«Армии бюрократов служат системе, которая убьет нас в буквальном смысле слова...»
Величайшие преступления в истории человечества происходят благодаря самым сереньким и невзрачным человеческим существам. Вот они. Карьеристы. Бюрократы. Циники. Они всего лишь делают свое маленькое дело, тем самым позволяя существовать и работать всей сложной и огромной системе эксплуатации. Это они собирают и обрабатывают в интересах госбезопасности личные данные о десятках миллионов сограждан. Это они делают реальностью государство всеобщего надзора и контроля. Это они ведут счета «Эксон Мобил», «Бритиш Петролеум» и «Голдмэн Сакс».
Это они производят беспилотники и затем управляют ими с земли. Это они занимаются рекламой корпораций и работают в отделах по связям с общественностью. Это они создают различные бланки и формы. Это они рассматривают в офисах ваши бумаги. Это они отказывают в продовольственных карточках одним, а другим – в пособии по безработице или медицинской страховке. Это они проводят в жизнь законы и регуляторные акты. И они не задают вопросов.
Добро и зло – эти слова для них ничего не значат. Эти люди вне морали – они существуют лишь для того, чтобы корпоративная система и дальше функционировала. И если страховые компании обрекают десятки миллионов человек на боль и смерть, лишая их медицинской помощи, то им все равно – пусть будет так.
И если банки и шерифы выбрасывают наши семьи из домов прямо на улицу – им все равно – пусть будет так. И если финансовые компании отбирают у людей их последние сбережения – пусть будет так. И если правительство закрывает школы и библиотеки – пусть будет так. И если наш солдат убивает пакистанских или афганских детей – пусть будет так. Если рыночные спекулянты взвинчивают цены на рис, кукурузу и пшеницу настолько, что эти продукты не могут позволить себе миллионы голодных на нашей планете – что ж, пусть будет так. Если Конгресс и суд лишают граждан нашей страны основных гражданских прав – пусть будет так. Если топливная индустрия превращает всю планету в один гигантский бойлер парниковых газов – пусть будет так.
Они везде непобедимы, но в Украине и России – особенно…
Они просто служат системе. Они служат богу прибыли и эксплуатации. Cамые опасные люди в нашем индустриализированном мире – это отнюдь не те, кто исповедует радикальные идеи, не исламские радикалы и не христианские фундаменталисты – это как раз те легионы серых и безликих бюрократов, которые когтями и зубами прогрызают себе путь наверх, пытаясь занять место повыше в нашей корпоративной и государственной машине. Они служат любой системе, лишь бы она удовлетворяла их жалкие потребности.
Эти менеджеры системы не верят ни во что. Они не преданны чему-либо. Они оторваны от мира. Они не способны мыслить вне рамок своей мизерной и незначительной роли. Они слепы и глухи. Они совершенно невежественны – по крайней мере, в том, что касается великих идей и культурного наследия человеческой цивилизации. И мы массово штампуем таких людей на университетских конвейерах.
Юристы. Технократы. Крупные бизнесмены. Финансовые менеджеры. IT-специалисты. Консультанты. Инженеры нефтяных компаний. «Позитивные психологи». Кадеты военных училищ Торговые представители. Программисты. Мужчины и женщины, не знающие истории и не имеющие никаких идей. Они проживают свою жизнь в интеллектуальном вакууме, в своем мире ничтожных мелочей. Это те, кого Томас Стернз Элиот называл «полыми людьми», «пустыми людьми», «чучелами»:
Формы пустоты, контуры без цвета,
Обессилевшая сила, без движенья жест...
Это случилось, благодаря им – они не работают, они выполняют функцию
Именно благодаря им – карьеристам – могли осуществляться все геноциды, происходившие в истории человечества: от истребления коренных американцев до резни армян в Турции, от нацистского Холокоста до сталинских чисток. Благодаря им шестеренки машины продолжали вращаться. Это они заполняли бланки и отдавали распоряжения о конфискации собственности за долги. Когда дети голодали, именно они определяли нормы питания. Они производили оружие. Они управляли тюрьмами. Они претворяли в жизнь запреты на передвижения, они отбирали паспорта, они арестовывали банковские счета и в реальности следили за соблюдением различных норм по сегрегации людей. Они претворяли в жизнь закон. Они просто делали свою работу.
Карьеристы-политики, карьеристы-военные, поддерживаемые теми, кто наживается на войне, – это они ввергали нас во все эти бессмысленные войны, в том числе и в Первую мировую, во вьетнамскую, иракскую, афганскую войны. И за ними шли миллионы других.
Долг. Честь. Родина. Пляска смерти. Они всех нас приносят в жертву. В бессмысленной битве под Верденом и на Сомме во время Первой мировой были убиты, ранены или пропали без вести 1,8 миллиона человек с обеих сторон. А затем, в июле 1917 года, британский маршал Дуглас Хэйг, несмотря на все эти горы трупов, бросил новые массы солдат подыхать в грязи в битве при Пашендейле. К ноябрю того же года, когда стало ясно, что наступление на Пашендейль провалилось, он просто позабыл об изначальной цели, ради которой развязал эту бойню – прямо как мы в Ираке, когда стало очевидно, что никакого оружия массового поражения там нет. Прямо как мы в Афганистане, когда стало ясно, что «Аль-Кайеда» ушла оттуда. Дуглас Хэйг, как и мы, просто продолжал бессмысленную войну на истребление. «Победа» Хэйга означала лишь то, что немцев погибло количественно больше, чем солдат войск Антанты. Смерть для таких людей – это просто счет в игре. Битва при Пашендейле унесла 600 000 жизней с обеих сторон.
Им главное – оставить предупреждение, как велит инструкция…
И это было им отнюдь не впервой. Генералы, это практически всегда обычные позеры и шуты гороховые. Рядовые солдаты так же покорно шли за Иоанном Слепым, который к тому времени уже десять лет как потерял зрение. Они покорно шли за ним в той памятной битве при Креси 1337-го года во время Столетней войны. Мы обычно сознаем, что наши лидеры – посредственности, лишь тогда, когда уже слишком поздно.
Дэвид Ллойд Джордж, бывший премьер-министр Великобритании во время кампании при Пашендейле, писал в своих мемуарах: «Штаб танкового корпуса (перед битвой) специально подготовил карты, показывавшие, что бомбардировка шлюзов неизбежно приведет к наводнениям, и даже точно указал места, где будет скапливаться вода. Однако последовал лишь безапелляционный приказ: «Не присылать больше ваших дурацких карт». Карты должны совпадать с планами, а не планы с картами. Факты, мешавшие планам, рассматривались как некая дерзость».
Вот вам и объяснения поведения нашей правящей элиты, ничего не предпринимающей для борьбы с климатическими изменениями, не способной дать рациональный ответ на экономический кризис и не способной справиться с коллапсом, который охватил нашу империю, обрушив глобализационный проект. Это и есть те обстоятельства, которые уничтожают саму способность системы выживать.
Еще один образчик бездушного формализма
Бюрократы знают лишь только как служить системе. У них есть только те менеджерские навыки, которые им вбили в голову в Вест-Пойнте или Гарвардской Бизнес-школе. Они не способны мыслить самостоятельно. Они не способны оспорить заданные предпосылки или саму структуру. Они ни морально, ни интеллектуально не признают, что система может вот-вот взорваться. Они действуют точно так же, как те генералы, о которых Наполеон некогда говорил, что они всегда допускают самую грубейшую ошибку – рисуют себе воображаемую картинку, а потом просто принимают ее за реальность.
И мы вслед за ними столь же беспечно игнорируем реальность. Нас ослепила мания хэппи-энда. Мы не желаем верить своим глазам. Слишком уж удручающее это зрелище. И мы все впадаем в коллективный самообман. Мы просто отступаем назад, чтобы не видеть.
В эпохальном документальном фильме Клода Ланцмана «Шоа», посвященном Холокосту, есть интервью с Филиппом Мюллером, чешским евреем, выжившим в лагере Аушвитц. «Как-то в 1943 году, когда я уже был в крематории №5, из Белостока приехал поезд. Один из узников, член «специальной команды», в комнате, где раздевались заключенные, увидел среди новоприбывших женщину – жену своего друга. Он подошел к ней и сказал: «Вас скоро уничтожат. Через три часа вы станете пеплом». Женщина поверила ему, так как очень хорошо его знала. Она стала бегать среди других узниц, пытаясь предупредить их: «Нас скоро убьют. Нас отравят газом». И матери с детьми на плечах не желали даже слушать ее. Они посчитали, что женщина просто тронулась, и прогнали ее. Тогда она подошла к мужчинам – с тем же результатом. И ведь не то чтобы они совсем ей не верили. Они и раньше слышали об этом в Белостокском или Гродненском гетто. Но кто желал слышать подобное? И когда та женщина поняла, что никто ее не желает слышать, она от отчаяния расцарапала себе лицо и стала дико кричать».
И тут ведь и возражать не стоит…
«Мы беспечно устремляемся к пропасти, заслонив глаза чем попало, чтобы не видеть, куда бежим», – писал Блез Паскаль («Мысли»). Ханна Арендт особо отмечала в работе «Банальность зла. Эйхман в Иерусалиме», что основной мотивацией Адольфа Эйхмана было «необычайное усердие ради продвижения по служебной лестнице». Он вступил в нацистскую партию, потому что это было полезно для карьеры. «Проблема с Эйхманом, – писала Арендт, – заключалась именно в том, что таких, как он, было много, и многие из них не были ни извращенцами, ни садистами – они были и есть ужасно и ужасающе нормальными».
«И чем дольше вы его слушали, тем более становилось понятным, что его неспособность выразить свою мысль напрямую связана с его неспособностью мыслить, а именно неспособностью оценивать ситуацию с иной, отличной от собственной точки зрения. Общаться с ним было невозможно, и не потому, что он лгал и изворачивался, а потому, что был окружен самой надежной защитой от слов и самого присутствия другого человека – а значит, от действительности как таковой». Об этом же фактически говорит и Гитта Серени, в своей книге «В эту тьму», посвященной Францу Штанглю, коменданту концлагеря Треблинка. Назначение в ряды СС было серьезным продвижением по карьерной лестнице для этого обычного австрийского полицейского. Штангль не был садистом. Он сам по себе был человеком мягким и вежливым. Он очень любил свою жену и детей. В отличие от большинства нацистов-офицеров лагеря, он не сожительствовал с еврейками. Он был человек рациональный, хорошо дисциплинированный. Он необычайно гордился тем, что его официально признали «лучшим начальником лагеря на территории Польши». Узники концлагеря были для него просто объектами. Неживыми вещами. «Это была моя работа, – говорил он, – и она мне нравилась. Я исполнял свою работу. И, да, у меня были амбиции – я этого не отрицаю».
Когда Гитта Серени спросила Штангля, как он мог убивать детей, сам будучи отцом, он ответил, что «практически не видел в них индивидуумов – это была всегда некая огромная масса… Они все были обнаженными, сбиты в кучу, бежали однородной массой, подгоняемой хлыстами». Позже он сказал Гитте Серени, что когда прочитал о леммингах, то они напомнили ему узников Треблинки...
Их функции им и понятны. Они их и выполняют. Для себя…
Кристофер Браунинг в сборнике эссе под названием «Путь к геноциду» тоже выделяет тот момент, что геноцид претворяли в жизнь «среднестатистические», «нормальные» бюрократы – отнюдь не фанатики. Именно благодаря им и стал возможен Холокост.
Жермен Тильон (антрополог, узница нацистского концлагеря и боец французского Сопротивления. – Ред.) отмечала ту «трагическую легкость, с которой «порядочные» люди становились самыми жестокими палачами и изуверами, при этом сами они даже не замечали тех перемен, что происходили с ними».
Русский писатель Василий Гроссман в повести «Все течет» писал: «Новому государству не нужны стали святые апостолы, исступленные, одержимые строители, верующие последователи. Новому государству даже не слуги стали нужны, а всего лишь служащие».
«Самым тошнотворным типом эсэсовцев я лично считала тех прожженных циников, которые сами больше не верили в правоту своего дела, тем не менее, продолжали усердно усугублять свою вину, увеличивать количество преступлений – не ради чего-то, а просто так, – писала доктор Элла Лингенс-Райнер в «Пленниках страха» – мемуарах о своем пребывании в Аушвице. – Эти циничные эсэсовцы не всегда жестоко себя вели по отношению к заключенным – их поведение полностью зависело от настроения на данный момент. Они вообще ничего не принимали всерьез – ни самих себя, ни свое дело, ни нас, ни ситуацию. Наихудшим из них был доктор Менгеле – лагерный врач, о котором я уже говорила. Когда партию вновь прибывших евреев распределяли на тех, кто еще годен для работы, и тех, кого уже следует умертвить, он насвистывал какую-то мелодию, ритмически постукивая пальцем по левому или правому плечу, что означало: «газ» или «работа». Он сам считал условия в лагере ужасными, и даже пытался кое-что исправить, но в то же самое время убивал абсолютно безжалостно – даже без тени смущения».
А как они умеют окучивать государственные средства!
Именно эти армии бюрократов служат нашей корпоративной системе, которая убьет нас в самом буквальном смысле слова. Они так же холодны, как и доктор Менгеле. Они лишь исполняют свои ежеминутные задания. Они послушны. Они покорны. Они подчиняются. Они повышают собственную самооценку за счет престижа и мощи корпораций, за счет статусности своей должности, за счет продвижения по службе.
И они уверяют сами себя в своей порядочности, лишь на основании того, что считают себя хорошими мужьями и женами, матерями и отцами. Они заседают в школьных советах. Они ходят в «Ротари-клуб». Они ходят в церковь. Это какая-то моральная шизофрения. Они возводят вокруг себя стены, изолируя свое сознание от внешнего мира. Именно благодаря таким служащим корпорации «Эксон Мобил», «Бритиш Петролеум» и «Голдмэн Сакс» и различные страховые компании достигают своих целей, убивая при этом всех нас. Это они разрушают экосистему, экономику, уничтожают саму суть политики. Это они делают рабочих – мужчин и женщин – нищими рабами. И при этом они ничего не чувствуют.
Метафизическая наивность всегда заканчивается убийством. Она фрагментирует мир. Малые действия – проявления доброты и благотворительность – лишь маскируют то зло, соучастниками которого они являются. А каток системы тем временем катиться вперед. Полярные льды тают. Засуха опустошает нивы. Беспилотники сеют смерть с небес. А государство непреклонно – шаг за шагом – все сильнее заковывает нас в цепи. Больные умирают. Бедняки голодают. Тюрьмы переполнены...
И обещают космонавты и мечтатели, что на Марсе будут яблони цвести…
...А карьерист, тем временем, старательно продвигается по службе – он продолжает просто делать свою работу...
Добро и зло – эти слова для них ничего не значат. Эти люди вне морали – они существуют лишь для того, чтобы корпоративная система и дальше функционировала. И если страховые компании обрекают десятки миллионов человек на боль и смерть, лишая их медицинской помощи, то им все равно – пусть будет так.
И если банки и шерифы выбрасывают наши семьи из домов прямо на улицу – им все равно – пусть будет так. И если финансовые компании отбирают у людей их последние сбережения – пусть будет так. И если правительство закрывает школы и библиотеки – пусть будет так. И если наш солдат убивает пакистанских или афганских детей – пусть будет так. Если рыночные спекулянты взвинчивают цены на рис, кукурузу и пшеницу настолько, что эти продукты не могут позволить себе миллионы голодных на нашей планете – что ж, пусть будет так. Если Конгресс и суд лишают граждан нашей страны основных гражданских прав – пусть будет так. Если топливная индустрия превращает всю планету в один гигантский бойлер парниковых газов – пусть будет так.
Они везде непобедимы, но в Украине и России – особенно…
Они просто служат системе. Они служат богу прибыли и эксплуатации. Cамые опасные люди в нашем индустриализированном мире – это отнюдь не те, кто исповедует радикальные идеи, не исламские радикалы и не христианские фундаменталисты – это как раз те легионы серых и безликих бюрократов, которые когтями и зубами прогрызают себе путь наверх, пытаясь занять место повыше в нашей корпоративной и государственной машине. Они служат любой системе, лишь бы она удовлетворяла их жалкие потребности.
Эти менеджеры системы не верят ни во что. Они не преданны чему-либо. Они оторваны от мира. Они не способны мыслить вне рамок своей мизерной и незначительной роли. Они слепы и глухи. Они совершенно невежественны – по крайней мере, в том, что касается великих идей и культурного наследия человеческой цивилизации. И мы массово штампуем таких людей на университетских конвейерах.
Юристы. Технократы. Крупные бизнесмены. Финансовые менеджеры. IT-специалисты. Консультанты. Инженеры нефтяных компаний. «Позитивные психологи». Кадеты военных училищ Торговые представители. Программисты. Мужчины и женщины, не знающие истории и не имеющие никаких идей. Они проживают свою жизнь в интеллектуальном вакууме, в своем мире ничтожных мелочей. Это те, кого Томас Стернз Элиот называл «полыми людьми», «пустыми людьми», «чучелами»:
Формы пустоты, контуры без цвета,
Обессилевшая сила, без движенья жест...
Это случилось, благодаря им – они не работают, они выполняют функцию
Именно благодаря им – карьеристам – могли осуществляться все геноциды, происходившие в истории человечества: от истребления коренных американцев до резни армян в Турции, от нацистского Холокоста до сталинских чисток. Благодаря им шестеренки машины продолжали вращаться. Это они заполняли бланки и отдавали распоряжения о конфискации собственности за долги. Когда дети голодали, именно они определяли нормы питания. Они производили оружие. Они управляли тюрьмами. Они претворяли в жизнь запреты на передвижения, они отбирали паспорта, они арестовывали банковские счета и в реальности следили за соблюдением различных норм по сегрегации людей. Они претворяли в жизнь закон. Они просто делали свою работу.
Карьеристы-политики, карьеристы-военные, поддерживаемые теми, кто наживается на войне, – это они ввергали нас во все эти бессмысленные войны, в том числе и в Первую мировую, во вьетнамскую, иракскую, афганскую войны. И за ними шли миллионы других.
Долг. Честь. Родина. Пляска смерти. Они всех нас приносят в жертву. В бессмысленной битве под Верденом и на Сомме во время Первой мировой были убиты, ранены или пропали без вести 1,8 миллиона человек с обеих сторон. А затем, в июле 1917 года, британский маршал Дуглас Хэйг, несмотря на все эти горы трупов, бросил новые массы солдат подыхать в грязи в битве при Пашендейле. К ноябрю того же года, когда стало ясно, что наступление на Пашендейль провалилось, он просто позабыл об изначальной цели, ради которой развязал эту бойню – прямо как мы в Ираке, когда стало очевидно, что никакого оружия массового поражения там нет. Прямо как мы в Афганистане, когда стало ясно, что «Аль-Кайеда» ушла оттуда. Дуглас Хэйг, как и мы, просто продолжал бессмысленную войну на истребление. «Победа» Хэйга означала лишь то, что немцев погибло количественно больше, чем солдат войск Антанты. Смерть для таких людей – это просто счет в игре. Битва при Пашендейле унесла 600 000 жизней с обеих сторон.
Им главное – оставить предупреждение, как велит инструкция…
И это было им отнюдь не впервой. Генералы, это практически всегда обычные позеры и шуты гороховые. Рядовые солдаты так же покорно шли за Иоанном Слепым, который к тому времени уже десять лет как потерял зрение. Они покорно шли за ним в той памятной битве при Креси 1337-го года во время Столетней войны. Мы обычно сознаем, что наши лидеры – посредственности, лишь тогда, когда уже слишком поздно.
Дэвид Ллойд Джордж, бывший премьер-министр Великобритании во время кампании при Пашендейле, писал в своих мемуарах: «Штаб танкового корпуса (перед битвой) специально подготовил карты, показывавшие, что бомбардировка шлюзов неизбежно приведет к наводнениям, и даже точно указал места, где будет скапливаться вода. Однако последовал лишь безапелляционный приказ: «Не присылать больше ваших дурацких карт». Карты должны совпадать с планами, а не планы с картами. Факты, мешавшие планам, рассматривались как некая дерзость».
Вот вам и объяснения поведения нашей правящей элиты, ничего не предпринимающей для борьбы с климатическими изменениями, не способной дать рациональный ответ на экономический кризис и не способной справиться с коллапсом, который охватил нашу империю, обрушив глобализационный проект. Это и есть те обстоятельства, которые уничтожают саму способность системы выживать.
Еще один образчик бездушного формализма
Бюрократы знают лишь только как служить системе. У них есть только те менеджерские навыки, которые им вбили в голову в Вест-Пойнте или Гарвардской Бизнес-школе. Они не способны мыслить самостоятельно. Они не способны оспорить заданные предпосылки или саму структуру. Они ни морально, ни интеллектуально не признают, что система может вот-вот взорваться. Они действуют точно так же, как те генералы, о которых Наполеон некогда говорил, что они всегда допускают самую грубейшую ошибку – рисуют себе воображаемую картинку, а потом просто принимают ее за реальность.
И мы вслед за ними столь же беспечно игнорируем реальность. Нас ослепила мания хэппи-энда. Мы не желаем верить своим глазам. Слишком уж удручающее это зрелище. И мы все впадаем в коллективный самообман. Мы просто отступаем назад, чтобы не видеть.
В эпохальном документальном фильме Клода Ланцмана «Шоа», посвященном Холокосту, есть интервью с Филиппом Мюллером, чешским евреем, выжившим в лагере Аушвитц. «Как-то в 1943 году, когда я уже был в крематории №5, из Белостока приехал поезд. Один из узников, член «специальной команды», в комнате, где раздевались заключенные, увидел среди новоприбывших женщину – жену своего друга. Он подошел к ней и сказал: «Вас скоро уничтожат. Через три часа вы станете пеплом». Женщина поверила ему, так как очень хорошо его знала. Она стала бегать среди других узниц, пытаясь предупредить их: «Нас скоро убьют. Нас отравят газом». И матери с детьми на плечах не желали даже слушать ее. Они посчитали, что женщина просто тронулась, и прогнали ее. Тогда она подошла к мужчинам – с тем же результатом. И ведь не то чтобы они совсем ей не верили. Они и раньше слышали об этом в Белостокском или Гродненском гетто. Но кто желал слышать подобное? И когда та женщина поняла, что никто ее не желает слышать, она от отчаяния расцарапала себе лицо и стала дико кричать».
И тут ведь и возражать не стоит…
«Мы беспечно устремляемся к пропасти, заслонив глаза чем попало, чтобы не видеть, куда бежим», – писал Блез Паскаль («Мысли»). Ханна Арендт особо отмечала в работе «Банальность зла. Эйхман в Иерусалиме», что основной мотивацией Адольфа Эйхмана было «необычайное усердие ради продвижения по служебной лестнице». Он вступил в нацистскую партию, потому что это было полезно для карьеры. «Проблема с Эйхманом, – писала Арендт, – заключалась именно в том, что таких, как он, было много, и многие из них не были ни извращенцами, ни садистами – они были и есть ужасно и ужасающе нормальными».
«И чем дольше вы его слушали, тем более становилось понятным, что его неспособность выразить свою мысль напрямую связана с его неспособностью мыслить, а именно неспособностью оценивать ситуацию с иной, отличной от собственной точки зрения. Общаться с ним было невозможно, и не потому, что он лгал и изворачивался, а потому, что был окружен самой надежной защитой от слов и самого присутствия другого человека – а значит, от действительности как таковой». Об этом же фактически говорит и Гитта Серени, в своей книге «В эту тьму», посвященной Францу Штанглю, коменданту концлагеря Треблинка. Назначение в ряды СС было серьезным продвижением по карьерной лестнице для этого обычного австрийского полицейского. Штангль не был садистом. Он сам по себе был человеком мягким и вежливым. Он очень любил свою жену и детей. В отличие от большинства нацистов-офицеров лагеря, он не сожительствовал с еврейками. Он был человек рациональный, хорошо дисциплинированный. Он необычайно гордился тем, что его официально признали «лучшим начальником лагеря на территории Польши». Узники концлагеря были для него просто объектами. Неживыми вещами. «Это была моя работа, – говорил он, – и она мне нравилась. Я исполнял свою работу. И, да, у меня были амбиции – я этого не отрицаю».
Когда Гитта Серени спросила Штангля, как он мог убивать детей, сам будучи отцом, он ответил, что «практически не видел в них индивидуумов – это была всегда некая огромная масса… Они все были обнаженными, сбиты в кучу, бежали однородной массой, подгоняемой хлыстами». Позже он сказал Гитте Серени, что когда прочитал о леммингах, то они напомнили ему узников Треблинки...
Их функции им и понятны. Они их и выполняют. Для себя…
Кристофер Браунинг в сборнике эссе под названием «Путь к геноциду» тоже выделяет тот момент, что геноцид претворяли в жизнь «среднестатистические», «нормальные» бюрократы – отнюдь не фанатики. Именно благодаря им и стал возможен Холокост.
Жермен Тильон (антрополог, узница нацистского концлагеря и боец французского Сопротивления. – Ред.) отмечала ту «трагическую легкость, с которой «порядочные» люди становились самыми жестокими палачами и изуверами, при этом сами они даже не замечали тех перемен, что происходили с ними».
Русский писатель Василий Гроссман в повести «Все течет» писал: «Новому государству не нужны стали святые апостолы, исступленные, одержимые строители, верующие последователи. Новому государству даже не слуги стали нужны, а всего лишь служащие».
«Самым тошнотворным типом эсэсовцев я лично считала тех прожженных циников, которые сами больше не верили в правоту своего дела, тем не менее, продолжали усердно усугублять свою вину, увеличивать количество преступлений – не ради чего-то, а просто так, – писала доктор Элла Лингенс-Райнер в «Пленниках страха» – мемуарах о своем пребывании в Аушвице. – Эти циничные эсэсовцы не всегда жестоко себя вели по отношению к заключенным – их поведение полностью зависело от настроения на данный момент. Они вообще ничего не принимали всерьез – ни самих себя, ни свое дело, ни нас, ни ситуацию. Наихудшим из них был доктор Менгеле – лагерный врач, о котором я уже говорила. Когда партию вновь прибывших евреев распределяли на тех, кто еще годен для работы, и тех, кого уже следует умертвить, он насвистывал какую-то мелодию, ритмически постукивая пальцем по левому или правому плечу, что означало: «газ» или «работа». Он сам считал условия в лагере ужасными, и даже пытался кое-что исправить, но в то же самое время убивал абсолютно безжалостно – даже без тени смущения».
А как они умеют окучивать государственные средства!
Именно эти армии бюрократов служат нашей корпоративной системе, которая убьет нас в самом буквальном смысле слова. Они так же холодны, как и доктор Менгеле. Они лишь исполняют свои ежеминутные задания. Они послушны. Они покорны. Они подчиняются. Они повышают собственную самооценку за счет престижа и мощи корпораций, за счет статусности своей должности, за счет продвижения по службе.
И они уверяют сами себя в своей порядочности, лишь на основании того, что считают себя хорошими мужьями и женами, матерями и отцами. Они заседают в школьных советах. Они ходят в «Ротари-клуб». Они ходят в церковь. Это какая-то моральная шизофрения. Они возводят вокруг себя стены, изолируя свое сознание от внешнего мира. Именно благодаря таким служащим корпорации «Эксон Мобил», «Бритиш Петролеум» и «Голдмэн Сакс» и различные страховые компании достигают своих целей, убивая при этом всех нас. Это они разрушают экосистему, экономику, уничтожают саму суть политики. Это они делают рабочих – мужчин и женщин – нищими рабами. И при этом они ничего не чувствуют.
Метафизическая наивность всегда заканчивается убийством. Она фрагментирует мир. Малые действия – проявления доброты и благотворительность – лишь маскируют то зло, соучастниками которого они являются. А каток системы тем временем катиться вперед. Полярные льды тают. Засуха опустошает нивы. Беспилотники сеют смерть с небес. А государство непреклонно – шаг за шагом – все сильнее заковывает нас в цепи. Больные умирают. Бедняки голодают. Тюрьмы переполнены...
И обещают космонавты и мечтатели, что на Марсе будут яблони цвести…
...А карьерист, тем временем, старательно продвигается по службе – он продолжает просто делать свою работу...
Крис ХЕДЖЕС, «Ліва»