Шесть десятилетий, прошедшие со дня его смерти не внесли ясности ни в понимание его личности, ни в оценку его роли в истории России – по крайней мере, на официальном уровне. Почему? Потому что большую часть этого времени имя Иосифа Сталина оставалось оружием в политической борьбе. Оружием, которое использовали власть и оппозиция. Оружием, которое со временем не теряет своей силы и которому еще предстоит сыграть важную роль в судьбах страны.
Действительно, больше половины из этих 60 лет апелляция к Сталину была важнейшей составляющей политики. С 1953 по 1955 все клялись в верности его памяти, с 1956 по 1964 по нарастающей разоблачали и проклинали (власти и интеллигенция), потом, с 1964-го по 1987-й, был период фактического замалчивания. Последние четверть века продолжается время активной борьбы за Сталина. Борьбы между теми, кто проклинает его и объявляет исчадием ада, и теми, кто призывает отдать должное его заслугам. Именно так – не между противниками и поклонниками, а между теми, кто хочет вычеркнуть, демонизировать его имя, и теми, кто хочет честно смотреть на нашу историю, знать ее победы и проблемы, понимать мотивы действий правителей и видеть их успехи и поражения.
В годы перестройки имя Сталина стало тем тараном, которым разрушили казавшееся таким крепким здание СССР. Воспользовавшись двумя десятилетиями почти полного молчания о Сталине (при этом в учебниках ему давались в основном негативные оценки, на кухнях – в основном позитивные, не считая, конечно, интеллигентских), демократизаторы в ходе гласности вылили на головы сограждан миллионы слов «разоблачений», «восстановления исторической справедливости», «правды о преступлениях».
Удар был такой силы, что его не выдержала ни КПСС (идеологическая работа в которой была в руках самых ярых десталинизаторов, вроде Александра Яковлева), ни СССР. Голоса тех, кто в конце 1980-х пытался возражать, говорить о том, что подача очень тенденциозна, что публикуется только негатив, что много прямого вранья и передергиваний, тонули в крике и топоте гласности. Точно также любые попытки поставить под сомнение цели и методы перестройки, предупредить о готовящейся реставрации капитализма и угрозе всем социальным завоеваниям тут же объявлялись «сталинизмом».
На Сталина повесили все мыслимые и немыслимые преступления, ошибки и неудачи. Он отвечал за все, что произошло в СССР с 1920-х до 1980-х годов. Само собой, за все плохое – потому что все хорошее было «сделано вопреки». Главное достижение – Великую Войну - выиграли вопреки. Сталин отвечал и за Ленина, и за гражданскую войну и ее последствия, и за русофобов-интернационалистов Троцкого, ломавших русскую Церковь и уклад, и за то, что потом расстрелял троцкистов. А то, что нельзя было отрицать, было объявлено ненужным, вредным или достигнутым слишком дорогой ценой. Читатели и зрители были ошеломлены «страшными преступлениями, «миллионами жертв», «предательством дела социализма». В дыму антисталинского угара гражданам было сложнее обнаружить, что ни страны, ни социализма уже нет.
Все 1990-е годы десталинизация шла по нарастающей. Причем, она приобрела двойное измерение. Пока оккупировавшая идеологическую машину либеральная интеллигенция продолжала внушать народу, что сталинизм - главная угроза и помеха процветанию России, и нужно ежедневно «выдавливать из себя раба», ловкие и беспринципные гешефтмахеры (дельцы и спекулянты – словарь Русского языка под редакцией Ушакова) прихватизировали «сталинское наследие» - от Норильска до Магнитки.
К концу девяностых ситуация в стране зашла в логический тупик – народ больше не мог слушать, как поносят его историю, а олигархи закончили раздел самых лакомых кусков промышленности. Правящая группа с удивлением обнаружила, что народ не перевоспитывается – отказывается считать Сталина преступником, а олигархов – честными хозяевами.
Упорство народа объяснялось тем, что все больше людей осознали, кто их так нагло обманывал, и для чего это было нужно. Кроме того, к концу 1990-х, кроме откровенно антисталинских, стало выходить множество исследований сталинской эпохи – от объективных до апологетических. Люди начали постепенно избавляться от навязчивой антисталинской агитации, узнавать множество фактов, которые никак не умещались в рамки либеральной антисталинской догмы. И хотя телевизор до начала нулевых был безраздельно в руках десталинизаторов, книги и набиравший силу Интернет сделали свое дело: Сталин стал выходить из тени.
Начало правления Путина было и началом реабилитации Сталина. Потому что сам факт появления Путина как раз и стал ответом на потребность общества в сильной руке. Не Путин начал реабилитацию Сталина – наоборот, состоявшаяся уже к тому времени в народном сознании реабилитация Сталина сработала на Путина, вызвала у людей надежду на него. Ведь либералы все 1990-е годы боролись со Сталиным не только потому, что им нужно было во что бы то ни стало не допустить прихода к власти коммунистов, всячески дискредитируя их обвинениями в «сталинизме», или националистов.
Им точно также было нужно выбить из русского народа всяческое уважение к сильной национальной власти, сделать ее синонимом репрессий и насилия, поселить у людей панический ужас перед сильным правителем. Но народ, видевший, что творили т.н. демократы и либералы, оказавшиеся ворами и русофобами, наоборот, все больше желал сильной и карающей преступников власти. На этих надеждах и пришел Путин.
За 13 лет Владимир Путин ни разу публично не похвалил Сталина, не сказал о недопустимости очернения его имени, не раскрыл подлинную причину того, почему так беснуются десталинизаторы системы Сванидзе. Из его редких публичных высказываний о Сталине самым характерным можно считать то, что он сказал в декабре 2009-го:
«На мой взгляд, нельзя давать оценку в целом. Очевидно, что с 1924 по 1953 год страна, которой руководил Сталин, изменилась коренным образом, превратилась из аграрной в индустриальную. Мы отлично помним эти проблемы, особенно в конце, когда были проблемы с сельским хозяйством, очереди за продовольствием и все в таком духе…, но индустриализация определенно имела место быть. Мы выиграли Великую Отечественную войну. Кто бы что ни говорил, победа была достигнута. Даже когда мы рассматриваем потери, никто не может бросаться камнями в тех, кто спланировал эту победу и привел нас к ней, потому что если бы война была проиграна, последствия для нашей страны были бы намного более катастрофическими…
Этот позитив, который был, тем не менее, достигнут неприемлемой ценой.Репрессии имели место быть. Это факт. От них пострадали миллионы наших сограждан. И такой способ правления государством, достижения результата, неприемлем. Это невозможно. Безусловно, в этот период мы столкнулись не просто с культом личности, а с массовыми преступлениями против собственного народа. Это тоже факт. И об этом мы не должны забывать».
Казалось бы, высказывание обтекаемое, но все же осуждающее – массовые преступления, неприемлемая цена. Но с другой стороны – впервые за полвека руководитель страны публично сказал о том, что нельзя давать оценку в целом. В условиях продолжающегося контроля либералов над СМИ это тот максимум, который мог позволить себе Путин, чтобы не вызвать тогда, в 2009-м, массовую истерику. Отсюда и все эти ритуальные фразы о миллионах жертв и преступлениях против собственного народа.
Дело не в том, что не было жертв и преступлений – вопрос в том, почему нужно постоянно напоминать только о них (даже когда речь идет, например, о вывешивании ко дню Победы на улицах Москвы изображений маршалов, среди которых и портрет Сталина). Когда еще в конце 1930-х репрессии были осуждены тем же Сталиным, множество работников НКВД были наказаны (включая наркомов), а потом, в 1950-е годы были реабилитированы десятки тысяч людей. Не говоря уже о том, что кровавые репрессии конца 1930-х были во многом запрограммированы всем предшествующим двадцатилетием – с революцией, гражданской войной, борьбой за власть и предвоенной обстановкой. Отрывать 1937-й год от 1917-го и 1929-го, подавать его как прихоть или сумасшествие тирана – значит, делать из нашей истории карикатуру.
Понятно, какие цели преследуют карикатуристы, рисующие страшного Сталина. Но почему Путин, от которого все ждут решительных и жестких действий, повторяет либеральные присказки? Что, кроме нежелания злить либеральную публику, движет им?
Дело в том, что он таким образом как бы отговаривает сам себя от неизбежного – от того, что ему придется стать Сталиным. Не мифическим тираном Сталиным, проливающим реки народной крови, а тем реальным Сталиным, который сумел вывести раздерганный, переживший травму гражданской войны, морального падения и хозяйственного разора народ на дорогу созидания и побед, сплотил его (после братоубийственной-то войны и при такой многонациональности), подготовил к войне, выиграл эту войну, избавил коммунистическую идеологию от русофобии, создал промышленность и науку, которых хватило потом еще на полвека. И строил все-таки справедливый социальный уклад. Что из этих задач сейчас неактуально для Путина? Все актуально, включая и подготовку к войне.
Первые годы своего правления Путин совершенно искренне пытался навести порядок мирным способом – но сами условия, в которых он получил власть, мало способствовали этому. Он сумел вернуть часть собственности государству – но не сумел изменить ценностные ориентиры правящей элиты. Компрадорская, временная, не чувствующая связи со своей страной – такой осталась немалая ее часть. Лишь часть из тех чекистов-юристов, которыми он разбавил элиту, сумели сохранить принципы и стать настоящими государственными людьми – других засосало коррупционное болото.
И все это на фоне деградации всех сторон жизни – от ветшающего ЖКХ до устаревающей промышленности, от разрыва социальных тканей до падения общественной морали. А главное – все увеличивающаяся пропасть между богатыми и бедными приводит к угрожающему росту социального напряжения. Но и это еще не все - с каждым годом ухудшающаяся международная обстановка делает мобилизационный рывок уже не просто насущной потребностью, а вопросом выживания страны. Катастрофа (как водится в России в форме войны или смуты, или и того и другого вместе) приближается – и это понимает и народ, и Путин. Так почему же молчит?
Во вторую половину правления Путина – после 2006 года – он уже стал понимать, что в перчатках ничего сделать не удастся. Элиту нужно было чистить – и чистить жестко и жестоко. Но тут его затянуло в комбинацию с третьим сроком – и он отказался от того, чтобы ворошить муравейник. Президентство Медведева – хоть он и был лишь младшим соправителем – привело лишь к усилению отрыва элиты от народа. Медведев, чьим биографом был, кстати, один из главных антисталинизаторов Сванидзе, вообще договорился до того, что обвинил Сталина в «войне с собственным народом» – оказался плотно обложен либерал-олигархической элитой. В 2010-м они даже попытались провести очередной виток десталинизации, но эта кампания быстро задохнулась.
Тому было две причины – во-первых, к этому времени рейтинг Сталина в обществе достиг уже огромных величин (неслучайно он победил при голосовании в общенациональном проекте «Имя Россия» и организаторам пришлось срочно подкручивать итоги голосования). Опросы общественного мнения демонстрировали совсем обескураживавшие либералов цифры. Среди молодежи, которая, по их идеи, должна была быть воспитана в антикоммунистическом духе, популярность Сталина достигала 80-90 процентов.
Второй причиной стало то, что было совершенно очевидно объективным наблюдателям. Очередная массированная кампания против Сталина должна была косвенно бить и по Путину, подготовить почву к антипутинской кампании.
С десталинизацией не получилось, но антипутинская истерика началась осенью 2011-го. Либеральные публицисты сразу пустили в ход весь набор своих страшилок – неважно, что они работали уже только на узкий круг своих. Диктатор, 37-й год, душитель свободы – такие обвинения в адрес Путина должны были мобилизовать московскую интеллигенцию и воспитанных на «Эхо Москвы» молодых «креативных». Если либералов пугали Путиным-Сталиным, то патриотическую публику (для придания массовости митингам) обрабатывали Путиным-неСталиным: продался Западу, вор, слуга олигархов.
Стоявшая за «болотными волнениями» компрадорская часть элиты просчиталась - пропаганда не сработала, Путин вернулся в Кремль. Вернулся, понимая, что ему придется стать другим. Действовать жестко, разгонять провалившуюся, проворовавшуюся элиту, возвращать смысл в лишенную ориентиров жизнь русского общества, сплачивать его вокруг строительства справедливого общества и готовить к тяжелым внешним вызовам. Вернулся, понимая, что ему придется стать Сталиным. Таким Сталиным, которого уважает народ – жестоким к врагам и ворам, карающего предателей, ликвидирующим низкопоклонство перед Западом, отстаивающим независимость и собственный путь России, продвигающим людей труда. А Сталиным-кровопийцей пугают как раз те, кто знает за собой такие грехи перед Россией, за которые им очень не хочется нести ответственность. Не хочется – но придется. Так же, как и Путину, не хотелось становиться Сталиным – но от судьбы не уйдешь. Тем более, если это судьба России.
