Bесной 1992 г. в Киеве, Харькове, Львове и других больших украинских городах возле некоторых вузов появились десятки иноземных студентов-"троечников" - русистов. Все они тогда задались целью изучить речь И. Котляревского и П. Мирного. Это было им необходимо (так эти горе-лингвисты тогда считали !) для облегчения своей успеваемости. Данные "троечники" надеялись освоить украинский в качестве 2-го (при русском, как основном предмете !) славянского языка - согласно своим учебным процессам.
Однако, все филологические кафедры (где эти студенты-русисты надеялись "спихнуть" свои академические обязательства) не засчитали им данный предмет. Эта группа "троечников" вынуждена была переучиваться (с украинского) или на польский, или на болгарский, или на чешский (либо какой-нибудь иной славянский) язык.
И наоборот ! Педагоги готовы были принять экзамен "по украински", но без "парного" "московитянского", а с теми же польским, болгарским, чешским, любым другим "самостоятельным" славянским языком. А не столь близкой рассматриваемому предмету нормой, как великорусская !
С 1993 г. данное лингвистическое "паломничество в Киев" прекратилось. Западные филологи считают украинский и русский -- одним языком, но отдельными его диалектами. Научная добросовестность корифеев лингвистики Запада пока что контрастирует в данном аспекте с политиканством геостратегических формулировок нынешних власть предержащих Северной Атлантики.
Аналогичная ситуация не только у славистов. Ни одна из кафедр германистики не примет "парного" экзамена по голландской и фламандской (бельгийской) литературно-деловым диалектным нормам. Ибо обе они в рамках (хотя до 1950-х гг. официальные Брюссель и Гаага декларировали их в качестве самостоятельных "государственных" !) нидерландского языка. Нынче же и в Голландии и в Бельгии можно оформлять любые документы как на одной, так и на другой лингвистической форме.
То же самое мы увидим и у индологов. Они не примут экзаменов по хинди и урду (формы центральноиндийского макродиалекта "кхари боли"). Хинди и бенгали, урду и раджастхани, бихари и хинди, ория и урду -- пожалуйста ! Любой же полицейский участок в Дели примет от заявителя документы и на хинди, и на урду. Хотя у обеих норм разные алфавиты. Деванагари -- у первого, арабский -- у второго !
Вернёмся, однако, в Восточную Европу.
Может быть хотя бы (в качестве особой разновидности постулируемой для нас добросовестными филологами языковой макро-русской общности !) т. н. "московитянское" наречие -- действительно чужеродно Украине ? Не является ли оно потомком "полуночных" (кривичских, ильмено-словенских, вятичских, северских или радимичских) восточнославянских говоров 9 -- 12 вв. ?
Отнюдь нет !
В традиционных воззрениях большинства как российских, так и украинских историков и филологов (вплоть до последней четверти прошедшего столетия) "старорусская" этническая и языковая общность представлялась почти монолитом. Никто из этих классиков не мог и предполагать о каких либо существенных диалектных различиях между обитателями 12 известных древних восточнославянских племенных княжений. Тем более, что не было у исследователей в наличии более-менее пространных "докиевских" региональных текстов. Кроме, естественно, документов, написанных на церковнославянском и (в меньшей степени !) на росо-полянском административном (приобретавшим тогда всё более общерусский характер) языках.
Исключение составляли лишь новгородские берестяные грамоты -- краткие записи жителей Приильменья делового, бытового или эпистолярного жанров. Они сохранились благодаря специфически топогафическим особенностям региона. Тщательное же изучение (за последние 2 десятилетия) этих документов, их систематизация и анализ показали парадоксальную метаморфозу [ Крысько В. Б. Древний новгородский диалект на общеславянском фоне // Вопросы Языкознания. - M., 1998, №3, с. 74 - 93 ; Янин В. Л. Был ли Новгород Ярославлем, а Батый - Иваном Калитой ? // "Известия". - М., 1998, №106, с. 5 ], которая произошла с речью новгородцев в 1-й пол. II тыс. н. э. Восточнославянские диалекты на которых разговаривал грамотный приильменский "средний класс" 11 - 12 вв. и его потомки в 14 - 15 столетиях оказались различными ! Первое из перечисленных наречий - племенной говор местных словен. Второе же - результат постепенной ассимиляции дружинно-боярской и административно-"глашатайской" элитами ("киевизированных" раньше !) Новгородской Земли своей "простой чади". Т. о., потомки ильменских словен фактически оказались лингвистически "поглощёнными" поляно-росами. В XIV в. язык новгородских писем стал похожим на тексты "Слова о полку Игореве", "Слова о погибели Земли Русской", "русской" части проповедей Печерского архимандрита (3-я четв. 13-го столетия) Серапиона. В 1180-е же годы речь обитателей Града-над-Ильменем принадлежала к совсем другому диалекту.
Такой же процесс, естественно, протекал (по принципу аналогии !) во всех без исключения "уделах" "пост-империи Рюриковичей". В междуречьи Оки и Волги формируется в течение 13 -- 16 вв. т. н. "киевско-московский деловой язык", который окончательно ассимилирует местные остатки северных восточнославянских (вятичских, кривичских, словено-ильменских) диалектов, постепенно трансформировав их в свои же говоры. Последние носители истинно-московитянского северо-вятичского наречия (из самых глухих сёл рассматриваемого района) перешли на киевскую грамматическую основу где-то ещё до сер. XV в.
И здесь можно обнаружить аналогию к приведенным нами нидерланскому и "кхарибольскому" примерам. В первом случае мы увидим массовую колонизацию (с ассимиляцией "автохтонов") во 2-й четв. II тыс. н. э. южно-фризских земель (территорию будущей Голландии) выходцами из Брабанта. Во втором -- перенесение на пакистанские улицы синдхского Карачи и пенджабского Лахора центральноиндийской речи (её "урду"-разновидности !) беженцев-мухаджиров из мусульманских кварталов Дели. В сер. 20 в. !
Т. о., современная т. н. "московська мова" -- прямой наследник именно росо-полянского наречия .
Выходит, что язык А. Пушкина и Ф. Достоевского, Н. Гоголя и В. Короленко, М. Волошина и А. Ахматовой, К. Паустовского и В. Некрасова развился, в конечном счёте, непосредственно из более древнего [ Абакумов О. В. Поліський аспект балто-слов`янського питання // Ономастика Полісся. - К., 1999, с. 147 - 150 ] среднеднепровского восточнославянского регионального "лингвистического пучка", а не был "прямым следствием" разговорной речи кривичей, радимичей, северян, вятичей и словен новгородских. Подобным же, примерно, образом были унифицированы "киянами" (к кон. 13 в.) диалектные особенности дреговичей, волынян, тиверцев, уличей и большей части белых хорватов.
Племенное же наречие закарпатской ветви последних -- исключение из выше приведенной закономерности. Оно оказалось [ Дзендзелівський Й. О. Лінгвістичний атлас українських народних говорів Закарпатської області УРСР. Ч 1-2. -- Ужгород, 1958 -- 1960 ; Дзендзелівський Й. О. Закарпатські говори // Українська Радянська Енціклопедія. Т. 4. -- К., 1979, с. 175 ; Абакумов О. В. Артополот і Артанія // Іншомовні елементи в ономастиці України. -- К., 2001, с. 15 ] единственным из восточнославянских неполянских, которое сохранило на сегодняшний день своё лингвистическое "потомство". Нынешняя ужанско-мукачевско-свалявско-хустовско-мараморошская группа диалектов весьма обособленна как к украинским, так и от теперешних российских с белорусскими наречиями. Более того, последние 3 из перечисленных восточнославянских языковых общностей (все потомки собственно киевского древнерусского языка !) соотносятся между собой в степени глотто-хронологического родства на большем уровне близости, чем к сегодняшнему закарпатскому (не путать с надднестрянским, львовским, гуцульским, лемковским и бойковским !) "лингвистическому пучку".
Ибо слишком раннее (3-я четв. 11 в.) "выпадение" ужгородско-мукачевской группы белых хорватов из под древнерусской государственности изолировало их от киевского этно-языково-"глашатайского" "плавильного тигля". Последний же не успел (в связи с ранним венгерским завоеванием края) как следует развернуться в данной "волости". Т. о., в Закарпатье не было заложено (в 1-й пол. II тыс. н. э.) основы для росо-полянской языковой ассимиляции. Ярчайшей иллюстрацией лингвистической "аппендиксности" этой области (в восточнославянской среде) является тот факт, что 4 местные наречия состоят друг с другом примерно в такой же степени глотто-хронологического родства, как белорусский, украинский и "московитянский" официальные литературно-деловые языки между собой !
Другим свидетельством полянской грамматической основы речи современных россиян является "Слово о полку Игореве".
Факт написания этого шедевра в Киеве ни у кого из серьезных специалистов сомнений не вызывает. Из всех же современных восточнославянских диалектов нынешний т. н. "русский язык" - особенно подобен (т. е. более архаичен !) словообразующей манере автора "Слова...". Так что вовсе не "москали" "русифицировали" потомков поляно-росов, а именно последние (в конечном счёте) и ассимилировали лингвистически почти все (кроме закарпатской части белых хорватов) региональные восточнославянские сообщества. В т. ч. и гордых жителей Господина Великого Новгорода.
Разветвление же древнерусского языка на праукраинское и пра-"российское" наречия началось в кон. XII в. еле заметными фонетическими расхождениями. Это обстоятельство хорошо показал академик Б. Рыбаков в противопоставлении различных частей "Киевской летописи" [ Рыбаков Б. А. Русские летописцы и автор "Слова о полку Игореве". - М., 1972, с.138 - 147 ; Рыбаков Б. А. Петр Бориславич. - М., 1991, с. 165 - 285 ]. Некоторые страницы этого документа были написаны в Белгороде-на-Ирпене (совр. Белгородка в Киевской обл.) при дворе тогдашнего великого князя-соправителя Рюрика Ростиславича. Другие же -- в самой столице, где "сидел на столе" другой "дуумвир" -- Святослав Всеволодович. Наилучшие строки данной хроники вышли из-под пера наивероятнейшего автора другого шедевра ("Слова о полку Игореве") -- боярина Петра Бориславича. Последнему и были присущи (в обоих его произведениях) черты тогдашнего киевского общерусского административного (но с небольшим патетическим уклоном и повышенным количеством церковнославянской лексики) языка. Данное универсальное наречие уже тогда приобрело свою историческую значимость. Оно стало достаточно монолитной дружинно-княжеской административной и "глашатайской" языковой нормой. Эта лингвистическая форма распространилась еще до 1200 г. на все тогдашние удельные центры.
"Белгородковские" же страницы "Киевской летописи" кон. XII в. несколько отличаются от бориславичевских некоторыми фонетическими "украинизмами". Это отображало уже тогда наметившиеся особенности общерусского языка малых городков и весей столичного княжества (без, правда, "глубинно"-полесской его части) в противовес говору самого тогдашнего восточнославянского мегаполиса. Наречие же последнего в ту эпоху распространилось и в Чернигове, и во Владимире-на-Клязьме, и в Ростове Великом, и в Переяславе-Южном, и (как показано выше !) в Новгороде, и пр. династических уделах Рюриковичей.
Своеобразием данный лингвистический процесс отличался в Полоцко-Минском территориальном княжестве !
Местная ветвь Рюриковичей (Изяславичи !) очень рано (с нач. XI в.) существенно обособилась (за исключением небольшого хронологического промежутка 1130 -- 1139 гг., который на местных диалектных особенностях почти не отразился) от динамики дружинно-элитарных "ротаций" остальной Руси. Полоцко-Минская Земля оказалась мало затронутой постоянными (в теч. всей 1?й четв. II тыс. н. э.) сменами "столов" и их преимущественно "киевоязычной" "обслуги". Этот почти непрерывный "кругооборот" дружинно-верхушечного контингента от Перемышля и до Белоозера (исключая, в основном, территорию будущей Белоруссии) унифицировал лингвистическую норму княжеских элит большинства рюриковичевских уделов вплоть до 1240-х гг.
Полоцко-минская "речь глашатаев" базировалась на более ранних (нач. 11 в.) киевских "образцах". За 200-летнюю же свою обособленнось от динамики и эволюции столичных языковых норм прабелорусский говор (хотя и не столь тогда заметно, как закарпатский диалект тех же лет !) уже несколько выделялся (в момент Батыевого нашествия) на фоне "магистрального" киевского.
Ещё меньшие (пока исключительно фонетические !) расхождения наблюдались (как показано нами выше) в кон. 12 -- сер. 13 вв. у "собственно"-киевского и "белгородковского" "прононсов" обитателей бывшей Полянской Земли. Эти различия в речи жителей тогдашнего среднеднепровского мегаполиса и насельников его "пригородов" были тогда ещё ничтожными, но они и стали фундаментом позднейшего основного языкового (по данным глотто-хронологического "генеалогического древа" сравнительной лингвистики) разветвления "московитян" и украинцев. Последний яркий образец пра-великорусской (с повышенным, естественно, уровнем церковнославянской лексики !) публицистической литературы на киевской "почве" -- "Слово о погибели Земли Русской". Данный памфлет (второй по значимости после шедевра Петра Бориславича) тоже был написан в "Восточнославянском Риме" в кон. 1230-х гг. [ Рыбаков Б. А. Из истории культуры Древней Руси. -- М., 1984, с. 150 -- 151 ].
Дальнейшая же (после Батыевого разгрома Киева !) судьба столичной языковой формы имела свое продолжение уже на суздальском, новгородском, смоленском, курско-брянском и рязанском "грунтах". В самой же "древнерусской колыбели" с 1240 г. функционирование этой литературно-деловой нормы существенно сузилось в результате почти полного истребления населения "Восточнославянского Рима" татаро-монголами !
Новопоселенцы же киевского "пепелища" (сер. 13 в.) разговаривали уже с праполещукскими и, в меньшей степени, "белгородковскими" особенностями. С другой стороны, в связи с тогдашним усиленим роли духовенства и монашества в общественно-культурной жизни города, усилился церковнославянско-древнерусский "суржик". Языку же Петра Бориславича пришлось в тех условиях "закоснеть" (на какое то ещё, прежде чем прекратить здесь своё функционирование, время) где-то на канцелярском уровне.
С инкорпорацией Среднего Поднепровья в 1362 г. Великим княжеством Литовским -- "официозом" бывшего восточнославянского мегаполиса становится т. н. "старобелорусский язык". Это один из потомков ранее рассмотренного нами полоцко-минского варианта раннего старокиевского наречия. Данный "язык Гедиминовичей" довольно таки продолжительное время фигурировал (XV -- XVIII вв.) на значительной части территории Украины. Однако, он так и не сумел за все годы своего присутствия ассимилировать местные (также старокиевского лингвистического "корня" !) пост-"белгородковские", полесские и волынские говоры. Причана тому - конкуренция старобелорусскому (на ниве "официозности") церковнославянско-древнерусского "суржика", а позднее ещё и польского языка. В условиях же подобного разнообразия "речи глашатаев" местные народные диалекты, естественно, выжили.
"Поставило точку" функционированию полоцко-виленского "официоза" на Украине возвращение на свою прародину в кон. 17 -- 18 вв. (в качестве делового языка) "московитянского" потомка "бориславичевского" наречия. Нынешние активисты "Просвиты" почему то льют потоки слёз по поводу прекращения функционирования (250 и более лет назад) на Гетьманщине старобелорусского (имевшего здесь лишь небольшие местные лексические вкрапления !) письменно-делового диалекта. Этот процесс они называют (почему то !) "насильственным вытеснением" украинской мовы. Однако последней тогда (в литературизированной форме) ещё не существовало !
Гр. Сковорода отмечал в те годы отчуждённость и малопонятность для простого украинского крестьянина и мещанина тогдашней т. н. "руськой мовы". Последняя же как раз и является самым поздним из этапов в развитии виленско-полоцкой деловой лингвистической нормы. Великий просветитель, в то же время, заметил большую понятность "московской мовы" тогдашнему среднестатистическому "малорусу". Да и 300-летней давности переписку Ивана Мазепы с Мотроной Кочубей пришлось недавно издать (В. Шевчуку) в переводе на современном украинском языке. Текст (старобелорусский !) в оригинале оказался уж очень малопонятным современному читателю. В то же время публицистическая полемика (2-й пол. 16 в.) Ивана Грозного и Андрея Курбского до сих пор выдерживает свои издания без филологической "модернизации". Это обстоятельство лишний раз подчёркивает правоту Гр. Сковороды в его характеристике большей близости "российского" и украинского наречий друг к другу, чем каждого из них со старобелорусским письменно-деловым диалектом.
"Батыевой поры" "белгородковско"-киевский говор в течение XIV -- XVIII столетий постепенно развернулся (параллельно с прекращением функционирования в "колыбели Руси" "бориславичевского" "высокого стиля") в своеобразную южнорусскую языковую зону. Одним из представителей последней и был полтавский диалект. На фундаменте же его и построил накануне 1800 г. И. П. Котляревский параллельную (другой линии киево-русской языковой традиции) литературную украинскую форму.
Через 4 десятилетия Н. Гоголь выскажет сомнения [ Крутикова Н.Є. Гоголь // Шевченківський словник. Т. 1. - К., 1976, с. 160 ] в целесообразности такого создания (даже на основе своего родного полтавского говора !) функционально-дублирующей языковой южнорусской нормы. Этот великий уроженец Сорочинцев блестяще использовал великорусское литературное наречие для обработки украинского же фольклора и эпоса ("Вечера на хуторе близ Диканьки", "Миргород").
В эксперименте Котляревского таки наличествовало (как для ситуации самого конца "Века Просвещения") определённое рациональное зерно. Деловая форма основного русского языка предшествующей реформой М. Ломоносова -- В. Тредиаковского была уже отработана и в эпоху Екатерины Второй выглядела достаточно эффектной. Однако же тогдашний сильно засорённый церковнославянизмами т. н. "высокий штиль" для литературных произведений оказался весьма несовершенен. На этом огромные потери, в конечном счёте, понёс даже такой большой поэтический талант, как Г. Державин. Так что поиски И. Котляревского на ниве литературизации тогдашних ново-южнорусских наречий при неадекватном состоянии официального языка тех лет -- понятны. Завершение же реформы киево-московской линии лингвистического развития Н. Карамзиным осуществилось уже после факта сотворения "Энеидой" параллельной южнорусской литературной формы.
А на всей ли территории совр. Украины полтавский и близкие ему диалекты (в сравнении с другими восточнославянскими) автохтонны ?
Нет ! В самом Киеве прошли (как показано выше !) первые десятилетия (в 12 - 13 вв.) "отдельного" существования "российского" наречия. Т. н. "русификация" Матери Городов Русских в 1860 - 1990-х гг. свидетельствует лишь о возвращении сюда потомка киевского же говора. На Харьковщине, Луганщине и в северной Донетчине носители российского диалекта появились в конце XV в., а ново-южнорусского позднее : в 1630 -- 1710-х гг. Именно здесь "московитяне" большие аборигены. Кроме того, колонизация восточными славянами отвоёванных (ибо эти земли имели отношение к ранним этапам [ Абакумов О. В. Вiдгалуження антського дiалекту пiзньої спiльнопраслов`янської мовної єдності за синтезованими лінгво-археологічними свідченнями // Ономастика України I тис. н. е. -- К., 1992, с. 18 -- 26. ] нашего общего этногенеза) таврийских степей осуществлялась по различным направлениям. Данная геополитическая Причерноморская "реконкиста" осуществлялась, гл. о., 2 этнографическими потоками. В посл. четв. 18 столетия развернулась с территории Украины и Центральной России массовая сельская восточнославянская миграция, одновременно. Интенсивно заселялись и города Причерноморья.
Т. о., российские "русичи" -- большие автохтоны (чем украинцы) Слобожанщины и сев. Донбасса. Одинаковая степень "аборигенности" характерна обеим главным восточнославянским ветвям относительно современной Одещины, Херсонщины, Крымской Автономии, Николаевщины, части Донецкой и Запорожской областей. Такой же "дуализм" наследия украинцев и россиян характерен и для Киева. Современная столица нашего государства территориально значительно больше места размещения "бориславичеязычной" древней Матери Городов Русских. Нынешний Киев включает в себя не только "посад" мегаполиса Ярослава Мудрого и Святослава Всеволодовича, но и ряд "белгородковско"-язычных предместий "восточнославянской цитадели" той эпохи. Да и в целом наш "днепровский Рим" -- "родительский дом" всякой разновидности русской речи, любому "русичу".
С другой же стороны, ново-украинские говоры относительно более автохтонны для Кубани. Многие районы востока и юга нынешней РФ также (в плане соотношения носителей главных пост-старокиевских языковых ветвей) -- "со-аборигенны".
Киево-московская же литературно-деловая лингвистическая форма -- один из "официальных языков" ООН. В "Интернете" -- он второй по распространённости ! На великорусском письменном наречии зафиксирован огромный массив научной и художественной информации. Несомненны и качественные характеристики этого прямого потомка среднеднепровского "высокого стиля". По выразительности и богатству грамматических выражений -- он (среди других языковых норм) один из самых лучших из лучших. Да и по мелодичности старокиевская речь очень мало кому уступит. С учётом же её полянских корней, "московитянская" лингвистическая норма естественна для современной Украины. Тем более -- что "росийська мова", в конечном счёте, именно "киевское дитя".
Её отрицатели напоминают одного из персонажей "Махабхараты" -- Карну. Этого героя древнеиндийского эпоса обманули его же единоутробные братья -- Пандавы. Они "обменяли" у своего близкого родственника имевшееся у него сверхестественное тотальное т. н. "оружие Шивы" на менее эффективное "средство Индры". Данное же обстоятельство сыграло решающую роль в последующем поражении Карны и его союзников против коалиции, возглавляемой Пандавами, в решающей битве героев этого литературного шедевра при Курукшетре.
Полтавско-украинская лингвистическая норма действительно лексико-грамматически и фонетически близка ряду южнорусских наречий, однако немало последних (согласно глотто-хронологическому "генеалогическому древу" сравнительного языкознания) равноудалены как от ломоносовско-карамзиновской, так и от котляревской филологических форм !
Великорусская литературно-деловая форма такая же украинская как и гуцульский, надднестровский, лемковский, львовский, бойковский, полищукские и пр. южнорусские диалекты.
Могут появиться возражения, что мол де "московська мова" не имеет своих этнографических зон на территории Украины. Но почему же ? Имеет ! На Слобожанщине?Цареборисовщине ! Великороссы там появились, повторяю, в кон. 15-го столетия (основав Бахмач, Чугуев, Старобельск, Богодухов, Царёв-Борисов), а украинцы в 1638 г. "Московитянские" сёла в регионе старше украинских.
Кроме того ! В Южном Буджаке, например, липоване-"некрасовцы" также поселились раньше украинцев. Да и сами припонтийские степи, ещё раз напомню, "реконкистивировались" совместно. Великороссами и украинцами !
Основная масса киевлян 14 -- 18 вв. разговаривала на одном из вариантов центральнополесского диалекта [ Варченко И. А. Диалект // Украинская Советская Энциклопедия, с. 192 -- 193, 348 -- 349 ], а 150 лет назад перешла на "московську мову".
И не о "москализации" или "украинизации" различных пост-старокиевских этнографических групп в последние 3 века ушедшего тысячелетия следовало бы говорить. Имело место всего лишь то или иное распространение равнозначно-альтернативных литературно-деловых языковых норм в тех или иных русских же государственных образованиях. Однако не все росо-полянские языковые формы грамматически разработаны. А надднестрянское "язычие" Руськой Трийцы (М. Шашкевича, И. Вагилевича и Я. Головацкого), например, забывается. Хотя гуцульский диалект (благодаря деятельности известной писательницы М. Влад) начинает приобретать свою кое-какую литературно-деловую норму.
Так что же на самом деле является на Украине национальным языком ?
Великорусский диалект родом из Среднего Поднепровья и не может быть (как это утверждают псевдопросвитяне !) орудием этноцида украинцев. Тем более на своей прародине. Большего лингво-геополитического мазохизма, чем отказ правительства В. Ющенко -- Б. Тарасюка в 2000 г. от своего же языка в ООН (с переходом на чужой -- английский) и придумать трудно.
Кстати !
Единая литературная форма английского языка фукнкционирует и в Великобритании, и в США, и в Канаде, и в Австралии, и в Новой Зеландии, и на Ямайке, и в ( ! ) Ирландии, а также характерна ряду иных государств. Янки и прочие "дисперсные" пост-англосаксы ведь не стали ("в пику" Лондону) культивировать у себя (в качестве государственной письменно-деловой нормы) ни "кокни", ни нортумбрийский диалект. Хотя среди новопоселенцев этих стран было немало носителей именно последней пары наречий !
И наоборот ! Из-за того, что свифтовско-дефовская (южно-мерсийская) форма языка англо-саксов в 1776 г. стала госудаственной нормой в США, ни С. Джонсон, ни др. лондонские патриоты не стали тогда утверждать, что данное обстоятельство унижает Великобританию. Мол де нужно переходить на "кокни" или нортумбрийский. На последнем, кстати, почти что в те же годы Р. Бёрнсом были написаны великолепные стихи !
В 10-й статье Конституции Украины записана государственность украинского (русского, руського) языка. Аналогично в Королевстве Нидерландов государственный голландский (нидерландский) язык. Но язык ! А не к.?л. литературно-деловая его форма. Так и у нас ! "Державна" "мова" ! А не исключительно новополтавская её норма !
Так что необходимо либо вносить в Конституцию ссылку на государственность именной данной диалектно-литературной формы, либо разрешать равномерное функционирование всех трёх нынешних русских письменных (кроме, естественно, забытых и экспериментально-зачаточных) норм. Тем паче, что государственным на территории Украины в 15 -- 18 вв. был именно старобелорусский диалект !
Использование же великорусской формы украинского языка где-либо (в т. ч. и в деловодстве) в нашем государстве ни в коей мере не является нарушением 10-й статьи его Конституции.
А ещё лучше оформить соотношение использования письменных норм украинского (русского) языка особым Законом. Который, кстати, Верховная Рада никак не примет. Да ей никак и не смогли до сих пор предложить толковый его Проект !
_____________________________
Блок-схема лингвистического разветвления восточного славянства
Условные обозначения
1 – вятичские говоры (в т. ч. и старомосковский)
2 – старогалицкий говор древнерусского языка
3 – т. н. “старобелорусско-староукраинская” литературно-деловая форма
4 – белорусские диалекты (в т. ч. и современная их литературно-деловая форма)
5 – лемковский диалект
6 – бойковский диалект
7 – гуцульский диалект
8 – нео-"волынско-галицкая" группа говоров (в т. ч. и т. н. “язычие”)
9 – буковинский диалект
10 – полесская группа говоров
11 – группа украинско-великорусских (новороссийских, кубанских и пр.) койне
На агитационном же фронте разработки такого конкретного (удовлетворяющего интересы всех жителей Южной и Юго-Западной Руси) Проекта "Закона о Языке" и следовало бы предложить самоидентификационным политическим силам Верховной Рады Украины. Одну (или две !) литературно-деловую форму объявить общегосударственной, а в регионах (решениями Советов ли, референдумами ли) разрешить официальное употребление наиболее там распространённую лингвистическую норму украинского (русского) языка.
Изучение старокиеского же (великорусского) диалекта украинского языка (как его наиболее мощного репрезентанта в мире, да и официального ооновского !) ввести (наряду с новополтавско-украинской литературно-деловой формой) во все общеобразовательные школы, как обязательный предмет.
А. В.,slavica.abakumov.kiev.ua
