Некоторое время назад, на сайте Русской народной линиибыла опубликована статья Игоря Орлова «Проблема мультикультурализма Восточно-Римской (Византийской) Империи».  

Основным содержанием обширной статьи был подробный анализ проблем ромейского общества и государства, а также и византийского влияния на российскую государственность. При этом уважаемый автор критически подошел к наследию Византийской империи. Например: «По сути своей Императорская власть, в силу сложности многочисленных государственных и Церковных проблем, была отрезана от своих подданных огромной массой чиновников (весьма, кстати, превосходного качества), которые в силу сложившейся государственной системы зачастую были более компетентны чем верховная власть и следовательно знали больше «лазеек» посредством которых они могли «вознаградить» себя за «честное служение...».

Хотелось бы сказать, что Византия - единственное из крупных государств античности - сформировалась на основе развитой и во многих отношениях законченной государственности и правовой культуры и сохранила новую организацию в течение всего Средневековья. Византия стала особым политическим и культурным миром, где традиции античности соприкоснулись с не менее влиятельным наследием древневосточных и эллинистических монархий и где из этого взаимодействия развилась собственная государственная и правовая традиция. Византия всегда была жестко централизованным бюрократическим государством, и это было отнюдь не ее слабостью, а напротив, ее исторической силой. 

Наличие значительного по численности и весу в обществе слоя бюрократии было традиционным для Византии. Византийская империя — это единственная страна классической бюрократии в средневековой Европе. Продолжавшая традиции эпохи домината византийская государственно-административная система, представленная армией чиновников, была строгим образом регламентирована и опиралась на сформулированный в гражданском кодексе правопорядок. Даже в «темные века» (VII—VIII столетия), когда произошло сокращение числа чиновников на фоне переживаемого страной кризиса переходного периода, значимость бюрократии как государствообразующей силы сохранилась. Создание многочисленных логофисий, в конечном итоге, вопреки логике фемной реформы, привело к росту бюрократического аппарата, и, как следствие, и к упрочению централизации управления. Чиновничество было неким «каркасом», на котором держалась система власти, где императоры изнуряли феодалов налогами, различными поручениями, а главное – государственной службой, чтобы у них не оставалось времени излишне богатеть и усиливаться. Каждый человек был винтиком в едином государственном механизме и при этом, существовала практически неизвестная средневековому Западу, с его наследственной аристократией, социальная мобильность - любой свободный гражданин мог занять любой государственный пост вплоть до самых высших. Ни в одной стране средневековой Европы не только в X - XI вв., но и несколькими столетиями позже не было столь развитого и многочисленного чиновного аппарата, как в Византии. С самого начала все чиновники империи были не частными слугами сеньоров, как это зачастую было на Западе, а представителями публичной власти - «слугами государства» («василевса»): их отзыв, смещение и назначение были актами государственной власти. Основным юридическим принципом, положенным в фундамент византийской системы организации государственного аппарата, является принцип всеобщей сменяемости должностных лиц. Ни занимаемые должности, с высшей до низшей, как в центральном, так и в провинциальном аппарате власти, как в военной сфере, так и в гражданской, ни почетные титулы не являлись наследственными. Степень соответствия лица занимаемой им должности была определяема личными достоинствами, верностью василевсу и Империи, и неукоснительным исполнением своих обязанностей в соответствии с предписаниями закона. То есть функционирование аппарата предполагало постоянный приток в состав чиновничества свежих сил, постоянное освобождение его от не справившихся или провинившихся служителей государства. Функционирование государственного аппарата империи было рассчитано на социальную динамику византийского общества и само порождало эту динамику.

Кроме критики византийского бюрократического устройства, автор указанной статьи отрицательно оценивает в этой части и византийское влияние на российскую государственность: «Аналогичную же бюрократическую систему самоубийственно выстраивала и Российская империя в течение всего XIX в. и когда интересы Империи разошлись с интересами высшей российской бюрократии, Святой Император Николай II остался по сути один (без подданных) а сама Империя рухнула...»

Необходимо сразу возразить и сказать о пользе бюрократии в истории становления и развития российской государственности. Бюрократические элементы в России были введены за долго до XIX века, и задолго до императора Петра. Еще московский великий князь, «Государь всея Руси» Иван III проводил централизацию русских земель в XV столетии, уничтожал вольницу и аристократическую феодальную автономию и первый русский царь Иоанн Васильевич (Грозный). И уже именно тогда, в XV-XVI столетии Россия, заимствовав византийский бюрократический инструментарий, сумела стать мощным централизованным государственным образованием. Иван III, взявший в жены византийскую принцессу Софью Палеолог знал, у кого учиться государственному строительству. После присоединения в 1471 году Ярославского княжества на его территории начинается достаточно жёсткая унификация с общемосковскими порядками. Специально назначенный посланец великого князя поверстал на московскую службу ярославских князей и бояр, отняв у них часть земель. Наиболее глубокий характер носили перемены, постигшие Новгородскую землю. Отличия общественного строя Новгородского государства от московских порядков носили куда более глубокий характер, нежели в прочих новоприсоединённых землях. В основе вечевых порядков лежало богатство новгородской боярско-купеческой аристократии, владевшей обширными вотчинами; огромными землями также располагала новгородская церковь. Ликвидация господства старой землевладельческо-торговой аристократии Новгорода шла параллельно с ломкой старого государственного управления. Власть перешла в руки наместников, назначавшихся великим князем, и ведавших как военными, так и судебно-административными делами. Потерял значительную часть своей власти и новгородский архиепископ. 

Хорошо известно, что Византия была правовым государством, до сих пор «Римское право» с его Корпусом Юстиниана и др. законодательными актами является одним из памятников мирового значения. И на Руси этот византийский принцип правовой централизации князем Иваном был так же заимствован сполна, когда объединение прежде раздробленных русских земель в единое государство обеспечивалось и единством правовой системы - в сентябре 1497 года в действие был введен Судебник — единый законодательный кодекс. 

Затем Русское государство столкнулось со страшным пережитком аристократического принципа власти — местничеством, в значительной степени воспринятому из польско-литовского законодательства. Система местничества была основана на критериях знатности происхождения (чем выше стояли предки претендента, тем более высокий пост в государственной иерархии он мог занять). Эта практика превращала боярство в замкнутую корпорацию, подменяла общесоциальные интересы сословными. Помимо знатности лица (принадлежности его к определённой фамилии) учитывалось и положение претендента внутри своего рода. Старшие в роду имели преимущество. Имели значение и заслуги предков — сын боярина, проявившего себя на службе, имел приоритет перед своим же двоюродным братом, чей отец никаким образом себя не прославил. Между аристократами часто возникали «местнические споры»— кто знатнее, кто имеет право на должность. И вновь, эта порочная сословно-родовая система, угрожающая государственному единству была порушена византийским централистским бюрократическим влиянием, когда царь Федор Алексеевич отменил местничество, а имп. Петр и вовсе учредил Табель о рангах, при введении в действие которого древние русские чины — прежде всего бояре — не были формально упразднены, но пожалование этими чинами прекратилось. Единственным регулятором службы стал византийским принцип личной выслуги, а «отеческая честь», «порода» потеряла в этом отношении всякое значение.

XIX век — век развития русской бюрократии (так критикуемой Игорем Орловым)  был полезным для укрепления российской государственности. Вспомнить императора Николая I с его бюрократическим централизмом. Именно бюрократия — тот класс, на который опирался Государь в своих реформах. Ему было не на кого больше опереться. Дворянство, к концу XVIII века, превратившееся из служилого сословия в, по сути, «новое боярство», в результате заговора и дворцового переворота с английским следом, свергло императора Павла — отца Николая I. Дворянство XIX века, а не бюрократия, было тормозом в развитии страны. Не бюрократия, а декабристы (опять же, дворяне!) — выступило на Сенатской площади против государственной власти. Дворянство, а не бюрократия, вынашивало планы по ограничению самодержавия и правращение России в ограниченную парламентскую монархию с дворянским  представительством и т.д., перечень можно продолжать. В результате, вскормленное со времен Екатерины II и Александра I родовое дворянство подготовило распад Российской империи, и  в союзе с нарождающейся буржуазией и под апподисменты западных правительств совершили Февральскую революцию, покончив с сильной централизованной государственностью и с монархией и с бюрократией. 

Возвращаясь к Византии, автор статьи периодически указывает, что в Империи  долго не формировался социальный, племенной, аристократический строй, и сама Византия выросла не из нации, а из бюрократии, «имперская бюрократия не понимала, боялась и не любила национальные образования». Это верное замечание, однако автор описывает это со знаком «минус». А в чем же заключается «минус» этого византийского изобретения? Напротив, жестко выстроенная вертикаль власти, позволила византийским императорам разгромить сепаратистские, национальные  движения на окраинах Империи. В то время как Русь, со своим родовым принципом власти, находилась в состоянии феодальной раздробленности, когда «благодаря» удельному устройству мы потеряли государственность и попали под монгольское иго. 

Автор утверждает, что «слабость же социального строя Восточно-Римской империи (Византийской) была обусловлена, прежде всего, тем, что ей достались наиболее разно-племенные части некогда единой PAX ROMANUМ». Но ведь это, напротив, было не слабой, а, сильной стороной Византии. Ведь Византия не была национальным государством, но была Империей, состоящей из множества племен и народностей. Христианская империя, воспринявшая идею Катехона и не может был мононациональной. Христианская империя — это прообраз Царства Небесного на земле, где «нет ни эллина, ни иудея, ни скифа». В статье же говорится: «Хотя христианская вера и давала возможность великого плодотворного принципа взаимодействия власти и общества, - христианское население все-таки не было в социальном и политическом смысле единым «народом» (нацией)». И здесь невозможно согласиться! Будучи историческими законными потомками уничтоженного к V веку варварами древнего Рима жители Византии называли себя римлянами, ромеями. В огромном государстве вместо разделения на множество национальностей было единое вероисповедание – Православие. Византийцы буквально исполняли христианское учение о новом человечестве, живущем в Божественном духе.  Христиане Византии и были нацией «род избранный, царственное священство, народ святый, люди взятые в удел… некогда не народ, а ныне народ Божий» (1 Пет. 2. 9-10). Православие, византийская централизованно-бюрократическая государственность и единый латинский (позже греческий) язык и культура  —  все то, что надежно предохраняло страну от всесокрушающих бурь национальной розни. 

Затем, автор наносит удар по модели церковно-государственных отношений Византии.«Византия отказывалась от великого наследия Святого Константина и пришла к синодальной идее унифицированного управления, при которой управление Церковью попало в руки синодальных чиновников». Интересно узнать, а какое такое «наследие святого императора Константина»? Чем модель св. имп. Константина отличается от модели св. имп. Юстиниана и последующих византийских автократоров? Византийская модель церковно-государственных отношений — знаменитая «симфония», провозглашенная еще в новеллах имп. Юстиниана, а затем в Эпанагоге (9 век), является и до сего дня положительным примером взаимоотношения Церкви и государства и даже упоминается в Основах социальной концепции Русской православной церкви. 

Еще одна претензия сформулирована так: «черты раннехристианской церковной организации изначально базировались на городской полисно-муниципальной традиции. Сохранившаяся до наших дней административная церковная терминология говорит сама за себя: «митрополия», «епархия» (эпархия), «диоцез» и другие, - термины, прежде всего римского административного деления времен императора Диоклетиана». Ничего в этом антицерковного нет, к тому же  38-е правило Трулльского Собора, повторяя заключительное определение 17-го правила Халкидонского Собора, гласит: «Отцами нашими положенное сохраняем и мы правило, гласящее тако: аще царскою властию вновь устроен, или впредь устроен будет град, то гражданским и земским распределениям да следует и распределение церковных дел». И ныне Русская церковь руководствуется этим каноном, когда устанавливает границы епархий в соответствии с административным делением государств.  

Таким образом, самой прочной государственно-политической базой для России является Византия. С религиозно-философской же точки зрения, Ромейская держава была подлинным христианским царством – она длилась 1000 лет. Это было тысячелетнее царство. Государство Константина – наша точка отсчета в истории, абсолютный ориентир русского проекта, высшая стратегия нового объединения всех православных народов. Но теперь же, Великая Империя стала предметом негативных публичных высказываний. Долг православного традиционалиста, патриота России, сказать слово в защиту Византии. 

Русская народная линия, Семен Дробот, юрист, публицист, г.Новосибирск