Именно таков был смысл создания украинцев и белорусов, как отдельных от великороссов народов. Польский повстанец Людвик Мерославский, называя украинцев «полурусскими», «полуполяками», говорил: «Вся агитация малороссианизма пусть перенесется за Днепр… Вот весь польский герценизм! Пусть он издали помогает польскому освобождению, терзая сокровенные внутренности царизма… Пусть себе заменяют вдоль и поперек анархией русский царизм, от которого, наконец, освободится и очистится соседняя нам московская народность. Пусть обольщают себя девизом, что этот радикализм послужит «для нашей и вашей свободы». Перенесение его в пределы Польши будет считаться изменой отчизне и будет наказываться смертью, как государственная измена…».
Много позже, уже в ХХ в., почти то же самое будет говорить польский геополитик Влодзимеж Бончковский: «Если бы не существовал украинский народ, а только этнографическая масса, то следовало бы помочь ей в достижении национального сознания. Для чего и почему? Потому, чтобы на востоке не иметь дела с 90 млн. великороссов плюс 40 млн. малороссов единых национально… Украинец, лишённый своей украинскости, – это политический русский!».
На Западе, кстати, всегда снисходительно смотрели на военные шалости поляков. К примеру, в 1861 г. при поддержке Рима в Италии была учреждена польско-итальянская военная школа в Генуе и Кунео. В её задачи входила подготовка квалифицированных военных кадров польской повстанческой армии для действий на территории России. Упомянутый нами Людвик Мерославский был одним из её основателей. Курсанты проходили курс пехотной, кавалерийской и артиллерийской подготовки. Практически все они затем приняли участие в польском мятеже 1863 г. Заметьте, школа была основана в 1861 г., а восстание вспыхнуло в 1863-м.
Эта школа – аналог современных полевых лагерей, где проходят подготовку боевики-исламисты. Но, как сегодня Запад с ухмылочкой наблюдает за деятельностью исламистских лагерей, так же сочувственно он смотрел и на лагеря по подготовке польских «цивилизаторов». Даже знаменитый Жюль Верн, работая над «Капитаном Немо», хотел сначала изобразить главного героя поляком, мстящим русским за поруганную жену, но позже отказался от такого сценария.
Но закреплённая польским влиянием украинскость и белорусскость иногда давали обратный эффект: не русские превращались в полуполяков, а поляки – сначала в украинцев или белорусов, а потом – в русских. Ведь два шага – это дистанция не только от украинца и белоруса к поляку, но и от украинца и белоруса к русскому.
Один из отцов советского самолётостроения, Станислав Адамович Шумовский, сначала проделал маршрут от украинского поляка до «украинца», а потом просто слился с русской культурой. Родившийся на Ровенщине отец Константина Циолковского, если официально и не считался украинцем, то в душе, очевидно, не испытывал к этому народу отторжения. Этим объясняется та лёгкость, с которой поляки Циолковские служили России. Приблизительно также сложилась судьба Николая Лосского, выдающегося представителя русской религиозной философии и его сына Владимира, тоже философа и легендарного Феликса Дзержинского. Если не они, так их отцы и деды, проживая на польско-русском пограничье, вбирали в себя понемногу русскую культуру, или, если угодно, её западнорусский вариант (украинскую и белорусскую), чтобы после окончательно порвать со своей польскостью.
Таких примеров немало. Достаточно взглянуть на фамилии членов старинных православных братств, основанных православными Западной Руси для сбережения православного самосознания и православных обрядов. Вы увидите множество польских фамилий: Корецкие, Чарторыйские, Рожнецкие.
Пилсудский когда-то сказал, что всегда мечтал дойти до Москвы, и на Кремлёвской стене написать: «Говорить по-русски запрещается!». Не получилось. Вокруг Москвы консолидировались народы Евразии, вместе с нею отражая нападения западных колонизаторов, в т.ч., поляков.
Николай Данилевский подчёркивал уподобительную силу русской культуры. Без насилия и крови она могла «переваривать» тысячи представителей самых разных национальностей и вероисповеданий. Она будто обволакивала чужеродный элемент, включая и впитывая его в себя, и даже такие противники всего русского, как поляки, от долгого соприкосновения с русской культурой вживались в неё нераздельно, в том числе, религиозно. Православные труженики Лука Войно-Ясенецкий и отец Валентин (Свенцицкий) – тому доказательство.
