Лица, живущие в иллюзорном либерально-демократическом экономическом мире (=либертарианском), – как правило, никогда ни на каких рынках ничем успешно не торговавшие, да и вообще пустые умозрители – фетишизируют «свободную конкуренцию», видя в ней панацею, если не философский камень. Это относится и к экономике, и к политике (при политии, демократии и/или охлократии), и к биологии – вспоминая «естественный отбор». Более того, отсутствие или недостаток конкуренции выставляют в качестве чуть не решающего довода в пользу несовершенства какого-то экономического или политического строя.
В действительности свободная конкуренция – не «камень» и не панацея. Это всего лишь одно из общественных установлений («институтов», как упорно говорят не сумевшие перевести слово institution на русский язык), способное оказывать и полезное, и вредное действие, нередко – оба одновременно, но в разных отношениях («что русскому здорово, то немцу смерть»). И вообще, имеющее смысл исключительно в особых условиях и границах.
Помнят ли любители конкуренции, что человечество относительно себя самого давно решило, что биологическая конкуренция (отбор) людей противоречит нравственности, и борется с ней как только умеет: теплыми жилищами, чистой водой, добротной пищей, инкубаторами для недоношенных и лечением всякого рода? Да и на соревнованиях борцов и боксеров сводят отчего-то лиц сопоставимого веса – хотя посмотреть, как Валуев «свободно» отделал бы какого-нибудь плюгавого коротышку (или Давид – Голиафа), собралось бы немало зрителей. При этом за свободу «отбора» экономического и политического ратуют с пеной у рта. Не удивительна ли подобная непоследовательность?
Единственное поле, на котором вроде бы не бьются по поводу конкуренции, провозглашая или молчаливо признавая ее безусловную пользу, – это инновации и сопряженная с ними «инновационная экономика» (которую правильно определить как способную создавать, воспринимать и усваивать инновации). Однако насколько, на самом деле, справедливо делать из свободной конкуренции кумира хотя бы в данной узкой области жизни? Совсем несправедливо. И у этой медали – две стороны.
Начать с того, как действует конкуренция полезно. Она отбирает сильных, выбраковывая – обрекая на гибель – слабых. Иными словами, конкуренция не поощряет, но держит в страхе. Она заставляет улучшать и удешевлять изделия, услуги, технологии не тем, что вознаграждает предпринимателя-молодца (это второстепенное), но тем, что запугивает его убытками и разорением. Только угроза существованию может принудить к инновации.
Впрочем, и угроза действует далеко не всегда, как показывает недавний пример General Motors. Когда управляет компанией гигантская бюрократия, неотличимая от государственной (занятно – от советского промышленного министерства также неотличимая), а собственниками числятся сотни тысяч – причем в основном не частных лиц, но фондов, пенсионных, страховых и т.п., также управляемых наемными лицами, – рассказы об «эффективности» частной собственности, которая сводится к постоянному ощущению собственником угрозы личного разорения, можно забыть.
Наряду с угрозой разорения существующих предприятий конкуренция также толкает начинающих предпринимателей в новые отрасли и побуждает создавать новые изделия. Новые рынки растут быстро, и до наступления насыщения конкуренция между продавцами почти неощутима: места хватает всем. В отличие от этого, войти новичку в старые, насыщенные производителями отрасли – задача почти неразрешимая (если только речь не идет о так называемой подрывной инновации). Препятствуют так называемые «входные барьеры» – они же «конкурентные преимущества» старожилов.
За вычетом угрозы разорения и выталкивания новых предпринимателей в новые отрасли или отраслевые ниши (то есть понуждения к инновациям), во всех остальных случаях конкуренция инновациям противодействует. Все иные с виду, на первый взгляд, примеры содействия конкуренции инновациям могут быть сведены к названным случаям.
А как действует конкуренция против инноваций? Вспомним хрестоматийный пример с «монополиями», скупающими патенты, чтобы «положить их под сукно» («в Америке некий Оуэнс изобрел бутылочную машину, производящую революцию в выделке бутылок. Немецкий картель бутылочных фабрикантов скупает патенты Оуэнса и кладет их под сукно, задерживает их применение»). Что побуждает к подобному антиинновационному поведению? Разумеется, конкуренция: выйди на рынок бутылки, произведенные значительно более дешевым способом, и многомиллионные инвестиции существующих предприятий окажутся обесцененными, владельцы разорятся, кредиторы понесут убытки, многочисленные рабочие окажутся на улице… Понятно и то, что для новичка, желающего войти в отрасль, выпуск более дешевых бутылок – единственная надежда. Более наглядного примера действия конкуренции одновременно за и против инновации (по-разному для разных участников рынка) не сыскать.
Иной случай. В некоторых отраслях с низким входным барьером конкуренция слишком сильна. Скажем, непомерно велико число «новых» материалов/технологий и предлагающих их «инновационных» предприятий в строительстве. Ни одна технология не в состоянии взять верх, какое бы удешевление она ни предлагала: в строительных издержках стройматериалы обычно составляют менее 20%, так что влияние их удешевления на цену дома незначительное (более всего стоят земля, инженерная начинка с оборудованием и отделка). То же самое с теплом: пока топливо относительно недорого, экономической причины искать лучшие по теплопроводности материалы нет. Жестокая конкуренция снижает долю прибыли в цене и подавляет желание лучших разработчиков тратить свои силы на улучшения и изобретения в подобных отраслях: риск, как обычно, велик, ожидаемое вознаграждение неоправданно мало. Венчурные капиталисты поэтому не рассматривают сверхмногочисленные предложения произвести «инновационно» стройматериалы.
Если почитать «инвестиционные политики» венчурных фондов, в каждой из них главным критерием инвестиционного решения называется «конкурентное преимущество», состоящее в том, чтобы побыть какое-то время, достаточное для окупаемости и получения высокой прибыли инвесторами, монополией. Иными словами, возможность патентом ли или иным образом закрепить за собой возможность держать высокую относительно издержек цену. Дело не только понятное, но и законное: права владельца патента потому и защищаются государством, что без этого расходы на изобретения и разработки было бы не окупить, не говоря про заработать на них. Однако и патенты не являются надежной защитой, и не всякая разработка может быть патентом защищена. Поэтому всегда ищут и любых иных возможных «конкурентных преимуществ» – и только такие венчурные инвестиции получают успех, которые производятся в предприятия, преимуществами временной монополии обладающие. Это может быть техническая сложность разработки, для независимого повторения которой требуются годы, прочность позиций первопроходца за счет привычки к нему покупателей и иные различия (product differentiation).
В отсутствие решающего технического преимущества конкурируют не сами изделия, технологии или услуги, но рекламные бюджеты и торговые марки («бренды»). Потребителям чаще всего внушают, вопреки здравому смыслу, что данный товар совсем не таков, как другой: так конкуренция принуждает к ложной «инновации», приносящей обществу и покупателям убыток (расходы на «продвижение» составляют 15% цены и более), но служащей к прибыли того, кому свезло заказать наилучшую рекламу.
А во что обходится обществу конкуренция между венчурными капиталистами за инвестиционные возможности? Когда капиталов на рынке больше, чем проектов, конкуренция между ними приводит к завышению «ценника», что приятно владельцам инвестиционных возможностей, однако подрывает отрасль в целом: при недостаточной доходности фондов инвесторы перестают заходить в фонды, и образуется затем не менее прискорбный недостаток капитала. Хуже того, сегодня в России фонды, созданные на государственные средства (РВК, «Роснано», ВЭБа), конкурируют с сугубо частными. Они забирают на себя лучшие проекты, потому что им и доверяют больше (по незнанию частных фондов и людей оттуда), и денег у них без меры. Вследствие подобной конкуренции приток частного капитала в венчурную отрасль замедляется, а не ускоряется, чему, по замыслу, должны бы способствовать «институты развития». Между тем именно сугубо частные фонды являются лучшей кузницей венчурных капиталистов: одно дело инвестировать государственные средства, другое – вкладывать свои.
Для построения отечественной инновационной экономики вредна конкуренция со стороны Кремниевой долины, куда, не успевая угнездиться на российской почве, утекают лучшие из вновь создаваемых инновационных предприятий, минуя наших инвесторов. «Утечка мозгов» лучших разработчиков и предпринимателей – также производное от конкуренции между условиями жизни и ведения бизнеса «у нас» и «у них».
Конкуренция и побуждает к инновациям, и препятствует им. Как порождает, так и убивает. Не конкуренция, а какой-то Тарас Бульба.
