Приверженцы альтернативной истории утверждают: если бы 100 лет тому назад Россия взяла Черноморские проливы, итоги Первой мировой войны были бы иными, а Вторая мировая война, возможно, пошла бы по совершенно другому сценарию. Ну а если бы вещий Олег не свалял дурака и не ограничился ритуальным приколачиванием своего щита на цареградских вратах, а назло надменному соседу в лице Византии закрепился на Босфоре, «окно в Европу», со всеми вытекающими из проливной зоны геополитическими и экономическими возможностями, появилось бы у России еще в Х веке, и это было бы совсем другое государство. Вот только история, как известно, не терпит сослагательного наклонения, поэтому не остается ничего другого, как изучать упущенные возможности – их причины и следствия.

Не такое уж бесполезное занятие, если учесть, что в последнее время на Западе именно в этой «питательной среде» – в спорах об исторической роли Черноморских проливов – появилось изрядное количество изысканий, доказывающих якобы «природную агрессивность Российского государства». Впрочем, тема эта не новая, и наш ответ «фальсификаторам истории» в советские времена регулярно звучал из каждой радиоточки: «Не нужен мне берег турецкий, и Африка мне не нужна!»

А как было на самом деле? И как сегодня артикулируется наш геополитический интерес в отношении Черноморской проливной зоны? Особенно с учетом того, что Босфор и Дарданеллы (кто ж их передвинет!) остаются в своих географических координатах и, по аналогии с общественным транспортом, являются чем-то наподобие турникета, который в любой момент можно перекрыть, и тогда наш флот окажется наглухо запертым в Черном море. Кстати, нечто подобное уже случалось, и не однажды. А история – и это тоже хорошо известно – имеет свойство повторяться. Не хотелось бы, чтобы снова в виде трагедии. Сколько можно?..

КРИТИКА НЕЧИСТОГО РАЗУМА

Вопрос о том, насколько Россия стремилась к обладанию Черноморскими проливами и как это повлияло на ход мировой истории, в очередной раз встал ребром в год столетия с начала Первой мировой войны. Прежде всего возбудились зарубежные историки, стремящиеся доказать, будто именно Россия является главным злом на земле, будто это не Гаврила Принцип, уложивший из браунинга эрцгерцога Фердинанда с супругой, дал старт первой бойне мирового масштаба, а именно Россия – своим намерением высадить десант на Босфоре. И хотя хроника событий свидетельствует совершенно о другом, именно такой тренд преобладает сегодня в зарубежном историческом сознании.

Кто только из западных коллег ни пробовал бросаться грязью в наше прошлое, но более всех преуспел, пожалуй что, американский историк Шон МакМикин, преподающий международные отношения в Университете Билкент (Турция). Его перу принадлежит вышедшая в издательстве Гарвардского университета книга под названием «Русские корни Первой мировой войны», уже на титульном листе которой утверждается, будто она «навсегда изменит ваш взгляд на мировую историю и роль России в Первой мировой войне».

Понятное дело, что роль эта крайне негативная. Дескать, Российская империя на почве православия считала себя духовной наследницей Византии, а так как именно через Черноморские проливы шел основной экспорт российского зерна (порядка 60%. – «НВО») и других товаров, царизм давно и упорно вожделел Босфор и Дарданеллы и собирался то ли в пешем порядке – по западному побережью, через Болгарию, то ли посредством десанта овладеть проливной зоной, однако Гаврила Принцип «русскую военщину» опередил. Но это, по мнению Шона МакМикина, ничего не значит, и Россия все равно несет такую же ответственность за развязывание Первой мировой войны, как и Германия с Австрией, а то и большую…

Спросите, какие доказательства? А вот тут начинается примитивное шулерство в расчете, что большинство обывателей (особенно западных, привыкших к комиксам) не слишком часто залазят в исторические святцы.

Так вот, профессор МакМикин утверждает, будто Россия начала мобилизацию раньше Германии и Австрии. Но достаточно взять любую энциклопедию, чтобы убедиться: мобилизацию наш последний государь-император объявил 13 июля 1914 года, на пять дней позже своего австрийского коллеги. И это было очень правильное решение, потому что по плану Шлиффена немцы и австрийцы предполагали разделаться с Францией, а потом и Россией в течение нескольких месяцев. В первую очередь, в расчете на то, что «противник не успеет быстро провести мобилизацию». Литературным обрамлением этого протоблицкрига стала знаменитая фраза кайзера Вильгельма: «Обед у нас будет в Париже, а ужин в Санкт-Петербурге».

Не получилось. И можно как угодно относиться к полководческим способностям царственного Ники (он же самодержец  российский полковник Николай Романов), но в Генеральный штаб Российской империи совсем простодушных все-таки не брали, да и российская разведка не сидела сложа руки.

Слава богу, с этим не спорит Артем Кречетников из русской службы ВВС, по мнению которого утверждение, будто Россия вступила в Первую мировую войну, не имея никаких внятных целей, – пропагандистский фейк советского образца или «полная глупость». Другое дело, полагает Кречетников, что это были «неправильные» цели и вообще России редко везло на самодержцев. Вот, например, в период от Екатерины II до Александра II Российская империя хотя и воевала с Турцией и Персией, а также вела активные боевые действия на Кавказе и Дальнем Востоке, все-таки старалась быть «лояльным членом сообщества цивилизованных наций», то есть без особой надобности (например, нашествие Наполеона) не лезла в европейские дела. Однако начиная с Александра III Романовы совсем отбились от рук. Особенно Николай II, для которого Черноморские проливы стали чем-то вроде идеи фикс, а панславизм, который материализовался в безоговорочную поддержку Сербии, – моральным императивом.

Впоследствии на Николая II действительно навешали немало собак, но вот обвинение в том, что якобы именно он на начало прошлого века являлся самым империалистическим империалистом, – большое откровение. Такое впечатление, будто Франция, Англия и Германия ввязались в империалистическую бойню исключительно из спортивного интереса.

А между тем немцы появились на Босфоре задолго до выстрелов в Сараево. Еще в ноябре 1913 года в Турцию была направлена германская военная миссия генерал-лейтенанта Лимана фон Сандерса с задачей переформатировать османские вооруженные силы на прусский лад, и султан тут же назначил этого военспеца командующим турецкими войсками в Стамбуле.

По сути дела, с этого момента Черноморская проливная зона фактически перешла под контроль Германии, что без энтузиазма восприняли у Певческого моста, то есть в российском внешнеполитическом ведомстве. «Проливы в руках сильного государства – это значит полное подчинение экономического развития всего юга России этому государству», – отметил министр иностранных дел Российской империи Сергей Сазонов и вызвал к себе немецкого посла в Санкт-Петербурге: «Германский канцлер должен был знать, – выговаривал он графу фон Пурталесу, – что если есть на земном шаре пункт, на котором сосредоточено наше ревнивое внимание и где мы не могли допустить никаких изменений, затрагивавших непосредственно наши жизненные интересы, то этот пункт есть Константинополь, одинаково открывающий и заграждающий нам доступ в Средиземное море, куда, естественно, тяготеет вся вывозная торговля нашего юга».

Вид с пролива Босфор на мечеть, переделанную  из строений собора Святой Софии в Константинополе.  Фото Арилд Ваген

Реакция на ноту последовала своеобразная – больше напоминающая британский дипломатический стиль, чем германскую прямолинейность. Лиман фон Сандерс стал муширом, то есть турецким маршалом, и формально – потому что пошел на повышение – был отстранен от командования стамбульским гарнизоном. Но принципиально это, конечно же, ничего не изменило, и Вильгельм II по-прежнему ворчал с берегов Шпрее: «Или на укреплениях Босфора будет скоро развеваться германский флаг, или же меня постигнет печальная судьба великого изгнанника на острове Святой Елены».

Так что не мы первыми начали, и все игры разума в попытке переложить ответственность за развязывание Первой мировой войны на Россию не отличаются особенной исследовательской чистотой. Впрочем, мы сами же дали для этого повод.

Как отмечает руководитель Европейского института демократии и сотрудничества в Париже Наталья Нарочницкая, именно наши соотечественники – сотрудники Института красной профессуры и представители так называемой революционной исторической «школы Михаила Покровского», для которых классовый подход к истории был выше исторических фактов, чтобы оправдать не слишком патриотичный ленинский лозунг о поражении собственного правительства в «империалистической бойне», запустили в научный оборот утверждение, будто Россия ввязалась в Первую мировую исключительно за обладание Черноморскими проливами. На самом деле, уточняет Нарочницкая, вступая в войну на стороне Антанты, территориальных претензий наша страна совсем не имела, если, конечно, не считать виртуального намерения «водрузить православный крест на святой Софии».

Разговоры по существу начались с Англией и Францией только в 1915 году, когда для союзников стало очевидно, что Черноморские проливы, если их взять под свой контроль, могут существенно ускорить разгром неприятеля. Во-первых, Россия, которая практически в одиночку держала весь огромный Восточный фронт, смогла бы не в обход через Дальний Восток и Транссиб, который не отличался большой пропускной способностью, а напрямую получать крайне необходимую военно-техническую поддержку. Во-вторых, появилась бы возможность оперативно перебрасывать дополнительные русские батальоны на забуксовавший Западный фронт. Именно такой подразумевался взаимообмен в Париже и Лондоне: живую силу на неживую…

При этом в вопросе о Черноморских проливах большинство исследователей проявляют обычно нехарактерное единодушие: если бы немцев удалось сбросить с Босфора и Дарданелл, война могла бы окончиться намного раньше и, скорее всего, обошлось бы без Октябрьской революции, изменившей мир до неузнаваемости. Но союзники, как всегда, играли нечисто, и последующие события показали, что у них и в мыслях не было допускать Россию к проливам.

Давний автор «НВО», писатель и историк Александр Широкорад по этому поводу говорил: «Проливы были нужны (России. – «НВО»), но в Петербурге не могли не знать, что Англия и Франция никогда не допустят русского контроля над ними. А контроль английский вместо турецкого был бы еще худшим злом для России. <…> Перед войной в России прошло несколько совещаний с участием генералитета и руководства флотом, где была выработана общая точка зрения – в одиночку Россия никогда не сможет овладеть проливами. Это – верное предположение. Но дальше был сделан неверный вывод, что проливы можно будет захватить только в союзе с Англией и Францией. <…> В 1916 году было заключено соглашение между союзниками по Антанте, что России передадут проливы, но одновременно было заключено тайное сепаратное соглашение (между Англией и Францией. –«НВО»), по которому Россия ни в коем случае не будет допущена к этим проливам».

Когда с царских документов была стерта вековая пыль, стало известно, что Россия не очень-то и рассчитывала на союзников и самостоятельный российский десант на Босфор все-таки планировался. Но если бы он состоялся и был успешен, не факт, что Англия и Франция отнеслись бы к этому событию с большим восторгом и после гипотетической победы Антанты над кайзеровской Германией мы бы не заполучили холодную войну в стиле ретро. Возможно, не только холодную.

Но это была бы уже совсем другая история, что, впрочем, не отменяет действительно исторический факт: живой интерес к Босфору и Дарданеллам в российском истеблишменте присутствовал всегда. Можно сказать – с незапамятных времен.

ИЗ ВАРЯГ – В ТУРКИ

По расхожей версии, первым нашим соотечественником, твердой ногой ступившим на босфорский берег, был великий киевский князь варяжского происхождения Олег, прозванный Вещим. Но когда мы стали делить с Украиной нашу общую историю, в Киеве Олега быстренько украинизировали и теперь изображают исключительно в виде запорожского казака: оселедец, сорочка-вышиванка, кривая то ли польская, то ли турецкая сабля, предположительно – образца XII века, и необъятные шаровары. Но если судить по иллюстрации из Радзивилловской (Кенигсбергской) летописи, в жизни князь Олег предпочитал совсем другой фасон – как на полотнах живописца Виктора Васнецова. Хотя это не так уж принципиально, поскольку не существует неоспоримых исторических свидетельств о том, будто бы князь Олег действительно прибил свой щит на вратах Царьграда и вообще бывал на Босфоре. И уж точно, первым он не был, потому что – а вот на это подтверждение имеется – первым был его предшественник – князь Аскольд. Уже после Олега – и тоже отнюдь не с мирными намерениями – Черное море в направлении проливов пересекал еще и князь Игорь…

Но все это дела давно минувших дней, когда Османской империи еще и в помине не существовало, а в Константинополе правили византийские басилевсы. Царьград, позднее переименованный в Стамбул, янычары взяли штурмом только в 1453 году. И еще через четыре века, прежде чем Россия, провозгласившая себя духовной наследницей Византии по православной линии («Два Рима пали, Москва – третий Рим, а четвертому не бывать!»), окончательно сформулировала свой стратегический интерес к Черноморским проливам.

Считается, что план первой десантной экспедиции на Босфор был разработан в ходе войны с Турцией 1806–1812 годов. Александру I его представил управляющий Морским министерством вице-адмирал Павел Чичагов – тот самый, который, впоследствии командуя армией, проявил полную профнепригодность к ведению боевых действий на суше и упустил на Березине Наполеона, за что и получил от пиита Ивана Крылова оплеуху в виде басни: «Беда, коль пироги начнет печи сапожник,// А сапоги тачать пирожник». И хотя в морском деле Чичагов профаном не был, десантная операция не состоялась, поскольку изначально не имела шансов на успех. По данным одного из самых авторитетных российских историков Олега Айрапетова, Черноморский флот на тот момент имел на вооружении всего лишь 6 линейных кораблей, 12 других судов разной величины и 40 шлюпок, способных вместить едва ли 60 человек, тогда как турки располагали на Черном море 34 парусными судами (в их числе 16 линейных кораблей и 18 корветов), не считая мелких военных судов и транспортов общей численностью около 10 000 единиц.

По причине слабости Черноморского флота на бумаге остался и план второго десанта на Босфор (1812 год), который предварял высочайший рескрипт: «Желая кончить решительно войну с Портою, не нахожу лучшего средства для достижения сей цели, как произвести сильный удар под стенами Царьграда морскими и сухопутными силами». А в 1849 году под сукно была положена записка великого князя Константина Николаевича, намеревавшегося взять Константинополь силами 12 батальонов в первом эшелоне, – по мнению историка Айрапетова, прожект этой баталии «зависел от слишком многих случайностей», поэтому был невыполним.

Накануне Крымской войны уже Николай I написал фельдмаршалу Ивану Паскевичу: «Ежели дело примет серьезный оборот <…> 13-я и 14-я дивизии сядут на флот для прямого действия на Босфор и Царьград». Такого же мнения – «Проливы надо брать!» – был и будущий герой первой обороны Севастополя адмирал Павел Нахимов, убежденный, что только превентивный захват русским флотом Босфора может нарушить планы складывающейся антироссийской коалиции. Как знать, не пришлось бы Нахимову, если бы эта десантная операция состоялась, топить наши корабли не у входа в Севастопольскую бухту, а где-нибудь поперек Босфора, потому что, кроме мужества и самопожертвования, паровому флоту Владычицы морей парусный Черноморский ничего другого противопоставить не мог?..

Не меньшей головной болью оставалась проблема Черноморских проливов и при Александре II Освободителе, и при Александре III, в годы правления которого Россия, как известно, не вела ни одной войны. Но планы на войну имелись. В декабре 1882 года сотрудник российского посольства в Константинополе Александр Нелидов представил императору записку «О занятии Проливов», в которой намекал: поскольку Османской империи грозит распад, есть возможность по случаю прибрать к рукам Босфор. Через несколько лет, уже будучи послом в Турции, Нелидов напрямую требовал захвата всей проливной зоны – так как «иметь Босфор без Дарданелл бессмысленно». И почти убедил: в 1885 году Александр III направил начальнику Главного штаба генерал-адъютанту Николаю Обручеву письмо, в котором заявлял, что «главная цель России – занятие Константинополя и проливов», но поскольку Александр III не зря слыл закоренелым либералом, дальше заявления дело не пошло. Впрочем, у предусмотрительного Нелидова на этот случай был заготовлен еще и мирный план проникновения в Черноморские проливы – посредством подкупа турецких чиновников. Подробности неизвестны, но в результате не были реализованы ни мирный план, ни военный.

Куда внимательней к рекомендациям своего посла в Турции относился Николай II. В июне 1895 года при участии Александра Нелидова в Петербурге было собрано так называемое «Особое совещание», на котором речь снова шла о вторжении: «Взяв Босфор, Россия выполнит одну из своих исторических задач, станет хозяином Балканского полуострова, будет держать под постоянным ударом Англию, и ей нечего будет бояться со стороны Черного моря». Десантная операция планировалась уже на следующий год, а  сигналом к ее началу должна была стать внешне невинная телеграмма от посла Нелидова с ключевой фразой: «Давно без известий». С ее получением Черноморский флот, который к тому времени многократно превосходил турецкий, должен был выйти в море – якобы на маневры к кавказским берегам, – но по пути следования лечь курсом на Босфор. Возможное сопротивление турецких войск предполагалось подавить в течение 72 часов, а на случай практически неизбежной эскалации конфликта из-за Черноморских проливов с Великобританией российский Генштаб подготовил план удара по Индии из Средней Азии. И если бы влиятельный министр финансов Сергей Витте не отговорил тогда Николая II от босфорского вояжа, вполне возможно, что эпоха империалистических баталий началась бы задолго до русско-японской войны 1905 года.

ЭТО ВСЕ ПРИДУМАЛ ЧЕРЧИЛЛЬ

После поражения Российской империи в войне с Японией всяческие планы насчет Черноморских проливов были заморожены практически на 10 лет. Зато Германия активно осваивала турецкие берега, соперничая в регионе с Англией и Францией, подбирающихся к арабской нефти.

Первая мировая война застала немецкие крейсера «Гебен» и «Бреслау» заблокированными флотом союзников вблизи средиземноморского побережья Африки. Прорыв в Атлантику был исключен, и кайзеровский адмирал Вильгельм Сушон принял решение идти к берегам Турции, которая недолго держала нейтралитет. Уже в августе 1914 года Сушон возглавил ВМС Порты, а «Гебен» и «Бреслау», поменяв кормовые флаги на турецкие, стали обстреливать русские города. При этом России, чьи дела на сухопутном фронте шли не слишком хорошо, было не до проливов. Более того, союзники по Антанте не исключали, что Петроград, который оттягивал на себя значительные австро-германские силы и нес огромные потери, может выйти из войны в одностороннем порядке.

И тогда первый лорд Адмиралтейства Уинстон Черчилль предложил способ, как простимулировать боевой энтузиазм российской короны – в 1915 году появилось секретное англо-франко-русское соглашение, якобы снимающее прежде незыблемые возражения Запада на право России обладать Черноморскими проливами. Но чтобы не платить по обязательствам, в том же году Черчилль стал одним из инициаторов Дарданелльской операции, по причине спешки и плохой подготовки закончившейся катастрофически для союзных войск. В результате Черчилль ушел на фронт командовать батальоном, а России в 1916 году было предложено очередное тайное соглашение – Сайкса-Пико, к которому, как и к пакту Риббентропа–Молотова, прилагалась карта, наглядно подтверждающая: Босфор и Дарданеллы отходят под юрисдикцию Петербурга.

Но имелась и другая карта, уже совсем для внутреннего пользования, на которой был зафиксирован самый сокровенный британский план на тот случай, если обязательства все-таки придется выполнять. Чтобы при любом раскладе не пустить Россию дальше проливной зоны, Англия планировала создать две военно-морские базы – на острове Лесбос и в Мармарисе. А это значит, что у Первой мировой войны простого окончания быть не могло по определению.

Впрочем, уже после Дарданелльской десантной операции 1915 года мало кто сомневался, что, несмотря на все заверения, союзники не хотят пускать Россию в Константинополь, и Николай II, обеспокоенный таким поворотом событий, распорядился начать подготовку к собственной Босфорской операции немедленно. Флот должен был действовать с моря, а армия наступать от болгарского порта Бургас. Однако болгары, которые тогда еще не присоединились к Германии, потребовали за один город всю сербскую Македонию. По воспоминаниям контр-адмирала Александра Бубнова, такая «черная неблагодарность, угрожающая лишить нас не только возможности решить нашу национальную проблему, но даже выиграть войну, глубоко опечалила и поразила Государя, заступничеству коего Сербия была обязана всем». Будто бы Болгария ничем России обязана не была...

Первоначально Босфорскую операцию планировали начать осенью 1916 года, а руководство поручалось командующему Черноморским флотом вице-адмиралу Александру Колчаку, который накануне был вызван в Могилев, где имел продолжительную встречу с генералом Михаилом Алексеевым, начальником штаба ставки Верховного главнокомандующего. Речь шла о Черноморских проливах, и после двухчасовой беседы Алексеев сказал, что «окончательные руководящие указания даст сам Государь», когда вернется после автомобильной прогулки. Уже на допросах в иркутской Губчека Колчак показал: «Он (государь) принял меня в саду и очень долго, около часу, инструктировал относительно положения вещей на фронте <…> Я спросил относительно Босфорской операции. Он сказал, что сейчас говорить об этом трудно, но мы должны готовиться…» В итоге высадку на Босфор перенесли на весну 1917 года, однако Февральская революция подвела черту под оперативными планами – политизированный флот наотрез отказывался воевать. А сам Колчак, когда его попытались разоружить, крикнул матросам: «Японцы, наши враги, и те оставили мне оружие. Не достанется оно и вам!» – и швырнул золотую саблю, пожалованную ему за Порт-Артур, в море.

… Было бы странным, если бы после 1945 года товарищ Сталин не вернулся к вопросу о Черноморских проливах. Однако Турция, наученная горьким опытом Первой мировой войны, старалась соблюдать нейтралитет и не пропускала, по крайней мере демонстративно, германский флот в Черное море. Так что силовой вариант исключался, а договориться с Анкарой о совместном контроле над проливной зоной по дипломатическим каналам не удалось. Поэтому статус Босфора и Дарданелл и по сей день определяется Конвенцией Монтре от 1936 года.

И всех все устраивало, пока СССР не построил в Николаеве тяжелый авианесущий крейсер «Киев», то есть авианосец. Сразу же возник своего рода казус белли: в Конвенции Монтре дотошно оговаривались многие детали – как военные корабли должны проходить проливы (в светлое время, за одни сутки и т.д.), сколько их может быть в проливной зоне одновременно, какой допустимый калибр орудий они могут нести, а вот об авианосцах не было даже упоминания. На этом формальном основании Турция, которая состояла в НАТО, вполне могла дать «Киеву» от ворот поворот. Но в том-то и дело, что на подходе уже был ТАРК «Минск», а на стапелях – «Новороссийск». И куда их девать?..

Пришлось пойти на маленькую хитрость. В установленные сроки была подана заявка на прохождение проливной зоны для легкого крейсера проекта 68-бис «Дзержинский». А буквально накануне, под покровом ночи, были проведены малярные работы, в результате такой же бортовой номер – цифра в цифру – появился и на авианесущем крейсере «Киев». Все остальное стало делом техники. Первым идет «Дзержинский», за ним ТАРК «Киев» с сопровождением. Перед самым Босфором «Дзержинский» вдруг резко отворачивает в сторону, а «Киев», не сбавляя ход, втягивается в проливную зону.

Надо полагать, для турок это стало большим сюрпризом, но придраться было не к чему: и «Дзержинский», и «Киев» относятся к классу крейсеров, номера в заявке и на борту полностью совпадают. Что еще надо? Не воевать же по такому поводу…

Впрочем, проливы не только разъединяют, но и соединяют, а газовая труба служит дополнительной скрепой. Тем более если ее пустить в два ряда: один «Голубой поток» и параллельно еще один.

nvo.ng.ru