Единство – в папе

В своем развитии европейский Запад в Х веке достиг глубины разложения. Повсюду царили междоусобия, разбой; норманны и венгры своими набегами довершали картину всеобщего хаоса. Однако после 1000 года ситуация стала несколько улучшаться. Апокалиптические ожидания, связанные с этим годом, не оправдались. С XI века в Европе началось потепление, продолжавшееся около двух столетий. В это время Запад испытывал экономический подъем, темпы которого позднее будут превзойдены только в XVIII веке. Вместе с тем старые политические формы распадались. Королевская власть резко ослабла, ее связь с местными магнатами и епископами стала призрачной. К XII веку власть короля приобрела практически домашний характер. Местные вотчинники стали настоящими хозяевами положения. Западная Европа покрылась замками – зримыми воплощениями реальной власти.

Папа Григорий VII

Именно в этих обстоятельствах начинается создание и развитие мощных монастырских корпораций, первой из которых была Клюнийская. Монастыри отделяли себя от мира, но отнюдь не собирались устраняться от господства над ним. Со временем они взяли в свои руки всю «идеологическую» и «информационную» сферу жизни Запада. В первую очередь требовалось создать единую вертикально организованную иерархию. Клюнийцы отвергли принцип влияния светской власти и народа на избрание папы, который с 1061 года стал избираться конклавом кардиналов. Папа Григорий VII (1073–1085) сформулировал учение об абсолютной духовной власти папы («Диктат папы»). Принявший титул «верховного понтифика», которым ранее именовался главный жрец языческого Рима, становился также «викарием Христа», «преемником князя апостолов», «верховным первосвященником Вселенской Церкви» и даже «царствующим во славе». Господство выстраивалось сверху донизу. Сельские приходы передавались под контроль монастырей. Повсеместное введение целибата проводило четкую грань между духовенством и паствой, противопоставляло «Церковь учащую» «Церкви учимой». Женатых священников при папе Григории VII заставили развестись с женами. Документация, книги, образование контролировались монастырями, учитывая тотальное господство латыни; наличие единого языка, недоступного никому, кроме клира, было принципиально важным.

Именно политическая и экономическая мощь новой церковной организации спровоцировала борьбу между папством и германским императором за инвеституру – право утверждения епископов на имперской территории. В целом империя эту борьбу проиграла. Заключенный в 1122 году в Вормсе конкордат закреплял вассалитет немецких епископов в отношении императора, но поставлялись они Римом. Кроме того, в руках папы оказались монашеские ордена, сформировавшиеся в XI–XIII веках: уже упомянутые клюнийцы, а также бенедиктинцы, цистерцианцы, доминиканцы, францисканцы… Развал традиционной церковной структуры спровоцировал массовые народные религиозные движения, бороться с которыми и были призваны ордена.

Ансельм Кентерберийский

Не менее важным было догматическое закрепление римского учения. На рубеже XI–XII веков епископ Ансельм Кентерберийский (активный участник норманнского разгрома Английской Церкви при Вильгельме Завоевателе) в полемике с греками впервые создал стройное обоснование Филиокве. Согласно этому учению, Бог-Отец и Бог-Сын изводили Духа Святого «единым дыханием». Такой взгляд привносил в представление о Пресвятой Троице целый ряд искажений: во-первых, расходился с ясно выраженной евангельской истиной («Утешитель, Которого Я пошлю вам от Отца, Дух истины, Который от Отца исходит, Он будет свидетельствовать о Мне». – Ин. 15: 26); во-вторых, отрицал единоначалие как основное Троическое свойство Бога-Отца, от Которого рождается Сын и исходит Дух; в-третьих, вводил отождествление двух Лиц Пресвятой Троицы в Их отношении к Третьему (имперсонализм); в-четвертых, принижал Святой Дух, подчиняя Его сразу двум объединенным Лицам Пресвятой Троицы (субординационизм). Равночестность Лиц Пресвятой Троицы, утвержденная II Вселенским Собором (381), нарушалась. Однако Ансельм решал в первую очередь политическую задачу: ему было важно доказать еретичность греков, не признававших тотальную власть Рима.

Последствия нового учения были трагическими. В результате на Западе, в отличие от Востока, так и не сложилось развитое учение о Святом Духе. Вместо обожения (стяжания Духа Святого) латинские мистики учили о «подражании Христу». Вместо единения в Духе создавалось единение в папе. «Тайна сия велика есть» (Еф. 5: 32), – свидетельствовал апостол Павел о союзе Христа и Церкви. Какая тайна оставалась в союзе Церкви с папой? Принцип единой организации брал верх над единым упованием. Внешнее становилось более важным, чем внутреннее.

Новые задачи – новая духовность

Под новые политические задачи было сформулировано и новое учение о мессе. Было переосмыслено само соотношение между духовенством и Божественной службой: если со времен основания Церкви духовный сан и вся церковная иерархия имели литургическую основу и происхождение, то теперь на Западе месса становилась главной привилегией клира. Теперь уже не иерархия существовала для Евхаристии, а сама она совершалась для поддержания и укрепления власти иерархии. Народ перестал быть обязательным участником таинства. Вводилась практика причащения мирян «под одним видом». Появившаяся несколько ранее практика частных месс стала повсеместной: для Евхаристии уже не нужно было собрания всей Церкви. Возникло инструментальное представление о мессе, фактически она стала превращаться в одну из треб. Священник теперь мог по заказу ежедневно служить любое число месс на одном и том же престоле. В политической борьбе с империей папство стало прибегать к интердикту – запрету на совершение таинств в какой-либо местности. Храмы закрывались, больных не соборовали, умерших не отпевали – к ужасу богобоязненного народа, который в своем светском правителе видел источник проклятия и бедствий. Месса превращалось в магическое оружие.

Магическое отношение к мессе приводило к нарочитому противопоставлению «видимого» и «невидимого». Из споров IX–XII веков о том, каким образом происходит претворение хлеба и вина на литургии, родилась западная схоластика – спекулятивное умствование о том, что рассудку недоступно. На Востоке этот вопрос не задавали, исповедуя то, что происходит, и почитая, как произносится на литургии, Божественные, Святые, Пречистые, Бессмертные, Небесные и Животворящие, Страшные Христовы Тайны. По учению Православной Церкви, претворение хлеба и вина происходит таинственно, схождением Святого Духа на приуготовленные дары. По западному же учению, пресуществление, то есть изменение субстанции (сущности) хлеба и вина без изменения их акциденций (видимых свойств), происходило при «установительных словах» священника («Сие есть Тело Мое… Сие есть Кровь Моя…»), то есть его собственной сверхъестественной – по сути магической – властью. А в народном сознании произносимые священником на латыни слова «Hoc est Corpus Meum» («Сие есть Тело Мое») попросту трансформировались в волшебный «фокус-покус».

Святые Христовы Тайны, согласно словам Самого Господа, всегда принимались и вкушались всей Церковью «во оставление грехов» (см.: Мф. 26: 26–28) и не отделимы от самой Церкви и его отдельных членов: Тело и Кровь Христовы, пребывающие в нас, и есть самое непосредственное единство Церкви. Святые Дары почитаются вкушением. В западной практике, наоборот, возникло особое поклонение непотребленным Святым Дарам как зримому свидетельству особой власти и могущества церковной иерархии.

Франциск Ассизский

Уже упомянутый выше Ансельм Кентерберийский разработал западную доктрину искупления, в рамках которой были абсолютизированы перенесенные на литургику юридические – то есть светские – представления. Месса служилась для умилостивления Бога-Отца, Которому человек своим первородным грехом нанес неискупимое оскорбление. Природа человека до неузнаваемости повреждалась грехом, после чего не грешить он уже не мог. Иисус Христос брал на Себя грехи человечества и становился необходимой для прощения человека Жертвой. Центральным событием мессы становилась не Пасха (вечеря Великого четверга и Воскресение Христово), а Страстная пятница. Литургия переставала осмысляться как соединение в Церковь и преображение в Духе. По сути, это был возврат к дохристианскому представлению о жертвоприношении. В результате возникло также представление о том, что число месс имеет принципиальное значение для человека в искуплении его грехов. Святым большое число уже не требовалось – и у них появлялись «сверхдолжные заслуги», которыми Рим в конечном счете начал торговать, продавая грешникам индульгенции – восполнение недостающих заслуг для искупления прошлых и будущих грехов. Такое восполнение было необходимо желающему избежать «чистилища», куда, по оформившемуся в XIII веке учению, попадала душа, раскаявшаяся в грехах, но не имевшая перед Богом соответствующих заслуг.

Первородный грех рассматривался на Западе не как немощь, ослабление человеческой природы, а как ее мутация, неотъемлемое свойство падшего человека. На почве такого учения о первородном грехе уже в Средние века на Западе возникло (а в XIX веке получило на Западе силу догмата) представление о том, что Пресвятая Богородица не имела на Себе этого греха, ибо иначе Она не могла бы не передать его Своему Сыну. Так складывался догмат о «непорочном зачатии Девы Марии». Иными словами, Ее Рождество провозглашалось более чудесным, чем Рождество Христово. Инаковость тела Христова, его отличие, обособленность от нашего, подчеркивалось использованием на мессе опресноков: закваска считалась символом поврежденности, грешности.

Доктрина искупления заняла то место, которое в древней Церкви и на православном Востоке имело учение об обожении человека как его главном предназначении. Покаяние перестало восприниматься как духовное изменение собственного устроения, оно стало лишь душевным сокрушением над своими слабостями. Духовное подменялось душевным. Упор делался на постоянное осознание неизбывной вины и эмоциональное переживание. Отсюда родилась западная практика медитации, в рамках которой требовалось психологически и физиологически прочувствовать святые Страсти Христовы. Не преуспевшие в психосоматической эквилибристике могли ограничиться самобичеванием. Достигавшие успеха могли сподобиться стигматов. Стоит ли удивляться, что получивший их Франциск Ассизский (1182–1226) перед смертью не понимал, в чем же ему собственно нужно каяться, – он уже не знал за собой никаких грехов и, вероятно, считал, что достиг полноты святости. Позднее посеянный им новый идеал чувственной «безгрешности» дал обильные всходы в католической аскезе.

Исторические последствия

Самой важной политической задачей папского Рима в XI веке было взять под контроль вооруженную силу. С 990-х годов Клюнийская корпорация активно организовывала «соборы примирения» для знати. Посредством Клюни для поддержания мира и порядка на Западе расцветает культ реликвий. В конечном счете было найдено наиболее удобное решение: направить «благородную» уголовную массу на внешнего врага. Папа Николай II (1059–1061) объявил крестовый поход против сицилийских арабов. Папа Григорий VII собирался объявить крестовый поход на Иерусалим, но борьба с императором Генрихом IV отвлекла его. Поход состоялся черед два десятка лет. Папство утверждало идеал «священной войны» и формировало образ «истинного рыцаря». В XI–XII веках появляется традиция освящения оружия на мессе. Духовенство само также вооружалось и принимало активное участие в боевых действиях. Создавались церковные войска, подчиненные папе и местным епископам.

Однако Рим действовал не только страхом и силой. Появление на Западе единого центра привело и к созданию единых политических «правил игры». В их основание было положено писаное право. Уже во второй половине XI века монастырские конгрегации добиваются разрешения земельных споров со светскими магнатами не путем насилия, а на основе писаного права. Безусловно, это было выгодно монастырям, потому что именно они были хранилищами документов и оплотом грамотности. Кроме того, именно там создавались многочисленные фальшивые акты, которые можно было использовать в борьбе. Однако в результате к концу века появилась традиция записывать обычаи и фиксировать повинности, возродился интерес к римскому праву, началось развитие образования среди светских лиц и происходил быстрый рост числа учителей. В 1087 году для изучения законов императора Юстиниана был создан первый в Западной Европе Болонский университет. В XII веке на Западе началось бурное развитие юриспруденции. Понятие закона становилось важнейшим понятием западной цивилизации.

Как уже говорилось, именно юридическая наука со времен Ансельма говорила о человеческой душе. Однако где закон, там и обязанность, а где обязанность, там неизменно заговорят и о правах. В 1119 году Клюни заключило с французским королем договор, предусматривавший взаимные обязательства сторон. С этого времени на подобных условиях во Франции начинают заключаться и договоры сеньоров и их вассалов. По сути это и означало оформление классического западноевропейского феодализма – корпоративного общества, построенного на основе личных взаимных обязательств. Тогда же, в XII веке, Флоренция в интересах папского Рима начала осуществлять первые крупные ростовщические операции. Именно здесь в последующие два века зародились капиталистические отношения.

Рационализм, возведенный Римом в XI веке в религиозный догмат, неизбежно вытекающий из него юридизм (законничество), породивший, в свою очередь, индивидуализм и понятие о частной собственности – именно они стали основными принципами последующего развития Западной Европы. Иными словами, Запад как уникальное и обособленное явление родился вместе с Филиокве. В свое время апостол Павел увещевал галатов, чьи предки пришли в Малую Азию из Европы: «Сие только хочу знать от вас: через дела ли закона вы получили Духа, или через наставление в вере?.. Для чего же закон? Он дан после по причине преступлений, до времени пришествия семени, к которому [относится] обетование… Итак закон противен обетованиям Божиим? Никак! Ибо если бы дан был закон, могущий животворить, то подлинно праведность была бы от закона; но Писание всех заключило под грехом, дабы обетование верующим дано было по вере в Иисуса Христа. А до пришествия веры мы заключены были под стражею закона, до того [времени], как надлежало открыться вере. Итак закон был для нас детоводителем ко Христу, дабы нам оправдаться верою; по пришествии же веры, мы уже не под [руководством] детоводителя. Ибо все вы сыны Божии по вере во Христа Иисуса; все вы, во Христа крестившиеся, во Христа облеклись» (Гал. 3: 2, 19, 21–27). В те же годы, когда в Риме победила клюнийская традиция, ставившая закон превыше даров Духа Святого, митрополит всея Руси Иларион произнес в Киеве свое «Слово о законе и благодати». Осмысливая слова апостола язычников, святитель говорил: «Так, иудеи тенью и законом оправдывались, но не спасались, христиане же истиною и благодатью не оправдываются, а спасаются. Ибо у иудеев – оправдание, у христиан же – спасение».

9-й член Никео-Цареградского символа веры гласит: «Верую… во едину Святую, Соборную и Апостольскую Церковь». Римская Церковь утверждала свое единство через создание жесткой централизованной структуры, новой догматики и идеологии, проклиная и отрицая всех не признающих власти Рима. Уже в 1054 году Константинопольский патриарх был отлучен папой от имени всей Церкви за непризнание Филиокве. Святость, то есть непогрешимость, теперь переносилась с Церкви на папу. Церковь Апостольская превращалась в Церковь Петрову, точнее в Церковь «преемника князя апостолов». Отныне настоящим христианином, по мнению Рима, был только тот, кто был в единстве с папой. Именно он, а не Дух Святой, становился мерилом кафоличности. Так зарождалась новая экклезиологическая ересь. Ее можно было бы назвать клюнийской – по месту появления – или григорианской – по имени папы Григория VII.

Соборная – значит Кафолическая, Вселенская, объемлющая всех. Вплоть до XVI века Римская Церковь обычно именовала себя именно Римской и только в борьбе с протестантами предпочла использовать имя Кафолической (Католической). Заслуживает ли она этого?