При всей убогости и скудости образа жизни масс в дореволюционной России, у царя было одно важное преимущество над современной РФ: его мужички, выпекая хлеб с лебедой, тем не менее, САМИ СЕБЯ КОРМИЛИ. Кормили, кто же спорит – бедно, скудно, но сами. В этом смысле дореволюционная Россия была бедной, но самодостаточной страной. РФ – несостоявшееся государство, хотя и весьма потребительски пышное, по той простой причине, что КУШАЕТ НЕ СВОЕ. У РФ нет собственной экономики. То, что мы называем экономикой РФ – это УТИЛИЗАЦИЯ СОВЕТСКИХ ДОСТИЖЕНИЙ. Грубо говоря, от прежней цивилизации осталось очень много металлолома, и сбывая его – металлолом всех видов – в скупку черных и цветных металлов, получивший его по наследству бездельник живет. И не просто живет: даже иногда автомобили иностранные приобретает – разучившись при этом связно понимать тексты и совершать простейшие арифметические операции в уме…

Столыпинский мужик во всем имел нужду. Хотите плакать о нем – плачьте, но помните: он-то как раз был ЖИЛЕЦ НА БЕЛОМ СВЕТЕ, и двужильный жилец. Его упорство и выносливость, его работоспособность позволяли ему зарабатывать на жизнь в неимоверно тяжелых условиях – с деревянной первобытной сохой, порой и вовсе без лошади, не говоря уже о тракторах.

Гражданин РФ – это бодрый и порой очень даже обеспеченный ПРЕДМЕТАМИ ПОТРЕБЛЕНИЯ рантье. Он на белом свете не жилец. Он и жив-то только потому, что ещё не кончилась распродажа вещей его предков. Когда на потребление направлено ВСЕ – это, конечно, извращение, не имеющее будущего.

Но и обратная ситуация – когда силы общества направлены на что угодно, кроме потребления, когда потреблению стараются не уделять НИЧЕГО или почти ничего, стремятся загнать его, как индейца в резервацию, на самые худшие и бедные почвы из всего имеющегося фонда земель – тоже извращение, лишенное смысла.

Сегодня, хотя СССР давно уже нет, уместно говорить, что советский человек существенно НЕДОПОЛУЧАЛ из того, что мог бы получать в силу возможностей своей могучей экономики и высокопроизводительного труда.

Говорить об этом необходимо, поскольку РФ – все равно обреченный аппендикс истории, и нужно уже сейчас формировать жизнеспособную альтернативу нынешней тупости на будущее. Очевидно, очень во многом это будет возврат к советской практике, поскольку советское общество – отличается от РФ значительно более высокой степенью организации жизни.

Но – существует опасность впасть в ту крайность, что преимущества СССР перед РФ преувеличить, закрыть глаза на вопиющие недостатки советского строя, которые и привели в итоге к его гибели.

В СССР, особенно в последние годы его жизни, очень сильны были тенденции ИСКУССТВЕННОГО ТОРМОЖЕНИЯ роста благосостояния русского человека. При этом для инородцев окраин делалось много очень аппетитных исключений из правила, недоступных русским в матричном ядре империи.

- Может быть, нам всем было бы лучше, если бы на оборонку, громоздившую горы ракет и танков (которые в итоге все равно не пригодились), работало бы не 60%, а 50 или 40% советских заводов и фабрик?

- Может быть, нам всем было бы лучше, если бы космическая отрасль отдала бы хотя бы малую часть инженеров-отличников автопрому, и туда бы не направляли исключительно двоечников да неудачников?

- Может быть, нам всем было бы лучше, если бы загородные дома людям разрешили бы строить не в заливных зонах бросовых земель (советские садовые кооперативы), а в зонах доступности городского транспорта, на хороших землях, без дурацких ограничений высоты крыш и толщины стен?

-Может быть, нам всем было бы лучше, если бы власти рискнули наращивать потребительский сектор не по принципу остаточного финансирования, а хотя бы как один из приоритетов?

- Может быть, нам всем было бы лучше, если бы паршивую мелочь, типа кафе и швейных ателье, которой стыдно и не по чину заниматься великому государству, отдали бы в частные руки, на вольные хлеба?

Много таких вопросов рождается у меня, человека, искренне любящего СССР и дорожащего памятью о нем (я 1974 года рождения).

На мой взгляд, на нашу родную советскую экономику, при всех её безусловных преимуществах, накладывала мертвящее влияние достаточно узкая и старообрядчески-узкая советская идеология. Её скудость нарастала из года в год, калеча живую жизнь и живое мышление людей. Ведь по сути, что сейчас очевидно даже её сторонникам, это было мировоззрение СЕКТЫ, по исторической случайности захватившей власть, и усвоившей для выживания некоторые (но не все) прогрессивные способы экономического развития системы.

В СХВАТКЕ ОБРАЗОВ СССР и Запада обе стороны имели главное оружие показухи. В СССР, с его крестьянской основательностью и крестьянской же ограниченностью, таким оружием стало ЖИЛЬЁ. Жильё советского типа, даже «хрущоба» - на Западе почтительно именуется «билдингом», «кондоминимумом» и доступно не более чем 20% населения. Основная масса тех же хваленых американцев живет в коробках из фанеры и картона, в наших садовых домиках – только не срубных (понятие сруба в США утеряно), а в самых примитивных и дешевых, сборно-щитовых. Этому помогает теплый климат США – у нас в таких домиках, как у американцев, население просто повымерзло бы в первую же зиму. Однако все мы видим, что любой ураган раскидывает коробки американских домишек по округе, а любой голливудский актер ударом кулака проламывает стену в американском домике.

Почему же 80% американцев живут в том, в чем у нас живут только бомжи – в садовых щитовых домиках? Потому что в погоне за привлекательным образом системы правительство США ЗАБИЛО НА ЖИЛЬЁ БОЛЬШОЙ И ТОЛСТЫЙ БОЛТ!

Все силы американского общества были брошены на всеобщую автомобилизацию населения. Переключив все ресурсы на эту потребительскую цель, США получили общество автомобилизированных бомжей. Эти бомжи, благодаря автомобилю, смогли работать в городах, жильё в которых им не по карману: они ежедневно мотаются из-за города и обратно в своих авто, не потому, что это очень весело, а потому, что иначе не получается.

Но с точки зрения ПОКАЗУХИ (а именно показуха имела в холодной войне главное значение) - США обыграли СССР. Жильём трудно похвастаться. Мало в него зайти (а пускают в жильё только друзей, а не всех с улицы) – нужно ещё, например, замерить толщину и материал стен, чтобы отличить советскую добротную квартиру от сборно-щитового американского домика, этой «фанерной палатки» для туристов поневоле. Красивые же обои или фасады можно придать и фанерной палатке, особенно в теплом климате. Правда, до первого урагана, но кого это волнует при ПОКАЗУХЕ?!

Автомобилем же похвастаться очень легко. Его видят все и повсюду. Человек прямо кричит им в глаза окружающим. Жильё говорит шепотом, автомобиль – орет благим матом. К тому же для того, чтобы снабдить человека автомобилем, нужно реальных ресурсов и реальных затрат гораздо меньше, чем для снабжения человека настоящей, толстостенной квартирой со всеми удобствами. То есть американская показуха оказалась ещё и дешевле советской – не говоря о том, что она оказалась и куда более зрелищной!

Сегодня, кстати, мы скопировали американскую реальность: авто есть почти у каждого, а квартиру советского уровня, да ещё и в большом городе, купить не может почти никто: живите в садовых домиках, и мотайтесь оттуда на работу каждый день – вы же хотели американского образа жизни!

В борьбе товаров советский строй с его крестьянской основательностью-ограниченностью сделал ставку на высокие качества товаров, а запад – на их броскую зрелищность, на яркую упаковку и подачу. Как шутил сатирик Задорнов – «у нас один кефир, но натуральный, а в Европе сорок сортов – но все искусственные». И снова западная показуха оказалась сильнее и привлекательнее советской серой основательности, потому что на войне, как на войне: кто победил, тот и прав был!

Советская жизнь не умела себя подать и презентовать. Она старательно и во многом искусственно прятала свои сильные стороны, и наоборот – как-то слишком уж неловко выпячивала слабости, пробелы, недостатки. Она не сумела донести до граждан, что дефицит – это следствие дешевизны, и что победит дефицит быстрее всего обычная дороговизна продуктов. Рисуй себе на ценниках нолики – и не будет никакого дефицита. Жизни, правда, тоже никакой не будет, но кого это волнует в борьбе систем?

Советская жизнь заняла крайне проигрышную в состязании показух позицию: она бесплатно предоставляла базовые блага жизни, и невольно этим удорожала излишества и декоративные украшения быта. Мало кто помнит, а я прекрасно помню: низкопробные советские «жигули» обходились совку на 2 тыс. дороже, чем двухкомнатная шикарная кооперативная квартира! Представляете? Продал б/у «жигули» и купил себе в центре города в хорошем «билдинге» просторную двухкомнатную квартиру в новом «брежневском» доме!

Почему эти несчастные «жигули» стоили так баснословно дорого (впрочем, на них все равно была очередь желающих)? Да потому, что переплачивая за «жигули», совок выкупал скидки на хлеб, молоко, другие базовые продукты, на те же квартиры. Понимал ли он это? Нет, не понимал. Скажу больше: обыватель и не может этого понять. С точки зрения показухи систем обыватель всегда выберет ту систему, в которой излишества и декоративные украшения сверхдоступны за счет дороговизны базовых благ. Лучше, чтобы «жигули» были дешевыми, а молоко дорогим, чем наоборот. К дорогостоящему молоку человек легко привыкает, а вот к отсутствию «жигулей» - нет. Но эту горькую истину мы познали только после краха СССР.

Советская система была идеально приспособлена к лобовому военному противостоянию; но она не была готова к гибкой борьбе потребительских образов. К тому же в ней не было «цепных псов» системности – тех слоев и групп населения, которые имеют огромные преимущества и понимают, что имеют огромные преимущества в потреблении, залогом которого является существование именно данной системы. Уравнительство в СССР сыграло дурную шутку: его все любили понемногу, а вот сильно-сильно, как собственную жизнь, никто не любил.

Какой-нибудь Рокфеллер на западе понимает спинным мозгом: не будет системы – и его миллиардов не будет. А за что было драться советскому руководителю? За копеечную зарплату? За копеечные удобства, к тому же не передаваемые по наследству? Советский средний руководитель в ходе краха СССР не ухудшил, а улучшил свое личное потребление – вот почему его удалось завербовать врагам, а нам завербовать Рокфеллера – не удалось: подкупить нечем…

В состязании показух советское общество выглядело угловатым деревенским простаком на ринге с гибким и ловким профессиональным боксером: может быть, физической силы у деревенского простака и больше было, а вот техники боя – никакой.

Советская идеология чем дальше, тем больше искусственно ограничивала улучшение быта своих граждан, и это чувствовалось, тем более, что это шло параллельно с удушением работы свободной мысли. ЗАПРЕТИТЕЛЬНОСТЬ, господствовавшая в интеллектуальном поиске советского общества, все больше пробиралась и в сферу потребления, когда реальное наличие благ порождало не радость, а страх.

В моей семье в 1985 году скопилось три гаража. Прибежала бледная бабушка, царствие ей небесное, кричит (как сейчас помню): Продавайте! Избавляйтесь! Что люди-то подумают! Что у нас три машины?!

У мамы две шубы… Как можно?! Что люди подумают?

Путевка на юг (копеечная)? Нет, что люди подумают, лучше мы здесь в речке поплещемся… Сходить в выходной в ресторан (копейки расходов): нет, лучше мы дома поедим, а то – «элементы сладкой жизни» и т.п.

В конце 70-х наступил такой момент, когда советская этика стала урожающе-нарастающим тормозом для потребительского расхода вполне честно и законно заработанных денег. Лучше на сберкнижке держать деньги, чем жить по человечески… В итоге все деньги на всех сберкнижках украл Гайдар, но это уже другая история.

Нас интересует другое: почему, зачем – и когда это началось? – что советская этика и советская идентичность стала враждебной полнокровной радостной и изобильной человеческой жизни? Одно дело, когда нет благ: на нет и суда нет. Другое дело – когда блага – вот они, протяни руку и возьмешь, но это считается неэтичным…

Исторически Россию окормляет Православие; это – наверное – самая жизнерадостная и вольная религия на свете. Иностранные путешественники, посещая Московию, поражались не только материальному изобилию допетровских времен, но и вольному, веселому, раскованному нраву московитов, дисгармонировавшему с темной, мрачной, задавленной духовной жизнью в Европе, фанатичной, жгущей из людей костры в каждом городе, крайне ханжеской. Оттуда и идут корни нашего широкого, беспокойного, искательского мышления, которое и сегодня (почитайте только западные статьи на иноСМИ) выгодно отличается от западной зомбированной штампованной манере однообразно мыслить.

Да, наши искания очень часто заводили нас в дебри, куда не зайдет запрограммированный следовать по торной дороге робот. Да, из наших вольнодумств вырастали ереси, и порой чудовищные ереси, а из их казарменной культуры мышления – строгий строй иерархии рационально-научной классификации. И все же способность НЕСТАНДАРТНО И НЕЗАВИСИМО МЫСЛИТЬ всегда выгодно отличала и сегодня отличает православного человека от католика или протестанта.

Мы очень часто ЖИВЕМ ВОПРЕКИ – потому что на все обязательно имеем свое мнение, фигу в кармане или не в кармане – для западного же человека иметь собственное мнение – всего лишь выбрать между сиамскими близнецами демократической и республиканской партий.

Часть достоинств православного взгляда на мир вошла в советский проект. А часть осталась за бортом. Большевизм, если рассматривать его как христологическую секты, выросшую из православного по происхождению «безпоповничества» - был частью русской запоздавшей протестантской реформации, сектой, формировавшейся в условиях всемирной апостасии, а потому зачерпнувшей в себя часть нелепой антирелигиозной риторики при всей своей очевидной религиозной природе.

Поскольку большевизм – это часть протестантизма в восточном христианском проекте (аналогичная лютеранству или кальвинизму в западном христианском проекте), он содержит в себе ряд контрпродуктивных протестантских социопсихических извращений.

У протестантизма свой, особый аскетизм.

Говоря об идеале аскетизма в Православии, нужно понимать, в чем заключается этот аскетизм. Конечно же, не в том, чтобы всем колоть глаза своей «непотребностью», пребывая во всеосуждающей гордыне. Православный аскет не горд своей аскезой, она рождается у него как бы по «забывчивости».

Он был занят таким важным и интересным делом (молился, с Богом разговаривал или хорошим людям помогал), что ЗАБЫЛ пообедать. И что одежда ветхая – тоже забыл. Отвлекся человек на главное, потерял из виду то, что для него сугубо второстепенно. Если православному аскету напомнить, что он забыл пообедать или что у него ветхая одежда, то он улыбнется виновато, и пообещает исправить это дело. А потом опять забудет: охота пуще неволи.

В Православии никто не неволит к аскетизму, это внутренний выбор свободной личности, индивидуальность которой хранит и сам Бог, не преступая свободу личности.

Когда же мы имеем дело с протестантскими извращениями религиозного идеала, то почти всегда получаем упор на внешнее в ущерб внутреннему, на показное в ущерб потаенному. В православной Византии были такие «тайные святые» - которые держали пост без свидетелей, но не держали его на людях. Чтобы усмирить свою гордыню они и в пост садились к столу пирующих грешников: не потому, что им хотелось сидеть за этим столом (внутренне они тяготились этим) а потому, что они не считали себя вправе казаться выше грешников. Они грешны, а я грешнее их, и нечего выпендриваться!

В протестантизме такой номер никогда не пройдет. Здесь – если нет видимости, то нет и сущности. В протестантизме на первое место выходит коллективизм, община, подавляющая личность (англичане вообще, если верить профессору-либералу В.Липсицу, отождествляют личность человека с его доходом, и имеют поговорку: «твоя цена – это твой заработок»). Для православного интересно не столько мнение окружающих, сколько мнение Бога о нем. Известны случаи, когда монашеская община подступала к святым праведникам, обличая их во всех смертных грехах – и на каждое обвинение слышала смиренное: «Так, братия, грешен есмь!».

Протестант же – показушник. Его аскетизм – не «забывчивость» увлеченного великим делом, а горделивое самопринуждение в целях выглядеть праведником в среде общины единоверцев. Такого рода аскетизм, замешанный на гордыне и чувстве превосходства над «грешным быдлом» - суть есть фарисейское «правильничество», осужденное уже в евангельских текстах.



Аскетизм в протестантских извращениях мысли – уже не дело личное, а дело коллективное. Отсюда рождается протестантский культ аскетизма, навязчивый, внешний и принудительный. Любовь к нищим – как к обездоленным людям – подменяется любовью к нищете, как образу жизни и норме поведения. Грубо говоря, любовь к больным подменяется любовью к болезни…

Большевизм – как одно из ответвлений русской православной безпоповщины, как религиозная ересь христологического толка, естественно, не мог этого избежать. Нищелюбие – не в форме любви к нищим, а в форме любви к нищете вошли, особенно на ранних стадиях, в его плоть и кровь.

Нищенство – не как беда, случившаяся с человеком, а как его добровольный нравственный выбор – вошли в самые базовые основы большевистской этики. Большевик очень подозрительно относился к любому, кто стремился благоустроить быт. Даже минимальные поползновения в этом направлением клеймились как «мещанство». В этом нравственном выборе неистовство Савонаролы смешивалось с завистливостью Полиграфа Шарикова, и, надо сказать, достаточно гармонично.

Параллельно такой мрачноватой этике «безбожного монастыря» в СССР существовала крайняя форма крестьянско-бедняцкой покладистости. Пожилые руководители СССР даже и в 1980 году не могли понять, что ещё нужно человеку, если он обут, одет, сыт и в тепле спит? Советское руководство все дальше расходилось со своими молодыми подданными в оценках потребного и непотребного. Выйдя из лютейшей бедности, которая поражала даже монархистов И.Бунина и В.Шульгина, поголодав и помыкавшись по гнилым углам в молодости, советский пожилой руководитель даже и в 1980 году обладал КРАЙНЕЙ УЗОСТЬЮ ПОТРЕБИТЕЛЬСКОЙ ФАНТАЗИИ.

Например, в доме, где я раньше жил, построенном в советские годы, к ванной были подведены два вида воды, горячая и холодная, а к умывальнику – только холодная. Ибо – нефига баловаться! За убогой конструкцией этой ванной комнаты стояла целая философия крестьянско-бедняцких представлений о достатке: достаточно только самого необходимого, малейшая роскошь уже порочна!

Узость потребительской фантазии крестьянско-бедняцких слоев, этих «парней, выкарабкавшихся из ада» и протестантский аскетизм большевизма-безпоповщины подходили друг к другу, как ключ и замок. Безпоповщина запрещала «потребительские шалости», относя все сверх вареного картофеля к «элементам сладкой жизни»(выражение, в СССР ругательное). А крестьянско-бедняцким бедолагам их и не нужно было, они мечтали досыта наесться и думали – «вот имею отдельную комнату в коммуналке, ну куда уж лучше-то?!»

Так в СССР возникло экономически-неоправданное УЖАТИЕ потребительской сферы, обидное для молодежи с более широким кругозором и питательное для пропаганды врагов страны.

А нам – сегодня – урок: не нужно боятся жизни, нужно идти на опережение, перехватывая тенденцию и овладевая оружием врага, будь то яркая упаковка или автомобилизация – использовать его искуснее, чем противник. Потому что – повторюсь – на войне прав тот, кто победил в бою, все остальное – потом, после победы…