Владимир Путин, выступая на прошлой неделе в Совете Федерации и отвечая на вопросы, заявил, что причиной поражения России в Первой мировой войне было «национальное предательство» и вменил его в вину «тогдашнему руководству страны», т. е. большевикам, пошедшим на заключение Брестского мира.
Правда, тут же для сбалансированности уточнил: «Они несли на себе этот крест. Они искупили свою вину перед страной в ходе Второй мировой войны, Великой Отечественной, – это правда».
При этом он высказал тезис, что в результате Россия проиграла войну уже проигравшей стороне, в результате чего «огромные территории, огромные интересы страны были отданы, положены непонятно ради каких интересов, ради партийных интересов только одной группы, которая хотела стабилизировать свое положение у власти». «Чем Вторая мировая война отличается от Первой, по сути, непонятно. Никакой разницы на самом деле нет», «речь шла прежде всего о геополитических интересах стран, вовлеченных в конфликт» – вот еще несколько цитат из его выступления в СФ.
Путин напрасно все это сказал. Напрасно обвинил тогдашнее руководство в предательстве. Хотя бы потому, что территориальные потери России в результате Брестского мира были много меньше, чем ее же территориальные потери в результате Беловежья. И обвиненное им в национальном предательстве правительство вернуло бóльшую часть потерь уже через 9 месяцев после заключения мира, который само честно характеризовало как «похабный», и этот мир денонсировало. А правительства России, разрушившие союзное государство для узурпации власти в своих республиках, и спустя два десятка лет не возвратили практически ничего, даже в период нахождения у власти самого Путина.
Напрасно он заявил об отсутствии разницы между Первой и Второй мировыми войнами – хотя бы потому, что в ходе первой никто и никогда не вел речь о порабощении народов России и об уничтожении ее государственности. А в ходе второй речь шла именно об этом, и еще о физическом уничтожении ее населения.
И напрасно он свел суть войны в оправдательной интонации к геополитическим интересам воевавших держав. Хотя бы потому, что само по себе наличие геополитических интересов, которые есть всегда, войну не оправдывает. США во Вьетнаме тоже воевали за свои «геополитические интересы». И в Ирак вторглись во имя своих «геополитических интересов». И Югославию бомбили во имя их же. И Ливию. И убили Хусейна, Милошевича и Каддафи только ради своих «геополитических интересов». Но вроде бы ни Путин, ни любой другой здравомыслящий человек на этом основании их не оправдывает. И свою ПРО против России США создают именно в целях защиты своих «геополитических интересов»...
Геополитические интересы могут быть очень разные. И, если на то пошло, одни из них оказываются геополитическими интересами одних классов и других классов одной и той же страны.
Интересы, во имя которых Россия воевала в Первую мировую войну, были разными и очень спорными, и бóльшую часть страны не вдохновляли. И даже самый привлекательный из них – установление контроля над Босфором и Дарданеллами, – никак не стоил понесенных Россией в ходе самой войны потерь. О цифрах потерь спор идет до сих пор, но минимальная известная оценка (Главного управления Генштаба Русской армии от 3 октября 1917 года) – это 750 000 убитыми и пропавшими без вести, 3,2 млн ранеными, 2 млн пленными. По современным данным демографические потери России – 2,2544 млн, санитарные потери – 3,749 млн и потери пленными – 3,3439 млн человек.
Сербский вопрос, ставший формальным поводом к войне, тоже довольно неоднозначен как в отношении самой истории и целей сараевского убийства (убитый Фердинанд считался одним из наиболее прославянских политических лидеров Австро-Венгрии), так и по основному пункту расхождений: Австрия требовала от Сербии спорной вещи – участия в расследовании убийства на территории самой Сербии (на что, кстати, пошла сегодняшняя Россия в отношении участия польских следователей в расследовании после гибели Качинского под Смоленском). Причем в ответ на требование России Австрия согласилась дать ей гарантии соблюдения сербского суверенитета.
Если говорить о национальном предательстве, то под ним скорее нужно понимать как втягивание России в мировую войну тогдашним российским правительством, (все более или менее ответственные руководители империи, начиная со Столыпина, были категорически против нее) так и то, как она велась. Русская армия по боевой подготовке была в то время лучшей армией в мире, но ее абсолютно авантюристически посылали в бой и обрекали на поражения либо необдуманными и большей частью безграмотными решениями высшего командования, либо постоянным недоснабжением. Армия воевала подчас героически, но ее постоянно предавала тогдашняя царская власть. И в результате этого уже к зиме 1916-17 гг. в армии насчитывалось полтора миллиона дезертиров, офицерам было небезопасно появляться в окопах, а войска не поднимались в атаку ни по каким приказам. Тут можно было бы говорить о многом, но в 1917 году большевики лишь выражали общее желание народа выйти из войны, и национальным предательством было удержание России в войне, а не выход из нее. Армия не хотела воевать и, скорее всего, разошлась бы не в феврале 1918-го, а уже к осени 1917 года, если бы те же большевики не удерживали ее на позициях обещанием заключения скорого мира и тезисом «За мир борись, фронт держи!».
К февралю выбор был простым: либо выйти из войны любой ценой, либо остаться в войне, но при стихийно расходящейся армии. Кстати, призывая к поражению собственного правительства в ходе войны, большевики никогда не призывали к победе Германии и поражению России. Их призыв предполагал, что армии должны были повернуть оружие как против правительства России, так и против правительств Германии и других стран. И пойдя на Брестский договор, именно им они, по сути, предрекли поражение Германии. С одной стороны, они отказались воевать за интересы Франции и Англии, много раз и ранее эксплуатировавших военную доблесть России, но всегда старавшихся украсть у нее победу. С другой стороны, они заставили воевавшие стороны драться между собой, обеспечивая России передышку. С третьей, они показали Германии и ее армии, что войну можно окончить, дали вдохнуть «запах мира», после чего воевать та уже не смогла.
Брестский мир на деле был национальным спасением.
Условия мира могли быть менее тяжелыми. И главное, что по ним утрачивалось, – это Украина. Но если бы советники Путина были более эрудированными, они бы знали, что захватившая в ней власть националистическая Центральная Рада, объявившая о независимости уже летом 1917 года, заключила мир с Германией еще до заключения его Россией, что и обусловило на тот момент потерю Украины. Большевики пытались свергнуть ее в январе 1918 года, но сил у них тогда не хватило. И 27 января (9 февраля) 1918 года был подписан сепаратный договор с Германий и Австро-Венгрией, предполагавший оккупацию Украины. Советская Россия подписала Брестский мир только 3 марта 1918 года, находясь во многом в безвыходном состоянии. Сами брестские переговоры – это отдельная и более чем драматическая история. Но и согласие на требования Германии было блестящим политическим гамбитом: большевики четко понимали, что этот мир будет недолговечен, что дав Германии мир на Востоке, они на деле лишают ее армию воли к борьбе и на Западе.
Неправда, что к началу 1918 года Германия уже была проигравшей стороной. Ее войска стояли на территории воевавших с ней стран, и те оказывались неспособны принудить их к отступлению. Армия Германии была куда ближе к Петрограду, Парижу и Лондону, чем русская армия (равно как и французская, и английская) – к Берлину.
Германия стала превращаться в проигрывающую сторону, именно оказавшись в ситуации полумира-полувойны после Бреста. А разместив армию на Украине и других захваченных территориях, она обрекала себя на мучение и нагрузку поддержки непопулярных и недееспособных режимов.
Нежелание германских солдат воевать привело к успехам последнего наступления Антанты, восстание не желавшего воевать флота в Киле – к падению монархии, падение монархии – к прекращению войны.
Заключив с Германией гамбитный Брестский мир, Советская Россия лишила Германию ее армии.
Вот оценка Ричарда Пайпса, вряд ли относимого кем-либо к числу последователей большевиков: «Прозорливо пойдя на унизительный мир, который дал ему выиграть необходимое время, а затем обрушился под действием собственной тяжести, Ленин заслужил широкое доверие большевиков. Когда 13 ноября 1918 года они разорвали Брестский мир, вслед за чем Германия капитулировала перед западными союзниками, авторитет Ленина был вознесен в большевистском движении на беспрецедентную высоту. Ничто лучше не служило его репутации человека, не совершающего политических ошибок; никогда больше ему не приходилось грозить уйти в отставку, чтобы настоять на своем».
Практически все, что Россия уступила по Брестскому миру, она вернула через полгода и к концу гражданской войны. Да, она не вернула Польшу, но вернула бы и ее в 1920 году, если бы все ее бывшие союзники не выступили против нее, помешав это сделать.
Да, национальное предательство было. Им было втягивание России в войну. Им было ее бездарное ведение. Им было недавнее разрушение СССР. Им был отказ президента Медведева от результатов победы российской армии над боевиками Саакашвили в 2008 году. Это и нужно называть национальным предательством.
Действительно, Россия не оказалась в Версале в числе стран-победительниц. Только вряд ли стоит огорчаться тому, что она не стала соучастницей грабежа и страной-грабительницей.
И прежде чем выносить столь категорические оценки правительству, которое подписало Брестский мир, но тут же ликвидировало вызванные им потери, нужно для начала хотя бы ликвидировать последствия Беловежского предательства и восстановить территориальную целостность России.
При этом он высказал тезис, что в результате Россия проиграла войну уже проигравшей стороне, в результате чего «огромные территории, огромные интересы страны были отданы, положены непонятно ради каких интересов, ради партийных интересов только одной группы, которая хотела стабилизировать свое положение у власти». «Чем Вторая мировая война отличается от Первой, по сути, непонятно. Никакой разницы на самом деле нет», «речь шла прежде всего о геополитических интересах стран, вовлеченных в конфликт» – вот еще несколько цитат из его выступления в СФ.
Путин напрасно все это сказал. Напрасно обвинил тогдашнее руководство в предательстве. Хотя бы потому, что территориальные потери России в результате Брестского мира были много меньше, чем ее же территориальные потери в результате Беловежья. И обвиненное им в национальном предательстве правительство вернуло бóльшую часть потерь уже через 9 месяцев после заключения мира, который само честно характеризовало как «похабный», и этот мир денонсировало. А правительства России, разрушившие союзное государство для узурпации власти в своих республиках, и спустя два десятка лет не возвратили практически ничего, даже в период нахождения у власти самого Путина.
Напрасно он заявил об отсутствии разницы между Первой и Второй мировыми войнами – хотя бы потому, что в ходе первой никто и никогда не вел речь о порабощении народов России и об уничтожении ее государственности. А в ходе второй речь шла именно об этом, и еще о физическом уничтожении ее населения.
И напрасно он свел суть войны в оправдательной интонации к геополитическим интересам воевавших держав. Хотя бы потому, что само по себе наличие геополитических интересов, которые есть всегда, войну не оправдывает. США во Вьетнаме тоже воевали за свои «геополитические интересы». И в Ирак вторглись во имя своих «геополитических интересов». И Югославию бомбили во имя их же. И Ливию. И убили Хусейна, Милошевича и Каддафи только ради своих «геополитических интересов». Но вроде бы ни Путин, ни любой другой здравомыслящий человек на этом основании их не оправдывает. И свою ПРО против России США создают именно в целях защиты своих «геополитических интересов»...
Геополитические интересы могут быть очень разные. И, если на то пошло, одни из них оказываются геополитическими интересами одних классов и других классов одной и той же страны.
Интересы, во имя которых Россия воевала в Первую мировую войну, были разными и очень спорными, и бóльшую часть страны не вдохновляли. И даже самый привлекательный из них – установление контроля над Босфором и Дарданеллами, – никак не стоил понесенных Россией в ходе самой войны потерь. О цифрах потерь спор идет до сих пор, но минимальная известная оценка (Главного управления Генштаба Русской армии от 3 октября 1917 года) – это 750 000 убитыми и пропавшими без вести, 3,2 млн ранеными, 2 млн пленными. По современным данным демографические потери России – 2,2544 млн, санитарные потери – 3,749 млн и потери пленными – 3,3439 млн человек.
Сербский вопрос, ставший формальным поводом к войне, тоже довольно неоднозначен как в отношении самой истории и целей сараевского убийства (убитый Фердинанд считался одним из наиболее прославянских политических лидеров Австро-Венгрии), так и по основному пункту расхождений: Австрия требовала от Сербии спорной вещи – участия в расследовании убийства на территории самой Сербии (на что, кстати, пошла сегодняшняя Россия в отношении участия польских следователей в расследовании после гибели Качинского под Смоленском). Причем в ответ на требование России Австрия согласилась дать ей гарантии соблюдения сербского суверенитета.
Если говорить о национальном предательстве, то под ним скорее нужно понимать как втягивание России в мировую войну тогдашним российским правительством, (все более или менее ответственные руководители империи, начиная со Столыпина, были категорически против нее) так и то, как она велась. Русская армия по боевой подготовке была в то время лучшей армией в мире, но ее абсолютно авантюристически посылали в бой и обрекали на поражения либо необдуманными и большей частью безграмотными решениями высшего командования, либо постоянным недоснабжением. Армия воевала подчас героически, но ее постоянно предавала тогдашняя царская власть. И в результате этого уже к зиме 1916-17 гг. в армии насчитывалось полтора миллиона дезертиров, офицерам было небезопасно появляться в окопах, а войска не поднимались в атаку ни по каким приказам. Тут можно было бы говорить о многом, но в 1917 году большевики лишь выражали общее желание народа выйти из войны, и национальным предательством было удержание России в войне, а не выход из нее. Армия не хотела воевать и, скорее всего, разошлась бы не в феврале 1918-го, а уже к осени 1917 года, если бы те же большевики не удерживали ее на позициях обещанием заключения скорого мира и тезисом «За мир борись, фронт держи!».
К февралю выбор был простым: либо выйти из войны любой ценой, либо остаться в войне, но при стихийно расходящейся армии. Кстати, призывая к поражению собственного правительства в ходе войны, большевики никогда не призывали к победе Германии и поражению России. Их призыв предполагал, что армии должны были повернуть оружие как против правительства России, так и против правительств Германии и других стран. И пойдя на Брестский договор, именно им они, по сути, предрекли поражение Германии. С одной стороны, они отказались воевать за интересы Франции и Англии, много раз и ранее эксплуатировавших военную доблесть России, но всегда старавшихся украсть у нее победу. С другой стороны, они заставили воевавшие стороны драться между собой, обеспечивая России передышку. С третьей, они показали Германии и ее армии, что войну можно окончить, дали вдохнуть «запах мира», после чего воевать та уже не смогла.
Брестский мир на деле был национальным спасением.
Условия мира могли быть менее тяжелыми. И главное, что по ним утрачивалось, – это Украина. Но если бы советники Путина были более эрудированными, они бы знали, что захватившая в ней власть националистическая Центральная Рада, объявившая о независимости уже летом 1917 года, заключила мир с Германией еще до заключения его Россией, что и обусловило на тот момент потерю Украины. Большевики пытались свергнуть ее в январе 1918 года, но сил у них тогда не хватило. И 27 января (9 февраля) 1918 года был подписан сепаратный договор с Германий и Австро-Венгрией, предполагавший оккупацию Украины. Советская Россия подписала Брестский мир только 3 марта 1918 года, находясь во многом в безвыходном состоянии. Сами брестские переговоры – это отдельная и более чем драматическая история. Но и согласие на требования Германии было блестящим политическим гамбитом: большевики четко понимали, что этот мир будет недолговечен, что дав Германии мир на Востоке, они на деле лишают ее армию воли к борьбе и на Западе.
Неправда, что к началу 1918 года Германия уже была проигравшей стороной. Ее войска стояли на территории воевавших с ней стран, и те оказывались неспособны принудить их к отступлению. Армия Германии была куда ближе к Петрограду, Парижу и Лондону, чем русская армия (равно как и французская, и английская) – к Берлину.
Германия стала превращаться в проигрывающую сторону, именно оказавшись в ситуации полумира-полувойны после Бреста. А разместив армию на Украине и других захваченных территориях, она обрекала себя на мучение и нагрузку поддержки непопулярных и недееспособных режимов.
Нежелание германских солдат воевать привело к успехам последнего наступления Антанты, восстание не желавшего воевать флота в Киле – к падению монархии, падение монархии – к прекращению войны.
Заключив с Германией гамбитный Брестский мир, Советская Россия лишила Германию ее армии.
Вот оценка Ричарда Пайпса, вряд ли относимого кем-либо к числу последователей большевиков: «Прозорливо пойдя на унизительный мир, который дал ему выиграть необходимое время, а затем обрушился под действием собственной тяжести, Ленин заслужил широкое доверие большевиков. Когда 13 ноября 1918 года они разорвали Брестский мир, вслед за чем Германия капитулировала перед западными союзниками, авторитет Ленина был вознесен в большевистском движении на беспрецедентную высоту. Ничто лучше не служило его репутации человека, не совершающего политических ошибок; никогда больше ему не приходилось грозить уйти в отставку, чтобы настоять на своем».
Практически все, что Россия уступила по Брестскому миру, она вернула через полгода и к концу гражданской войны. Да, она не вернула Польшу, но вернула бы и ее в 1920 году, если бы все ее бывшие союзники не выступили против нее, помешав это сделать.
Да, национальное предательство было. Им было втягивание России в войну. Им было ее бездарное ведение. Им было недавнее разрушение СССР. Им был отказ президента Медведева от результатов победы российской армии над боевиками Саакашвили в 2008 году. Это и нужно называть национальным предательством.
Действительно, Россия не оказалась в Версале в числе стран-победительниц. Только вряд ли стоит огорчаться тому, что она не стала соучастницей грабежа и страной-грабительницей.
И прежде чем выносить столь категорические оценки правительству, которое подписало Брестский мир, но тут же ликвидировало вызванные им потери, нужно для начала хотя бы ликвидировать последствия Беловежского предательства и восстановить территориальную целостность России.
Черняховский Сергей, km.ru
