«Самое жестокое сердце тронулось бы, говорит Боплан, при виде, как татары разлучают мужа с женой, мать с дочерью, без надежды когда-нибудь им увидеться; самый хладнокровный человек пришел бы в содрогание, слыша дикое веселье татар, плач и вой несчастных русских...».

Ханское поведение
Арсений Маркевич о Крымском ханстве

Арсений Иванович МАРКЕВИЧ (1855-1942) — видный крымский историк, один из основателей Таврической ученой архивной комиссии. Был сначала правителем дел, а затем председателем ТУАК. Маркевич способствовал созданию Крымского центрального архива, Симферопольского художественного музея, Центрального музея Тавриды, Таврического университета. В 1927 году был избран членом-корреспондентом АН СССР. В 1937 году Арсений Иванович подвергся травле, его труды были названы контрреволюционными. Умер в блокадном Ленинграде.

Стремление приукрасить собственную историю в той или иной степени свойственно всем народам. Но иногда (обычно это случается благодаря усилиям так называемых историков, отрабатывающих политические заказы) оно переходит всякие разумные границы и достигает стадии маразма. Это в полной мере касается изложения истории Крымского ханства. В последние годы некоторые «исследователи» переписывают и перевирают ее так, что история превращается в сладенькую, как шербет, восточную сказочку. Мол, жили-были миролюбивые, прогрессивные и веротерпимые крымские ханы, никого не трогали. А если и захватывали время от времени рабов в сопредельных странах, то только для того, чтобы их накормить, напоить и к «истинной вере» приобщить. А потом пришли русские и устроили геноцид. Конечно, исторические факты можно толковать по-разному. Но иногда эти факты таковы, что, как говорится, хоть толкуй, хоть не толкуй... Для того чтобы составить ясное представление о «миролюбии» и «веротерпимости» ханов, а значит, и об объективности упомянутых «исследователей», обратимся к известной работе Арсения Маркевича с академическим названием «К вопросу о положении христиан в Крыму во время татарского владычества»*. Работа написана на основе большого количества исторических документов.

О «миролюбии»

С него и начнем. Вот что говорит об этом Маркевич:

«Набеги крымцев на Россию начались в XVI веке... и в этом веке, наиболее тяжелом по количеству и многочисленности татарских набегов на Московское государство, было около 20 больших набегов, то есть приблизительно по одному в пять лет. Хан Селим-Гирей в 1533 году хвастался тем, что вывел в этот год не менее 100 тысяч людей из Московского государства, а Девлет-Гирей в 1571 году сжег самую Москву, и тогда, по словам современников, погибло до 800 тысяч человек и было уведено в плен до 150 тысяч. Но, кроме больших набегов, происходили ежегодные мелкие нападения на русские пограничные земли и воровство людей на границах и в степи, своего рода «охота за людьми»... которая в общем обходилась русскому государству не дешевле больших набегов.

...В XVII веке набеги татар на Московское государство были реже, но и они были ужасны. Например, в 1633 г., в 1645 г. и особенно в эпоху войн за Малороссию... В 1662 году с Северной Украины было выведено в плен до 20 тысяч человек, которые, к счастью, были отбиты русскими воеводами... В промежутках между первым и вторым походами князя В. В. Голицына на Крым, в 1688 году, было выведено ханом в плен из Волыни и Украины до 60 тысяч человек и множество пленных с Восточной Украины...

В 1736 году, во время похода Миниха в Крым, хан Фети-Гирей, в свою очередь... произвел ужасное опустошение Украины и увел в плен, по словам крымских историков, сотни тысяч пленных.

Последний набег крымских татар произошел в 1769 году, в начале первой турецкой войны, когда хан Крым-Гирей вывел из Новой Сербии до 20 тысяч человек...».

«Надо иметь в виду, — пишет далее Маркевич, — что набеги татар на соседние страны не были военными действиями, происходили без предупреждения и объявления войны, это были просто грабительские нашествия».

Историк приводит эмоциональное свидетельство очевидца, кстати, не русского: «Самое жестокое сердце тронулось бы, говорит Боплан, при виде, как татары разлучают мужа с женой, мать с дочерью, без надежды когда-нибудь им увидеться; самый хладнокровный человек пришел бы в содрогание, слыша дикое веселье татар, плач и вой несчастных русских...».

«Московское правительство выкупало пленных деньгами; на размен же пленных татары соглашались неохотно, не видя в том выгоды, — утверждает Маркевич. — Большую часть выкупало государство... Простых людей выкупали за 15 — 40 рублей, а за знатных давали больше, иногда по несколько тысяч. Ежегодно поминок (то есть дани — О. М.) посылалось в Крым более чем на 20 тысяч рублей, на выкуп пленных гораздо больше».

О «веротерпимости»

Еще одним источником пополнения ханской казны был так называемый харадж, то есть особый подушный налог с христиан и иудеев. Надо сказать, что сильного рвения к обращению «неверных» в ислам крымские ханы действительно не проявляли. Но не по причине излишней веротерпимости, а по экономическим соображениям: ведь с каждым новообращенным автоматически уменьшались поступления в казну.

«Веротерпимость» ханов — сначала ордынских, а затем и крымских — христиане Крыма ощущали на своей шкуре в течение четырех с половиной столетий. Маркевич приводит свидетельство арабского путешественника Ибн-Батуты, посетившего полуостров в первой половине XIV века. Араб сообщает о резне греков в Сугдее, в результате которой значительная часть греческого населения была перебита воинами хана Узбека или изгнана из города. Пришлые степняки по приказу хана сняли колокола с церквей, переломали иконы и кресты, сами же церкви разрушили или закрыли.

Впрочем, все это были только «цветочки». Особенно тяжелые для христиан времена наступили намного позже. Хан Менгли-Гирей признал вассальную зависимость своего ханства от Турции, а в 1475 году турки и татары взяли Кафу, принадлежавшую генуэзцам. Христианское население города, как пишет Маркевич, «было перебито или вывезено в Константинополь».

После разгрома генуэзских колоний Крым покинули 50 тысяч христиан. Менгли-Гирей переселил множество греков и армян в степные районы полуострова, а побережье начали заселять татары. Горстка оставшихся генуэзцев ассимилировалась. По словам доминиканца Дортели д'Асколи, побывавшего в Крыму в XVII веке, (их потомки забыли родной язык, «одичали», «ходили с ханом в походы, уводили пленных, держали невольников».

Мартин Броневский видел в 1578 году в окрестностях Судака множество разрушенных церквей. Маркевич рассказывает и о записках русского священника Иакова, побывавшего в Крыму в 1634 — 35 годах с посланником Дворяниновым. Иаков подробно описывает пещерную церковь в Инкермане, «уже разоренную и оставленную... ». Есть в записках сведения и о других крымских городах: «... в Козлеве (Евпатории — О. М.) церковь християнская зело велика и украшена, сделана мечетью; в Бахчисарае, где царь живет, християнская же церковь велика и высока, сделана мечетью, царь ходит в нее по своей вере молиться. Искиюрт, от Бахчисарая с версту, церковь зело велика и украшена велми была, ныне же сделана мечетью, а кладутся в ней крымскии цари и царевичи...».

Таким образом, положение бахчисарайского Свято-Успенского монастыря, которое обычно приводится в качестве доказательства веротерпимости ханов (они, говорят, даже посылали монахам воск на свечи) было исключением из правил. К тому же на самом деле монастырь бедствовал и не раз обращался с просьбами о помощи, но не к ханам, а к московским государям. И получал от них жалованье. Помогали русские цари и ему, и другим православным церквям Крыма.

Вот как оценивает Маркевич положение крымских христиан, находившихся под властью ханов: «...Христиане в Крыму были элементом, лишенным всякой самостоятельности, угнетенным... Христиан изнуряли тяжелыми работами, часто бесплатно, причем они исполняли и работу скота. Броневский говорит, что греки-христиане возделывали поля татар как невольники».

О «прогрессивности»

Но, может быть, жизнь людей, исповедовавших христианство, постепенно улучшалась и ко времени упразднения «прогрессивного» ханства веротерпимость таки восторжествовала? Если бы! Весьма красноречивую картину жизни местных христиан-невольников нарисовал иезуитский пастор Дюбан в письме к маркизу де Турси (письмо датируется началом XVIII века).

«Одни из этих деревенских невольников имели господами людей жестоких и корыстолюбивых, которые заставляли их трудиться без отдыха; другие составляли нечто вроде отпущенников; они, не имея определенных господ, становились рабами всех и каждого для снискания себе пропитания; третьи же были старики, удрученные годами и искалеченные, которые никому не были нужны, потому что из них нельзя было извлечь никакой выгоды. Эти бедные люди, оставленные всеми, полумертвые от голода и почти голые, постоянно искали средств к существованию по деревням и вокруг домов, где они когда-то служили... У них совершенно изгладились всякие понятия о религии, они не знали молитв, не умели даже делать крестное знамение. Многие невольники, женившиеся уже на родине, вступали здесь в незаконные связи, по принуждению господ, с целью еще большего закрепления их за собою и увеличения своей челяди новыми рабами, которых они продавали впоследствии или же обращали с нежного возраста в магометанство, особенно девочек; мальчиков же часто обрекали на жалкую развратную жизнь».

Картина положения христиан в Крыму была бы неполной без совершенно диких подробностей из жизни тогдашнего греческого духовенства. Вот как рассказывает об этом Маркевич. «Духовенство греческое терпело всякого рода оскорбления, унижения, поборы, — пишет историк. — Например, татарские чиновники... объезжая деревни за сборами податей, обыкновенно останавливались у священника, который, кроме всякого угощения, должен был уплатить еще за честь «тыш-парасы», то есть внести плату за действие зубов, за то, что благородные гости утруждали свои зубы в его доме. Недаром существует... в Крыму предание, что некогда ялтинский ага любил беседовать с престарелым никитским муллой, но так как мулле трудно было ездить верхом и ходить пешком в гости к аге, то ага приказал никитскому священнику два раза в неделю приносить его на своих плечах и уносить обратно».

«Только последний крымский хан Шагин-Гирей, — говорит Маркевич, — издал указ о выдаче русских беглых, представлении ему пленных и уравнении греков и армян Крыма в податях и правах с татарами, что привело татар в страшное негодование».

Но это было уже неважно, потому что дни Крымского ханства были сочтены.

Крымская история сложна и кровава. Свой собственный счет исторических обид есть у каждого народа, населяющего Крым. И если мы начнем сегодня предъявлять наши счета друг другу, ничего хорошего из этого не выйдет. Не надо в угоду политике превращать историю в сказку, в которой действуют хорошие «свои парни» и плохие «чужие». Надо просто принять ее такой, какая она есть, со всеми сложностями и противоречиями. И сделать правильные выводы. Главный из них, по-моему, заключается в том, что нельзя жить обидами и ненавистью. Нельзя. Ведь история имеет опасное свойство: то в ней, на чем мы делаем акценты, воскресает, как бы обрастая плотью, и становится реальностью сегодняшнего дня.

Работу Арсения МАРКЕВИЧА
изучал Олег МАРКЕЛОВ

Газета «Крымское время»