейчас». Это очень проницательное для иностранца наблюдение. Автор и на этот раз невольно перекликается с Ломоносовым, с его "Предисловием о пользе книг церковных в российском языке". Здесь впервые был намечен путь языковой реформы на основе сочетания старославянских и русских национальных норм. По мысли ученого, именно старославянский язык разовьет и обогатит "довольство российского слова, которое и собственным достатком велико". Путешественник зафиксировал последнюю стадию этого процесса. Он завершает свое рассуждение аргументом очевидным и потому неопровержимым: «В-третьих, как широко дела человеческие прославляются, о том свидетельствует распространение разных языков". И добавляет относительно русского: "От восточных границ Германии до Камчатки, до западных берегов Северной Америки его не только понимают, но им пользуются, а сама эта страна (Россия), которая господствует над большей половиной земли, простирается на многие тысячи миль».
II.
Поблагодарим доброй памяти «В-i» за доходчивое изложение просвещённого мнения, а нашего современника А. Труханенко - за находку и работу над ней. И вспомним, что русский литературный язык той поры ещё только-только вышел из «первичной обработки» Ломоносовым, Фонвизиным и Державиным, подвергался «доводке» Карамзиным и Жуковским. Ещё вряд ли кто полагал, что юноша Саша Пушкин, заканчивающий поэму «Руслан и Людмила», станет зачинателем новой русской литературы, новой на столетия вперёд. Ещё пребывали во младенчестве или вообще находились лишь в планах Русского Бога Тургенев, Лермонтов, Некрасов, Толстой, Гончаров, Достоевский, другие светила заметной величины Золотого и Серебряного веков русской словесности. В их обработке язык Пушкина, при общем распространении грамотности за пределы высших классов, начнёт проникать в простонародную речь, влиять на неё, обогащая и выравнивая местные говоры.
И всё же, даже до обработки мастерами слова нашей речи, последняя открылась для иностранца «В-i» в том совершенстве, каким произвела на него впечатление и была им столь любовно описана. Можно только представить его оценку русского языка, проживи он при светлом уме и в бодрости до начала ХХ столетия и соверши поездку по России тем же путём. Ах, как разговаривала старая московская интеллигенция, из «бывших», ещё в 50-х «советских» годах! Пир русской речи, богатой интонациями и словами, редко повторяющимися, всегда к месту и музыкально встроенными в искусную вязь соседних слов, речи зримо-образной, изысканной. Такую речь можно назвать самостоятельным видом искусства.
…А если бы дожил до наших дней – до 3-го тысячелетия «В-i», тонко чувствовавший, по меньшей мере, славянские языки?
Тут-то я представляю его недоуменно внимающим речам аборигенов. Они, как и в 1820 году, представляются заезжему поляку русскими, по-прежнему говорливы, называют родной язык «удлинённым словом» великий-и-могучий, не без лёгкой иронии в голосе, понимающе переглядываясь. Но гость разочарован и подавлен речевыми особенностями насельников величайшей по размерам страны мира, то ли ещё России, то ли уже Наша-Раша.
Давайте мысленно оживим нашего иностранца и, перенеся его в сегодняшний день, поставим рядом с собой. Вместе оглядимся и прислушаемся.
III.
Вот высыпала из Третьяковки шумная группа подростков (тинэйджеры – перевожу на более понятный моим современникам русский язык). Делятся впечатлениями об увиденном. Естественно, мнения разделились. Клёво! Супер! Офигенно! Можно обалдеть! Классные картины! – восклицают одни. Другие с ними не согласны: Полный отстой! Фигня! Туфта! Один из поклонников живописи проявил изумительное красноречие: А я оторвался по полной. Эти слова вызвали возглас миловидной поклонницы импортных междометий: Вау! Никто из школьников, только что «спасённых красотой», не нашёл других слов, чтобы, в соответствии с впечатлением, выразить свои эмоции. Наш гость из 1820 года не то, что выглядел угнетённым скудностью родной речи юных представителей принимающей стороны; он всем своим видом выражал сомнение, там ли он оказался, куда повела его знакомая, казалось, дорога.
Что ждать от школьников, если журналист, считающий себя образованным, посетив Поле Куликовое в дни 630-летнего юбилея, вещает с телеэкрана, мол, это событие ныне стало брэндом для туляков, способствующим развитию местного бизнеса. А другой, столь же просвещённый (и просветитель по роду занятий), известный телеведущий, рассказывая об обороне Брестской крепости, делится со зрителями надеждой, что из этого может получится хороший голливудский блокбастер, особенно если умело использовать на съёмках стоп-ноушн.
В последних примерах – не только достойное осуждения издевательство над родным языком. Это, если вдуматься в смысл высказанного, преступление в отношении святая святых – русского патриотизма, уродование исторического сознания нации. Названных «просвещённых просветителей» несколько извиняет лишь то, что они сами, мягко говоря, не в ладах с исторической истиной (а освежать в памяти события отечественной истории некогда, надо осваивать, дабы не прослыть невеждой, наш-рашинский лэнгвиджь). Тот же репортёр с Поля Куликового, толкуя сцену поединка Пересвета с Челубеем в исполнении участников исторического действа, не высказывает недоумения, когда «инок Пересвет», выбив копьём из седла «батыра Челубея», невредимым(!?) возвращается в свой строй. Вообще, нелепостей, исторической безграмотности в том репортаже, равно как и в театрализованном представлении, не счесть. Но каков брэнд! Предвижу близкое время, когда Святого благоверного великого князя Дмитрия будут вспоминать, как… создателя одного из важных терминов в маркетинге. Признаки этого налицо: для «новых русских» престижным стало получить (и получают!) участок под уродливый терем (то бишь коттедж) на самом Поле, обильно политым кровью победителей Мамая. Об этом факте рассказал мне незадолго до своей кончины выдающийся скульптор Вячеслав Клыков.
Такое же наглое брендирование началось в отношении Пушкинского Заповедника «Михайловское», других мест, дорогих нашему сердцу. Порча нравов, ослабление исторической памяти сегодня согласуется с порчей родного языка. А без здорового русского языка, с рыночной безнравственностью и лжедемократией, навязанными извне, с забвением заветов предков, не быть России.
Есть над чем задуматься.
IV.
В словесном мусоре устной речи в нынешнюю пору преобладают иностранные слова, но наиболее часто выскакивает из, видимо, неуправляемых уже уст одно наше родное, очень русское слово. В дохристианской древности предмет, им называемый, был праздничным символом животворного дневного светила. И за что ему выпала такая доля – помимо изначального смысла стать речевым отбросом! Полагаю, что «В-i», которого я ощущаю стоящим рядом со мной, решил, что в новой России вечная Масленица, а русские начала 3-го тысячелетия питаются исключительно блинами, ибо отовсюду слышится блин – бессмысленное вводное слово, о чём бы не говорили беседующие. Попался мне как-то его горячий защитник. Доказывал, что изречённый блин свидетельствуют о культурном подъёме нации. Ведь, благодаря ему, не нужно теперь вспоминать к месту и (много чаще) не месту женщину, родившую без мужа (блядь – вполне цензурно писали и говорили в старые времена). Я возразил, мол, а не лучше ли просто промолчать…
С нынешней осени, принимая участие в жизни местной гимназии, я по горло насыщаюсь блинами с хреном (например, а на хрена нам, блин, это надо?) и прочими «продуктами» родной речи, бессмысленно переиначенными, используемыми, как правило, не к месту; также заимствованными из других языков, чаще всего из англо-компьютерного. Дети приносят эти «семена духовные» (по Ивану Фёдорову) из дома в гимназию, там обмениваются ими и, с «обогащённым словарём», возвращаются домой.
В последние двадцать лет русский словарь, ничем и никем не защищённый, в отличие, например от французского, испытывает массовое, лавинообразное проникновение иностранных слов, в большинстве которых он не нуждается. Можно, с оговорками, принять слово киллер, если не заменить им слово «убийца», а поставить рядом, ограничив понятие рамками «наёмный профессионал-убийца». Но, скажите на милость, какая необходимость в разговоре на русском языке выражать своё согласие заморскими о-кей, йес? Ведь этого мало для демонстрации своих лингвистических познаний. Русские «да», «добро» произносить не дольше, если спешишь. Тогда для чего сей «изыск»!? С какой целью в журнальный заголовок, читаемый «работа и зарплата», вставлен знак & , похожий начертанием на заворот кишок («Работа & зарплата»)? В английском правописании & заменяет слово «and» (наш союз «и»). Можно согласиться: одним лихим росчерком британец освобождает о себя от тяжкого труда потеть над словом аж из трёх букв. Но нам-то наше родное «и» даётся легче, чем замысловатая загогулина. В этом легко убедиться. Притом, между двух слов, написанных кириллицей, оказывается даже не слово на латинице, а его графический аналог, допущенный только в английской грамматике. & - это именно «and», никак не наше «и»! Вот так освоение английской грамматики может обернуться русской безграмотностью. Об оскорблении родного языка теми, кто утверждал обложку журнала (и не только этого издания. И великое множество рекламных текстов, вывесок), я уже не говорю.
А вот заимствование на грани безумия: кому-то из законодателей мод на импортные слова английское прэмоушн показалось благозвучнее, значительнее родного «содействия» (интересно, как будет «я содействую»? Я прэмоушную?). Впрочем, нет преград, которые не осилили бы отечественные попугаи. Помните, как трудно давалось прилагательное эксклюзивный. Сегодня же всё, что не общего употребления, то сплошь эксклюзивное. Не удивлюсь, если услышу, как некто наивный представляет при знакомстве свою жену: моя эксклюзивная супруга. Мы уже редко ходим за покупками, у нас теперь шопинг (отчего возникают стыдливые ассоциации). Стало неудобно, не по-современному, что ли, петь «многая лета» – заменили здравницу на хэппи бэзди ту ю… И т.д. и т.п.
V.
Наиболее продвинутыми (нате очередное словечко!) киллерами на родном языковом поле выступает молодёжь. Года три тому назад своими наблюдениями о носителях «языкового вируса» поделился с читателями сайта «Страна. Ru» профессор МГУ А. Горкин:
«Существующее положение со знанием русского языка студентами стало почти катастрофическим. Даже имея представление о каком-либо событии, явлении, понятии, студент часто не может выразить это знание (и понимание) нормальным литературным языком - не только в письменной форме, но и в устной речи. Многие выпускники вузов функционально неграмотны. Некоторые мне прямо говорят: "А компьютер исправит все ошибки, зачем волноваться!" При этом их речь бывает кокетливо засорена интернет-сленгом… Современный русский язык (не только у студентов, но и у политиков, военных, журналистов, предпринимателей) просто переполнен уголовной "феней". Ведь излюбленные многими термины "беспредел", "разборка", "крыша", "мочить", "стрелка" и тому подобные - это же язык преступного мира!».
Устрашающими называет масштабы засорения русского языка В. Мусин Я настоятельно советую прочесть статью под ссылкой. Не могу не привести из неё несколько цитат, что и делаю с почтением к знаниям и литературной страстности Владимира Константиновича:
«…притягивание чуждых слов и форм в родной язык – это тоже «ненормативная лексика», т.е. лежащая вне норм, содержащихся в принятом словарном составе… поток их столь велик, что за ним не поспевают даже специальные словари заимствований. Этот поток охватывает все сферы жизни, это настоящая стихия… Только посмотреть на рекламу: какие-то кулеры, джусы, шопинги, дайвинги, хаузы, оупен эйры, смайлы…Откроешь прессу: промоутеры, девелоперы, мерчендайзеры, менеджеры, ресторанинги, франчайзинги, оффшоры, эдукацентры, топлессы, топ-менеджеры и прочее наглое и смехотворное косноязычие. Присутствует разгул причастных форм английского языка: спулинг, шедулинг, ребрендинг, коучинг, вендинг… Появились даже англизированные гибриды вроде «попрошайнинга». Названия журналам тоже норовят присвоить всё английские или уж русифицированные, по крайней мере (да и то безграмотно), – вроде «Триал». Входят в жизнь и грамматические формы согласования из английского языка вроде «компьютер центр», «лофт проект», «Охта-центр» или «пиар-технология»… В правописании заимствований царит немыслимый произвол. Чего стоит, к примеру, пресловутый сэконд хэнд (или секонд хенд?). Множатся слова-кентавры, соединяющие в написании кириллицу и латиницу. Внедряющиеся стихийно англоязычные наименования литер латиницы вносят путаницу, сбивают с толку при обозначениях и прочтении формул, сокращений и в правописании слов... Всё это вносит добавочную путаницу в наши головы и ощутимо мешает образованию. Множатся отрицательные явления, порожденные несвойственным русскому языку обилием омонимов, присущим английскому. Почти утрачена свойственная русскому языку точность интонаций, дикторы превратили язык в невыразительную мякину и поверхностный. трёп. В общем, настоящая вакханалия! Мало того, что иностранщиной все засоряется, она ещё и вытесняет русские слова и формы…»
В. Мусин, воспитатель по призванию и «делу, которому он служит», понимает, как и все, обеспокоенные нынешней катастрофической порчей русского языка, неизбежность заимствований. Но, в отличие от стихийного «движения сопротивления», к которому принадлежу я, автор настоящей статьи, Владимир Константинович подходит к кричащему от боли вопросу со знанием предмета. Учёным, дружным с языковой стихией, ведомо на практике трёх столетий (по меньшему счёту), как отражать губительное «нашествие языков» (здесь ударение на «о») и при этом пропускать, с условием обрусения, отдельные слова, которые «хорошо себя ведут», попадая в нашу речь. Коротко говоря, они должны подчиняться «внутреннему языковому законодательству» принимающего языка.
«Без неологизмов не обойтись, - соглашается В.Мусин в другой статье (она попала ко мне в рукописи), - но они должны формироваться на основе близких русскому языку элементов – корней, суффиксов и приставок, окончаний. При этом, кстати, появляется великолепная возможность развития лексики словами, отражающими различные оттенки понятий, в т.ч. и отношение к ним».
Автор приводит в пример недавние неологизмы: «обкурыши» (без толкования понимаешь: запойные курители «наркотравки»), «сатанва» (шире, чем «сатанисты», и другая тональность). Правда, эти и подобные «младенцы» родной речи произошли от русских же слов или чужих, но давно ставших нашим национальным достоянием, однако они - естественный продукт русского языка, не инородные тела в нём. Они говорят сами за себя, они нами чувствуются, они не «пустые звуковые штампы», как большинство английских заимствований последних лет. Они учат, что делать с чужестранным словом, чтобы оно зазвучало по-нашему. А что, например, мог сказать, какие ощущения вызвать влетевший вместе с демократизацией (понятой большинством наших сограждан, как дозволенность) неологизм эротика? Нам известен Эрос – бог любви греческих мифов, братец римского Амура – забавный мальчик-шалун с крылышками и луком со стрелами, что не убивают, лишь приятно щекочут сердце. Однако эротика к классическому Эросу, оказалось, никакого отношения не имеет, ибо она содержит в себе то, что на русском языке точно и образно называется похабщиной. Если вместо лукавых «эротических фильмов» честно анонсировать «похабные фильмы», то русскоязычные мамы-папы, вкупе с дедушками-бабушками, не станут ломать голову, с какого возраста можно подпускать к экрану детей. Да и сами воздержатся от «зрелища», ибо «половое просвещение» в «похабной форме» множит импотентов и усиливает всевозможные «нетрадиционные» течения, превращают волнующую тайну противоположного пола в публичное достояние.
Русский человек, заслышав «Рублёвка», применительно к столичному району, догадается, что речь идёт о месте расселения люда, у которого нет проблем с рублями. Но какую информацию несет в себе муромо-вятско-британское название «Москва-сити»?
Побывавший в Лондоне или читавший о британской столице, конечно, аналогию уловит. И усмехнётся над примитивизмом земляков. А другие? Одним на ум придёт некое «сито городского масштаба» (место, где производят сита, торгуют ими). Вторые непатриотично вообразят «дырявую столицу»... Не удачнее ли было назвать этот «business-центр» (и так теперь пишут!) просто Москва Деловая или, как дань старине, Москва Купеческая? Увы, ветхозветные купцы Российской империи летали бы на отечественном «Илье Муромце», не разразись война, которая преобразила сей самолёт-гигант, задуманный как многоместный пассажирский, в бомбовоз. А наши олигархи будут летать на нашем же лайнере, наречённом, кажется, «Су - Перджёт». Так, что ли, обозвали русский лайнер? Ай эм sorry, точно не помню.
VI.
Новшества, засыпающие страну после ликвидации «Железного занавеса», приносят новые понятия, от многих из них никуда не деться, придётся принимать, осваивать. Но, соглашусь с В.Мусиным, «в практике присвоения названий, применения иностранных слов надо наводить порядок». Каким образом? Петербургский педагог, профессионально оценивающий проблему, полагает, что «к этому делу в систематическом и ответственном порядке должен быть подключен научный мир… Нормальное развитие языка, соответственно требованиям жизни в период её бурных изменений, требует постоянной серьёзной совместной работы специалистов над словом». Спасибо «партии и правительству» (как говорили во времена не столь отдалённые), принята целевая программа по русскому языку на федеральном и региональных уровнях, поставившая освоение предметов обучения и нравственное развитие учащихся в прямую зависимость от овладения родным языком. Не будет она в должной мере исполняться - нации грозит исчезновение под напором глобальной американизированной поп-культуры при умножении международных связей России; ещё скорее – потеря страной суверенитета. Ведь слово – «важнейший ресурс страны». Его надо беречь, заботиться о нём, иначе наступит «деградация сознания, интеллекта и нравственности народа». Без правовой защиты русского языка усилий одних специалистов-языковедов, даже при поддержке различных государственных программ, недостаточно. Вновь приведу в пример Францию, где правовая защита языка действует надёжно.
В одном я возражу В.Мусину – его рекомендации обращаться к другим славянским языкам, когда требуется определение нового понятия, а современный русский язык плохо справляется с задачей из-за катастрофического наплыва новых понятий. Жители Южной Руси в своё время переняли массово и в короткий срок до 3-х тысяч польских слов, и… родилась украйинська мова - отдельный от русских говоров диалект, только в начале ХХ века (под нажимом академика-малоросса Потебни) признанный самостоятельным языком. Об этом обстоятельно написал филолог А.Железный в исследовании «Происхождение русско-украинского двуязычия в Украине» (Киев, 1998). Я убеждён, что с задачей словообразования мы всегда, при любых вызовах справимся, имея под рукой словари Ожегова и Ушакова, Даля, черпая материал из запасов языка наших предков, сохранных летописями, сказаниями, житиями, хождениями, другой литературой прошедших веков.
Здесь к месту дать слово доценту Г.Колдасову:
«Русские в своём словотворчестве следуют естественному природному правилу: для того, чтобы продукт (в том числе, и слово) был усвоен русским человеком, он должен соответствовать естественным «энзимам» живого организма и должен ими быть переварен. В противном случае, он вызовет в организме либо отравление, либо расстройство. Русский народ суть живой организм, который хочет питаться и питать свой язык хорошо усвояемыми продуктами и вещами… Нам же сегодня предлагают иностранные слова (обычно английские) глотать, не пережевывая и не усваивая их русскими «энзимами», русскими традициями и русской языковой матрицей».
«…слова чужих языков… могут быть генно-модифицированными и разрушительно действовать на языковую матрицу русского языка».
«Русским людям по природе не свойственно тупо без прилаживания слов к русскому языку заимствовать иностранные слова… Тупое заимствование свойственно, чаще всего, лицам прозападного и лакейского толка. В отличие от них русские не сваливают тупо иностранный словесный мусор в русский словарь, а встраивают прежде посторонние слова в русский язык, в свои конструкты. Пример тому… слово «лошадь», оно содержит в себе фонемы «о» и «д», которых нет в исходном «алашаке» (тюрк. – С.С). Слово «товар» (давно заимствованное. – С.С.) тоже легко встраивается в фонетические слова и ряды русского языка: товар - повар-привар-узвар-увар-навар. Корень «вар» - древний корень в русском языке, приставки «при», «по», «на», «у» - тоже древние приставки нашего языка»... Так что заимствование заимствованию – рознь».
VII.
Для невежд (иначе не назовёшь), стремящихся в короткий срок «обогатить» (до неузнаваемости) русский язык за счёт иностранщины, приведу такой факт. По одному международному опросу, проведённому среди интеллектуалов, наивысшим мировым достижением русского духа была названа художественная литература. Её лучшим образцам, написанным мастерами родного слова, открылся всепланетный простор более века тому назад. И многие представители всяк сущих в нём языков испытали желание читать полюбившиеся произведения в подлинниках. Более того, произведения на русском языке из неизмеримых пространств страны-континента явили миру литературы иных народов многонационального государства. Кто бы за его границами узнал, например, великолепного чукотского писателя Юрия Рытхэу с его «Сном в начале тумана», не будь теста на русском языке?! При советской власти большинство тружеников национального пера Украины, Узбекистана, Латвии, Грузии, других союзных республик и автономий получали известность за рубежом через русский язык. И так будет ещё долго, возможно, всегда, если принять во внимание тот печальный, но многозначительный факт, что после обретения «независимости» окраин постсоветского пространства, как-то глухо, немо стало в братских литературах. Одна из причин этого – изгнание, откуда только можно, русского языка и всего, что написано на нём. Автор этих строк был свидетелем костров на дворах библиотек во Львове, этой «культурной» столицы Западной Украины, на которых жгли литературу на мове загарбныка (захватчика).
Естественно, открытия и изобретения империи и Советского союза выходили за их кордоны на государственном языке и, когда наша страна вошла в тройку ведущих научных держав мира, а язык лидера победы во Второй мировой войне стал одним из рабочих в ООН, интерес к русскому слову в Старом и Новом свете получил ускорение, чему помог космос, после того как тот обрёл речь и эта речь прозвучала Нашим Словом – «Поехали!!!»
Русскому человеку с родной речью повезло. Не буду напоминать о каноническом высказывании И. Тургенева; великий и могучий так часто употребляется к месту и, чаще, не месту, что оба эпитета стали вроде однообразного шума текущей воды, а в худшем – его произносят и воспринимают как бы в кавычках, с лёгкой (и не очень) иронией. На слуху и высказывания М. Ломоносова о родном языке (помните, он совершенен так, что соединяет в себе… И перечисляются качества шести европейских языков, живых и мёртвых). Также легко найти в печати слова француза Проспера Мериме о сравнительных качествах языка Пушкина, которого он переводил в своё время. Таких свидетельств значимости русского языка бессчётно.
Седьмой январь нового тысячелетия открыл Год русского языка в России и за её пределами. Анонсировал его Президент Путин на торжественном приёме в честь Дня народного единства 4 ноября 2006 года: «Очевидно значение русского языка и для развития мировой цивилизации, ведь на нем написано множество книг, в том числе и об истории, культуре, научных открытиях не только русского, но и других народов - и не только народов России, а практически всех народов в мире». Вспомним, был подписан указ по предложению МИД РФ, создали организационный комитет, утвердили план основных мероприятий в области культуры, науки и образования. Через МИД проинформировали ЮНЕСКО и заинтересованные международные организации, органы исполнительной власти субъектов РФ. Руководитель Росзарубежцентра Э. Митрофанова объяснила корреспонденту «РГ» выбор года для такой акции уникальным сочетанием дат: 50-летие запуска первого спутника, который «вытянул» русский язык в космос; 150-летие К. Циолковского и 100-летие С. Королёва; исполняется 250 лет первой русской грамматике М. Ломоносова, 300 лет отечественному географическому атласу. Чем не повод напомнить миру о вкладе России в науку и культуру человечества! А я добавлю в этот ряд 190-летие Пушкинского выпуска Царскосельского лицея.
26 января 2007 года на Международной лингвистической выставке «Эксполанг-2007», под патронажем Л. Путиной и Б. Ширак, стартовал год русского языка, что и сегодня служит развитию языкового разнообразия в мире. Россия была почётным гостем с девизом в экспозиции «Русский язык – первый язык общения в космосе».
Год русского языка охватывал 70 стран мира олимпиадами и форумами русистов – 800 мероприятий (фестивалей русского языка и словесности, научно-практические конференции, методические семинары, круглые столы по проблемам преподавания и укоренения русского языка за рубежом с включением культурных программ).
Да, можем встрепенуться, когда «гром грянет»! Но положение с родной устной и письменной речью таково, что в пору объявлять и проводить беспрерывное 100-летие русского языка под патронажем президентов, действующего и будущих…
На сакральный вопрос «Зачем изучать русский язык?» иностранцы в первую очередь называют экономическую область общения. А ещё туризм (каково уже туркам или египтянам, не умеющим объясниться с нашим говорливым туристом, испанцам и туземцам Лазурного берега?). Благодарными учениками наших «афинских школ» становятся миллионы гастарбайтеров. Кто они без языка у нас? – бессловесная рабсила. Не грех ввести для них тест на знание русского языка. Так вот где собака зарыта! Не убирая в виде благородной «приманки» романы Достоевского, необходимо создавать образ привлекательной России в наш век вещизма через укрепление нефтегазовой сверхдержавы, одного из экономических полюсов мира. Нуждающиеся в энергоносителях, как миленькие, заговорят по-русски. И уже не забудут, а в часы отдыха возьмут в руки Пушкина. Шутка, конечно. Но какова доля правды!
Да, русскому человеку с родной речью повезло: будь она иной, кто знает, не затормозила ли движение на пути прогресса, не приглушила ли краски литературы, не сделали менее доступными научные изыскания в их описаниях словом. Но повезло ли русскому языку с его главным хранителем и разработчиком, то есть народом, вот в чём вопрос.
Русский язык нуждается в безвременной (в смысле, никогда не прекращаемой) акции возрождения, развития, государственной защиты. Увы, не язык, а то, что от него осталось при засилье бессмысленной, грязной матерщины, тусклого просторечья, сленга и просто словесного отечественного и «импортного» мусора в устах наших соотечественников, неправильных ударений, порождённых часто отказом от буквы «ё» в печати, и прочих прелестей, изначально порождённых заменой коренной интеллигенции рекрутами иных сословий (в основном, инородческих). Грозно надвигается время, когда наш потомок, заглянув в «Сочинения» Пушкина, примет написанное за мёртвый язык, когда-то «великий и могучий», в чём-то, помнится, подобный шпанскому, который так изумил и растрогал путешественника из Польши, подписавшего свои путевые, по России, заметки «B-i».
Сергей Анатольевич Сокуров
