Сказать, что книг и статей о «малой войне» много – значит ничего не сказать: их огромное количество. И ошибаются те, кто полагает, что писать о партизанских методах ведения боевых действий стали только в двадцатом столетии. Например, небезызвестный Карл фон Клаузевиц, который больше ста лет не без основания считался настоящим гуру всего европейского офицерства, не прошел мимо такого яркого факта, как партизанская война в России периода наполеоновских походов.

1812 год оставил очень сильные впечатления в душе немецкого генерала, поэтому он отметил в своем классическом труде «О войне», что «народная война в общем должна рассматриваться как прорыв, произведенный в наше время стихией войны в ограждавших ее искусственных дамбах, как дальнейшее расширение и усиление того общего процесса брожения, который мы зовем войной».

Заметим, что это было написано еще в двадцатых годах XIX века, но в течение ста лет мало кто из тех, кто считал себя учениками и последователями Клаузевица, всерьез прислушался к его словам. Впрочем, это только один из множества случаев, когда, не вняв предупреждениям одного умного человека, множество других, не столь умных и прозорливых, попадают в неприятное положение.

БИБЛЕЙСКОЕ хрестоматийное выражение «Нет пророка в своем Отечестве» как нельзя лучше подходит к жизни и творчеству Евгения Месснера. Это имя практически незнакомо широкой публике, а между тем его обширное литературное наследие представляет широкое поле для военного исследователя. Об оригинальной теории так называемой «мятежевойны», выработанной Евгением Эдуардовичем за долгие годы жизни в эмиграции, мы поговорим ниже, а сейчас хотелось бы рассказать об удивительной и непростой судьбе этого человека. Причем, узнав о его жизненном пути, вы сможете лучше осознать основы его теоретического наследия.

Евгений Эдуардович Месснер родился в 1891 году, экстерном окончил Михайловское артиллерийское училище, а позднее – ускоренный курс Академии Генерального штаба. Боевой офицер, он принимал участие во многих боевых операциях Первой мировой войны, а после 1917 года столь же активно участвовал в Белом движении. Об этом периоде жизни Месснера красноречиво говорит тот факт, что он был последним начальником штаба корниловской ударной дивизии, в составе которой сражался в Северной Таврии перед окончательным падением врангелевской русской армии в 1920 году.

Этого человека вряд ли стоит окружать романтическим ореолом и изображать из него «мученика Белой идеи»: в эмиграции до 1945 года Месснер жил в Югославии, где после Гражданской войны осели многие ушедшие за рубеж участники белогвардейского движения. В отличие от многих соотечественников, оказавшихся в изгнании, но настроенных вполне патриотично, Месснер в 1920-1930-е годы симпатизировал германским нацистам. По крайней мере, в период Второй мировой войны бывший полковник русской армии оказался на стороне немцев, против которых сражался на полях Первой мировой. Справедливости ради нужно отметить, что оружие он в руки не брал, но зато преподавал на высших военно-научных курсах генерала Головина, которые располагались в Белграде и готовили кадры для так называемого «Русского охранного корпуса». Это формирование было создано немецким командованием с целью борьбы с югославскими партизанами.

Говоря проще, полковник Месснер всю жизнь оставался злейшим врагом Советской власти и стопроцентным белогвардейцем, всю свою жизнь посвятившим борьбе против большевизма. Он с большим уважением относился к немецким военным, зная их в качестве противников со времен Первой мировой войны. Да и вообще знаменитый «немецкий порядок», масштаб пропагандистского аппарата Геббельса, равно как и организация гитлеровского вермахта, вызывали у него самые высокие оценки. Переориентация на Германию после поражения в Гражданской войне не была, как известно, чем-то необычным среди бывших белых офицеров. Многие из них, потеряв все, занимали позицию «Хоть с чертом, лишь бы против большевиков». Конечно, все это не оправдывает их сотрудничество с германскими властями в период Второй мировой войны, но отчасти понять мотивы можно. Кстати, Месснер, как и большинство офицеров, не мог простить Великобритании и Франции, бывшим союзникам царской России, то, что в трудный момент они не захотели помочь подавить начинающуюся революцию и даже бросили на произвол судьбы отрекшегося от престола императора Николая II.

После поражения Третьего рейха Месснеру удалось бежать в Аргентину, где он и проживал вплоть до своей кончины в 1974 году. В Буэнос-Айресе он вместе с бывшими соратниками по Белой борьбе создал южноамериканский отдел Института по изучению проблем войны и мира, одновременно много публиковался в специализированной военной периодике русского зарубежья.

Свои взгляды на военную теорию Евгений Эдуардович изложил в книгах и статьях «Лик современной войны» (1957 г.), «Мятеж – имя Третьей всемирной» (1960 г.), «Всемирная мятежевойна» (1971 г.). Содержание этих работ отчетливо показывает, что Евгений Эдуардович может по праву считаться одним из лучших военных теоретиков XX века.

Будучи профессиональным военным и имея за плечами опыт двух войн, Евгений Месснер пришел к выводу, что во второй половине XX века на мировую арену выходит феномен, который он обозначил довольно странным термином – «мятежевойна». Многочисленные военные конфликты и локальные войны, на которые столь щедрым оказалось двадцатое столетие, а также прогрессирующее развитие терроризма и политического экстремизма показывают совершенно новую форму вооруженной борьбы. Для того, чтобы активно и эффективно воевать в этих радикально изменившихся условиях, по мнению Месснера, необходима профессиональная (т.е. отборная, качественная) армия. Совершенно удивительным является тот факт, что еще в 1960 году в своей книге «Мятеж – имя Третьей всемирной» бывший белый офицер четко предсказал предстоящий разгул международного терроризма и – что еще более удивительно – абсолютную неготовность государственных силовых структур к тому, чтобы как-то противостоять этой «прямой и явной угрозе».

«В двух всемирных войнах и во многих местных родилась и развивалась Всемирная революция, войны сплелись с мятежами, мятежи — с войнами, создалась новая форма вооруженных конфликтов, которую назовем мятежевойной, в которой воителями являются не только войска и не столько войска, сколько народные движения. Этот новый феномен подлежит рассмотрению с разных точек зрения, и в первую очередь с психологической: если в войнах классического типа психология постоянных армий имела большое значение, то в нынешнюю эпоху всенародных войск и воюющих народных движений психологические факторы стали доминирующими. Такую смесь, путаницу идеологий, безыдейной злобы, принципиального протеста и беспринципного буйства нельзя было не назвать МЯТЕЖОМ. Этот термин я и стал применять в писаниях после Второй всемирной войны.

Она умолкла в 1945 году, но мятеж не умолкал. Он ширился, развивался и приобретал такую силу, напряженность и повсюдуприменяемость, что я увидал в нем новую форму войны. Война войск и народных движений — мятежевойна — психологическая война. Теория такой войны — огромная целина, которую надо вспахать тракторными плугами политико-психологической и военно-психологической научных мыслей».

Вслед за Клаузевицем бывший полковник царской армии утверждает, что психологический момент, или, как сейчас говорят, «человеческий фактор», выходит на ведущее место в современной войне. Конечно, и раньше от состояния духа сражающейся армии во многом зависел исход всей войны, но в тех войнах, которыми ознаменована вторая половина ХХ века, психология стала поистине новым видом реально действующего оружия.

«В классических войнах психология была дополнением к оружию. В революционных войнах к психологии войска присоединяется психология народных движений. В мятежевойне психология мятежных масс отодвигает на второй план оружие войска и его психологию и становится решающим фактором победы или поражения. Война издревле удары оружием по телу врага подкрепляла ударами по его психике… Однако психологический эффект достигался не только применением идейной и материальной внезапности в тактике и стратегии, но и средствами вспомогательными, прилагавшимися не столько к войску врага, сколько ко вражескому народу: золото, "прелестные письма" и устрашение пытались внести разложение во враждебное государство. Теперь эти вспомогательные средства стали главными. Во время Второй всемирной войны англо-американцы пользовались воздушными террористическими действиями, а Советы и Англия — революционно-партизанскими действиями для психического размягчения вражеского народа и его вооруженных сил…

В прежних войнах важным почиталось завоевание территории. Впредь важнейшим будет почитаться завоевание душ во враждующем государстве.

В минувшую войну линия фронта, разделяющая врагов, была расплывчатой там, где партизаны в тылах той или иной стороны стирали ее. В будущей войне воевать будут не на линии, а на всей поверхности территорий обоих противников, потому что позади оружного фронта возникнут фронты политический, социальный, экономический; воевать будут не на двумерной поверхности, как встарь, не в трехмерном пространстве, как было с момента нарождения военной авиации, а в четырехмерном, где психика воюющих народов является четвертым измерением…

Задача психологического воевания заключается во внесении паники в душу врага и в сохранении духа своего войска и народа. Полезна не только паника у врага, но и его недоверие к водителям, его сомнения в собственных силах, взглядах, чувствах».

Можно лишь удивиться тому, что еще почти полвека назад Месснер чутко уловил и осознал многие нюансы и оттенки войны нового типа. Современная армия «классического» типа, несмотря на всю свою мощь, оказывается в роли могучего и одновременно бессильного гиганта, атакуемого мелкими, но очень болезненными, доводящими до исступления «комариными укусами» партизан или повстанцев.

С точки зрения Месснера, основными целями, которые стоят перед «мятежевойной», являются следующие: развал морали вражеского народа, уничтожение его активной части, захват или уничтожение объектов наибольшей психологической и материальной ценности, приобретение новых союзников и психологическое воздействие на союзников врага. В принципе, это не является чем-то уж совершенно новым. Почти о том же самом говорилось еще в знаменитом трактате «Искусство войны» древнекитайского полководца Сунь-Цзы. Но Месснер «приблизил» все понятия к реалиям многочисленных локальных военных конфликтов, общую совокупность которых многие специалисты называют просто Третьей мировой партизанской войной.

Воплощение этих идей можно увидеть, в частности, в первой чеченской войне, когда общее моральное состояние российского общества было именно подорвано – результатом стала позорное хасавюртовское соглашение, причем многие россияне восприняли это с искренней радостью. И только позднее все поняли, что война еще только начинается. Террористические акции чеченских боевиков в городах России в виде взрывов и захвата заложников имеют четко направленную цель – нанесение труднопреодолимого морального ущерба, оказание давления на наше общество. Ну а новая «американская трагедия» 11 сентября 2001 года является ярчайшим доказательством того, что материальный ущерб противника даже от одного четко спланированного и дерзко осуществленного теракта может исчисляться в миллиардах долларов.

Какой из всего этого вывод? А вывод этот Евгений Месснер сформулировал так: «В мятежевойне психология масс отодвигает на второй план оружие войска и его психологию и становится решающим фактором победы или поражения». Именно поэтому хасавюртовская капитуляция стала возможной – российское правительство и все общество оказались либо сломлены морально, либо заняли позицию преступного бездействия. А Хасавюрту предшествовали события в Буденновске, когда тогдашний премьер Виктор Черномырдин лично звонил главарю террористов Басаеву и обсуждал с ним условия выезда банды боевиков из захваченной больницы – это стало явной психологической победой экстремистов.

По этому поводу мы также можем найти отзвук в работах Евгения Эдуардовича Месснера: «В мятежевойне нет ни организационно-административной, ни психологической границы между страной и театром военных действий, между народом и воинством, а поэтому только воинская дисциплина побуждает войско мужественнее переживать горести и тяготы войны, нежели переживает бок о бок с ним воюющий народ. Но и эта мужественность несколько ограничена: уже в мирное время антимилитаризм, свободно проповедуемый в народе, подрывает в воинстве веру в святость своего назначения, демократизм ослабляет в нем почитание командирского авторитета, материализм убивает в нем уверенность в победительности духа над материальными факторами войны, а отмена прежней казарменной изолированности ведет к тому, что нервность городов врывается в казарму. Врываются и оппозиционные ветры, дующие в общественности». Чтобы понять, насколько верна эта мысль, достаточно вспомнить отношение правительства и значительной части российского общества к армии и ее проблемам в середине 1990-х годов…

Относительно того, как НЕ нужно воевать в условиях «мятежевойны», Месснер просто и доходчиво пишет в своей статье 1968 года под названием «Вьетнамская загадка». Здесь он объясняет причины очередного феномена «малой войны»: огромная и богатейшая сверхдержава (США) так и не смогла подавить маленькую, слабую и бедную, как церковная мышь, страну (Вьетнам). Причины эти лежат на поверхности. Прежде всего, американцы являются продуктом цивилизации, зависимы от уровня комфортности своей жизни, а значит, не могут на равных противостоять герилье, ведущейся в джунглях. Излишняя культурность американцев тоже оказывается недостатком: «нынешняя культура сугубо пацифична, противоположна воинственности, необходимой на войне». Далее, рассуждает Месснер, американская культура основана на техническом прогрессе, американец не мыслит себя без машины, а значит, он и воевать хочет так, чтобы быть только «человеком при боевой машине, и не сознает, что воюет человек, имея при себе машину». И, наконец, еще одно: армия США слишком богатая, на каждый выстрел со стороны противника она стремится ответить шквалом огня, а в результате «война оказывается невыносимо дорогой, ее успехи не оправдывают расходов, а это понижает дух граждан».

Главной же трудностью Евгений Эдуардович полагал «малую способность регулярных войск в войне неклассического стиля к борьбе против партизан. Регулярные войска ведут ее оборонительным способом, а это требует, по теоретическим расчетам, семикратного, если не десятикратного, превосходства над партизанами».

Нужно иметь в виду еще и такой негативный фактор, как полный контроль политиков над военными. По мнению Месснера, люди из Белого дома, определявшие военную политику во Вьетнаме, придумали себе три абсурдные цели, которых упорно старались достигнуть. Во-первых, это желание при возможно меньшем напряжении своих сил доказать врагу, что он не может и не сможет победить. А между тем «противник, если он воинственен, не утратит надежды на победу, пока сражениями не сломлены его дух, его воинственность». Далее, они всячески старались не брать на себя никакой инициативы, а только пассивно отбивать нападения врага. И, наконец, третий «абсурд» выражался в том, что политики вовсе не были заинтересованы в окончательной победе, поскольку это могло бы создать «рискованную международную ситуацию».

Эти три «абсурда» ничего не напоминают? Если заменить слово «Вьетнам» на слово «Чечня»…

«Происходит трагический курьез – только одна сторона имеет в мятежевойне и цель, и стратегическое руководство. Другая же сторона стратегического руководства не имеет и противопоставляет вражеской стратегии войны свою стратегию мира, несмотря на войну. Этим нарушается одно из вековечных военных правил: сокрушительно предупреждать или отражать удар противника», — пишет Месснер в статье «Вселенский тайфун».

Бывший белогвардеец предлагал для того, чтобы понять причины и суть мятежевойны, рассматривать ее с точки зрения психологии. «Всяк, с основанием или без основания недовольный законом, властью, жизненными условиями или своими личными обстоятельствами, или просто самим собою», склонен к бунту, к революции, поскольку видит в них надежду на перемену. В этом, по сути, и состоит основной психологический источник мятежевойны, по Месснеру, «народная масса мало восприимчива к логике ума, но легко поддается логике чувств». Именно чувствами, а вовсе не логикой ума руководствовались бунтующие массы во все века.

Однако помимо людей из масс, способных на активные действия только в состоянии аффекта, Месснер выделял еще одну группу людей, которую он назвал «криптоармией». Это профессиональные террористы, «люди, одержимые местью, либо фанатики идеи, либо силачи воли, сознательно вступившие в столь опасную службу, либо, наконец, подневольные слуги той власти, которая требует от человека выполнения опасных заданий, держа в заложниках его близких». Соответственно, и боевая активность террористов и повстанцев, по мнению Месснера, напрямую зависит от «определенных психических качеств бойца – решимости, жестокости – и от психического расположения населения».

Глубоко проанализировав ход и итоги двух мировых войн, а также многочисленных «малых войн» второй половины ХХ века, Месснер пришел к выводу о том, что классические столкновения «дисциплинированных» (по выражению Клаузевица) армий уходят в прошлое, а на первый план выходит именно «мятежевойна» — без четко очерченной линии фронта и многочисленных воинских колонн, участвовать же в ней будут народные массы всех воюющих сторон. Успех же такого «мятежеополчения» напрямую зависит от крепости или слабости духа у народа. Поэтому сегодня гораздо важнее разбить не живую силу противника, поскольку физически невозможно уничтожить вражескую армию, когда никакой армии нет, а в той или иной степени воюет все население: «Участие мятежных масс, тайноополчения и повстанческого ополчения в войне — хотя и противоречащее международным законам, но в нынешнюю эпоху неустранимое — должно снизить в регулярном воинстве сознание ответственности перед родиной: солдат перестает быть единственной надеждой, единственным мечом и щитом народа. Всенародность мятежевойны порождает и всенародность ответственности за исход ее».

То, что сегодня в разработках военных теоретиков Запада получило название «асимметричная война», равно как и своеобразная и непривычная для всякого офицера стратегия, которая должна применяться, получило свое оформление в трудах Месснера.

«Ведение войны — искусство. Ведение мятежа (революции) — тоже искусство. Сейчас возникает новое искусство — ведение мятежевойны. Стратег почти всегда стоит перед трудным выбором целей действия (промежуточных и конечной). В мятежевойне выбор весьма труден вследствие обилия целей и различия удельного веса их (чисто психологические, материальные с психологическим оттенком, чисто материальные)…

Стратегия мятежевойны имеет своею перманентной и тоталитарной задачей "взять в полон" вражеский народ. Не физически, но психологически: сбить его с его идейных позиций, внести в его душу смущение и смятение, уверить в победности наших идей и, наконец, привлечь его к нашим идеям. Средством для достижения этого служит пропаганда. … Агитацию надо считать одним из главных средств ведения мятежевойны: нападательная агитация способствует ослаблению врага, оборонительная агитация усиливает наш дух (оборонительная не смеет обороняться, оправдываться, извиняться, но должна активно активизировать эмоции и мысли наших воинов, борцов и неборцов). Надо помнить, что масса с трудом усваивает смысл идеи — ей более доступен облик идеи. Поэтому секрет успеха агитации не столько в том, что преподнести, сколько в том, как преподнести.

Агитация во время войны должна быть двуличной: одна полуправда для своих, другая — для противника. Но и двуличия мало — требуется, так сказать, многоличие: для каждого уровня сознания, для каждой категории нравов, склонностей, интересов — особая логика, искренность или лукавство, умственность или сентиментальность».

Сегодня многим военным специалистам уже совершенно ясно, что в сложившихся условиях воевать ради разгрома противника, захвата и удержания чужой территории – бессмысленно, на первый план теперь выходит задача по установлению контроля над стратегическими объектами. При этом основная цель, которую должен ставить перед собой командир – принудить противника к выполнению воли победителя. Такая борьба ведется самыми разными способами – военными, экономическими, политическими, а значит, здесь бесполезны огромные массы войск, отягощенные боевой техникой и неповоротливыми тылами; наиболее перспективной представляется доктрина так называемой «сетецентрической» войны, где небольшие, но технически очень хорошо оснащенные отряды самостоятельно действуют на больших территориях, при необходимости объединяясь для выполнения общей задачи. Иначе говоря, такая доктрина представляет собой теорию партизанской войны Дениса Давыдова, несколько дополненную техническими новшествами.

Как же победить в «мятежевойне»? Во-первых, ни в коем случае нельзя игнорировать факт этой войны, представляющей собой очевидную агрессию, которой следует давать быстрый и решительный отпор. В войне с терроризмом нельзя воевать, чтобы не победить: «Бой нельзя заменять дипломатическими уловками… Суворов и Кутузов боями, а не философствованием вывоевывали мир, глядя на войну сознанием рядового спартанца: «Со щитом или на щите». На войне, в бою решимость должна доминировать над психологическими деликатесами».

Во-вторых, все цивилизованные государства должны объединиться для борьбы с терроризмом, т.е. создать особую систему внутренней безопасности; специально подготовить свою «классическую» армию к борьбе в условиях «малой войны», сделать ее способной наносить противнику глубочайшие «психологические потрясения»; сосредоточить все внимание на человеческом факторе, поскольку именно человек является решающим фактором всякой войны вообще, и «мятежевойны» в частности. По мнению Месснера, основой такой системы по борьбе с всемирным мятежом должна стать «небольшая, но качественно мощная, отборная и подвижная профессиональная армия», «отлитая из благородных металлов, а не из легковесных», уверенно владеющая современной военной стратегией и тактикой, а также новейшими средствами борьбы.

Третье. Успех в «мятежевойне» дается не только и не столько вооруженной борьбой, сколько продуманной политикой, глубокой и тщательной разведкой, активными психологическими операциями с целью привлечь на свою сторону и собственный, и вражеский народы: «Теперь при психологическом воевании ни победа в сражении не является самоцелью, ни территориальные успехи: они ценны, главным образом, своим психологическим эффектом. Не об уничтожении живой силы надо думать, а о сокрушении психической силы. В этом вернейший путь к победе в мятежевойне».

И четвертое. Месснер полагал, что ответом на «мятежевойну» не могут быть только военные и политико-психологические операции – побеждать ее можно и нужно также и «всемирной ре-революцией», которая должна возвратить жизнь общества на нормальный, эволюционный путь, путь постепенного развития. «Основные методы революции – террор и диктатура. Ре-революция не будет сговариваться с революцией. Она будет бороться. А для борьбы нужно вооружиться физически и, главное, морально… Ре-революция хочет быть конструктивной и среди руин дореволюционного здания и мишуры революционных декораций найти место и материал для сооружения того, что соответствует вечному стилю данного народа и отвечает его разумным потребностям. Разрушать может всякий Стенька Разин и Емелька Пугачев, а для созидания нужны носители творческих, здравых, понятных, приемлемых идей, как патриарх Филарет и Столыпин».

ЕСЛИ посмотреть через призму теории «мятежевойны» на десятилетнюю историю чеченской войны, то от этого «кавказский крест» России становится еще тяжелее: ведь многих ошибок и просчетов нашим политикам и военным можно было бы избежать… А цена этим ошибкам и просчетам – боль, страдания и море русской крови…

Олег РЯЗАНОВ