Краткая аннотация.
Публицистическая работа с обращением к культурологии, истории, этнологии. Особенность - использование при объяснении источников кризиса и перспектив России в 21-м веке некоторых положений, заявленных в авторской теории культурогенеза. В первых разделах дается развернутое определение «Русской идеи», обосновывается вздорность и вредность европейских мечтаний либеральной интеллигенции, продолжается развенчание мифа об интеллигенции как таковой, отмечаются источники краха СССР. Далее кратко рассматривается состояние различных социальных групп современного российского общества - рабочий класс, крестьянство, национальный культурный класс, бюрократия, а также, таких институтов как власть, армия, церковь. Также рассматривается сущность нынешнего российского политикума и бизнеса, продолжается развенчание мифа о демократии западного толка, исследуется природа либерализма.
ПРАВОСЛАВИЕ КАК КЛЮЧЕВОЙ КРИТЕРИЙ НАЦИОНАЛЬНОЙ ИДЕНТИФИКАТУРЫ
С утверждением, что русские как народ утратили историческую перспективу и пребывают в состоянии упадка, в первую голову духовного и нравственного, нынче вряд ли кто-то станет спорить. Вместе с нами кризис переживает и Россия. Кризис, без сомнения, самый глубокий в своей тысячелетней истории, угрожающий самому её существованию, не только как государственно-политического образования, что было бы ещё полбеды, но именно как самобытной цивилизации. Задача излечить болезни русского духа не может быть понята и решена лишь как текущая и злободневная, но заставляет нас обращаться к истокам и смыслам национального бытия, вновь и вновь пристально всматриваться в вековой лик России, искажённый гримасой новых нечеловеческих страданий. В повестку дня с особой остротой встаёт вопрос о содержании национальной Русской идеи. Или, лучше сказать, русского призвания, которое для нас есть одновременно и призвание России.
Здесь нет желания комментировать оккупировавших телеканалы глумливых «эрудитов», завсегдатаев бесконечных ток-шоу, объявляющих Русской идеей то водку и пьяный разгул, то огуречный рассол и утреннее похмелье, то вовсе утверждающих надуманность самого понятия «национальная идея» и бессмысленность её исканий. Понятно, возрождение русского национального самосознания - смертельная опасность равно для распухшего на нынешней смуте компрадорского капитала, нерусского по преимуществу, его ставленников во власти и самих упомянутых эрудитов, клюющих с его вороватой руки. Два слова скажем по поводу стремления нынешних насельников Кремля свести национальную идею к банальной конкурентоспособности на мировых товарных рынках, удвоению ВВП и т.п.
Нового в этом ничего, конечно, нет. Экономический материализм и утилитаризм претендуют на статус общекультурной доктрины уже с начала 19-го века. Одним из наиболее ярких выразителей экономического материализма или, проще, экономизма, который низводит человека до положения хозяйствующего субъекта, а страну до положения хозяйственной системы, в 19-м веке был ни кто иной, как К. Маркс. А сегодня инициативу в части пропаганды экономизма у коммунистов отобрали неолибералы. Что касается утилитаризма, его возникновение связано с именем Иеремии Бентама. Счастье людей здесь понимается как получение удовольствий. То, что приближает удовольствия, считается полезным, при этом полезность объявляется единственным критерием нравственности. Функции же государства сводятся к удовлетворению частных интересов граждан. Нынче, впрочем, чаще используется термин «прагматизм», возникший в связи с перенесением утилитарного принципа пользы в гносеологию - теорию познания. Что удовлетворяет сиюминутный частный интерес, причём, понятый вполне субъективно - то и полезно, а что полезно, то и истинно. Тут уже недалеко и до современного неопрагматизма, соединяющего классический прагматизм с неопозитивизмом, для которого добро и зло уже не существуют вовсе, поскольку пощупать их нельзя, а, значит, они - всего лишь выдумка людей.
Вот этот-то покрывшийся вековой плесенью дешёвенький идеологический продукт - узкий буржуазный мещанский практицизм, зло высмеянный ещё Герценом, нынешние анонимные кремлёвские идеологи и пытаются всучить нам в качестве национальной идеи. Ленясь даже завернуть его в новую блестящую обёртку хотя бы того же неопрагматизма, как этого требуют правила современного брэндирования. Новой российской элите кажется, что здесь секрет сытости и видимого благополучия Запада, на который эта элита желает равняться. Но уместные в повседневной хозяйственной и политической практике прагматизм и утилитаризм оказываются губительными, когда речь заходит о проблемах культуры, морали, глубинном историческом выборе.
Впрочем, эффективность прагматизма, не афишируемой обратной стороной которого является имморализм, и в российской политике с экономикой остаётся под большим вопросом. Во всяком случае, либеральные политические и хозяйственные реформы проводятся у нас, среди прочего, и под лозунгом прагматизма: экономика превыше идеологии и т.п. Результат известен. Россия на рубеже 80-х-90-х годов влезла в ушко священной для Запада коровы либеральной демократии и открытого рынка великой державой с сильным государством, обширной территорией, развитой инфраструктурой и промышленностью, мощной армией, одной из лучших в мире наукой, относительно сплочённым обществом, трудолюбивым и оптимистично настроенным народом. А вылезла через считанные годы банановой республикой без дееспособного государства со сжавшимися границами, без десятков миллионов русских людей, оставшихся за пределами этих границ, без боеспособной армии, без науки, с деморализованным униженным населением, расколотым по всем направлениям обществом, с циничным, обуреваемым жаждой обогащении активным слоем, никчёмной и импотентной, оторванной, точнее отгородившейся от народа элитой.
Невероятное превращение. Невиданное в истории. А весь секрет в магическом заклинании, которое не уставали произносить многочисленные «маги» и «чародеи» на Западе - специалисты в области идеологической войны, и которое старательно повторяли их живые трансляторы из среды либеральной интеллигенции внутри России. В этом заклинании, наряду с гипнотическими вербальными формами: свобода, демократия, рынок, реформы, инвестиции, интеграция в мировое сообщество, права человека, общечеловеческие ценности, вводившими население России в своеобразный безмысленный транс, использовались и слова: прагматизм, конкуренция, эффективный собственник и т.п.
Для русского человека понятно, что наша национальная идея и национальное призвание не утилитарны, но вытекают из самых сокровенных глубин народной души, народного духа и народной совести. Они рождаются вместе с народом, наполняя смыслом его земное бытие и определяя его исторические судьбы. Собственно, народ даже и не выбирает свою национальную идею, но принимает таковую при рождении из «рук» Создателя, во исполнение Его замысла. Какое отношение имеют к этому норма прибыли, рентабельность и прочие «бухгалтерские» категории? Таковые могут рассматриваться как средство для достижения практических целей и решения текущих задач. Но и тут прежде нужно сформулировать сами цели, а уж потом было бы логично искать под них адекватные средства. У кремлёвских же идеологов видим тот самый порок, который присущ западному капитализму с самого начала промышленной революции, когда средства и цели перепутаны, люди и народы становятся средством для капитала, а рентабельность и прибыль самоцелью. Тут и благосостояние населения есть не более чем эпифеномен последних.
Кстати, российские политики, равно власть и оппозиция, наперебой талдычат о «росте благосостояния народа» как о главной цели своих политических бдений и хлопот. Похвальная забота. Будем надеяться, что эти слова искренни, по крайней мере, в устах левой оппозиции, потому что в устах власти, позиционирующей себя как центристскую, и «правых» либералов, ещё вчера бдевших у кормила государственного ковчега, лицемерие этих слов и их цинизм очевидны. Россия за годы либеральной революции скатилась по среднедушевому уровню доходов в конец 6-го десятка стран. По этому, хотя и не главному, но важнейшему интегральному показателю качества политической и экономической элиты мы соседим с такими странами как африканская Ливия и Тринидад и Тобаго. Но не будем забывать, что и коммунисты с начала 70-х не уставали твердить подобного рода речёвки, порой, слово в слово. Причём, сомневаться в их благонамеренности не приходится - сам по себе этот лозунг вполне социалистический. Однако это не спасло от краха ни их самих, ни Россию. И тому есть глубинные причины - всё та же подмена целей средствами. Даже, если бы нынешние демократы - стабилизаторы во власти и сумели построить процветающее общество потребления, как это худо-бедно удалось коммунистам к началу 80-х годов, для тысячелетней русской России это означало бы конец её исторического бытия как осмысленного культурно-исторического проекта, поскольку потребление никогда не было смыслом в этом проекте.
Демреформаторы вознамерились добиваться эффективности и конкурентоспособности страны путём вселения в русское тело нерусского духа. Протестантского духа стяжательства и наживы. Однако безбедная жизнь - лишь необходимое условие, а цели хозяйственной деятельности, равно и всего культурного и социального строительства для нас, русских, не могут лежать в сфере «зоологических» потребностей. А ведь бездумно набросившись после семидесятилетнего коммунистического постничества на ядовитые яства западной буржуазной кухни, разве не уподобляемся мы спутникам Одиссея из известного античного мифа, которых злая волшебница превратила в свиней? Насытив чрево, лежать в нагретой солнцем тёплой луже и довольно хрюкать, будь эта лужа хотя бы в самом прекрасном саду Цецеры, стоило ли для этого родиться на свет в человеческом звании? Даже язычник Одиссей не пожелал подобной доли своим товарищам. Тем более стоило ли для этого родиться в святой русской земле, чей народ тысячу лет назад надел на себя крест с распятым Богом, который и доныне в минуты раскаяния жжёт его многогрешное тело нестерпимым огнём, называемым совестью?
Преображение мира на основе христианского идеала, цветение подлинной национальной культуры, самораскрытие творческих потенций народа, в целом, и каждой личности его составляющей в отдельности, их телесная и духовная крепость- залог способности противостоять злу в мире и искушениям собственной несовершенной природы, вот, в самом общем смысле наши русские земные цели. Они определены главным христианским заданием - спасением души для вечной жизни. Ведь человек есть образ и подобие Творца, следовательно, актуализация в созидательном творчестве его сущности, каковой и является душа человеческая, есть прямой путь к спасению. Причём, нужно учитывать, что душа русского народа нуждается и способна раскрыться во всём богатстве своих творческих возможностей именно в ходе осуществления Большого общечеловеческого проекта, имеющего духовное измерение. Да и земное счастья русские, как известно, никогда не находили в стяжании лишь материальных благ, понимая в глубине души, что подобное «счастье» обманчиво.
Русская идея и русское призвание, очевидно, имеют сакральную глубину, сакральный смысл и соответствующий временной масштаб - вечность. Только такого рода задание может оправдывать существование тысячелетней русской цивилизации. Потерять идею, изменить своему призванию означает для народа потерять душу. Следовательно, погибнуть, прекратить своё историческое бытиё. Не кто виноват и что делать, а зачем жить? Вот подлинно извечный человеческий вопрос, который перед русскими всегда вставал с особой остротой. Вопрос о смысле бытия. И, если преследуемые властью интересы и практические цели не подчинены, в конечном итоге, национальному призванию, тем более идут в разрез с ним, а такое случается, чему мы не раз были свидетелями в 20-м веке, то подобные интересы и цели должны быть признаны ложными. Тогда это интересы не народа и не страны, но лишь отдельных лиц, групп, кланов, которые пытаются выдать собственную корысть за общественное благо.
Понятно, что национальная идея и национальное призвание не могут меняться как перчатки, по конъюнктурным соображениям. Но и не являются императивом, заключённым на все времена в сухую и застывшую формулу, если таковая содержит понятия, имеющие преходящую ценность. Так, знаменитое уваровское «православие, самодержавие, народность» не выдержало испытания временем, поскольку второй член этой, казалось бы, безупречной триады - самодержавие, его содержательное наполнение в начале 19-го века всё же отражало реалии этой конкретной эпохи русской истории.
Постичь глубинное существо национальной идеи со всею ясностью может помочь глубокий ум, облагороженный высокой культурой мышления, знанием теологии, философии, истории. Но ещё вернее узреть её духовным зрением, почувствовать чутким в вопросах духа сердцем. В любом случае для русского культурного класса, равно и для русского народа, глубинное содержание национальной идеи и национального призвания никогда не было тёмной неизъяснимой тайной. В 20-м веке различные силы, боявшиеся просветления народного самосознания, постарались напустить здесь идеологического тумана. В итоге Русская идея и отображённый в ней иконописный лик русской души, подобно фреске гениального мастера, оказалась скрытыми под толстым слоем поздних росписей. Чтобы рассмотреть их, приходится соскребать наслоения грубой штукатурки, которые, хотя и трескаются, не выдерживая суда истории, но отваливаются с трудом. Вроде монархического абсолютизма, конституализма, парламентаризма, коммунизма, и теперешних - вхождения в мировое сообщество и мировой рынок, западного толка буржуазной демократии и так называемых «общечеловеческих ценностей», за которыми, едва прикрытые, маячат всё те же корыстные интересы западных олигархий.
Нынче многочисленные «эксперты» вновь охотно мудрствуют на эту тему. Какого вздора только не наслушаешься. Однако Русскую идею в сфере духа, а в данном контексте «идея» - синоним «идеала», можно выразить всего двумя словами: православное христианство, а своё призвание русские в протяжении веков видели в удержании такового не только в качестве личного и общенародного духовного идеала, но и этнокультурной доминанты. Сами русская церковь и русское царство были призваны охранять данный духовный идеал, все прочие их задачи - социальные, культурные, политические оформлялись в дополнение к этой главной и ключевой. Хранение истины Христовой посредством церкви и царства - в этом и есть единственный и подлинный смысл формулы: «Россия - Третий Рим». А наша национальная идея здесь выступает именно как идея национально-религиозная. Искать её нет нужды. В каждую конкретную историческую эпоху искать мы можем лишь пути её воплощения, раскрытия, выражения, актуализации, то есть способы достижения, точнее приближения к идеалу. Потому-то и ненавидит русофобия всех мастей русскую Церковь и русское царство - державу, что в них опора русскости, а в русскости - православие - завершённое соборное христианство, суть которого: противостоять небытию, обнажая антиномию Добра и зла, и преодолевая последнее, находить божественную гармонию мироздания.
Собственно, тезис о тождестве Русской идеи и православного христианства не нов, скорее, даже для многих это трюизм. Но мы здесь хотели бы дать ему развёрнутое пояснение.
Понятно, что православие не исчерпывает идентификатуру русского человека, есть православные греки, болгары, сербы, румыны, македонцы, грузины, армяне. Но значение данного фактора, безусловно, определяющее. Православное христианство в его святоотеческой интерпретации является сердцевиной русскости и краеугольным камнем Русской идеи. Именно из православия вытекают и неизбывное русское стремление к справедливости и правде, и русское нестяжательство и пренебрежение ко всему профанному, и русская совестливость, и русское милосердие и добросердечность, и русское терпенье, и русское уважительное благожелательство к иным народам и верам, всё, что привычно ассоциируется с русским психологическим архетипом или, проще говоря, корневым русским характером. Не случайно при переписях в Российской империи, указывая национальную принадлежность, вместо «русский» писали «православный», до 17-го года слова православный и русский были синонимами.
Здесь также сразу нужно оговориться, что Русская идея с сердечником из православия это не идея российская. Идея или идеал - атрибут именно народа или, по латыни, нации - особого рода популяционного организма - общности связанной не только политическими интересами, но единством происхождения, обладающей коллективным самосознанием, а, главное, коллективной душой и коллективной совестью, а также и коллективной судьбой на протяжении всего периода своего существования. Граждане же России, или россияне, - это политическая или, иначе, гражданская общность, которая состоит из многих наций или, по-русски, народов. По сравнению с национальной политическая общность - общность низшего ранга с более низкой степенью внутренней интегрированности. Она никак не может иметь общей идеи-идеала, поскольку подлинный идеал всегда носит, как уже замечено, именно религиозный характер, трактует глубинные смыслы бытия, при этом ему атрибутивно присуще свойство исключительности. К примеру, православные, мусульмане, буддисты, составляющие политическую и гражданскую общность, никак не могут иметь общей коллективной души, единый для всех сакральный идеал. У политической общности могут быть лишь интересы, общие задачи и цели, притом вполне земного профанного характера, на определённом, иногда весьма длительном отрезке времени даже общие исторические судьбы. Так, для всех россиян общей ценностью является государство, а общей целью - поддержание его суверенности, укрепление его позиций и авторитета на международной арене, творческое развитие его институций - экономика, право, и т.д., поскольку лишь в рамках суверенного государства народы России в протяжении веков сохраняют свою этнокультурную самобытность и свою традиционную духовность. Политическая общность не равна и гумилевскому суперэтносу. Суперэтнос образуют этносы, возникающие в крупной ландшафтной зоне в определённый период времени, и он проявляет себя в истории как мозаичная культурно-цивилизационная целостность. Но народы, входящие в суперэтнос, отнюдь не обязательно образуют и единую политическую общность. Они могут создавать свои отдельные государства. Политическая же общность складывается именно в рамках государства как в современной России или союза государств, как, скажем, в Европе.
Словосочетание «российский народ» или «российская нация» (нация - латинский перевод слова народ) имеет право быть лишь как некое риторическое допущение. Хотя и здесь ухо нужно держать востро. Во-первых, не редко у использующих это сочетание имеется подспудный, а то и прямой умысел на подавление русских как государствообразующей нации. К примеру, в конституции РФ, со страниц которой скапывает кровь сотен убиенных русских людей, защитников Белого Дома, вовсе отсутствует такое понятие как русский народ. Составляя три четверти населения страны, русские как народ лишены правосубъектности, не возможно апеллировать к Основному закону при необходимости защитить русские национальные интересы. Во-вторых, есть сила, мы называем её этнохимерной этнофобией и скажем о ней ниже, которая заинтересована в искажении содержания понятия нации в виду неприятия данного феномена как такового, и в подмене народа населением.
Не случайно термин «нация» начали использовать в англосаксонском обществоведении для обозначения политических общностей одновременно с первыми попытками сформулировать мондиалистские принципы устройства мира без наций и без религий. Подспудный смысл такой подмены в том, что политическая общность менее устойчива, чем национальная, ею проще управлять, её коллективным сознанием проще манипулировать, осознание своих интересов у неё выражено слабее, наконец, она легко рассыпается на механическую сумму индивидов и конкурирующих меж собой групп, а мондиалистский, или иначе, глобалистский проект, как раз и пытается представить субъектом исторического бытия не народы, но отдельные персоны. Тут имеет место старый как мир принцип: разделяй и властвуй. Ведь манипулировать сознанием отдельных персон и групп, навязывать им правила игры, выработанные в своих интересах космополитичной этнофобией, продвигающей мондиалистский проект, гораздо проще, чем нациям, которые суть устойчивые, органически сложившиеся целостности, имеющие механизмы исторической преемственности, обладающие собственными интересами, собственной волей и собственными смыслами. Именно нации - народы, то есть коллективные личности, но отнюдь не индивиды способны вырабатывать систему духовных и культурных ценностей, религиозно-философские основы бытия, придавать им символические формы и сохранять в протяжении длительных периодов времени, передавая из поколения в поколение, что и называется национальной традицией.
Говоря о православии как ключевом критерии национальной идентификатуры русских, мы имеем в виду зримые поведенческие и ментальные стереотипы. Но таковые оформились и закрепились в течение веков не на пустом месте. В их основе лежат невидимые особенности мирочувствования русских людей. Эти особенности, в свою очередь, тесно связаны с генетикой. Конечно, утверждать, что национальность определяется непосредственно «кровью» было бы не верно. К примеру, миллионы потомков русских вынужденных эмигрантов начала века уже во втором поколении становились французами или американцами, забывали язык своих русских предков, интегрировались в общество, в котором жили, усваивали его культурные нормы и об их русских корнях напоминают разве что их фамилии. А, скажем, немцы, с петровских времён во множестве селившиеся в России, принимали православие, и в большинстве своём благополучно становились русскими, усваивая русские этнокультурные стереотипы. Именно оригинальными для каждого народа поведенческими стереотипами, формирующимися с самого раннего детства и заложенными в подсознании, непосредственно и определяется национальность. Но сами эти стереотипы вырабатываются большой группой людей, связанных общностью происхождения, по латыни нацией, по-гречески этносом или, по-русски, народом, в процессе его адаптации к кормящему ландшафту, и наиболее выпукло проявляются в характере межперсональных связей.
В этих стереотипах, как уже замечено, отражаются особенности мирочувствования членов группы. Вовсе не каприз святого равноапостольного Киевского князя и даже не практические политические интересы предопределили выбор нашими предками тысячу лет назад среди прочих религий именно православия, но комплиментарность такового душе живших в Поднепровье и на берегах Ладоги славян. Православное христианство легло на эту душу, тесно связанную с этнородовым генотипом, было интерпретировано ею особым образом, и тогда возник русский народ. Так что слова русский и православный синонимичны, прежде всего, в определении мирочувствования. В этой связи чужой по крови субъект может войти в русский народ, стать русским только тогда, когда ритмы и тоны его души, его мирочувствование созвучно и отзывчиво русскому православию. Здесь, кстати, яркий пример - российские монархи из рода Романовых. Обильная немецкая «кровь» не помешала им быть русскими православными людьми. Другой характерный пример - масштабная метисация и слияние с русскими, начиная с 15-го и даже с 14-го века, целых племён степняков, татар, как их в ту пору называли, тюрок по изначальному этническому происхождению.
В новейший период внутренняя русофобия в своём маниакальном стремлении разрушить основы русского мира и русского национального самосознания пытается чем угодно подменить этот ключевой критерий русскости. Однако он по-прежнему является определяющим при национальной идентификации русских. Не «государственный патриотизм», не язык и даже не сочинительство на нём, тем более не гражданство, которое торговцы парниковыми овощами и поддельной «водкой» нынче легко приобретают за мзду у продажных чиновников, но именно глубинная православность в купе с внерациональным ощущением причастия природе родной земли и отечественной истории определяют сам душевный строй и глубинные пласты духовности русского человека.
Это, впрочем, отнюдь не означает, что русским является лишь глубоко религиозный и воцерковленный человек. К сожалению, такое нынче редкость. И дело не только в семидесятилетнем официальном атеизме. Есть более глубокая причина - естественная секуляризация сознания и, как следствие, секуляризация культуры, в целом. Об этом мы подробно говорим в трактате «Культурогенез и законы реальной истории» и в книге «Этногенез и мозг». Но русский тот, кто ассоциирует себя с русской народностью, русской историей и традиционной русской культурой. Подлинная же русская культура, в свою очередь, является именно выражением народной веры, то есть православно-христианского идеала, а русская история в своей глубинной сути есть ни что иное, как история стяжания и отступления, забвения и воскрешения, защиты и предательства такового идеала.
Через культуру и историю даже тот русский, который никогда не заходил в церковь, приобщён к православному духовному идеалу, на котором возникла и стоит Россия. Другими словами, в силу вполне объяснимого и простительного после семидесятилетнего приказного атеизма и религиозного бескультурья человек может и не знать слова молитвы или смысла христосования на Пасху, но если православные храм и древнюю икону он ощущает хотя бы своим культурным национальным достоянием, если он горд русской историей, сопереживает творившим её поколениям, воспринимает своими национальными героями Дмитрия Донского и Александра Невского, сражавшимся под хоругвями с изображением Спаса за Святую Русь, Суворова и Кутузова, прославивших русское имя в эпоху империи, гордится именами и свершениями русских первопроходцев и изобретателей, учёных и архитекторов, поэтов и космонавтов, он русский. И только тогда он русский.
Русская идея в протяжении многих веков не нуждались в артикуляции. Однако нынче, в эпоху секуляризации сознания и самого уклада жизни, в результате векового подавления русской традиционной культуры и духовности, и русского национального самосознания в начале коммунистами, а нынче тайными и явными русофобами - либерал-демократами, необходимость в этом возникает. Содержание, заключенное в словах - «православное христианство», бездонно и предельно никогда не выразимо. Но духовно-религиозное содержание русской идеи имеет соответствие во всех сферах земного бытования народа. И здесь оно вполне определенно. Об этом теперь и скажем.
В сфере культуры в широком смысле русская идея есть органичность, традициона-лизм, почвенность, общинность и иерархия ценностей - соподчиненность духовно-религиозных, национальных, государственных, хозяйственных и социальных задач и целей, наконец, моральность, укорененная в христианской совести.
В сфере социальной этики это солидарность и взаимовыручка, первенство идеалов над интересами, приоритет долгосрочных общенациональных задач над сиюминутными личными эгоизмами, и при этом абсолютное уважение к личности, каковая остается самоценной для Создателя. Такое непротиворечивое соединение всенародного и личного в православной традиции является одним из существенных моментов того, что называют соборностью.
В хозяйственной сфере наша национальная идея - предприимчивость без отступлений от норм христианской морали, взгляд на хозяйственную деятельность как на особую форму социального и религиозного служения, примат общенациональных экономических интересов над частными и корпоративными, и подчинение предпринимательства общественным задачам. Наконец, отношение к кормящему ландшафту - к родной природе не как к объекту завоевания, покорения и эксплуатации, но как к живому творению Создателя, имеющему сакральную ценность и препорученному нашим заботам.
Здесь, впрочем, прервёмся и заметим, что подобного рода задание можно отнести к любому христианскому народу. То есть мы, пока, даем определение не собственно Русской идеи, но всякого народа, принимающего христианство и, следовательно, христианскую этику. Чтобы эта идея стала русской, она должна лечь на конкретную русскую почву - русский психологический тип, русскую географию и русскую традицию, в которой сконцентрирован весь исторический опыт народа. Так, в сфере этики особенность собственно русской идеи заключается не просто в её христианских источниках, но именно в акценте на любовь-милосердие как главенствующий этический принцип, превозмогающий принцип справедливости.
В сфере культуры в узком смысле - художественного творчества, эстетики русская идея - это органичное соединение самобытной народной и вырастающей на ее почве высокой классической культуры. Где первая связывает русских с матерью-землей и традициями предков, а вторая отмечена вселенским универсализмом, но обе есть ни что иное, как художественное выражение православия. При этом и низовой народной, и высокой классической русской художественной культуре конституционально присущи простота и ясность смыла, дисциплина и гармония формы, и глубокое, религиозной глубины содержание.
В сфере культурно-политической - русская идея заключается в утверждении самобытности русской культуры как культуры византийско-христианской по своим духовным источникам и евразийской по источникам этногеографическим.
В собственно политической сфере - соответствие русскому православию - симфония властей, светской и духовной, соборность - принцип принятия решений не на основе компромисса групповых - партийных и клановых корыстных интересов, а на основе согласия и единства всех здоровых народных сил в понимании общенациональных задач, а также по-особому осмысленное самодержавие и понимание власти как служения.
Принцип симфонии властей и вытекающий из него премудрой двоицы царя и патриарха был заимствован у Царьграда, где его развили Иоанн Златоуст и Амвросий Медиоланский. В эпоху Святой Руси этот принцип получил более полное воплощение, чем в самой Ромейской империи, но и позднее он осознавался русскими как христианский мироустроительный идеал. Кстати двуглавый орёл на российском гербе, который иногда трактуют как обращённость России одновременно на Запад и Восток, связан именно с этой симфонией. Этот символ возникает впервые в конце 15-го века. В ту пору к востоку от Руси была орда - конкурент русских в борьбе за лидерство в Евразии, а на западе - латынники - злейший враг, именно они, генуэзские и крымские купцы с благословления папы снаряжали в своё время полчища Мамая для нападения на Русь и усмирения молодого московского князя Димитрия. Так что Россия смотреть ни на Запад, ни на Восток не было никакого смысла. Она должна была искать в себе и смыслы своего бытия, и ресурсы для претворения таковых в жизнь.
Утверждение этого древнего, знакомого еще древним русичам языческой Руси, символа связано с женитьбой Василия II на племяннице последнего Византийского Василевса Палеолога, убитого турками-османами при захвате Константинополя, Софье Палеолог. Это был герб византийских императоров, который ещё в 4-и веке принял Константин Великий. Он имел много различных смыслов в древних культурах, но в Византии символизировал церковь и царство, как два инструмента утверждения истины Христовой и два столпа, на которых зиждилась Восточная Римская империя - первая православная держава.
Земский собор также вполне оригинальное русское явление. Он, принципиально отличался, скажем, от ранних европейских парламентов, о чем мы еще скажем в другом месте. И это был институт подлинной демократии. Вообще, стоит заметить, что попытки объявить современную западную демократию едва ли не единственным подлинным выражением народовластия это, конечно, обычная для Запада вульгарная пропаганда. Демократию знали и в древнем Китае эпохи Чжоу, и в античном Риме, и в Византии, и в средневековой Европе. Но всюду на уровне отдельных полисов или городов. Единственная страна, где демократия была воплощена на всех уровнях политической организации крупного этносоциального тела - это Россия эпохи святой Руси - 14-й - 15-й века.
В ту пору все сколь-нибудь важные вопросы государственного строительства, кроме, конечно, оперативных, решались церковными соборами. Но церковь, помимо чисто религиозных функций, являлась институтом гражданского общества, притом вмещавшим в себя, почти всё население. Инородцы, поступавшие на службу московским князьям и царям, также принимали православие. По сути, русские тогда воплотили в жизнь христианский принцип народа-церкви. На низовом же уровне имела место демократия крестьянской общины, демократия ремесленных цехов, уличных концов, торговых рядов и т.д. Таким образом, демократический принцип был реализован, повторюсь, на всех уровнях политического уклада. Он кстати отнюдь не исключал и применения принципа монархического, о котором скажем чуть ниже. Напротив, демократия в русской традиция, в соответствие с древней концепцией Полибия, предполагала твёрдое монархическое начало власти, а монархия предполагала выраженные элементы народовластия. Не случайно при прерывании династии новый царь избирался в России именно всесословным Собором. Даже Самозванец в пору Смуты вынужден был имитировать свое Соборное признание.
Нынешняя же западная демократия продукт борьбы европейского ассимилировавшегося еврейства с романо-германской национальной аристократией за власть и собственностью Начало этой борьбы ознаменовали буржуазные революции 17-го века, и продолжается она до сих пор. В ходе неё, по сути, в тёмную были использованы низшие классы романо-германцев. Только уж очень наивный человек может думать, что Западом правят народы. Вообще, как мы имеем нынче возможность убедиться, в одёжки формальной демократия могут рядиться самые разные типы реальной власти, включая олигархию и диктатуру. В последние годы многие считали, что само апокалипсическое Царство Зверя будет осуществлено именно в форме постбуржуазной демократии западного толка, которая столь усердно навязывается Америкой миру. Но подлинная демократия может существовать только в форме идеократии, поскольку без универсальной идеи-идеала, вокруг которой сплачиваются люди, нет субъекта демократии - демоса или, по-русски, народа.
Наконец, под самодержавием подразумевалось, что Россия в лице государя сама-держит всю полноту власти над собой. Причем, в отличие от узкополитического понятия «суверенитет», русское понятие «самодержавие» было наполнено религиозным смыслом. Это именно православная монархия. Государь - самодержец - всегда именно помазанник Божий. Ни о каком абсолютизме речь здесь отнюдь не шла. Монархия как политический институт была самым жёстким образом ограничена традицией и религиозными нормами, по сути, она лишь оформляла идеократию - власть мироустроительных и душеустроительных принципов, сформулированных в православной философеме. На это ключевое свойство русской монархии обращали внимание ещё славянофилы. Вне православной традиции и православной трактовки монархия для русских не имела сколь-нибудь значимой ценности.
По сути, в формуле «православная монархия» существительным является слово «православная», а «монархия» лишь прилагательное. Смысл монархии как таковой в том, чтобы осуществить принцип единоначалия, во многих ситуациях, таких как война или стихийное бедствие, единственно приемлемый и эффективный. Но в русском самодержавии у монархии есть и еще один, более глубокий смысл - сообщить власти нравственную, следовательно, религиозную природу. Дело в том, что нравственность - опять ж атрибутивный признак не всякой, но лишь определённого рода органической целостности. А именно целостности с высокой внутренней интегрированностью, способной к саморазвитию и совершающей работу против энтропии. Организмом, является, к примеру, народ, или индивид. А, скажем, правительство, то есть собрание министров, равно как и парламент, это уже не организмы, но всего лишь механизмы - целостности с низкой степенью внутренней интегрированности, и нравственной природы лишены. Но народ как коллективная личность не может всегда выступать источником высшей политической власти, поскольку технически невозможно оперативно зафиксировать и учесть его коллективную волю, и сама эта воля далеко не всегда очевидна и не всегда может быть чётко выражена при принятии политического решения, исключая самые значимые, ради которых имеет смысл собирать собор или проводить референдум. К тому же механический подсчёт голосов на том же референдуме отнюдь не раскрывает народной воли. Отсюда самодержавная монархия. Династический, родовой характер монархии и вовсе всего лишь акциденция, не выражающая сущности феномена, и отражает реалии конкретной исторической эпохи. Искать здесь какие-то религиозные смыслы всегда было натяжкой. Скажем, в православной империи - Византии монархия не была наследственной.
Кстати, упомянутая выше уваровская формула как раз и имела тот дефект, что ее второй член «самодержавие» нагружался искажённых содержанием. Царской власти приписывалось непосредственно божественное происхождение. Преувеличивалась роль рода Рюриковичей в основании русской государственности, дома Романовых и светской власти, в целом. Это пошло еще от Иоанна IV Грозного, нуждавшегося в дополнительной легитимизации царской власти в эпоху борьбы с боярской фрондой. Затем при Алексее Михайловиче исконная идея премудрой двоицы - симфонии духовной и светской власти, унаследованная ещё от Византии, была подорвана в связи с делом Никона. А при Петре, проникнутый протестантским духом Феофан Прокопович - автор «Правды воли монаршей» и протестантского по духу Духовного Регламента, еще сильнее акцентировал самородность царской власти. Он стремился также интерпретировать самодержавие в духе европейского абсолютизма, Гуго Гроция и других протестантских идеологов Европы, где эта идея развивалась еще с 14-го века Джоном Уиклифом. Что было уже и вовсе чуждо русской традиции государственного строительства и православно-христианскому пониманию власти как религиозного служения. Однако божественное происхождение самодержавной власти опосредовано церковью. Она же - подлинный собиратель земли русской и основатель русской государственности. Русь объединял отнюдь не Иван Калита. Древнее Московское княжество было вполне локальным, об его общерусском характере не приходиться и говорить. К тому же Древняя Русь в 13-м веке погибла, завершился древнерусский культурогенез. Идея новорусского единого государства - православного царства возникает спустя век не в княжеских дворцах, но в монастырских скитах. Русское государство создаётся во второй половине 14-го - в 15-м веках именно церковью. Преподобный Сергий Радонежский, митрополит Алексий и другие святители увещевали князей, в том числе и Московских, чье политическое сознание еще долгое время оставалось узким и удельным. Не на земских, но на церковных соборах решались в ту пору все ключевые вопросы государственного строительства. И это вполне закономерно, так как церковь в ту пору заключала в себе, как уже замечено, всё русское общество. Здесь, в церкви была и наибольшая концентрация пассионарности - важнейший ресурс для оформления и утверждения национальной идеи.
Монах-воин стал героем эпохи становления русской государственности. Символично, что легендарные Пересвет и Ослябя - герои Куликовской битвы были монахами.
Династический перекос в содержании понятия «самодержавие» давал, среди прочего, моральные основания для критики принципа самодержавия так называемым «декабристам» и прочим инфантильным или, наоборот, чересчур искушённым и далеко смотрящим антирусски настроенным субъектам. Кстати сама триада «православие, самодержавие, народность» была сформулирована, точнее, опубликована графом Уваровым - личностью весьма не однозначной, как раз для дворянства, впавшего в результате тесного общения с Европой в политические сомнения, и разночинного города. Народ в ту пору не было нужды агитировать, существо русского мира, русской православной цивилизации, и в частности, государственности он чувствовал, пожалуй, получше графа, говорившего с большей охотой по-французски, чем по-русски.
Сказанное выше, можно рассматривать, среди прочего, и как предупреждение современным политическим монархистам. Подлинная монархия - религиозная категория, она возможна лишь в случае сакрализации монархического института, в известной мере и фигуры монарха. А таковая сакрализация возможна лишь при условии сакрализации сознания людей и самого уклада жизни, воцерковления, если не всего, то по крайне мере, большинства народа. Сегодня этого нет. Но народ, глубоко и сознательно не принявший в своё сердце Бога, не сможет в полноте принять и Его помазанника. Потому формальная монархия нынче была бы таким же искусственным институтом, как и нынешняя, западного толка постбуржуазная парламентская демократия. А, учитывая отсутствие традиционного религиозного сознания и традиционной культуры, твердых и универсальных, религиозных в своей основе норм и обычаев, она имела бы все шансы превратиться в вульгарную диктатуру. Монархическое начало власти, очевидно, необходимо укреплять. Однако в тех формах, которые были бы органичны актуальному состоянию общества. Скажем, условно-пожизненное, то есть до достижения определённого возраста, избрание главы государства, вполне соответствовало бы равно русской традиции и сегодняшним реалиям. Однако выборные технологии, институции современной демократии западного толка совершенно непригодны для решения подобной задачи. Да и моральный климат в обществе не позволяет рассчитывать, что подобная политическая реформа может быть осуществлена в интересах страны, а не какого-то клана или олигархической группы.
В социально-политической сфере Русская идей заключается в солидарности в деле государственного и культурного строительства самобытных, органически складывавшихся сословий русского общества и иных этносоциальных групп, составляющих сложную этносоциальную структуру. И, что существенно, в несении ими тягла, то есть четко определенных для каждой этносоциальной группы функций - обязанностей пред обществом, в целом, что исключало классовые антагонизмы. Поддержание в надлежащем порядке государства было одной из таких функций, а права каждой группы вытекали исключительно из их обязанностей и только таковыми оправдывались.
Государство не было социальным в нынешнем понимании, то есть не было большим собесом, где коррумпированные чиновники от мала до велика распределяют «гуманитарную помощь» - пенсионная система, образование, медицина и т.д. Напротив, социум, то есть народ был государственным, в том смысле, что имел развитое государственническое чувство, так как государство воспринимал не как некую автономную самоценную сущность, тем более враждебную гражданскому миру, как учат записные либералы, а как инструмент защиты своей этнокультурной самобытности и духовной свободы, то есть православной веры. Именно поэтому русский человек, чем мог, тем и служил государству или, точнее, служил всем, чем мог. При этом считалось, что в государственных институциях должны концентрироваться силы и средства для обороны и крупных проектов по освоению обширной территории, как сейчас сказали бы инфраструктурных. «Собесом» же, теперь уже в положительном смысле являлась церковь. Помощь сирым и убогим дело церкви, которая являла собой, среди прочего, форму самоорганизации гражданского общества. Церковь же занималась и образованием, и воспитанием, и тем, что нынче называют идеологией.
Этот принцип всеобщей ответственности, когда крестьянин пашет, а дворянин служит, был нарушен немцами Петром III и Екатериной II, которые в поисках поддержки буйного и гораздого на дворцовые перевороты русского дворянства в начале императорским указом «О вольности дворянской» 1762 г., а затем «Жалованной грамотой...» 1885 г. освободили верхнее сословие от обязательной службы. Но и тогда данный принцип государева тягла - особенного для каждого сословия, но обязательного для всех, то есть всеобщий принцип служения общенациональным интересам, целям и задачам продолжал определять представления русских о справедливом и должном социально-политическом укладе. Как только Екатерина избавила дворянство от крепости у государства, помещики-дворяне начали терять в глазах крестьян моральное право на их труд и на саму землю, что повело к отмене уже и крестьянской крепости. И хотя дворяне как сословие продолжали и весьма успешно исполнять свои функции по управлению государством, но даже формальное нарушение принципа всеобщей ответственности спустя полтора столетия помогло большевикам совершить революцию, которая обернулась трагедией и для самого крестьянства.
Несколько сложнее дело обстоит с державным строительством. Первоначальная исконная идея православного царства уже в 16-м веке с расширением ареала, в котором утверждала себя русская культура и русское государство, оказалась недостаточно объемной, чтобы вместить все содержание реальных исторических процессов на просторах Евразии и, в свою очередь, нуждалась в расширении. Когда в 18-м веке она с необходимостью была заменена идеей Российской Империи, в которой под справедливой рукой православного русского государя могли спастись от враждебных соседей и не погибнуть от внутренних распрей и племенных междоусобиц десятки малых, коренных народов Евразии разных исповеданий и относящихся к разным культурным кругам, это было уже констатацией факта, а, в известной мере, и искажением самой идеи. Идеал православного царства при этом не был отброшен, но сохранялся в концепте Российской империи, что называется, в снятом виде. Тем более что в народной, в ту пору глубоко религиозной душе он и не мог быть ничем заменен. В 20-м веке этот идеал нашёл своё выражение в категории державности. Русский человек, которому «за державу обидно», ведь не о какой-то политической конструкции печалуется. Не о пушках и танках. Но о собственной душе, о своей глубинной русскости, в которой державное чувство не истребимо, потому что является элементом нерасчленимой целостности, о своём пусть не до конца осознанном русском религиозном призвании.
Если говорить о хозяйственной сфере, то русская традиция не стремится жёстко индокринировать хозяйственную деятельность, в частности, её институциональные формы, подобно тому, как это происходит в западной культуре, или в находящейся под её влиянием дерусифицированной России, где капитализм, коммунизм или социализм это именно умозрительные доктрины, концепты которых императивно прилагаются к практике хозяйствования. Дело в том, что хозяйственная деятельность больше, чем какая-либо другая зависит от конкретных условий, в которых развивается то или иное общество. А, именно, от характера ландшафта и природно-климатических особенностей, от наработанного предыдущими поколениями хозяйственного опыта, от особенностей индивидуального и коллективного сознания людей в данную конкретную эпоху, в частности, от уровня пассионарности населения, от внешнеполитических условий, в значительной мере обуславливающих характер товарного обмена, от уровня развития производительных сил и средств, от качества сложившейся социальной структуры, которая, в свою очередь, сама зависит от хозяйственного уклада, но искать здесь, что первично, а что вторично не имеет смысла, и т.д. и т.п. Поэтому никакая узкая доктрина не может претендовать на универсальность во всех уголках планеты и во всех сферах хозяйственной деятельности. Одни сферы требуют частной инициативы, другие общинных или артельных усилий, третьи государственного регулирования, четвертые прямого участия государства, пятые полной государственной монополии, шестые международной кооперации и т.д.
Если по обыкновению выдумывать для данного уклада латинизированный термин, его можно обозначить как органицизм. Он предполагает, что методы хозяйственной деятельности, равно институциональные формы, то есть отношения собственности, и шире, связи и отношения участников хозяйственного процесса, складываются, исходя из постоянно меняющихся наличных условий бытия - главное, чтобы они были органичны той национальной культуре, которая сложилась на данной территории, ментальности созидающей её народа. А также органицизм предполагает органичность взаимодействия хозяйственной сферы со всеми иными сферами человеческого бытия. В свою очередь социальная, культурная, политическая сферы адаптируются к переменам в хозяйственной сфере, которые обусловлены, к примеру, техническим прогрессом или изменениями ландшафта. Чем сложнее система, многообразнее ландшафты и разнообразие «человеческий материал», тем адекватнее хозяйственный полиморфизм, многослойность и многоцветие хозяйственных связей и отношений.
Собственно, подобного рода отношение к хозяйственной деятельности вытекает из христианского миропонимания. Здесь заметим, что расхожие представления о том, что христианскому идеалу соответствует коммунистический уклад, с полным обобществлением собственности, являются ошибочными. Эти представления возникли в связи с тем, что ранние христианские общины 2-го-3-го веков по Р.Х. были организованы на принципах коммуны.
Однако тут нужно иметь в виду, что раннехристианские общины возникли внутри сложной культуры Средиземноморья, и существовали с известной степенью обособленности. Их уклад не являлся ни массовым, ни типичным, ни доминирующим, ни, тем более, универсальным. В христианские общины приходили люди определённого психологического строя, зачастую это были именно пассионарии, для которых достижение христианского идеала было непосредственной целью и единственным смыслом жизни. Во всяком случае, уровень пассионарности христианских общин был выше, чем у окружающего их языческого мира, потому-то они и сумели пережить этот мир, стать точками роста, созданной на его руинах процветающей христианской цивилизации, политически оформившейся позже в могущественную Ромейскую империю или, иначе, Византию. Когда же в 4-м веке христианство постепенно стало превращаться в доминирующую религию, а христианские общины стали разрастаться и вбирать в себя целые народы, города и страны, людей с разным психологическим складом разного уровня пассионарности, сохранение коммунного уклада в таких крупных общинах было попросту не возможным. Поэтому возникли монастыри, в них стекались люди, готовые к жизни в коммуне, которая отменяла помимо собственности и семью, и родственные связи. Монастыри органично вписывались в окружающую многосложную действительность, но отнюдь не исчерпывали это многообразие. Вокруг монастырей кипела жизнь с самыми разнообразными хозяйственными формами, что соответствовало и разнообразию психологических типов, и разнообразию ландшафтов, и форм хозяйственной деятельности.
Тут и самоуправляемая соседская община - митрокомия, члены которой были свободны юридически и имели права собственности на свои земельные участки, с небольшими ограничениями на отчуждение, при этом община имела в коллективной собственности ещё и общественную землю. Тут и частное землевладение крупных помещиков и средних городских собственников - куриалов. Их земли обрабатывались колоны, чьи предки были зачастую рабами, ставшими в христианском мире юридически свободными. Они наделялись участками - пекулиями на правах аренды по договору.
На господскую землю сажались и мелкие земледельцы, потерявшие свою землю, они были жёстко приписаны к земле и назывались колонами-энапографами. Тут и государственная собственность, состоявшая из земель фиска и императорских доменов. Эти земли сдавались в долгосрочную аренду - эмфитевсис. Зачастую такая аренда превращалась в наследственную, причем, арендатор мог продавать свои права на аренду или сдавать землю в субаренду более мелким земледельцам. Тут и церковное, и монастырское землевладение. Монастырскую землю обрабатывало монастырское братство, а церковные земли сдавались в аренду светским земледельцам. Тут и муниципальная земля, то есть коллективная собственность городской общины, как правило, вокруг города.
Городская община имела также в собственности постройки и участки в городе. Вокруг городов находились поселения куриалов, свободных ремесленников и торговцев. Внутри городских стен также жили торговцы и ремесленники, владевшие мастерскими - эргастериями. Большая часть из них были объединены в корпорации, В эргастериях помимо семейного труда использовался и наёмный. Существовали также государственные мастерские - фиска и императорские, в которых работали как наёмные мастера, так и пожизненно прикреплённые к своему ремеслу. В городах также жили гражданская аристократия, сенаторское сословие, главы аристократических семейств входили в сенат или, иначе, синклит, армейская аристократия, имперская бюрократия - префекты, диоцезы - викарии и мелкие чиновники, крупные купцы, ведшие на свой страх и риск заморскую международную торговлю, а также люди свободных профессий - врачи, юристы, учителя, наконец, городской плебс, а в столице - многочисленные придворные. Рабский труд также использовался, но не широко, в основном в эргастериях, так как христианство осуждало рабство - в Византии впервые была законодательно оформлена теория естественного права, в соответствие с которой все люди от природы равны, а поскольку человек есть образ и подобие Творца, рабство не совместимо с человеческой природой.
Вот эта-то многообразие хозяйственных форм, и отношений субъектов хозяйственной практики, их органичность - глубинная, первичная и основополагающая в христианском миропонимании концепция хозяйственной, и не только хозяйственной, жизни, более значимая, чем коммунность, хотя последняя и кажется столь близкой христианскому идеалу. Монастырская монашеская коммунность, действительно, выражает христианское стремление к братству и победе над собственным эго, но на универсальность в хозяйственном укладе никак не претендует, скорее на известную исключительность. В этой органичности и главное отличие христианского миропонимания от разного рода доктринёрства. Приверженцы той или иной доктрины, когда её пытаются прилагать ко всем обществам безразлично к перечисленным выше факторам, вынуждены прибегать к насилию, для того чтобы приспособить эту доктрину к самым разным реальным условиям.
Те рассудочные оппозиции, которыми привыкли мыслить коммунисты и либералы: только государственная собственность и государственное регулирование, либо, напротив, частная собственность и рыночные джунгли, также следствие особого рода патологии сознания - рационалистического доктринёрства.
Если говорить об особенностях русского социально-экономического уклада в рамках христианского органицизма, то они хорошо известны. Русская традиция не поощряла погоню за максимальной прибылью в спекулятивных торговых авантюрах, но предполагала обеспечение хозяйственной независимости и экономической безопасности страны за счёт известной меры автаркии. Подобный хозяйственный уклад реализовывался в России до начала 18-го века, до Петровских реформ, то есть до введения крепостного права. До той поры крепостничества, как такового в России не было, так как крестьянин заключал с землевладельцем срочный контракт, и мог в условленный день воспользоваться своим правом уйти на все четыре стороны, хоть к другому хозяину, хоть на государеву службу, хоть на Дон, в казачью вольницу. Социальная структура была весьма сложной, как и в Византии, в русском хозяйственном укладе было место и для патронимических отношений с различными формами зависимости, и для контрактных отношений, когда работник был свободен от работодателя лично, и стороны определяли условия его труда в ходе переговоров и согласования интересов. Впрочем, контрактные отношения, весьма широко распространённые в деревне до Петра, а в городах вплоть до реформ Екатерины, не отражали глубинных особенностей русских. Контрактным отношениям присуща известная отчужденность между сторонами соглашения, казавшаяся русским неестественной. Всё же русским всегда было ближе и понятнее идеология служения. Элементы договора здесь также присутствуют, но они чётко не прописаны и не артикулированы, хотя и отрефлексированы в контексте обычая и традиции. Служили русские Отечеству в лице царя-батюшки, либо общему делу, артельному или общинному, либо боярину, или рядовому помещику, которого также воспринимали как своего рода отца-покровителя. Так или иначе, в этом укладе органично сочетались сильное государство, индивидуально-семейный, общинный и корпоративный субъекты хозяйственной жизни, а госмонополии благополучно соседствовали с частной инициативой и рынком.
Крепостное право, которое начинало оформляться при Петре, шло вразрез равно с русской традицией хозяйствования и социального устройства, но оно вводилось в связи с нуждами военного времени - тяжёло протекавшей на ранних стадиях и потребовавшей напряжения всех сил Северной войной. То есть перемены в экономической сфере были обусловлены влияниями другой сферы - военно-политической. Однако после победного окончания войны крепостничество не было отменено. Напротив, при Екатерине 11 оно окончательно оформилось. Теперь уже в связи с переменами, которые произошли в социальной сфере. А именно в связи с тем, что пассионарное дворянство ощутило в себе силы контролировать государство не в союзе с иными сословиями, а единолично. В этот период получившее широкое распространение крепостное право являлось именно доктриной, органичным, как уже замечено, оно не было. В 19-м веке воспринятый от Европы капитализм также имел все признаки доктрины. К примеру, рынок ценных бумаг и спекуляции на нём были внове для России и абсолютно не органичны, противны духу русского предпринимательства, которое до той поры никогда не было спекулятивным.
Но у российских доктринёров - западников спекулировать на бирже считалось прогрессивным и современным.
Специфическим русским феноменом было также повышенная ответственность капитала, делового класса равно перед обществом и государством. По мере того как купец или промысловик богател, на него накладывались всё больше обязательства. При определённом уровне богатства он вынужден был прибыть в Москву, становился здесь гостем и обременялся целым списком повинностей. А помимо этого он еще за свой счёт строил церкви, сиротопиталища, сиротские и инвалидные дома. Строил безо всякого принуждения, по собственной воле, точнее по велению собственной совести. Нигде не было так распространено храмостроительство по инициативе и на частные средства деловых людей как в России. Но это считалось нормой. Надувать щёки и трубить на каждом углу о своих меценатских заслугах как нынешние жулики, укравшие миллиарды и истратившие на благотворительность мизерную долю от своего воровского «табаша», было не принято.
Даже на закладных камнях церквей выбивали чаще имя перового настоятеля, нежели имена купцов, жертвовавших на строительство.
В заключение разговора о преломлении Русской идеи в хозяйственной сфере заметим, что описанный органический уклад отнюдь не является идеальным. Институциональные перемены не могут поспевать за переменами в тех сферах, которые так или иначе определяют хозяйственный уклад, что обуславливает известную социальную напряжённость. Таковая всегда присутствует в любом обществе. Подробнее мы говорим об этом в трактате «Культурогенез и законы реальной истории». Но проблемы здесь решаются по мере их поступления, конфликты снимается, что называется, в рабочем порядке без радикальной ломки, крушения и резкого порывания наличных хозяйственных связей и отношений. Причем на основе компромисса между справедливостью и хозяйственной целесообразностью.
Наконец в сфере мироустроения за пределами собственно русского мира, в том, что в иной лексике называется внешняя или международная политика Русская идея состоит в принятии на себя ответственности за удержание мира от окончательного скатывания в духовный мрак апостасии и пропасть греха, в бытиё без нравственного идеала и нравственного критерия. Разумеется, таковое удержание должно осуществляться не путём насильственного навязывания христианства, но через положительный пример другим народам, через демонстрацию того, что альтернатива апостасии есть. Кстати, коммунистический проект многие народы мира отчасти и воспринимали именно как такую альтернативу. И не вина России, а трагедия всего человечества, что это оказалось иллюзией.
Если свести все вышеперечисленное к короткой формуле - эта формула будет звучать как самообновляющийся традиционализм. А именно самообновляющийся традиционализм оформившегося в 14-м -15-м веках в системную целостность народа, восточно-славянского в своем основном этническом русле, но вобравшего тюркские и финно-угорские притоки, и через это получившего уже более широкое евразийское определение, чей древнерусский предок сложился почти двенадцать веков назад в Восточной Европе из еще более древних арийско-славянских этнических субстратов, история которых насчитывает много тысячелетий, основал свою духовность на воспринятом от Византии православном христианстве и передал таковое в 14-м веке своему русскому потомку в качестве этнокультурной доминанты и духовного идеала.
В трактате «Культурогенез и законы реальной истории» мы более подробно исследуем сложный феномен традиции и традиционной культуры, как его содержание меняется в различные периоды культурогенеза, здесь на этом понятии остановимся лишь очень коротко. Нынче, говоря о традиционном обществе или традиционной культуре, обычно имеют в виду культуру, развивающуюся крайне медленно, нединамичную, застойную, замкнутую на самой себе, не способную к дифференциации и специализации. Традиционная почва представляется разного рода либералам-прогрессистам тряским болотом, в котором топнет всякая инициатива, глохнет всякая свежая мысль, из которого произрастают лишь профанность и партикуляризм.
Это, однако, признаки не традиционализма, но консерватизма. Традиционным же мы вслед за немецким социологом М. Вебером, который одним из первых стал активно использовать этот термин, называем общество, которое складывается органически, то есть исходя из внутренних посылок, на основе ментальности составляющих его этнических субстратов, особенностей их духовности и в тесной связи с кормящим ландшафтом. Для традиционного общества характерны укоренённость и почвенность, выражающиеся в этнокультурной преемственности в ряду поколений, устойчивости и универсализме конвенциональных норм, внерациональной связи, проще говоря, любви к природе родной стороны, а также иерархичность, высокая роль негосударственных, то есть не формально-правовых институтов и способов регуляции, и главенство базового принципа - духовного, этического и эстетического, отвечающего требованиям всеобщности и универсальности. Именно таковой базовый принцип придает традиционной культуре цельность и одновременно самобытность и оригинальность, а также лежит в основе традиционной морали.
То есть традиция фиксирует не конкретные культурные представления и поведенческие стереотипы, не этносоциальные институты, не застывшие способы социальной регуляции и легитимизации политического устройства, не вековые бытовые и хозяйственные формы, что попросту не возможно, учитывая развитие материальной культуры, но именно фундаментальные принципы организации этносоциальной системы, базовую ценностно-смысловую структуру и ее символику. А среди этих принципов - первейшие как уже сказано - органичность, иерархичность, преемственность, и опора на те инструменты регуляции и формирования культурного пространства, которые не принадлежат никакой отдельно взятой эпохе, стране или народу, но отражают глубинную природу человека - религия, семья, община, профессиональная корпорация, церковь, национальное государство и, имеющая таковое своим ядром, мультиэтничная империя.
Собственно и сам термин «традиция» - от латинского «tradition» означает именно преемственность, но отнюдь не закрытость и косность. Наш традиционализм, напротив, предполагает способность инкорпорировать здоровые и полезные новации в культурную систему без утраты ею целостности и самобытности. Такой традиционализм отнюдь не отвергает творческий поиск и динамичное саморазвитие, но напротив предполагает как свои неотъемлемые функции. Не случайно модернизация, которая осуществляется на базе традиционной культуры, как показывают опыт Восточной, Южной и Передней Азии последних десятилетий, вопреки навязанным миру Западом и веками бытовавшим стереотипам, может быть более эффективной, нежели в культурах нетрадиционных, которые мы определяем как амимические, то есть беспамятные.
Когда наши космонавты будут брать с собой в командировку на орбитальную станцию не портрет очередного политического лидера, а икону с изображенным на ней ликом Спасителя когда атомные подводные лодки перед спуском на воду или космические аппараты перед полётом будут обходить с иконой Матери Божьей Царицы Небесной, когда они будут иметь не безликие названия вроде «восток» или «мир», а имена святых и подвижников, или, по крайней мере, наших знаменитых полководцев и великих народных писателей, это и будет означать торжество самообновляющегося традиционализма. Таковой, кстати, вовсе не отрицает и здоровый прагматизм, без которого не возможно реализовать русскую идею ни в сфере государственного строительства, ни в сфере хозяйственной. Напротив, он содержит прагматизм как свою важную составляющую. Но традиционализм отнюдь не исчерпывается прагматизмом. А, вот, прагматизм, заявленный нынешней, в сущности, случайной кремлевской властью как национальная идея, имеет тот порок, что, будучи лишь малой частью, пытается подменить собой целое и, будучи лишь инструментом, пытается стать самой целью. Именно в этой связи он и оборачивается с необходимостью имморализмом и подменой подлинных национальных целей ложными.
К примеру, безвизовый режим с Азербайджаном является актом прагматизма. Он введен, очевидно, в целях обеспечения комфорта российских нефтяных компаний на азербайджанском рынке нефти и удержания Азербайджана в поле российского геополитического влияния, в виду очевидных намерений Запада создать, используя Азербайджан и Грузию, коридор для доставки в Европу каспийской нефти, минуя Россию. Однако маршрут нефтепровода Баку-Тбилиси-Джейхан прочертили не в Москве, а в Вашингтоне и Стамбуле, а России от этой сомнительной дипломатии достался «бонус» в виде полуторамиллионной азербайджанской диаспоры только в самой столице.
Оккупировав при попустительстве коррумпированных местных чиновников рынки по всей стране, они спекулируют втридорога импортными овощами, не платят, практически поголовно, никаких налогов, разве что мзду милиции, и вызывают повсеместно у коренного населения сильнейшую аллергию. Где же здесь прагматизм?
Учитывая нынешнюю демографическую ситуацию, при принятии подобного рода решений мы обязаны точно соотносить геополитические и экономические факторы с этнологическими. При таком масштабном этническом контакте с некомплиментарным этносом гарантировано разрастание гумилевской этнохимеры, от которой крупные и не только российские города нынче и без того страдают в высшей степени. Тем более, нынешние нефтяные короли по большей части не имеют отношения к русскому народу. Их интересы - не наши интересы. А расплачиваемся мы за «нефтяную дружбу» с солнечным Азербайджаном миллионами молодых русских жизней, отравленных наркотиками, розничную торговлю которыми в России, наряду с цыганами, контролируют азербайджанцы, в Москве, по прикидкам спецслужб, не менее 35% рынка. Они же специализируются на производстве и торговле суррогатным алкоголем. Не говоря уже о том, что непрошеные «гости» с Юга по признанию российского руководства еще в 2002 г. только нелегальным образом вывозили из России 8 миллиардов долларов. К тому же главным игроком на Каспии скоро будет Иран, и Азербайджан обречён рано или поздно попасть в сферу его влияния в связи с консолидацией исламского мира, как бы не пытались США препятствовать таковому.
То есть, ублажая нефтяных королей и весьма неловко пытаясь решать геополитические задачи, нынешняя власть заражает страну страшной инфекцией этнохимеры и делает нас, с учетом динамики процессов, беднее едва ли не на треть триллиона рублей ежегодно. А, ведь, вывоз капитала, наряду с депопуляцией сегодня две главные и тесно связанные меж собой проблемы для России. Однако это нисколько не смущает правящую элиту. И так повсюду. При ближайшем рассмотрении решения нынешней власти, оправдываемые прагматизмом, окажутся принятыми в интересах олигархических кланов. И не случайно. Как только духовное и нравственное целеполагание нации подменяется узкоматералистическим, оказывается в сфере коммерции или узкой политики, наступает власть хама. А если этот хам еще не успел присвоить себе все добро, которое плохо лежит, то еще и вора. Власть хама и вора - клептократию, в итоге и имеет посткоммунистическая Россия, переставшая понимать подлинный смысл национального бытия.
Конечно, было бы утопией рассчитывать, что русские ныне и в будущем способны воплотить изложенную выше идею в жизнь во всей полноте, соборность Святой Руси, корпоративность Руси Московской, нашу знаменитую общинность. Сегодня мы далеки от своего национального идеала как никогда прежде, а бытовое исповедничество нынче почти экзотика. Его встретишь разве что в деревне где-нибудь в глубинке, да у церковных людей. Но русская идея - это именно платоновская Идея. Она представляет собой идеальную Форму. Это не значит, что она оторвана от предметного мира, который дан нам в ощущениях. Напротив, как мы знаем, у каждой платоновской Идеи должно быть объективное содержание, референция, то есть соответствие в предметном феноменальном мире. Но одновременно она принадлежит и миру Высшему, запредельному. И потому как бы мы её не извращали, сколь бы далеко мы от неё не отступали, она сохраняет свое собственное бытие.
Проживающий свою историю народ наполняет свою национальную идею конкретным содержанием, создавая ту самую референцию. Но в своем высшем трансцендентном бытии Идея остается неизменной. Если, хотя бы один человек в нашей действительности весьма далекой, в целом, от православного идеала живет православной жизнью, этого достаточно, чтобы русская идея сохранялась. Он один и будет тогда, и Церковь, и Царство, и Третий Рим. А, если даже и он исчезнет, национальная Идея будет терпеливо ожидать своего часа и своего носителя. И, между прочим, именно напряжение, возникающее в связи с отдалением реальной русской действительности от платоновской русской Идеи, порождает мрак нашей жизни - пьянство, отчаяние, неверие в свои силы и даже нынешнюю либеральную революцию, от которой, равно как и от революции 17-го года русские, ведь, ожидали вовсе не того, что она с собой в итоге принесла. Хотя, стоит признать, многие остались весьма довольными ее нежданными - негаданными «подарками», вроде возможности безнаказанно набивать личный карман за счёт общественного, обилия проституированных субъектов и права выбирать по собственному усмотрению анатомический орган для совершения коитуса. Все же грех притягателен для человека, иначе бы он и до сих пор беззаботно гулял в Эдемском саду. Но нужно понимать, что разницу, зазор между Идей и ее эмпирической референцией заполняет, небытие, ничто, множить которое означает тоже, что призывать смерть.
Русские уже никогда не приблизятся к осуществлению описанного выше идеала так близко, как это было в эпоху Святой Руси, да и позже, вплоть до самого 20-го века. Россия никогда уже не будет одним огромным православным монастырём. Причины тому имеют глубинный антропологический характер, связанный с законами популяционной генетики. Уяснению таковых как раз и посвящен трактат «Культурогенез и законы реальной истории» и работа «Этногенез и мозг». Но для возрождения России важно удерживать Русскую идею в народном сознании и народном воображении именно как русский исконный глубинный идеал. К тому же существует и некий элементарный, первичный смысл всякой национальной идеи. Для нас он состоит в том, что мы, хозяева в своей стране, на земле своих отцов и пращуров, и, что еще более важно, на земле своих потомков, которая должна быть передана им свободной, богатой, намоленной и русской. И, если все сказанное выше требует от нас осмысления и служения, то за это последнее задание мы обязаны не просто биться, но при необходимости и умереть.
Нынче, повторяя к месту и не к месту очевидную истину о многонациональном составе населения России, внутренняя русофобия пытается умалить статус русского имени, оспорить наше священное право на землю, завещанную нам нашими пращурами, отцами и дедами, пропитанную их потом и кровью, усеянную их костями и изрытую их могилами, а то и утвердить равные с русскими права иноплеменных диаспор и ксений в деле управления государством, определении исторических судеб страны, ее внешне-политических ориентаций, идеологических установок, распоряжении ее ресурсами. Однако многонациональность России нисколько не отменяет ни того, что Россия - русская страна, ни прерогатив русских как государствообразующей нации, более того, именно многонациональность России делает эти прерогативы необходимыми и особенно важными, поскольку, никто кроме русских не может выступить гарантом национального мира. Понятно, что мы - христианский народ, приняв малые народы в состав нашего русского государства, не имеем морального права брать пример с шовинистического Израиля, где представители только одной нации в полной мере наделены гражданскими правами. Но мы не должны в своём малодушии позволять инсургентам хозяйничать в нашей святой русской земле как у себя дома, порочить нашу историю, надругаться над нашей культурой, определять нашу политику, распоряжаться нашими национальными богатствами и развращать умы и души наших детей.
Итак, кто же спасет Россию? Хотелось бы ответить на этот вопрос так: оперевшись внутри себя на чувство любви к Отечеству, отрыгнув вслед за коммунизмом западную либеральную лжедемократию, отправив на сибирские лесосеки компрадоров, исторгнув колониальную администрацию и нынешнюю политическую, хозяйственную и культурную элиту, отринув западные политические формы, поставив на службу национальному возрождению всю мощь государства, заручившись духовной поддержкой святой церкви и вернув вековую мироустроительную русскую традицию, преодолев соблазны буржуазного имморализма, и обратившись от маниакального потребительства - проедания будущего своих детей к упорному созидательному труду, всем русским миром с Божьей помощью спасется Россия. Национальный русский культурный класс даст идею, русский деловой класс - средства, русское офицерство мощь и силу.
Только, где этот культурный класс? Где этот деловой класс? Где это русское офицерство? В российском обществе вот уже двадцать лет не возникает социальной силы, которая была бы способна поднять Россию с колен. Нет подлинной национальной элиты, как организованной социальной силы, более-менее оформленного структурированного слоя. И позволят ли внутренние и внешние враги русской России такой национальной элите когда-нибудь появиться - остается большим вопросом. Да и нужна ли она активной части населения?
Ранее мы уподобили активный слой русских, с воодушевлением откликнувшихся в начале 90-х на призыв Пятой колоны Запада - либералов-демократов грабить собственную страну, Иуде Искариоту. Но таковой, между прочим, после предательства, как известно, раскаялся, пытался вернуть синедриону - «бросил в синагогу» полученный куш, и в отчаянии удавился на иудином дереве. Однако слышал ли кто-нибудь, чтобы в России новые иуды приносили сдавать свои серебренники, хоть в прямом, хоть в переносном смысле? И сомнительно, чтобы Горбачев с Ельциным и их приспешники приискивали себе осину. Напротив, активный слой русских с удовольствием принимает участие в затянувшемся валтасаровом пире. Новые «персы» и «мидяне» уже расчленили и продолжают делить русское царство, но наши валтасары и не думают призывать праведного Даниила, читать пророчество. Зачем им пытать будущее, они предпочитают обеспечивать его себе сами, вывозя по примеру нерусских олигархов свой иудин приход подальше из страны, размещая его на счетах в иностранных банках.
Пока не заметны даже контуры того ковчега, в котором могла бы спастись русская культура и русская душа в потопе сточных вод западной постбуржуазной либеральной демократии, и русская государственность, накрытая мутной волной глобализма. Спасти Россию может только чудо. В этой связи заметим, что максима «чудес на свете не бывает» - ложная. Сама жизнь на Земле - чудо. И человек - чудо. И тысячелетняя Россия - чудо. Явить чудо волен высший Спаситель. Но нам надо помнить, что Бог помогает только тем, кто сам хочет себе помочь. Возродить Россию из нынешнего состояния - задача на первый взгляд не реальная. Это примерно то же самое, что Титанику вдруг подняться со дна океана. То, что это невозможно, не требует доказательств. Однако Россия не раз опровергала любые догмы. В 1917 г. русский Титаник уже уходил на дно. И в 41-м он лежал на боку, как многим казалось, без всяких шансов. У нас, конечно, нет той пассионарности и самоотверженности, какие имелись у предков. Но это означает только одно - нужно искать им замену. Таковой может стать ум и талант новой русской национальной элиты, духовной и интеллектуальной, которая обязана прийти на смену нынешней политической элите, в массе своей нерусской, компрадорской и протекторатной. А к уму и таланту останется прибавить только веру в свои силы и надежду на Божью помощь.
Причем паллиативными мерами уже не обойтись. Русская Россия, как уже многим понятно, нуждается в решительной смене культурно-цивилизационной парадигмы, подобно тому, как это произошло в 70-ые годы прошлого века в Иране. Было бы также ошибкой полагать, что подобная парадигма может быть выработана какой-то партией. В рамках демократии западного толка у партий совершенно другие задачи. Парадигмы, концепты, стратегия развития общества вырабатываются экспертным и учёным сообществом, которое организовано и структурировано не в партии, но в интеллектуальные клубы, вокруг исследовательских центров различных фондов, специальных журналов, экспертных советов и т.п. Это прерогатива людей творческих, которые не склонны сидеть на партсобраниях, ограничивать и сообразовывать свои идеи и саму интеллектуальную работу требованиями устава партии и политической конъюнктурой. Партии же призваны публиковать, то есть предавать широкой публичной огласке их наработки, разъяснять их широкой общественности, отстаивать в политической борьбе, реализовывать в практике политической жизни. К примеру, основные направления политики США вырабатываются, как известно, отнюдь не в местных ячейках и президиумах демократической или республиканской партии, и даже не в президентской администрации, которая временна и не может обеспечить преемственности и последовательности в осуществлении той или иной стратегии, но Советом по внешним связям и подобными структурами.
Конечно, политическую победу над внутренним врагом русской России - прозападной русофобской Пятой колонной, компрадорской олигархией и настроенным на сохранение статус кво нынешним политикумом во главе с протекторатной администрацией без сплоченной, хорошо организованной политической силы одержать невозможно. Но первичные импульсы национального возрождения нравственного и интеллектуального характера, концептуальные идеи должны исходить от национального культурного класса - социальные мыслители, учёные, писатели, духовенство и т.д., тех, кто по природе своего занятия чурается «демократического централизма» и партийной дисциплины. И, ведь, такие люди в России сегодня есть. Даже после векового погрома вначале интернационалистами большевиками, а затем либералами-лжедемократами русская нация не оскудела окончательно умом. Однако, как уже замечено в специальном разделе, эти персоналии не представляют собой действенной социальной силы и не соединены в такую общность, которою можно было бы определить как класс. Не достаёт и политических структур, способных дать политическое выражение хотя бы тем слабым импульсам, которые исходят от отдельных патриотически настроенных персоналий, способных сфокусировать русскую интеллектуальную и нравственную энергию на решении политических задач, отсутствует крепкая связь между национальным культурным слоем и патриотической частью политикума. Преодоление данного разрыва, соединение разрозненных усилий на сегодняшний день важнейшая и первоочередная задача.
Компрадоры и опекаемые Западом коллаборационисты хотя и малочисленны, но держатся за власть и собственность цепко. Их бессмысленно критиковать и увещевать, изобличать и убеждать, их необходимо победить. Остается надеяться, что победа эта будет бескровной и произойдет, как принято выражаться, «в рамках действующей конституции». Хотя, защищая «свое», то есть нагло присвоенное народное, враг вряд ли остановится перед тем, чтобы вновь, как в 93-м в Москве, залить площади городов русской кровью и бросить русских патриотов в застенки. И к этому нужно быть готовыми.
Однако, очевидно, что в 2008 г. поменять что-либо в судьбах России принципиально не удастся. Для решительного разворота страны к воссозданию подлинно российского исторического проекта, сворачивания её с того тупикового пути, по которому её ведут нынешние компрадоры-стабилизаторы, ещё не созрели необходимые предпосылки.
Нынешняя кремлёвская группа имеет в активе три заслуги перед русскими.
Она не допустила, по крайней мере, на время дальнейшего распада обрубка СССР - Российской Федерации, укротила Чечню и устроила публичную порку наиболее одиозного представителя той группы, которая особенно ненавистна русским - сложившейся в ельцинский период крупной еврейской олигархии. Это позволило протекторатному режиму благополучно, без лишнего шума продолжать в 2000-е годы вульгарно либеральную гайдаровскую экономическую политику и даже чубайсовскую приватизацию, укрепляя олигархический капитализм самого гнусного свойства - только за 2005 год капиталы кучки компрадоров выросли едва ли не вдвое, тогда как реальные доходы большинства населения хорошо, если не уменьшились. Активы ста самых богатых по данным журнала «Форбс» российских олигархов втрое превышают банковские вклады всего населения России. Невероятное расслоение. Но даже крайне низкий уровень жизни большинства населения, исключая, разве что, Москву и крупнейшие мегаполисы, не может перевесить трёх упомянутых заслуг Кремля, касающихся в основном сохранения хотя бы минимального национально-державного достоинства. Русские в очередной раз доказывают здесь, что материальное для них - не главное. И режим цинично использует это наше корневое народное качество. Впрочем, и в материальной сфере у него всё более-менее в порядке. За счёт нефтедолларового дождя, обильно пролившегося не только на частных олигархов, но и на казну, удачно создаётся иллюзия стабильности равно социальной и экономической. Нефти и газа, на экспорте которых стабилизаторы почивают, словно на мягкой перине, хватит ещё лет на тридцать, а с учётом шельфов и на все пятьдесят. Потом их придётся покупать у Ирана или у кого-то ещё, но нынешних кремлёвских компрадоров это мало беспокоит. Сбои в энергосистеме в результате реформы по Чубайсу также не успеют приобрести катастрофический характер. К тому же потрясения, регулярно случающиеся у соседей, удачно оттеняют на контрасте иллюзорную российскую стабильность.
С другой стороны русский национально-патриотический лагерь не имеет ресурсов для эффективного противостояния с нынешним режимом. Конечно, перед мужеством и самоотверженностью таких людей как бывший министр печати Миронов и полковник Квачков, уже сегодня готовых на прямое силовое столкновение с протекторатной властью, можно только преклониться. Но вряд ли приходится рассчитывать, что их героический пример вдохновит многих.
Прежде всего, для противостояния с компрадорским режимом отсутствует организационный ресурс. Считать надёжными созданные Кремлём для выпускания патриотического пара, распыления и нейтрализации русского национального сопротивления партии-обманки, как все понимают, нельзя. Хотя в них и немало подлинно русских людей, но это принципиально ничего не решает. Руководство этих партий было и остаётся марионеточным, решительно перерезать пуповину, связывающую их с Кремлём, духу пока у него не хватает. Отсюда и двусмысленная политическая позиция по многим вопросам. Реестровые патриоты, как уже замечено в разделе, посвящённом российскому политикуму, предпочитают искать компромисс между европейской респектабельностью и политкорректностью, и необходимостью решительных действий, которых от них ждёт народ. Те же русские патриотические организации, которые возникли снизу малочисленны и разобщены не только организационно, но и идеологически, и на сегодняшний день даже не помышляют о поисках общей идейной платформы, выработке общей тактики борьбы, создании широкой патриотической политической коалиции. Об общепризнанных лидерах и вовсе говорить не приходится - степень ревности к амбициям друг к друга у отдельных патриотических авторитетов такова, что едва ли тут можно обойтись человеческими силами без Божьей помощи. Называть эту ситуацию расколом патриотического лагеря было бы не верно. Таковой лагерь только начинает структурироваться. Он никогда не был единым, сплочённым и монолитным, потому и раскалываться пока ещё было нечему. Подобная ситуация является, очевидно, закономерным следствием русских духовных болезней переходного периода культурогенеза и естественным этапом политического взросления, который нужно пройти. Но ясно, что пока лидеры русского национального сопротивления не осознают, что их разноголосица и взаимная ревность, доходящая до неприязни, есть ни много, ни мало как преступление перед Россией и русским народом, вряд ли тут что-то изменится.
Для обретения организационных ресурсов нужны ресурсы финансовые, которые также отсутствуют. Стоит вспомнить, что тех же социалистов и масонов - либералов, свергнувших совместными усилиями русскую православную монархию в начале 20-го века, обильно финансировал американский ростовщический кагал, да и внутренний российский еврейский капитал в стороне не стоял. Тоже и в 90-е годы. Запад, несмотря на всю свою скаредность, в критические минуты раскошеливался и щедро финансировал свою Пятую колону. Яркий пример выборы 96-го года. Русское сопротивление финансировать некому. В России, по сути, отсутствует крупный национально ориентированный русский капитал. Если бы в противостоянии США и Китая, США и исламского мира нынешний режим однозначно занимал бы чью-то позицию, можно было бы рассчитывать на финансовую помощь противной стороны. Но и этого нет. Кремль более-менее ловко лавирует между центрами силы, проводя политику: и нашим, и вашим. Так что и внешнюю финансовую помощь рассчитывать не приходится.
Наконец, нет взаимопонимания между национально ориентированной частью политикума и населением, по инерции голосующим за партию власти, упорно не замечающим, что это партия законченных шабесгоев. Тут стоит заметить, что наивная доверчивость, простодушие, не склонность к лукавству, то, что в народе называется «святая простота», это тот самый случай, когда достоинства нашего народа переходят в его роковые недостатки. Режиму, который обрушил страну в пропасть и уже упав на её дно продолжает копать, население упорно оказывает доверие и поддержку. Достаточно только регулярно менять символизирующие этот режим имена и фигуры. Такая «простота» уже отнюдь не святая, это та самая простота, которая хуже воровства. Для лечения от неё и достижения взаимопонимания населения и политически активной русской общественности необходимы медийные ресурсы, но борьба за них идёт между партией власти и либеральным лагерем. Национально ориентированной части политикума в этой борьбе даже не участвует. Кроме Интернета, которым пользуется мизерная доля населения, сколь-нибудь заметные новые русские национально-патриотические ресурсы массового информационного влияния за многие последние годы не созданы. И других объяснений этому обстоятельств, кроме как наша инфантильность, невозможно найти.
Единственный наш, русский, ресурс сегодня - ресурс нравственный, так как историческая правда на нашей стороне, а историческая ложь навязанного нынешним господствующим классом проекта видна уже многим. Но и здесь есть проблемы. Нравственный ресурс требует олицетворения. А публичных фигур, способных олицетворять нашу русскую историческую правду и чётко её сформулировать, - единицы, чтобы их перечислить хватит пальцев на руках. Притом, одни как Н.А. Нарочницкая, вынуждены «соблюдать конвенцию» обязательную для интегрирования в политический истеблишмент, выражаться эвфемизмами и копить фигуры умолчания, другие, менее компромиссные, как Ю.А. Болдырев из политического истеблишмента предусмотрительно выброшены, третьи, как упомянутый Б.С. Миронов и вовсе в розыске.
Однако к 2012 г. шанс может появиться. Прежде всего, в связи с изменением внешнеполитической ситуации. Нынешняя протекторатная власть, объявившая себя «стабилизаторами», унаследовала от оголтелых русофобов - либералов и демократов 90-х, главную цель своей политики, саму стратегию развития - превращение России в сырьевой придаток Запада под предлогом приобщения её - «нецивилизованной» и «выпавшей из истории» к сообществу «цивилизованных стран». Усвоение западных ценностей является основой идеологии нынешней России. В этих условиях банкротство Запада экономическое, политическое и моральное означает автоматически и банкротство нынешнего господствующего класса. Запад же пережил пик своего могущества в конце 20-го века и теперь будет неуклонно сдавать позиции, отступать перед Китаем и исламским миром. США потерпят неудачу на Ближнем Востоке не зависимо от того, вторгнутся ли они в Иран, или нет. Даже если они разбомбят иранский ядерный комплекс, это только усилит консолидацию исламских стран в противостоянии с США и обострит таковое. Весьма вероятен крах долларовой пирамиды. Достигнет опасного предела исламизация Европы.
Помимо внешней конъюнктуры есть ещё такой источник ослабления протекторатного режима, как его ошибки. До критической массы этих ошибок ещё далеко, но она копится. К примеру, истерия по поводу русского фашизма и кампания борьбы с русским национализмом нужны Кремлю, так как, с одной стороны, являются превентивной мерой против появления и укрепления позиций национально-ориентированного лидера, и возможных осложнений в 2008 г., а с другой, заставляют Запад вспомнить, что лучшее - враг хорошего, и не пытаться искать замену нынешней кремлёвской группе, которая столь решительно обуздывает «русских фашистов». Но у этой русофобской истерии есть и ещё одно последствие - протекторатный режим здесь самоизоблечается как русофобский. И, как не парадоксально, но чем более русофобски он будет себя вести, тем больше у русской России шансов в 2012-м сбросить его и приступить к осуществлению подлинно национального исторического проекта. Так или иначе, Кремлю с каждым годом будет всё сложнее лавировать между интересами населения и ублажением Запада, с которым связаны коммерческие интересы теперешней элиты и где хранятся накопления российских компрадоров.
Наконец, вероятность того, что у российской протекторатной компрадорской верхушки в 2008 г. получится столь же успешно обновить свой имидж, как это было в 1999 г., не столь высока. Тогдашняя рокировка, надо признать, оказалась для них необычайно удачной. Настолько удачной, что её даже трудно объяснить рационально. Сам дьявол тут им пособил. Такое не может повторяться из раза в раз. Всё более явно будет раскрываться подлинная природа власти. В условиях монополизации нефтяной отрасли и роста мировых цен на нефть неизбежно будут неадекватно расти внутренние цены на бензин. Проявятся негативные последствия реформы ЖКХ. Участятся связанные с реформой по Чубайсу сбои в энергетической системе. В случае обвала доллара также неизбежен экономический кризис. Причём, не помогут уже никакие кадровые перестановки. Власть может поменять министров экономического блока - фанатичных либералов, которые вызывают аллергию уже не только у трезвых и искушённых экономистов, но даже и у неискушённого населения, но она не может поменять свою компрадорскую и протекторатную сущность. В связи с политикой «проходного двора» и изменением этнической структуры населения в исконно русских областях обостряться межэтнические и межконфессиональные противоречия. Неизбежно обнажатся провалы во внешней политике, потому что здесь обязательны ясность целей, чёткая стратегия их достижения и последовательность в действиях. А у нынешней власти всего этого не только нет, но быть не может в силу опять же её протекторатной сущности. Возможно, даже Западу удастся втянуть в НАТО Украину и Грузию с соответствующими последствиями для Черноморского флота. Наконец, в 2008 г. велика вероятность раскола внутри правящего режима и господствующего класса в целом. Уж слишком разнится менталитет либеральных юристов и связанных с ними банкиров, и подавшихся в коммерцию силовиков.
В этой ситуации решительные перемены в 2012 г. окажутся вполне насущными и актуальными даже с учётом нефтяных костылей у правительства. И вот тут национально ориентированная часть политикума и шире, политически активный слой русских, пусть и в условиях разобщённости и взаимной ревности, могут оказаться перед необходимостью взять инициативу в свои руки. Поскольку снизу будет давить масса. Тогда надо быть заранее готовыми, по крайней мере, теоретически, чтобы демонстрировать способность содержательного властвования - решительно менять замешанную на крови октября 93-го конституцию, выбрасывать в утиль западные политические институты, осуществлять институциональные и структурные реформы в экономике и т.д. Во всяком случае, эти цели должны быть чётко и ясно заявлены заранее.
Часто, говоря о необходимых переменах, оппозиционные Кремлю эксперты, публицисты и аналитики в первую очередь имеют в виду структуру государственной власти - сколько её должно быть отмеряно Кремлю, сколько Белому Дому, сколько Охотному ряду, а сколько судам разных уровней. Однако, по поводу подобных прожектов ещё в 19-м веке остроумно высказался И.А. Крылов. Хотя он вряд ли имел в виду четыре известных ветви власти, включая прессу, но басню свою назвал именно «Квартет». Нынешняя политическая система не может быть сколь-нибудь удовлетворительно реформирована, поскольку основана на порочной концепции западной псевдодемократии сдержек и противовесов, которая в свою очередь зиждется на теории Т. Гоббса войны всех против всех. Русский православно-христианский принцип государственного строительства и мироустройства, в целом, принципиально иной. Это принцип солидарности всех здоровых сил общества, а нездоровые не имеют права на существование, по крайней мере, на голос, даже совещательный. Этот принцип реализован в известной мере в концепции всесословного собора, в органичном соединении твердой монархической власти и широкой народной демократии. Однако для соборного устройства государства нужно терпеливо, не один год готовить почву и условия. Так что глубинные реформы государственного устройства дело никак не первоочередное. Первоочередным представляются меры идеологического и экономического порядка.
В экономической сфере первоочередная задача - национализация экспортно-сырьевой отрасли и кредитно-финансовой сферы. Это означает не овечье блеяние по поводу ощипывания какого-то процента природой ренты у нынешнего олигархата, а ликвидация крупного компрадорского частного капитала, сложившегося в последние пятнадцать лет, уничтожение олигархии как класса. «Форбсу» придётся искать персонажей для своих статей где-нибудь в другом месте. Тем более рассчитывать на то, что эта олигархия, по-преимуществу еврейская, может как-то переродится и служить нашим национальным интересам было бы наивно. Впрочем, это не означает, что частный бизнес не должен пускаться в эти сферы вовсе, но его роль здесь служебная и вспомогательная. Тем более не может быть и речи об интернационализации добывающей отрасли. Внутренние инвестиции здесь являются необходимыми и достаточными. Вообще, необходимо жёстко проводить принцип: госмонополией является всё, что приносит завышенную прибыль, не соизмеримую с трудовыми затратами. Не только экспорт сырья, но и, например, алкогольное и табачное производство и торговля. Поскольку передача монопольной сверхприбыли в чьи бы то ни было частные руки - это всегда нарушение важнейшего для умиротворения России принципа справедливости.
Изменить одномоментно сырьевой характер экономики и колониальную структуру экспорта вряд ли возможно, да и замораживать Европу было бы не по-христиански. Но Россия вовсе не обязана ублажать посредников, которые продают европейским потребителям российский газ вдвое дороже, чем покупают его у Газпрома. Мы должны владеть сетями и получать от импортёров розничную цену на газ. Причем только и именно в рублях. Рубль в этом случае становится одной из главных мировых резервных валют, а Россия получает свою долю эмиссионного дохода. И это вполне справедливо, учитывая различие в подушевых доходах и уровне жизни в России и Европе.
Экспорт сырой нефти должен стать моветоном. Европе и распухшему от капиталов Китаю должна быть предоставлена возможность инвестировать в строительство нефтеперерабатывающих предприятий, причём глубокой переработки в Сибири. И не в оплату акций, поскольку об интернационализации корпоративных активов российских добывающих компаний и речи идти не может, а лишь в оплату будущих поставок. Полученные от экспорта переработанных углеводородов средства должны рассматриваться не как ресурс для наращивания потребления, но как источник капиталовложений в национальную экономику, прежде всего в то, что называют хайтэк, и обеспечить быструю модернизацию национального хозяйства.
Не менее важно поменять и колониальную структуру импорта, когда, к примеру, 50% продовольствия импортируется в ущерб развитию российского сельского хозяйства. Тут ничего, кроме политической воли, не требуется. Ввозные пошлины на элитные импортные потребительские товары должны стать запредельными, а дотации сельскому хозяйству, по крайней мере, в процентах от расходной части бюджета, сравнимы с Западом, а не 3-4% как сегодня. Состоятельные москвичи и прочие должны раз и навсегда уяснить, что ездить на элитных автомобилях они получат моральное и практическое право только после того, как мы общим усилиями поднимем российский автопром, подписка на его акции будет открыта, а контрольный пакет, по крайней мере на период модернизации, должен находиться у государства.
В идеологической сфере первоочередная задача - тщательная и тотальная зачистка всего информационного поля. Нынешняя медийная элита, сложившаяся еще в 90-е годы, в эпоху разнузданной русофобии, должна быть выметена поганой метлой. Необходимо осуществить национализацию «эфира». Это отнюдь не означает, что все СМИ должны стать государственными и подконтрольными бюрократии, но они должны стать подконтрольными народам России и ответственными перед ними. Государство лишь один из инструментов в арсенале народов в защите своих интересов и охране своих идеалов. В частной собственности на СМИ для народа нет совершенно никакой необходимости. СМИ должны принадлежать различным институтам гражданского общества - профессиональным ассоциациям и общественным объединениям: академия наук, союз ВУЗОВ, ассоциация врачей, политические партии, церковь и т.д., а финансовые дотации им должны определяться представительными органами власти. Только так можно осуществить насущно необходимую смену самой цивилизационной парадигмы, навязанной нам в конце 80-х годов заботливым Западом. Страна должна освободиться не только от компрадоров и колониальной администрации, это только вершки, но главное от фальшивых чужеродных идей, чуждой русской России порочной морали и навязанных из вне заданий.
Для эффективной борьбы важно также трезво сознавать, что на духовное пробуждение народа, на общегражданский подъем, подобный тому, какой имел место в период преодоления Смуты 17-го века или, если обратиться к современной эпохе, в том же Иране в 70-х годах века 20-го, в России рассчитывать, увы, не приходится. В Тегеране в момент истины миллионы людей запрудили поле вокруг аэродрома, где приземлился самолет с находившимся долгие годы в изгнании духовным национальным лидером на борту, и режим пал, бессильный что-либо предпринять против грандиозного национального единения. Но это пример поведения этногенетически молодого народа, каковым иранцы и являются. Здесь видим проявления характерного для начальных периодов культурогенеза тоталитарного, то есть целостного сознания, глубоко сакрализованного, которому свойственен коллективистский императив и которое исходит из безоговорочного приоритета общенациональных задач перед эгоистическими индивидуальными интересами, что обуславливает готовность к жертве ради общего дела, к самоотверженной защите национальных идеалов и ценностей, о чем мы говорили еще в начале этой книги. Русские же вступают в пору этногенетической зрелости. А для неё подобное не характерно.
Но пассионарная теория Гумилева вовсе не является приговором для русской нации. В этой теории есть такое понятие как индукция. Для решения задачи национального возрождения вовсе не обязательно, чтобы большинство русских были готовы на жертву.
Это обязанность ляжет на новую национальную элиту - интеллектуальную и духовную.
Её главный враг - нынешняя колониальная и коллаборационистская квазиэлита, равно политическая, хозяйственная и культурная, выросшая в 90-е годы. Причем, в первую очередь, как уже сказано выше, важно поменять элиту не политическую, которая, обычно, лишь исполняет некий заказ, но медийную и экспертную. Это раковая опухоль должна быть отсечена от нашего народного тела решительно, хирургическим путём, и безжалостно выброшена в помойное ведро истории еще раньше элиты политической и хозяйственной.
Если русский народ всё же сможет выделить из себя свою национальную элиту, пассионарных духовных и нравственных лидеров, наше русское дело ещё не проиграно. Настрой на подвиг ради Отечества даже небольшого меньшинства может передаваться массе, индуцировать её духовный и душевный подъем. Кстати, яркий пример - Франция в наполеоновскую эпоху. Французы в начале 19-го века были намного менее пассионарными, чем русские теперь. Однако импульс, который они получали от одержимого корсиканца и горстки таких же как он сам сподвижников - молодых генералов, был столь велик, что более десяти лет французам хватало сил громить европейские армии и приводить в трепет Европу. Конечно, успех в значительной мере был обусловлен тем, что главные соперники французов в Европе - австрийцы и англичане - были ничуть не более пассионарными, но, ведь, Наполеону удалось вдохновить поход «двунадесяти языков» даже на Россию.
Для России также крайне важна позиция армии, армейского офицерства, и офицерства всех силовых структур. Выше мы отмечали, что в период зрелости культурогенеза, в который вступает нынче Россия, история носит в большей мере не социально-сословный характер, но институциональный характер. И один из важнейших институтов это армия. В новейшей истории России армия, как институт, оказалась задвинута даже не на второй, но на десятый план. Её словно бы не было в последние пятнадцать лет в России. Миллион здоровых, в расцвете сил мужчин погонах, цвет и соль народа, которых этот народ ценою скудности собственно жизни обучил, вооружил лучшим в мире оружием, относительно не плохо содержал, искренне уважал и даже любил, и имел полное моральное право ожидать от них, что в критическую минуту они встанут на его защиту, когда эта критическая минута наступила ни сам народ, ни его святыни не только не защитили, но даже не предприняли никаких попыток. В 91-м, когда кучка выродков трясущимися с похмелья руками расчленяли в Беловежской пуще страну, словно парафилитики только что извращённо изнасилованный и еще теплый труп, бездействие воинства - офицерского корпуса можно было бы списать на замешательство - не знали де, не ведали. Но в октябре 93-го армейские части и спецслужбы пали до прямого предательства, направив оружие против собственного народа, попытавшегося возмутиться приватизацией и прочими афёрами захватившей Кремль антинародной клики.
Поговаривали, что известный специалист по шоковой терапии обещал самым метким стрелкам прописку в Москве. Дал ли, не известно. А, вот прописку в аду они себе уже гарантированно обеспечили. На одной жаровне с обезумевшими «демократами».
Это подлое предательство неизбежно отозвалось полным распадом армии и спецслужб в начале 90-х и грозненской трагедией зимы 1995 г., позором Будёновска и Буйнакска. Силовые структуры оказалась не способными защищать не только страну от ограбления демсаранчой и чеченского тротила, но даже сами себя от губительных реформ, чисток и сокращений. Единственная форма сопротивления, которая здесь родилась и получила массовое распространение - суицид. Десятки и сотни тысяч не состоявшихся защитников Родины с более крепкими нервами попросту увольнялись, пополняя ряды гражданских строителей капитализма. Особенно удачливыми на этой ниве оказались выходцы из бывшего КГБ, среди которых заметны даже банкиры. Теперь понятно, почему этих фальшивых защитников никто не видел, когда враги в начале 90-х разрушали страну - готовились к новым временам - изучали финансы и кредит.
А ведь в начале века, когда внешняя и внутренняя русофобии предприняли под видом пролетарской революции первую попытку захватить Россию, именно офицерство, причем куда как менее многочисленное, решительно встало на защиту своего русского Отечества. Сумело организоваться и, даже не поддержанное деморализованными массами, три года вело самоотверженную и героическую вооруженную борьбу. Прочему же ничего подобного мы не увидели в начале 90-х? Вопрос серьезный и требует глубокого анализа и продуманного ответа. Здесь лишь заметим, что русское офицерство являлось социально-культурной группой, притом принадлежало национальному культурному классу. К тому же это было христолюбивое воинство. На его хоругвях изображали лик Спаса. Оно имело небесных покровителей. Перед Первой Мировой войной главной военной наградой был сделан Георгиевский крест в честь одного из таких покровителей. Примечательно, что св. Георгий был не бравый генерал и не великий полководец, но именно христианский воин-мученик, который при императоре Диоклетиане, в период гонений на христианскую церковь, сложил голову на плахе за отказ отречься от веры. То есть, русское офицерство знало, какой традиции наследует и чему призвано служить. Припев Гимна Добровольческой армии, с которым русские офицеры шли в неравный бой с захватившими страну «интернационалистами» на содержании американского ростовщического кагала, начинался строкой: «Мы смело в бой пойдем за Русь Святую».
У советского офицерства патриотизм, конечно, был, но, как оказалось, он имел дефект. Дефективность же его состояла всё в том же отсутствии заповедованного Христом самопознания, в данном случае познания своего национально-религиозного русского имени. Потому-то, когда враг в начале 90-х наступал на Россию, офицерский корпус не смог его распознать и даже не предпринял никаких попыток отпора.
Нынче армия и прочие силовые структуры возрождаются именно как чисто функциональные институты. Оценивать их боеспособность - дело специалистов, хотя, судя по тому, какие оценки доходят до широкой публики, «Волгу веслами расплескать, а Дон шеломами вычерпать» они уже вряд ли могут. Но в контексте нашего разговора для нас важно другое - это не Русская армия, не русская национальная сила и, тем более, не часть национального культурного класса. И, конечно, не Христово воинство - священник в армии по-прежнему в диковинку.
Патриотическое сознание здесь, впрочем, также есть. Это видно хотя бы по многочисленным подвигам в Чечне. Но это, как и в советскую эпоху, в него не включено полноценное русское сознание. Русская армия погибла в 17-20-х годах, но возродилась зимой 41-го в холодных окровавленных окопах под Москвой. В октябре 93-го выяснилось, что с тех пор она вновь переродилась. Россия вдруг увидела её уже совсем не русский, но чужой и зловещий танкоствольный оскал. Недаром даже откровенно уничижительное определение «федералы», данное ей нерусскими газетчиками и телевизионщиками, ее нисколько не оскорбляет. Достоинство русского воинства утрачено настолько, что нередко увидишь военный оркестр, подыгрывающий какому-нибудь кривляющемуся эстрадному кастрату, а то и распевающий «семь-сорок». Кому это новое офицерство служит? Кого защищает? Ясно, что не Святую Русь. Тогда бы страна не напоминала послевоенного кавалера с ампутированными членами на дребезжащей каталке, побирающегося на привокзальной площади. Кого же тогда? Власть олигархического инородческого капитала и протекторатной администрации? Компрадоров и временщиков? Какие у нас есть основания думать иначе, видя каких отъявленных мерзавцев и негодяев эти силовики с трясущимся поджилками при любом окрике нерусских хозяев столь усердно и верноподданнически охраняют, принося в жертву даже своих героических сослуживцев?
Они считают, что исполнять приказы - их единственный долг, сим исчерпывается смысл их существования, и потому можно не интересоваться, кто и с какой целью им эти приказы отдает. В 91-м им приказали перенести пограничные столбы на тысячи километров вглубь страны, оставив за ее пределами Крым с Севастополем, Одессу, Донбасс и Харьков - они перенесли. Не сделав ни одного выстрела по врагу. Завтра прикажут расставить эти столбы по Уралу, они дисциплинированно выстроятся «во фрунт», «возьмут под козырек» и расставят по Уралу. Во всяком случае, в военной доктрине, официально принятой «на вооружение», нет и намёка на необходимость возвращении Крыма с Севастополем, ни о мерах по удержанию Дальнего Востока, оказавшегося под угрозой отторжения Китаем. Вместо этого пустая болтовня о полумифической террористической угрозе. Вряд ли кто-то удивится, если вдруг окажется, что саму эту доктрину, писали или, по крайне мере, редактировали вашингтонские «редакторы».
Офицерство с готовностью приняло подсказанный Западом тезис: армия вне политики, с помощью которой этнофобия по всему миру удачно парализует здоровые и активные национальные силы. Приняло, поскольку это снимает с него всякую ответственность за судьбы страны, необходимость шевелить мозгами и отвечать перед собственной совестью. Как же армия может быть вне политики, когда здесь сосредоточен едва ли не лучший пассионарный и нравственный ресурс нации? А кто же тогда в политике? Шинкари и менялы? Чубайсы, грефы и березовские? Но офицерство с идиотическим безразличием и равнодушием позволило протекторатной власти, исполняющей задания западных хозяев, осуществить «конверсию» - переплавить танки и ракеты в дамские булавки, переодела по примеру европейских стран своего министра в цивильное платье, хорошо, что еще не в женское, но, как говорится, дайте срок, и безучастно наблюдает, как НАТО и Пентагон громят бывших союзников и облепливают страну своими базами. Похоже, скоро речь зайдет о переводе армии на самоокупаемость и организации на базе офицерского корпуса общества пацифистов и кружков вышивания, и макраме.
Остаётся надеяться, что деморализация русского офицерства временная, скоро найдутся в его среде новые Пожарские и оно, наконец, скажет своё веское слово в новейшей российской истории.
Для России, конечно, крайне важна и фигура национального лидера. Русским нужен свой Хомейни - не просто политический, но именно нравственный и духовный лидер. Однако «назначать» такового на выборах или каким-либо иным способом было бы не верно. Лидер подобного рода не может быть искусственным, продуктом политтехнологий и т.п., его должна выдвинуть сама история. Возможно, ему не обязательно нужно будет занимать какие-то должности.
Заметим также, что в случае разворота России с нынешнего тупикового пути развития в качестве сырьевого придатка Запада рассчитывать на благодарность активного населения не приходится. В свете вышесказанного нужно понимать, что вытаскивать активное население из болота буржуазного потребительства, либерального имморализма, эгоизма и атомизма, в котором оно утопло за последние 15 лет, придется за волосы, больно и беспощадно. В крупных мегаполисах многие в этой грязи валяются с превеликим удовольствием, только похрюкивают.
Выше мы говорили о глубинных причинах недовольства населения коммунистами в конце 80-х годов. Сегодняшнее недовольство властью имеет ту же самую причину. Отнюдь не безыдейностью, буржуазным тупым потребительством и тотальным эгоизмом новой эпохи разочарованы массы. Они разочарованы тем, что капиталистическая действительность оказалась не такой сладкой, как мечталось, точнее оттого, что сладкие корешки буржуазной репы достались узкому кругу компрадоров и коррупционеров, а ей - массе - приходится жевать горькие вершки. Ведь и Чубайса ненавидят вовсе не за то, что он «капитализировал», то есть назначил цену на продажу и расшинкарил великую страну. Напротив, миллионы людей с готовностью согласились стать миноритарными акционерами создаваемой им частной корпорации под названием ОАО «Россия». А недовольство связано в первую голову с тем, что он не дал каждому «Волгу», как обещал, выманил за «поллитры» акции-ваучеры и незадачливые акционеры не смогли стать сытыми и ленивыми рантье.
И, ведь, распредели нынешняя колониальная администрация между миллионами ту же природную ренту на более справедливой основе, многие предпочтут закрыть глаза и на безудержное оскопление недр, которое суть воровство будущего у собственных детей и внуков, и на убийственный для национального хозяйства вывоз капитала, и на предательство двадцати миллионов русских, оставшихся вместе с намоленными храмами, погостами с могилами предков и политыми их кровью и потом полями ржи за пределами искусственной Российской Федерации в этнократических государствах инородцев и иноверцев, и на геополитические поддавки с Америкой. Пожалуй, ещё и в ножки покланяются расщедрившимся компрадорам коллаборационистам, если те, с целью откупиться, бросят толпе мосол пожирнее.
Если бы олигархов-компрадоров только ненавидели, но ведь им ещё и завидуют. Нелюбовь к ним в значительной мере объясняется не столько наглым и циничным грабежом страны, которым они заняты, сколько тем, что компрадоры отказались признать обывателя «партнером» в этом грабеже. Самое прискорбное в нынешней России в том, что имеется нечто, что объединяет еврейских олигархов и значительную часть русского активного слоя. А именно - стремление к личному обогащению в ущерб интересам страны и
презрение к её историческим судьбам. И это, увы, естественное проявление закономерных перемен в сознании, происходящих в переходный от периода надлома к периоду зрелости культурогенеза - рост эгоизма и индивидуализма, позитивизация сознания и ослабление религиозного и филономического начала, о чём мы подробно говорим в трактате «Культурогенез и законы реальной истории». Именно этот паразитарный настрой, конечно, не всего, но значительной части активного населения, едва ли не самая главная проблема современной России, потому что всё остальное, включая протекторатную власть, проистекает отсюда.
По большому счету, именно нынешняя власть и нынешняя элита с её идеей «жить для себя», жить сегодняшним днем, не заглядывая в завтрашний, по завету Людовика ХVI: после нас хоть потоп, и является властью народной, поскольку худо-бедно выражает глубинные чаяния нынешнего поколения россиян - богатеть без упорного, самоотверженного кропотливого труда, участвуя наравне с олигархами-компрадорами в разграблении страны и распродаже накопленных предыдущими поколениями богатств. Тот же политик, кто осмелиться сказать, что его цель не ублажать частные интересы, а защитить будущее России, право будущих поколений жить на своей, незамерзшей без топлива в лютую зиму русской земле, русской жизнью, что каждое поколение должно кормиться собственным трудом, что никакой ренты и никаких сверхдоходов от экспорта природных богатств не будет, вообще, потому что минимизирован будет сам экспорт, мы обязаны экономить природные ресурсы, ведь, мы не последние живём на святой Русской земле, такой политик будет скорее антинародным, и власть подлинной национальной русской элиты будет антинародной властью. Другое дело, что в данном случае правильнее говорить не о народе, а всего лишь о населении - общности низшего типа. Русского имени такое население не достойно вовсе.
Сама глубинная природа русскости противна буржуазности. Буржуазность в России никогда не будет естественной и органичной. Да, она будет свойственна большинству населения в крупных городах, обывателю, и в этом ни нового, ни страшного ничего нет. Это закономерно и неотвратимо. Но носителем русскости будет не это обуржуазившееся большинство, а меньшинство подвижников, которые не дадут выветриться русскому духу на просторах Евразии, потому что на поле духовного противостояния добра и зла и один воин.
С вступлением русского народа в период культурогенетической зрелости две объективные интенции приходят в глубинное противоречие. Одна универсальная, общевидовая, ситуативная - свойственная в период культурогенетической зрелости всем этносам и мультиэтничным культурам - буржуазный атомизм и эгоизм. Вторая - собственно русская, конституциональная - соборность и ответственность перед Богом, предками и потомками за святую Русь, которая, как уже сказано в начале книги, должна каждым уходящим поколением передаваться поколениям будущим свободной, богатой, намоленной и русской. Данное противоречие низшей истории, подчиненной законам физической природы, и метаистории, имеющей провиденциальный смысл и основанной на Природе Высшей, не дано снять никому, но это вовсе не мешает каждому сделать свой выбор, какую историю он желает творить.
В зрелых культурах, а Россия вступает в период культурогенетической зрелости, в эгалитарную эпоху, когда размываются границы сословий и классов, понимать происходящее в общественной и политической жизни через интересы таковых становится всё сложнее. Зато растёт влияние внесословных социальных институтов: правительство, представительные органы власти, политические партии, бизнес, армия и т.д. Социальная история становится в большей мере историей институциональной. Здесь мы коротко остановимся на власти. Пока не будем касаться вопросов глубинной природы власти как таковой, а отметим некоторые особенности властной элиты в современной России. Первое, на что обратим внимание - политическая элита в постсоветской России это отнюдь не то, что принято называть правящим классом. Господствующий, да, но не правящий и не класс, хотя в дальнейшем мы иногда по инерции и используем это выражение. Вообще, адекватно описать происходящие в современном мире процессы в терминах классической социологии и политэкономии 19-го века не представляется возможным, поскольку их ключевая категория - капитал давно не является главной движущей силой социально-экономических процессов. Соответственно, тот уклад и те формы хозяйственных отношений, которые в 20-м веке утверждаются в мире в качестве главенствующих и безальтернативных - господство ТНК и наднациональных финансовых институтов - международных бирж, фондов и банков вроде МВФ и ВБ далеки от классического капитализма.
В современном мире мы, очевидно, имеем дело с особого рода феноменом, на который обращают внимание уже многие. Не случайно для него давно пытаются подобрать специальное определение - монополистический капитализм, транснациональный, спекулятивный и т.п. Реальные национальные экономики обслуживают реальные нужды внутригосударственного и межгосударственного производства и обмена, а на них через ростовщический кредит успешно паразитирует квазиэкономика, или, если использовать лексику известного французского историка и экономиста Ф. Броделя, «противоэкономика». Нынче в обиход входит также термин «сверхкапитал». То есть капитализм, как способ производства и распределения, получает надстройку в виде спекулятивного сверхкапитала, управляемого из крупных финансовых центров, в которых сосредоточены громадные финансовые ресурсы, превосходящие или, по крайней мере, сравнимые с таковыми во всех национальных экономиках мира вместе взятых. Этот сверхкапитал может иметь формальную привязку к той или иной стране, но реально он именно наднациональный. Он разрывает все политэкономические цепочки: производство-обмен-распределение-потребление, деньги-товар-деньги и т.д., и встраивает в эти цепочки отводы - сепараторы для сбора сверхприбыли, особого рода олигархической ренты, так что национальные экономики работают на анонимного коллективного вненационального ростовщика. У ростовщического интернационала, контролирующего эти ресурсы, богатая многовековая история, мы скажем о ней несколько слов в главе, посвящённой феномену либерализма, а здесь лишь отметим общеизвестное.
Нынче основные центры противоэкономики расположены на Западе, а ростовщический олигархат представлен хозяевами финансовых домов вроде уолстритских Ситигрупп и Голдмен Сакс, кланами Ротшильдов, Морганов, Рокфеллеров, Меллонов, Дюпонов, Варбургов, всего, примерно, триста семей, если верить подсчётам автора нашумевшей книги «Комитет 300» Дж. Колемана. Впрочем, знаменитый американский конструктор и предприниматель Д. Форд, информированный, надо полагать, не хуже Колемана, считал, что их не более пятидесяти. Вместе и по отдельности через свои финансовые холдинги - банки, инвестиционные, пенсионные и страховые фонды они владеют крупнейшими нефтяными, металлургическими, электротехническими, машиностроительными, химическими и прочими транснациональными корпорациями. Полтысячи субъектов обладают по данным пятилетней давности богатством в 16 триллионов долларов, чуть меньше половины стоимости всех мировых фондов, капитализация которых на конец 20 столетия оценивалась в 36 триллионов.
Сидя, словно пауки, в центре мировых финансов и, плетя паутину спекулятивных операций, финансовые магнаты получают возможность не только регулировать по своему усмотрению производство и обмен в масштабах планеты, но и определять политику государств и межгосударственные отношения, в последние два века именно они провоцируют большие и малые войны, корректируют условия мира, устраивают социальные революции и межрелигиозные столкновения. При этом оба главных субъекта классического капитализма - предприниматель и наёмный рабочий, труд и капитал равно превращаются в средство создания, расширения и процветания такого сверхкапитала. Соответственно, меняется и природа правящего класса. Именно западный финансовый олигархат, санкционировавший, организовавший и проплативший крушение СССР, и это ни для кого не секрет, является истинным правящим классом тех стран, которые оказались в сфере влиянии Запада и вовлечены в процессы глобализации, осуществляемые по его сценарию. Он выделяет из своей среды неформальное мировое правительство, назначает его советников и оплачивает поддерживающие его структуры, вроде так называемых неправительственных организаций, разного рода «благотворительных» фондов и институтов.
Суть нынешней глобализации также уже очевидна всем - новый колониализм, осуществляемый не с помощью пушек, но финансовыми инструментами. Это, в частности, мировые цены на сырьё и основные товарные группы, биржевые курсы и котировки. Называть их свободными и рыночными также наивно, как полагать, что куклы в театре марионеток жестикулируют и артикулируют сами. Понятно, что есть и объективные факторы ценообразования, но, в целом, мировые рынки - тот же театр марионеток. Загляните за ширму и детские иллюзии развеиваются. Цены, курсы валют и котировки акций на невидимых ниточках, а подлинные кукловоды - большие мастаки в своём деле. Их ловкие пальцы натренированы до автоматизма. Конечно, случается, что декорации стареют и даже падают, гаснут софиты, ломаются и выходят из строя куклы, изнашивается реквизит и бутафорская мебель на сцене, иногда меняются даже сами кукловоды и переписываются сюжетные линии спектаклей. Но постановочный театр остается частным предприятием ростовщического олигархата.
Финансовый неоколониализм поддерживается информационными технологиями.
В частности, финансовые магнаты и кураторы из СВС и Бильдербергского клуба обильно оплачивают труды либеральных экономистов, вроде нобелевских лауреатов Ф. Хаека и М. Фридмана, чтобы те громче дудели о свободной игре рыночных сил в расчёте на профанов, то есть нас всех. Кстати, междусобойчик под респектабельным названием «Нобелевский комитет», надо думать, часть того же театра, конкурсная комиссия, оценивающая качество сценариев, на содержании у финансовых Манджафоко.
Штаб-квартиры финансового олигархата находятся, как известно, в Нью-Йорке и в Лондоне, поближе к фондовым и нефтяным биржам. Однако было бы не совсем верно называть этот олигархат американским, англосаксонским или западным, или даже еврейским, хотя евреи традиционно доминируют в финансовой сфере. В упомянутой в другой главе аналитической записке одного из российских экспертных учреждений, обслуживающих Кремль, этот олигархат определён как хасидско-парамасонский. Мы назовём его этнофобским. Впрочем, учитывая доминирование в нём еврейского капитала, определение «ростовщический кагал» также будет уместным. Именно этот кагал составляет внутренний или узкий круг мировой наднациональной элиты. Таковая сформировалась в 20-м веке в рамках процесса, который можно рассматривать как консолидацию утрачивающих связь со своими народами, химеризующихся элит. Внешний или широкий круг наднациональной элиты, помимо европейского и американского политикума, и обслуживающего его экспертно-аналитического сообщества, топменеджмента ТНК и кредитно-финансовых учреждений, обеспечивающих международный обмен, составляют политические, хозяйственные и интеллектуальные элиты незападных стран, вовлечённых в процессы глобализации. Обслуживая, прямо или косвенно нужды узкого круга мировых финансовых магнатов, те, кто принадлежит к внешнему кругу, связаны с ним общими целями и интересами.
Не имея возможности претендовать на вхождение в закрытый клуб финансовых магнатов, новый постсоветский российский господствующий класс, как уже многим очевидно, также стремится влиться хотя бы в широкий, внешний круг мировой наднациональной элиты. Понятно, что этот господствующий класс всего лишь региональный менеджмент западного сверхкапитала. Не реальные хозяева, но управленцы. Временная администрация, по сути дела, наёмная. «Преходящие люди», как определил их известный русский социальный мыслитель середины 20-го века и блестящий провидец И.А. Ильин. Кем бы они ни считали себя сами, но, объективно это так. Получают они, конечно, не жалованье в конвертах, как в некоторых новоиспечённых государствах, образованных на осколках Большой России, но долю от барышей «хозяев мира». Собственно, в этом отношении нынешняя российская элита не оригинальна. Это особенность элит большинства государств Третьего мира, стран так называемого периферийного капитализма. Другое дело, что Россия за всю свою историю ещё никогда не была унижена до такого положения. Даже большевистская, еврейская, по преимуществу, элита первых десятилетий после краха русской России в феврале и октябре 17-го, при всём её демонизме не осознавала себя ублюдком мирового олигархата. Постсоветская элита выступает именно в данном качестве.
В конце 80-х - в начале 90-х годов целей в отношении России - СССР у западного Большого олигархата, инспирировавшего российские демреформы и действующего через правительства и спецслужбы США, крупнейших европейских держав и Израиля, было три.
Они очевидны, тем более что логика и последовательность в их достижении прослеживаются вполне чётко. Первая, наиболее общая: погубить промышленный, научно-технический и оборонный потенциал России, обрушить её в доиндустриальную стадию развития, что было необходимым условием её расчленения и уничтожения как мировой и даже региональной державы, и резкого сокращения её населения. Собственно эти цели были заявлены гораздо раньше и уже давно являются секретом полишинеля. Подобные идеи находим и в плане, известном, как «Четырнадцать пунктов президента Рузвельта», и в гитлеровском плане «Ост», и в проекте «Грааль», и в Директиве Совета по национальной безопасности США №20/1, 1948 г. «Цели США в отношении России», и в Директиве того же СНБ США № 68, 1950 г, и в целом ряде более поздних документов, в частности в многочисленных аналитических записках и победных реляциях Госдепа, ЦРУ и Пентагона по поводу событий в России в 90-х годах.
Причём, западным демиургам важно было не просто погубить настоящее России, но и предупредить её возможные попытки возрождения в будущем. Для чего необходимо было изменение самой природы российской власти, пересмотра её фундаментальных функций, а среди таковых у всякой власти главнейшая - управление. Отсюда многие действия Пятой колоны, верных клевретов западной русофобии, из которых по большей части состояло, да и сегодня в известной мере состоит российское правительство и экспертное сообщество. Если в конце 80-х в силу некомпетентности горбачёвского окружения происходила непроизвольная потеря управления, то в начале 90-х страну умышленно отдали на произвол социально-политической и экономической стихии. С этим тесно связана вторая и также вполне очевидная, и даже нескрываемая Западом цель в отношении России - интернационализация российских недр, то есть получения прямого доступа к природным богатствам России, превращение её в сырьевую колонию Запада. Для чего на первом этапе необходимо было отдать российские недра в руки своих надёжных креатур из числа местных компрадоров, подчинив им добывающее отрасли. Наконец, третья цель, более частная: захватить те промышленные предприятии и научно-технические центры, которые Запад посчитал не целесообразным уничтожать окончательно, ввиду своих намерений включить их в технологические цепочки западных концернов. И, ведь, все три цели были достигнуты буквально за три-четыре года.
Так называемые реформаторы, насаждавшие с подачи еврейских консультантов из Гарварда вульгарно-либеральные принципы в экономике, с готовностью приняли роль арбитражных управляющих. Расшинкарить по частям основные фонды умышленно обанкроченного предприятия под названием «Россия» и получить за труды долю малую и признательность своих западных кураторов, в этом они видели свою задачу. Колоссальный промышленный и научно-технический потенциал, созданный нашими отцами ценой скудности собственной жизни, был распродан по данным Счётной палаты за издевательскую сумму - всего несколько миллиардов долларов. Для сравнения, Пентагон за одну неделю тратит большую сумму, чем та, в которую были оценены почти полтораста тысяч приватизированных российских предприятий, среди которых современнейшие и оснащённые по последнему слову оборонные заводы, авиационные, ракетные, вертолётные, гиганты индустрии - металлургические и химические комбинаты, судостроительные верфи и даже гидроэлектростанции. Оборонный ресурс СССР, как теперь стало известно уже и широкой публике, и вовсе спустили за какие-то символические крохи. К примеру, сторожевые и десантные корабли, эскадренные миноносцы торговали в розницу по цене одного-двух Мерседесов, большие противолодочные корабли - по цене Бентли или Феррари, крейсеры ценили несколько дороже - как Феррари с тюнингом. Оптовым приобретателям давалась дополнительная скидка. Авианосцы, из которых Китай сегодня рассчитывает сформировать свой авианосный флот, носившие до воцарения в России демшинкарей гордые русские имена «Киев», «Минск», «Варяг», достались Китаю по цене низкосортного металлолома.
Замечания о психологии временщиков-компрадоров, присущей демэлите, стали уже трюизмом. Даже имена своих персонажей новая бироновщина по традиции выбирает нерусские - чубайсы, гайдары, бурбулисы, кохи, грефы, хакамады, абрАмовичи, абрамОвичи, и т.п. Новым Биронам и Остерманам дозволено оставлять часть дохода от экспорта тех богатств, которые выкачиваются ныне из российских недр. Понятно, что российский компрадорский господствующий класс более-менее активно борется за увеличение своей доли, поскольку при некотором минимуме наступает угроза его господствующему положению и награбленной им собственности со стороны голодного народного бунта. Но, в конечном итоге, определяет эту долю через так называемые «мировые цены» на товарных биржах и курсовые котировки на биржах валютных всё тот же западный этнофобский финансовый интернационал, который эти биржи в той или иной мере контролирует.
В одном из разделов мы перечислили незамысловатые схемы и приёмы обворовывания страны новыми компрадорами. Собственно, упомянутые «мелкие» ухищрения стали приметой первичного накопления воровского капитала, когда присвоение народных богатств бандами респектабельных и не очень жуликов и аферистов проходило не организованно и беспорядочно. А уже в середине 90-х пришла пора для систематического, регулярного и законодательно оформленного разрушения экономики и сопутствовавшего грабежа. Алгоритм и детали этой операции также хорошо известны. Здесь скажем лишь два слова.
После замешательства 1991- 992 г.г. налоговая, кредитная, эмиссионная, тарифная политики - всё было старательно «заточено» для окончательного погубления российской промышленности. С помощью аферы с ваучерной приватизацией придали законный вид и толк разгосударствлению основных фондов. Затем, развалив финансовую систему страны, раскрутили маховик гиперинфляции, взметнули в заоблачные высоты учётную ставку, разрушили денежное обращение и с помощью неадекватных налоговых ставок изъяли у новых, теперь уже у корпоративных и частных собственников в начале оборотные средства, а затем и сами лучшие куски приватизированной собственности в пользу фиска. Но лишь для того, чтобы передать её уже в руки узкого круга своих креатур - новых номадов, как определил этот сорт людей Ж. Аттали. Зачем нужен был переходный этап в приватизации, понятно. Задарма отдавали на время госсобственность любому, кто смог подсуетиться, потому что передача её сразу в руки иностранцам или нынешним еврейским олигархам могла вызвать протесты населения и волну антисемитизма. К тому же часть предприятий попросту мешала западным ТНК, так как создавала не нужную им конкуренцию. Не мало случаев, и о них уже сказано не однажды, когда западные лжеинвесторы скупали их только для того, чтобы свернуть производство. К примеру, даже такой выдающийся актив как АНТК им. Туполева оказалось в руках иностранцев. В итоге его опытно-производственная база разрушена. МВФ выставляла правительству списки российских предприятий, подлежащих уничтожению в виду их конкурентности западным.
Апофеозом стала грандиозная по масштабу воровства и выдающаяся по цинизму, знаменитая афера 1995 года под названием «акции в обмен на займы». Кухню вполне, впрочем, незамысловатую позже вскрыла Счётная палата, но она с самого начала не была большим секретом. Минфин разместил на счетах консорциума из 6 частных банков 600 млн. дол, а затем Правительство запросило у этих же банков краткосрочный - на год займ, примерно, на эту же сумму, предложив в залог особенно лакомые куски, контрольные и блокирующие пакеты акций естественных монополий и государственных добывающих компаний, таких как ЮКОС, Норникель, Сибнефть, ЛУКОЙЛ и т.д. Через год, разумеется, лжекредит не был возвращён, и новоявленные банкиры, ещё вчера фарцевавшие в подворотнях джинсами, стали, по сути, хозяевами российской экономики. Нет сомнений, что провернуть эту афёру предложило нуворишам само Правительство. Никакой частный предприниматель выйти в Правительство с подобной инициативой не додумался бы - невозможно предположить сумму взятки, которую надо было предложить чиновникам, чтобы склонить их к афёре такого масштаба и цинизма. Так что действовали они не столько за мзду, сколько за идею. Идея же проста - сделать российскую казну худой, а народы России нищими, и через это подсократить их по совету М. Тэтчер до 15 миллионов.
Как известно, по подсчётам западного ростовщического кагала, чьи пожелания, очевидно, выражала «железная леди» в интервью одному из западных журналов ещё в начале 80-х годов, 15 миллионов вполне достаточно, чтобы обслуживать и охранять сибирскую нефтяную трубу. Впрочем, учитывая неопытность в ту пору российских министров-аферистов, скоре всего, схему разработали их более искушённые американские «советники».
Одновременно было принято новое либеральное законодательство, регулирующее сырьевой экспорт. Оно даёт немыслимые преференции доморощенным компрадорам и западным компаниям - вроде откровенно грабительского СРП, пролоббированного записными демократами, вероятно, за пригоршню шекелей к очередным выборам, притом, что потери страны от этих соглашений уже исчисляются миллиардами. Третьим слагаемым в этой афёре оказалось антимонопольное законодательство, которое было бы вернее назвать законодательством, прямо и сознательно поощряющим олигархический монополизм. В нём предусматриваются штрафы для зарвавшихся частных монополий и картельный сговор - по сути, единственный рычаг воздействия на монополистов в условиях либеральной рыночной экономики, в размере немногим больше стоимости пачки сигарет. Проделано было всё весьма профессионально. Вряд ли, повторюсь, до этого додумались доморощенные реформаторы. Тут чувствуется рука опытных «макроэкономистов» с Уолл-Стрит, отработавших технологию в странах Третьего мира.
В начале 2000-х годов произошла частичная ротация элит, примитивных казнокрадов и радикальных либералов-западников на ряде важных государственных постов сменила группа, позиционирующая себя как центристов и государственников. Они не имеют двойного гражданства, не утверждают как в 90-ые годы в МВФ бюджет страны и списки российских предприятий, подлежащих уничтожению, и более-менее успешно справляются с поставленной задачей - стабилизировать ситуацию в стране. Однако банкротство России было приостановлено отнюдь не по их инициативе. Очевидно, сами вашингтонские демиурги сочли его несвоевременным. Принципиальных же перемен при ближайшем рассмотрении в российской власти не произошло. Компрадорская сущность псевдогосударственников стабилизаторов налицо. И никакая державная риторика не может эту сущность прикрыть. Эпизодически возникающие противоречия между компрадорской властью и компрадорским капиталом, как все понимают, не более чем межклановые дрязги. Власть лишь следит, чтобы доморощенные олигархи, как стали называть наиболее крупных компрадоров, попытавшихся во второй половине 90-х - в начале 2000-х годов напрямую захватить власть, не зарывались и в своей алчности, в своём воровском раже не пустили бы прахом всё коммерческое предприятие под названием «Россия», в котором Запад выделил им щедрую долю, не забывали кормить своих рабов на нефтяных плантациях, всё же нефть не затекает в трубу сама, кто-то должен дежурить на нефтяных скважинах и вовремя заваривать лопнувшие швы проржавевших нефтепроводов, построенных ещё в советскую эпоху. А, в общем, и в целом, власть покровительствует и опекает компрадоров, занятых экспортом нашего сырья и энергоносителей. Иначе и быть не может. Ведь, как уже все понимают, у них общая задача, поставленная неформальным мировым правительством, - бесперебойно обеспечивать западный этнофобский олигархат и окружающий его золотой миллиард природным сырьём, энергоресурсами и прочим, в чём они испытывает потребность. Компрадорскому капиталу при этом логично соответствует колониальная администрация. Или, если быть более объективными, не колониальная, а протекторатная администрация.
Протекторатом, как известно, называют форму завуалированного колониального господства, когда зависимая страна сохраняет внешние атрибуты государственности, а господство над ней осуществляется посредством неравноправных договоров, ущемляющих её интересы и предоставляющие преференции протектору - реальному хозяину. В нашем случае таким протектором является не отдельная западная держава, но финансовый интернационал, контролирующий правительства западных стран, в первую очередь США, и владеющий пулом ТНК. Типичный пример неравноправного договора, ущемляющего интересы России - упомянутое СРП - «Соглашения о разделе продукции». Причём, ситуация усугубляется тем, что нынешняя политическая и экономическая элита России с готовностью идёт навстречу своему протектору. Тут мы имеем дело с явлением не то чтобы вовсе невиданным в истории, но новым в том плане, что прежде оно наблюдалось в относительно небольших и недоразвитых странах Третьего мира, а теперь имеет место быть в великой и культурной стране с тысячелетней историей и традицией государственности - образование в 90-е годы целого слоя сознательных коллаборационистов, подчинивших политику и экономику страны, по сути, чужим интересам. Пожалуй, они будут похуже упомянутых временщиков 18-го века. Ведь те набивали только собственный карман, а эти озаботились ублажать ещё и заморских магнатов.
Между прочим, здесь и объяснение, почему Запад в конце 90-х, рассматривая кандидатуры на смену всё менее вменяемому и всё более нетрезвому «всенародноизбранному» и его обезумевшей в воровском раже камарилье, которую в ту пору олицетворял нынешний лондонский сиделец, сделал ставку именно на российские силовые структуры. 90-е годы стали периодом накопления воровского капитала компрадорами, внедрения через их посредство ТНК на российские сырьевые и прочие рынки, и законодательного оформления их преференций. Это было возможно только в условиях полного политического, экономического и правового хаоса, дезориентации населения буржуазными свободами, доведёнными до пределов вседозволенности, и изоляции остатков здоровых национальных сил. Но какой был бы в этом прок для ТНК, если бы в условиях хаоса оказалась разрушенной сырьевая инфраструктура? Если бы добывать российские богатства из вечной мерзлоты стало бы некому и нечем, а, даже добыв, невозможно было бы доставить их новым хозяевам за рубежом?
Тут нелишне вспомнить книгу Герберта Уэллса «Россия во мгле», изданную в 1920 г., когда страна также лежала в революционной разрухе. «Крушение цивилизации в России, - писал Уэллс, - резко сократит поставку сырья, а также зерна, льна и т.п. Страны Запада вряд ли могут обойтись без этих товаров. Отсутствие их неизбежно приведёт к обнищанию Западной Европы» Вывод, который делает знаменитый фантаст отнюдь не фантастический, но весьма прагматичный и трезвый - Запад должен помочь большевикам навести порядок в России. Причём, Уэллс предлагал западным державам создать международный «закупочно-распределительный трест», нечто вроде Ост-Индской компании, который бы занимался организацией добычи и вывоза из российской колонии сырья, зерна и прочее. Что ж, как говорится, что у финансистов на уме, то у фантастов на языке. В начале 20-х годов Запад всё верно просчитал. Большевикам помогли. В оплату услуг еврейское большевистское правительство организовало добычу, и 90% извлечённых из русских недр природных богатств вывозилось на Запад. Это притом, что до революции в Российской империи эта цифра составляла лишь около 12%.
В конце 20-го века история повторилась. Россия ввергнута в хаос новой революции. На этот раз либеральной, но, как и в начале века откровенно беспочвенной и антинациональной. Вдохновить, организовать и раскрутить эту революцию заокеанские демиурги, активно использовавшие ресурсы ЦРУ и Госдепа, сумели блестяще. Однако, хотя многие на Западе, вроде клинического русофоба Бжезинского, и рады были бы покончить с русскими раз и навсегда, как в своё время покончили с индейскими аборигенами в Калифорнии и мексиканскими в Техасе, но загвоздка в том, что климат в России не тот, что в техасских прериях, на берегах Потомака, расположенного на широте Сочи, или даже озера Мичиган. Богатства России спрятаны в тундре, в вечной мерзлоте. Достать их оттуда никакой поляк, никакой араб, никакой хорват, никакой турок не смогут. Кишка тонка. Только русские готовы за миску похлебки месяцами сидеть на буровой при минус тридцать или варить обмороженными руками лопнувший трубопровод. Так что дальнейшее усиление хаоса на пространствах Евразии, богатых ресурсами, могло обернуться бедой уже и для самого Запада. И западному финансовому интернационалу пришлось озаботиться тем, как этот хаос умерить, пришлось искать, какая сила внутри России обеспечит бесперебойное снабжение золотого миллиарда русскими углеводородами. Тем более что арабский и даже латиноамериканский мир поднимают голову и уже не торопятся отдавать за бесценок свои ресурсы.
Тогда-то хозяева ТНК, возможно, с подсказки своих российских партнёров - доморощенных олигархов-компрадоров и обратили внимание на людей из российских силовых структур, которые в ту пору жалкими приживалками подъедались у ломившегося от краденых русских яств стола новоявленных еврейских банкиров-олигархов, «крышевали» компрадоров и торговали в мелкую розницу конфиденциальной коммерческой и прочей информацией. В своё время именно они по заданию возомнившего из себя демиурга, но оказавшегося лишь слепым орудием в руках подлинных демиургов на Западе, Андропова привели к власти Горбачёва. В 91-м Запад их же рукам цинично разменял обцелованного Горби, уже изрядно подтухшего, подутратившего свой «реформаторский» пыл и кредит доверия населения, на свеженького, «румяного» от неумеренных возлияний и готового на всё ради одной иллюзии власти Ельцина. Неспособные к глубокому осмыслению подлинных национальных интересов, растерянные и деморализованные стремительностью происходивших событий в октябре 93-го года силовики помогли нерусскому ельцинскому окружению осуществить антиконституционный переворот, защитили власть антинациональной, нерусской, по преимуществу, ельцинской клики от народного гнева и мщения, замарались в народной крови и теперь вполне подходили на роль верных клевретов большого - западного олигархата.
Только силовые структуры способны были обеспечить минимальный порядок в стране и сохранить экспортно-сырьевую инфраструктуру. Именно поэтому «мировому правительству» Нью-Йорка и Вашингтона, и его лондонскому и брюссельскому филиалам, крепя сердце, пришлось пожертвовать пристроенными во власти её российского протектората кудрявыми либералами - своей верной Пятой колонной. Поэтому-то и не прошли кандидатуры «крупного хозяйственника», известного дипломата и прочие стоявшие в очередь политические тяжеловесы. Протектору нужны были именно силовики. Конечно, было бы преувеличением утверждать, что силовые структуры превратились в корпоративного компрадора. Если бы такое стало возможным, пожалуй, дни России были бы уже сочтены. Даже в 90-ые годы в пору массового предательства национальных интересов, повальной продажности и подлости элит такое было невозможно, большая часть офицеров оставались патриотами. Но некоторое количество выходцев из силовых структур российским компрадорам и их кураторам на Западе удалось привлечь в своё «дело» и закрепить у власти.
Однако в стране, где правит олигархия, где власть и собственность нераздельны потому что никакой иной власти, кроме олигархической, не нужна олигархическая собственность, привести новую группу в Кремль и прочно её там угнездить можно было только одним способом - инкорпорировать её в уже существующий олигархат, который оформился в 90-ые годы, и обслуживающие его структуры разных уровней. Что и произошло. Говорить о появлении некоей новой российской олигархии силовиков, принципиально отличной от прежней либеральной, как об этом трубит либеральная пресса, было бы, конечно, неверно. Речь идёт о вливании в одну из конкурирующих российских компрадорских полукриминальных олигархических группировок людей, связанных с силовыми структурами, на которых возложены функции управления и контроля за наиболее проблемными секторами в управлении страной.
Но, согласно закону сохранения материи, если в чьей-то мошне прибавляется, в чьей-то столько же убывает. Отсюда частичный передел собственности в пользу новой, точнее подновлённой олигархической группировки с примесью силовиков был сколь необходим, столь и достаточен. Компрадорская сущность российской олигархии, крупного капитала от этого никак не меняется. И не нужно удивляться, что Запад с лёгкостью «сдал» нескольких своих креатур в российской экономике, в частности на российских сырьевых рынках. Он прекрасно понимает: важно, чтобы русские не вздумали осушить компрадорское болото, а уже черти в нём всегда найдутся.
Встраивание в конце 90-х - в начале 2000-х годов группы силовиков в уже сложившийся российский компрадорский, насквозь криминальный олигархат, пожалуй, самый гениальный сюжетный ход сценаристов либеральной антирусской революции в России. Ведь, спецслужбы и силовые структуры, в целом, были последней дееспособной и организованной силой русского народа, которая ещё могла организовать сопротивление и остановить антинациональную либеральную революцию, превращавшую страну в сырьевую колонию Запада и септик для его духовных, идеологических и псевдокультурных экскрементов. Никто, кроме них не мог положить конец либеральной вакханалии и вернуть страну на путь созидания. Увы. За годы демреформ из этих служб уже постарались изгнать патриотически настроенных людей. Но, видимо, этого показалось недостаточно, и тогда другую часть выходцев из силовых структур решили попросту купить, признав за ними право на жирный кусок собственности, отобранный у наиболее зарвавшихся и одиозных еврейских олигархов. Таким образом, большой западный олигархат убивал двух зайцев - обеспечил функционирование российской сырьевой инфраструктуры и нейтрализовал силы национального сопротивления. И не важно, что под нож пошли свои - несколько российских евреев. Во-первых, при таком их засилье в среде крупной буржуазии убыток почти не заметен, во-вторых, для мирового кагала российские всегда были и останутся всего лишь парвеню, людьми с улицы, которых в крупной игре не жалко разменять «на инициативу».
Этого-то и не учёл упомянутый лондонский сиделец.
Расчёт нью-йоркского кагала оправдался - представители силовых структур, став частью компрадорской элиты, теперь уже не дадут поднять головы русскому сопротивлению. В 80-е они подкладывали в интуристовских гостиницах дочерей русской земли в кровати к иностранным «объектам», у них даже хватило ума позже бахвалиться этим. Страну они в итоге не сберегли, зато воспитали целую армию путан, которые нынче вместо того, чтобы рожать русских детей в вымирающей стране, дружно штурмуют бордели Европы. По некоторым подсчётам по 50 тыс. сексуальных рабынь поставляет Россия ежегодно на невольничьи рынки «цивилизованной» Европы и Восточной Азии. Теперь политическим сутенёрам «в гражданском» выпала более почётная миссия - всю Россию подложить под западного VIP клиента. И услужливо караулить за дверью, чтобы не вздумала брыкаться. Никогда голос нынешней российской власти не бывает таким твёрдым, мысль чеканной, а взгляд решительным, как в те минуты, когда акторы этой власти, стоя на пресс-конференции рядом с кем-либо из важных представителей «мирового правительства», вещают о том, что Россия при любых обстоятельствах в полном объёме выполнит свои обязательства перед Западом по поставкам ему углеводородного и прочего сырья. Тут-то в очередной раз развеиваются все сомнения, откуда эта власть взялась и в чём она видит свою главную задачу. Сразу выясняется, что у их правления есть и своя цель, и своя стратегия, и своя логика.
Между прочим, здесь и объяснение тревоги, которую Запад время от времени выражает по поводу безудержной коррупции в высших эшелонах власти в России. Эта тревога является совершенно искренней. Подобного рода тревогу выражает всякий владелец лавки или склада по поводу злоупотреблений нечистого на руку персонала. Кстати, можно не сомневаться, что западный большой олигархат не даст умереть и российской перерабатывающей промышленности, имеется в виду первичная, экологически «грязная» переработка. Держать металлургические и химические комбинаты у себя - дорого, рабочие руки на Западе на вес золота, к тому же надо тратиться «на экологию», травить выбросами своих граждан им не с руки - экологические организации засудят. Китай преследует свои национальные интересы, и эксплуатировать почти дармовой китайский труд скоро будет невозможно. Так что оглуплённая и деморализованная Россия, залившая мозги дешёвым недоваренным пивом и не знающая своих национальных интересов, для Запада самое удобное место для размещения экологически вредных производств. В этом смысле показательна наша алюминиевая промышленность. Бокситами - породой, содержащей гидроокислы алюминия, России не богата, а алюминиевые комбинаты - исключительно вредное для окружающей среды производство, размещены у нас. И это не парадокс, это вполне продуманная политика западных ТНК. Заправляет от их имени алюминиевым бизнесом очередной гешефтмахер, а крупные и контрольные пакеты держат западные компании. Русским же рабам в цехах и их родственникам в радиусе сотен километров от вредных производств остаются рак, поражение щитовидной железы, болезни лёгких и ещё длинный список подобного рода «бонусов».
Так что, чтобы ни думала сама о себе нынешняя власть, объективно она - колониальная администрация, менеджмент «закупочно-распределительного треста», о котором мечтал Уэллс, и не более того. Любая власть и любая элита остаётся колониальной, если население страны убывает в мирное время почти по миллиону в год, в 2002 и 2003 г.г., к примеру, разница между родившимися и умершими составляла в России более 800 тыс., а невосполнимые ресурсы расходуются в объёмах, значительно превышающих научно обоснованные внутренние нужды, их экспорт не сообразуется с приращением сырьевой базы и самим фактом невозобновляемости, а в структуре экспорта сырьё имеет сколь-нибудь значительный процент. В российском же экспорте, как мы уже отмечали, сырьё нынче составляет едва ли не 90%. Из почти полутысячи миллионов тонн сырой нефти, ежегодно выкачиваемых из российских недр, за рубеж без переработки уходит бОльшая часть - примерно три пятых. Это по официальным данным, а реально, с учётом ложных сведений в таможенных документах, можно не сомневаться, и ещё больше.
А, ведь, учитывая невозобновляемый характер запасов той же нефти и её свойства ценнейшего органического продукта, на что обращал внимание ещё Менделеев, подлинной экономической выгоды у экспорта сырой нефти не может быть вообще. Есть только одно объяснение масштабному экспорту сырой нефти. Мы его уже поминали по другому случаю, его сформулировал Людовик ХVI: после нас хоть потоп. Впрочем, в случае крайних обстоятельств, системного кризиса, подобного сегодняшнему, в рамках научно и нравственно обоснованных лимитов можно говорить о политическом или стратегическом экспорте. К примеру, по рыночной цене плюс в обмен на определённую, выгодную России политическую позицию импортера, в обмен на новейшие технологии либо под целевую государственную программу по развитию собственных высоких технологий. К примеру, зависимость от российского газа у Европы уже столь велика, что вполне можно требовать в обмен на поставки углеводородов, если не ликвидации НАТО, то уже, во всяком случае, переноса натовских баз от границ России куда-нибудь в Гренландию или на Бермуды.
Или мы будем и дальше отапливать нашим газом натовские казармы и заправлять нашим топливом натовские авианосцы, бомбардировщики и самолёты-шпионы, барражирующие вдоль наших границ? Компрадорский и протекторатный характер нынешней власти весьма красноречиво иллюстрирует и такой факт: половина Европы живёт на российском газе, при этом в самой России без газа перебивается половина населения страны, село и вовсе газифицировано едва ли на четверть. А, ведь, климат атлантической Европы и континентальной России даже сравнивать нельзя.
Как уже замечено, в Российской империи в начале 20-го века в период бурного экономического роста из страны вывозилось немногим более десятой доли добытых полезных ископаемых. И это была стратегия. То же и в годы подъёма экономики СССР перед и после Отечественной войны. Упомянутый выше американский закон о «взаимном обеспечении безопасности», законсервировавший американские месторождения, ограничивший истощение собственных американских ресурсов и заменивший их экспортом из стран Третьего мира и, в частности, из России - это тоже стратегия. Нынешняя же экономическая политика российской протекторатной администрации и всей политической элиты с точки зрения долгосрочных национальных интересов - это явное преступление перед будущими поколениями русских и всех коренных народов России. И это не проблема личности того или иного высшего чиновника - президента или главы правительства, субъективно они вполне могут считать себя патриотами, но это проблема качества господствующего класса как целого, следующего той или иной стратегии. И здесь не имеет принципиального значения, кто выкачивает и вывозит российские углеводороды за рубеж - российские компании Лукойл и Газпром или американские Эксон-Мобил и Тексако-Шеврон, которым не позволили отщипнуть кусок Юкоса. Для Запада ещё и надёжнее, когда у российской политической и экономической элиты крупные финансовые активы размещены в западных банках, так она более управляема. А нашим потомкам будет безразлично, кто оскоплял недра. Для них будет иметь значение только то, что они пусты. Понятно, что, получив «в наследство» оскоплённую землю, загаженную своими и чужими отходами, ядерными и химическими, они вынесут мерзавцам свой приговор, оплёвывая их могилы и их имена, но легче от этого им уже не станет.
Рассчитывать, что западные протекторы заинтересованы в том, чтобы в их российском протекторате была создана полноценная экономика, ориентированная на решение внутренних задач, было бы, как все понимают, наивно. Надо полагать и идея пресловутого Стабфонда внушена российской протекторатной власти именно отсюда, с Запада. Маастрихстское соглашение по сдерживанию инфляции, Вашингтонский консенсус и т.п. Полусонные демреформаторы из российского демправительства, давно вызывающие аллергию у населения, и до такой простой штуки вряд ли додумались бы. По остроумному замечаю русского патриота Б.С. Миронова Стабфонд - это ни что иное как форма контрибуции, которую американские победители наложили на побеждённую в холодной войне и поставленную на колени Россию. Со своей стороны добавим, что формы контрибуции, выплачиваемой Россией Западу, многообразны и прихотливы. Экспорт сырья, вместо глубокой переработки, экспорт мозгов, причём, вообще, без оплаты, передача активов лучших предприятий западным компаниям, передача научных и технических разработок на Запад с целью патентования их Западом как своих, - та же контрибуция. Есть и менее цивилизованные формы - экспорт детей и наложниц. Но, пожалуй, самая излюбленная форма контрибуции - это кредиты побеждённым. Она обетована Иеговой «избранному народу», из сынов которого по преимуществу и состоит нынешний западный ростовщический кагал, ещё во «Второзаконии» Ветхого Завета: «...И ты будешь давать взаймы многим народам, а сам не будешь брать взаймы, и господствовать будешь над многими народами, а они над тобой господствовать не будут».
МВФ и клубы кредиторов Парижский и Лондонский не скупились в выдаче займов России в конце 80-х и 90-х годах. Проценты по ним порой в разы превосходят тело кредита.
Причём, как правило, это связанные кредиты, а именно связанные обязательствами товарных закупок у Запада и оплаты услуг его консультантов. Случалось, на фальшивые консультации уходило до половины стомиллионного транша. К тому же разворовывались эти деньги, как правило, ещё на счетах западных банков, и только остатки - в России.
Российские доходы западных гобсеков от их родового бизнеса исчисляются десятками, если не сотням миллиардов долларов. Но самое главное, и по изначальному замыслу эти кредиты не решали никаких задач, кроме плетения долговой удавки для русских. Не даром президент Всемирного банка Дж. Вулфенсон в 2002 г. потребовал от Кремля подписать новое кредитное соглашение в приказном тоне и едва ли не с угрозами вздумавшим проявить самостоятельность менеджерам кремлёвского филиала. И такое соглашение немедленно было подписано.
Нет никаких сомнений, что именно западные хозяева наложили вето и на продуктивное использование пресловутого Стабфонда, который, как все понимают, призван стабилизировать отнюдь не российские, но именно американские финансы. Будут позволять отщипывать щепоти, чтобы латать какие-то срочные прорехи и не более. В 2006 г., к примеру, позволили отщипнуть одну десятую часть, чтобы протекторатная власть смогла объявить эту жалкую подачку для латания зияющих дыр в социальной сфере «национальными проектами» и поддержать свой пресловутый рейтинг. Западный финансовый интернационал отнюдь не заинтересован ни в инвестициях в реальный сектор российской экономики, в техническом перевооружении и обновлении основных фондов, что могло бы изменить её сырьевой характер, ни в восстановлении порушенного здравоохранения, ни в росте потребления, что могло бы оживить производство и хотя бы частично приостановить выгодную Западу, о чём не постеснялись признаваться вслух Тэтчер и Бжезинский, демографическую катастрофу в России.
Конечно, сказанное выше не означает прямого контроля кадровой политики и российской внутренней политики, в целом, со стороны Запада, но лишь о подспудных влияниях. Однако именно эти влияния с начала 90-х годов и по сию пору, в конечном итоге, оказываются решающими и определяют проводимую российскими властями политику. Иначе ничем не возможно объяснить многие политические, хозяйственные, военные, кадровые решения Кремля и Правительства.
Например, зная о скором исчерпании невозобновляемых природных ресурсов, власти принимают меры по наращиванию экспорта углеводородов, «расширяют экспортную трубу» и провозглашают Россию гарантом энергетической безопасности Запада. В то время, когда в России на глазах меняется этнический и конфессиональный баланс - в Москве русских вместе с украинцами и белорусами уже заметное меньшинство, что грозит прекращением самого исторического бытия России, правительство предлагает легализовать миллионы иноплемённых инсургентов, и одновременно воспитывать у русских так называемую толерантность, то есть осознанный и добровольный отказ защищать свои города, свой культурный мир и хозяйственные интересы. Не взирая на рост бытового антисемитизма, связанный с тотальным засильем «избранного племени» в финансовой сфере, в СМИ и во многих других важных областях жизни, Кремль отдаёт очередному подсуетившемуся еврею очередное месторождение, металлургический комбинат, министерский пост, медийный ресурс, а то и целую губернию на кормление. В ситуации, когда инфраструктура НАТО стремительно приближается к границам России, уже не осталось крупных городов недосягаемых для натовских крылатых ракет, запускаемых с самолётов, базирующихся на бывших советских аэродромах Прибалтики и Центральной Азии, а США отказываются в одностороннем порядке от прежних договорённостей по ограничению ядерных вооружений, они уничтожают наименее уязвимые подвижные ракетные комплексы на железнодорожных платформах и продолжают демонтировать ПВО. Количество ракет и атомных подводных лодок, которые ставятся на вооружение никак не соизмеримо с числом снимаемых с боевого дежурства по старости или международным договорам. В условиях развала оборонки в ходе приватизации, отдают в частные руки последние, сохранившиеся после «конверсии» и выжившие в период отсутствия госзаказов стратегические оборонные предприятия. Понимая, что освоение космоса является насущнейшей необходимостью и в военном, и в экономическом, и в научном плане, рынок космических запусков растёт как на дрожжах, они закрывают главный проект национальной космической программы - «МИР» и сдают космические технологии, новейшие наработки проекту МКС, где хозяева американцы, заодно губят спутниковую систему раннего оповещения о ракетном ударе, системы космической связи и разведки. Не обращая внимания на массовую безработицу в провинции - более 7% активного населения - 6 млн. человек официально и почти 10 реально, втягивают страну в ВТО, обрекая на деградацию целые отрасли хозяйства и, по сути, переподчиняя экономику страны правительству США, которое создало и хозяйничает в ВТО. Видя как агонизирует российское сельское хозяйство, задыхаясь от отсутствия оборотных средств, не говоря уже об инвестициях на развитие, упорно отказываются полноценно финансировать деревню и одновременно поощряют низкими пошлинами ввоз импортных, зачастую некачественных продуктов. Вместо того чтобы дать жёсткий и недвусмысленный ответ на раздающиеся с Запада заявления, что богатства Сибири должны принадлежать «всему миру», читай западным ТНК, а об этом говорят уже не только западные публицисты, но и политики, к примеру, министр энергетики США, пренебрегая последствиями, которыми может обернуться для страны дальнейшая утрата контроля над стратегическими сферами экономики, они привлекают в эти сферы западных инвесторов, открывает шлюзы чужим капиталам для вливания в стратегические сферы российской экономики, с целью интернационализации корпоративных активов, прежде всего, российских сырьевых компаний, распродают куски стратегических предприятий и естественных монополий. Прекрасно зная о связанном с дефицитом инвестиций застое в промышленности, деградации инфраструктуры и отставании в высоких технологиях, формируют явно избыточные резервы - уже 200 млрд. дол, больше, чем весь бюджет страны. Плюс к этому создают Стабилизационный фонд в 50 млрд., то есть выводят финансовые средства из реальной экономики. Доходит до полного абсурда. Имея такие несуразные резервы и формируя профицитный бюджет, то есть сидя на мешках денег, обращаются за займами к западным финансовым институтам - просят свои собственные деньги ссудить под впятеро большие проценты. До такого способа обворовывания казны и сам Д. Сакс, главный гуру российских либеральных реформаторов, не додумался бы - фантазии бы не хватило.
Кто-то может всплеснуть руками: ах, как же это можно - правительство обкрадывает свою собственную страну! В том-то и дело, что мы этим демшинкарям отнюдь не свои. Запад победил в холодной войне, а они всего лишь коллаборационисты, протекторатная администрация. Русофобия их конституциональное качество, их родовое пятно. Именно поэтому на фоне невиданного расслоения в обществе: 1% нерусских нуворишей присваивает почти половину национального дохода, а 80% населения достаётся от его всего 7 %, 100 нерусских, по преимуществу, фигурантов списка «Форбс» имеют активы, втрое превышающие банковские вклады всего населения страны. Именно поэтому в России установлена единая для нищих ткачихи и доярки, и нувориша, наворовавшего миллиарды, ставка подоходного налога. И всего-то 13%. Между тем, даже в богатых странах Запада налог на крупный капитал составляет от 40 до 60 %. Однако, нынешняя протекторатная власть, видимо, исходит из старинной мудрости, которую подсказал древнерусский летописец, комментировавший неудачный поход киевских князей Владимира и Добрыни в 985 г. на Волгу: с тех, кто носит сапоги, дани не получить, а надобно искать лапотников. Сапоги у нас носят, как известно, нерусские олигархи, а лапотники, понятно, русские Ваньки да Парашки. Зная о девальвации и приближающемся крахе доллара, эта администрация с маниакальным упрямством резервирует золотовалютные запасы не в золоте, которое стремительно дорожает, но именно в долларах, на худой конец в евро. Золото же спешно продаёт западным банкам. Невзирая на вопиющую нравственную деградацию населения и стремление русских обрести духовное измерение национального и личного бытия запрещает преподавание Слова Божьего в школах. Видя умирание отечественной науки, безучастно наблюдает массовую интеллектуальную эмиграцию, бегство получивших самое дорогое и современное образование людей на Запад - 300 тыс. учёных и высококлассных специалистов за годы реформ, да ещё вводит европейские образовательные стандарты, чтобы облегчить адаптацию российских умов на Западе. Отлично понимая, что в условиях сокращения русского населения Дальнего Востока и заселения его китайцами, число которых увеличивается там едва ли не на миллион в год, Россия может не просто лишиться этого суперважного региона, но оказаться перед угрозой горячей войны с Китаем, не ограничивает и, более того, по сути, поощряет иммиграцию китайцев, не принимает полноценную программу по обеспечению роста местного русского населения. Имея, как уже замечено, громадные валютные резервы и доходы от реализации сырья, прячет деньги - полтора триллиона рублей от сирот и нищих стариков и матерей-одиночек в «стабилизационный» чулок, к тому же дырявый, усугубляя демографическую катастрофу. По сути, в России протекторатная власть искусственно поддерживает массовую бедность.
Здесь она следует ещё еврейским английским политэкономам Нового времени, которые доказывали полезность бедности для устойчивого развития общества. Иначе де у гоев-пролетариев не будет стимула трудиться в поте лица и не будет возможности заменять норовистых работников, всегда толпящимися у ворот заводов и фабрик в надежде заработать на похлёбку безработными штрейкбрехерами.
Объяснять стране это поведение с каждым годом становится всё труднее, но «временные люди» в Кремле и Белом доме из кожи вон лезут, лишь бы угодить нанявшему их заокеанскому протектору. Понятно, что такая политика вынуждает страховаться от стихийного народного бунта и ещё больше от организованных действий активной части патриотически настроенных русских - зарождающегося национально-освободительного движения. Отсюда всевозможные «акты противодействия экстремизму», «антифашистский пакты», и т.п. У колониальной власти уже не осталось иных аргументов, кроме как лицемерно объявить русских людей, неравнодушных к судьбам русского отечества, фашистами для обоснования применения к ним государственного террора. С другой стороны, то обстоятельство что русофобия превращается в государственную политику, обнадёживает. Ведь это означает, что наконец-то, после пятнадцатилетней спячки начинает пробуждаться русское национальное самосознание, оно становится фактором политики. Прежде протекторатная власть не давала себе труда устраивать масштабные русофобские акции, не было нужды. Теперь же она, кажется, именно этим более всего и озабочена. Но, чем жёстче она будет подавлять русское национальное сопротивление, тем вернее и надёжнее оно будет расти.
Кстати, если не видеть колониальную русофобскую сущность нынешней российской власти, нет никаких объяснений, почему не принимается комплексная государственная программа по предотвращению упомянутой демографической катастрофы в вымирающих областях, а это именно русские области. Её основные пункты и позиции очевидны. Это, с одной стороны, всемерная поддержка материнства, а с другой, восстановление и поддержание репродуктивной функции. Гарантии потенциальным матерям, что они смогут прокормить и содержать детей - научно обоснованные и достойные, а не хамские и издевательские, как нынче, детские пособия. Бесплатная, сколь-нибудь достойная педиатрия и гинекология. Преимущественное право на получение профессии и рабочие места для родителей. Развитая сеть недорогих детских учреждений. Специальные квартирные лимиты и беспроцентные кредиты на жильё и льготы при оплате коммунальных услуг для семей с детьми. Налог на бездетность, повышение ставок алиментов и строгий их сбор. Льготы при оплате учёбы в ВУЗах студентам из многодетных семей. Регулирование трудовых потоков с целью сокращения безработицы в демографически депрессивных областях. Формирование промышленной инфраструктуры и создание рабочих мест с учётом необходимой поддержки вымирающих регионов. Беспощадное, свирепое подавление наркоторговцев, производителей суррогатного алкоголя, проституции, последовательная борьба с курением. Пресечение сексуальной эмиграции и работорговли. Широкая и активная пропаганда института семьи и материнства с разъяснением возможных последствий прерывания беременности. Жёсткое и последовательное преследование СМИ, занимающихся нравственным разложением молодежи.
Нынешняя российская власть делает вид, что всё это её не касается. А куда ей деваться? Ведь ещё ельцинский режим, которому она наследует, подписался под решениями МКНР - «Международной Каирской конференции по народонаселению и развитию» 1994 г.
Эта конференция приняла программу на 20 лет, целью которой является «устойчивое развитие». Причём, прекрасно отдавая себе отчёт, что никакого устойчивого развития в рамках создаваемого ростовщическим кагалом глобального социально-экономического уклада, в котором противоречия между трудом и капиталом доведены до крайних пределов, у всего человечества не получится, таковое решено, попросту, подсократить. Условием устойчивого развития объявлена «стабилизация роста численности населения». Это означает ничто иное как требование к правительствам стран Третьего мира, не позволять населению своих стран расти. Добиваться стабилизации предполагается с помощью «демографической коррекции». А что стоит за этим замысловатым выражением? Стерилизация, аборт, контрацепция, отказ государства помогать институтам материнства и детства, и пропаганда малодетной семьи с одним ребёнком. То есть суть этой политики можно определить как «гуманный геноцид».
Финансировать Каирские программы вызвались Всемирный банк, Фонд Рокфеллера и прочие известные доброхоты. США, курирующие подобные конференции, опасаются, что растущее население стран Третьего мира их объест. Китай, Индия, действительно, растут как на дрожжах, население коранических стран также увеличилось за десять лет в полтора раза - подбивает к полутора миллиардам. Только причём здесь Россия с её демографической катастрофой, убылью населения почти на миллион в год? А, притом. Запад озвучил цифру экономически целесообразного населения России, и колониальный режим немедленно принял к исполнению. Хорошо, если это 50 миллионов, про которые говорил «добрый» Бжезинский, а то, ведь, могут взять за ориентир и 15 миллионов, на которых настаивала менее компромиссная Тэтчер.
И вот уже вице-премьер российского правительства спешит на 21-ю специальную сессию Генеральной ассамблеи ООН, состоявшуюся в 1999 г., рапортовать, что «Россия полностью привержена духу и целям Каирской конференции». И ведь это чистейшая правда. А в чём эта верность российского правительства выражается? К примеру, издевательские пособия на детей: то ли два, то ли полтора доллара в месяц все пореформенные годы - наглядное свидетельство осуществления российской колониальной администрацией «гуманного геноцида».
Среди прочего, верность идеям Каира проявляется в том, что по стране плодятся отделения РАПС - Российской Ассоциации Планирования Семьи - филиала международной организации с тем же именем. МАПС - название принято после Второй Мировой войны, выросла из «Лиги контроля за рождаемостью», созданной в начале 20-х годов в США бесноватой феминисткой, суфражисткой, в молодости марксисткой, а позже расисткой М. Зангер. Впрочем, её увлечения марксизмом отнюдь не смутили американских банкиров, которые взяли её под свою опеку. И не мудрено. Ведь Адольф Гитлер был ещё никому не известным отставным фельдфебелем Шикльгрубером, когда Зангер уже вовсю проповедовала стерилизацию «генетически второсортных рас» и, распространяя контрацептивы среди негров южных штатов США, сумела добиться сокращения у них рождаемости. Банкирский олигархат оценил её одержимость и проповедуемые ею идеи, и обязал американское правительство взять их на вооружение. Что нашло своё отражение в концепции Макнамары-Киссинджера, получившей широкое хождение как доктрина «золотого миллиарда», и в Меморандуме Совбеза США №200 за 1974 г. Именно идеи этого меморандума легли в основу деклараций и программ Каирской конференции, а ещё прежде - «Конференции по окружающей среде и развитию», проходившей в Рио-де-Жанейро в 1992 г.
Годовой бюджет МАПС, считающейся благотворительной организацией, и на этом основании освобождённой от налогообложения, свыше миллиарда долларов, её обильно финансируют фонды Рокфеллера, Меллона, Хьюлетта и Паккарда, Форда и другие. Её штаб-квартира находится в Нью-Йорке, но основная активность приходится на Азию и Африку. Она следит за тем, чтобы в странах Третьего мира снижалась рождаемость. Она специализируется на абортах и стерилизации, притом не только пропагандирует, но имеет собственную сеть клиник, где осуществляются операции. Также следит, чтобы государства Третьего мира не платили своим гражданам высокие пособия на детей. С началом демреволюции МАПС добралась и до России, создав здесь свой, упомянутый выше, филиал, который не скупясь финансирует американская транснациональная корпорация «Проктер энд Гембл», имеющая дурную славу во всём мире в связи с выпуском вредной для здоровья людей продукции.
Но усилий РАПСА западной русофобии и её Пятой колоне в России мало. Она действует также через протекторатное правительство. Минздрав на бюджетные деньги создаёт в каждом городе центры планирования семьи. Чем же озабочены эти центры, созданные на деньги налогоплательщиков? Может быть ростом бесплодия - уже каждая шестая женщина репродуктивного возраста в России - 6,5 млн., не может родить? Или может быть ростом токсикозов, анемий, незапланированных прерываний беременности, преждевременных родов, патологий новорожденных? Отнюдь. Государственное «планирование семьи», как и в МАПСе, заключается в пропаганде и осуществление трёх вещей - контрацепции, абортов и стерилизации. Нынешний российский Минздрав, в котором заправляют всё те же демшинкари, предпочитает тратить бюджетные деньги на обеспечение конвейера абортов. А ему ещё помогают энтузиасты из особого свойства благотворительных обществ, существующих на средства западных фондов, вроде «Общества по контрацепции». В итоге совместных забот этих организаций - Минздрава и благотворителей на американские деньги о нашем «устойчивом развитии», то есть о нашем скорейшем вымирании, по абортам «на душу населения» Россия уже в передовиках - 6 млн. в год. Почти три четверти беременностей прерывается. И отнюдь не на Кавказе, но именно у русских. То есть, если брать статистику по русским, она будет ещё более трагичная.
Последние инициативы Кремля в связи с демографическим кризом, конечно, ход сколь сильный, столь и циничный, поскольку явно имеет в виду приближающиеся выборы. После семи лет необъяснимого на первый взгляд игнорирования факта стремительного вымирания страны, который вне стен Кремля не комментировали, кажется, только мёртвые, нынешняя кремлёвская группа вдруг озаботилась. Цифра 250 тыс. рублей вряд ли произведёт впечатление на москвичей, в Москве, как известно, стоимость одного метра стандартного жилья уже подбивает к 100 тысячам, но вдохновит нищую провинцию. Это, конечно, не решает проблему вымирания, поскольку она многоаспектная и требует системного подхода, но инициативы подобно рода, можно только приветствовать. Остаётся надеяться, что они выдвинуты не для того, чтобы обогатить коммерческие структуры, которые будут оперировать сертификатами, в частности банки, занятые ипотекой, и не для того, чтобы перераспределить ресурсы из русских областей в национальные республики, где рождаемость выше в разы. Не оказалось бы, что цель кремлёвских инициатив - ускоренное замещение русских фашистов, имеющих имперские амбиции, нелюбящих НАТО и Америку, ненавидящих компрадоров и их опекунов во власти, и претендующих быть хозяевами на своей земле и в своём государстве, на более удобные для протекторатной русофобской власти этнические группы. Как известно, национальные республики того же Кавказа дотационные, в федеральный бюджет они ничего не вносят, но лишь кормятся из него. Так что не пришлось бы вымирающим русским ещё более усердно работать на многодетные кавказские семьи.
Впрочем, в последние годы во власть в России на смену вульгарным либералам первой волны пришли новые люди, которые объявили себя государственниками. Наверное, среди них на разных уровнях случаются способные управленцы, которые в других условиях могли бы своим честным трудом принести России немало пользы. Проблема в том, что пирамида власти основана на порочных духовных, нравственных и общекультурных цивилизационных принципах, и стоит на зыбучих песках либерализма, спекулятивного безнационального капитализма, космополитизма, вульгарного западничества и западного толка буржуазной псевдодемократии. Из этой пирамиды можно вынуть и поменять любой кирпич, любой блок и даже краеугольный камень, её можно перебрать всю, но она останется стоять на том же месте и на том же порочном фундаменте.
Здесь, в сущности, повторяется коллизия середины 20-го века. Тогда также после нескольких лет антигосударственной и антинациональной вакханалии «интернационалистов», приехавших в запломбированном вагоне, к власти пришли более трезвые прагматики, среди них много и русских, настроенных сохранить страну, а не приносить её в жертву идеологическим химерам. Энергичные, обладавшие хорошим природным умом, усердные, порой отличные специалисты, нередко талантливые и самоотверженные, эти люди были лишены одного - свободного от навязанных извне догм концептуального мышления и способности к самостоятельному, без подсказок «классиков» осмысленному целеполаганию в социальном и культурном строительстве. И потому были вынуждены, порой даже не желая того, продолжать в меру сил и понимания осуществлять в течение семидесяти лет оставшийся им в наследство проект Троцкого, Ленина и прочих ненавидевших русскую Россию теоретиков коммунизма и мировой революции. В итоге страна оказалась в тупике, истратив с низким КПД огромный человеческий интеллектуальный и пассионарный ресурс.
Нынешняя властная элита, сменившая частично либерал-реформаторов 90-х, отмечена подобного же рода дефективностью. Её акторы не столь одиозны и не кликушествуют подобно демократам первой волны, но, очевидно, не способны к подлинному культурно-историческому творчеству. Ввести в некие конвенциональные рамки ограбление страны компрадорами, приостановить прямой развал государства, да поддерживать функционирование сырьевых отраслей, сориентированных на экспорт, вот и всё, что они смогли предложить обществу. Однако новым поколениям россиян опять же будет безразлично, были ли нынешние правители России компрадорами по убеждению или по инерции.
По сути, и это отмечают уже многие, Россия лишена суверенитета через навязывание ей чуждой, вызревшей в ином этнокультурном и духовном пространстве цивилизационной парадигмы. Ключевые категории данной парадигмы, так называемые «западные ценности» - свободный рынок, мир без границ, права индивида, буржуазная «демократия», плюрализм, либерализм, космополитизм, религиозный нигилизм под маской религиозной свободы, свобода в преследовании частного интереса и т.п. Эти «ценности» с конца 18-го века западная этнофобия, масонство и диаспора навязывали романо-германской Европе с целью окончательно сорвать её с христианского корня, и без того уже подвявшего со времен Реформации. Те же понятия, на которых возникла и в протяжении тысячелетия стояла Россия: христианская любовь, христианская совесть, христианская вера, христианская семья, Отечество, Святая Русь, Святая Церковь, народное хозяйство, национальные интересы, общинность, солидарность, органичность, в списке «западных ценностей» тем более отсутствуют. В итоге любые решения нынешней российской власти лишь кажутся самостоятельными, по сути, они навязаны извне, поскольку могут приниматься только в рамках упомянутой чуждой России цивилизационной парадигмы.
Доктрина самообновляющегося традиционализма для постсоветского господствующего класса, ориентированного на Запад и Западом же вскормленного, не приемлема. Поскольку таковая подразумевает не просто декларацию особых внешнеполитических приоритетов, отличных от американских, это частности, но именно решительный отказ от западных, так называемых «ценностей» - буржуазной потребительской демократии и лицемерного гуманизма, ориентированного на эгоиста и подменяющего подлинное историческое творчество народов. Беспощадное уничтожение обслуживающих интересы Запада компрадоров и любых, малейших признаков иноземного протектората здесь автоматически вытекают из главного - духовной и идеологической переориентации, возобновления тысячелетнего русского цивилизационного проекта, имеющего принципиально отличный от западного ценностно-смысловой багаж.
Но альтернатива самообновляющемуся традиционализму остаётся, по сути-то одна - то, что мы и имеем на сегодняшний день: покорно следовать в фарватере западного танкера, вовремя и сполна заправляя топливом его танки. Так что нынешняя элита обречена до упора продолжать антинациональный либеральный проект, навязанный в начале 90-х МВФ и демиургами из СВС и Бильдербергского клуба при посредстве доморощенных демреформаторов. Не случайно широко отрекламированная вертикаль власти, выстроенная в начале 2000-х годов, оказалась, по сути, бесполезной для страны. Её имело смысл выстраивать под идею, под осуществление проекта национального возрождения на основе самообновляющегося традиционализма, когда потребовалась бы концентрация сил, объединение усилий всей страны и жёсткая дисциплина внутри самой власти. Навязанный же Западом и его Пятой колонной буржуазно-либеральный проект в этом не нуждается. Так что эта вертикаль служит лишь задаче не пустить во власть людей с подлинно государственническим мышлением. А, по большому счёту, она оказалась всего лишь шестом в стриптизбаре - олигархи - компрадоры извиваются вокруг неё как хотят, а хозяева заведения всё там же - за океаном, празднуют Пурим. Они могут спать спокойно. У власти в России надёжные люди. Прежде таких называли шабесгоями.
Ради того, чтобы заполучить столь выгодного союзника, западным протекторам пришлось даже пожертвовать некоторыми «демократическими свободами» в России, слегка укоротить поводок своих верных мосек из среды либеральной демократии, и попустить некоторый авторитаризм. Сделано это было вполне осознанно. Тут надо понимать, что псевдодемократическая риторика, озабоченность Запада правами человека в России, авторитарными методами правления - чистейшей воды лицемерие. Запад примет в России любую власть, хоть людоедскую, каннибальскую, хоть ортодоксально марксистскую, только не национальную и не патриотическую. Поскольку главное, что от протекторатной российской власти требуется, это, как все понимают, чтобы она наращивала экспорт сырья и электроэнергии, поддерживала экспортную инфраструктуру и добывающие отрасли, и держала в узде чумазых рабов, которые достают природные богатства из-под земли или рабов в белых халатах, караулящих ядерные отходы со всего мира и вырабатывающих энергию на атомных станциях.
В этой связи стоит отметить одно события начала 2006 г. Его можно расценивать как решающий раунд выборов 2008 г. Только наивные люди могут думать, что вопрос о власти будет решаться именно тогда. Выбор, по сути, уже состоялся. Он стал итогом торга, который шёл в последние три года. Запад насторожила наметившаяся тенденция по возвращению в собственность казны некоторых активов и время от времени слышная из России державная риторика Кремля. Видно западным наблюдателям невдомёк, что в России приватизировано само государство, а державная риторика предназначена исключительно для внутреннего пользования. Озабоченный Запад в последние годы шантажировал Кремль «цветными» революциями в духе постмодернизма, где вместо усталого пролетария на штурм правительственных кабинетов подряжается толпа обкуренных подростков и студентов, типичная аудитория ночных клубов и низкопробных попконцертов, а также намёками на возможность отказа признавать легитимность «недемократично избранного» приемника, и надо полагать, заморозкой счетов, каковые российский господствующий класс с начала демреволюции держит в западных банках. Кремль не стал накалять обстановку и сформулировал условия взаимовыгодного компромисса: Запад отказывается от своих угроз, Кремль в ответ, точнее в оплату, гарантирует ему поставки сырья и пускает его капитал в стратегические сферы российской экономики. РАО ЕЭС уже больше чем на треть принадлежит иностранцам, сняты ограничения на приобретение иностранцами акций Газпрома, на очереди ряд нефтедобывающих компаний, атомная энергетика, Атоммаш и РГЖД. Все эти шаги можно трактовать как пояснение и призыв к Западу: у коровы четыре дойки и подойти можно с двух боков. Так давайте же доить Россию вместе! В мартовском номере «Ведомостей» опубликована статья, в которой выражена официальная позиция Кремля. В ней буквально сказано: «...Мы должны наметить практические меры по обеспечению устойчивого доступа мировой экономики к традиционным источникам энергии...» Учитывая, что «мировая экономика» это экономика Запада и Китая, доля России в ней всего 2%, а под «традиционными источниками энергии» подразумеваются российские нефть и газ, здесь ни что иное как манифест коллаборантов. И Кремль вовсе не считает, что тут нужно чего-то стыдиться. Напротив, роль коллаборантов нынешним кремлёвским сидельцам кажется вполне естественной, чуть ли не почётной.
Кажется, и Запад удовлетворён. Уже поступают сигналы, означающие его «подпись под соглашением». Он сделал свой выбор и продлил мандат нынешней кремлевской группе после 2008 г., согласившись признать приемника. Вот, только население России к этому торгу и к этому выбору отношения не имеет. Так, ведь, его интересы участников торга и не волнуют. В 2008 г. ему предстоит лишь подтвердить легитимность принятых решений. Впрочем, даже, если бы оно и отказалось это сделать, это никого не расстроило бы. Ведь, как компетентно заметил «отец народов», важно, кто считает. Ярким примером являются президентские выборы в России 96-го года. А как определить - честными ли были выборы? Очень просто - нужно включить телевизор и послушать пресс-конференцию Госдепа США.
Для нынешней России это последняя инстанция при определении истины по всем важным вопросам, поглавнее каких-то там Верховного и Конституционного судов.
Понятно, что пока речь идёт лишь о принципиальной договорённости. Запад не ослабит давления. И остаётся только гадать, что ещё кроме сырьевых ресурсов, то есть будущего наших детей и внуков, станет разменной картой в этой игре, что ещё нынешний Кремль не сочтёт зазорным сдать ненасытному Западу. Каждая очередная встреча в верхах, каждый очередной саммит заставляет подсчитывать новые убытки. Будет ли это Крым с Севастополем и Черноморским флотом, или может быть продолжение курса на экономию на «социалке» и вымирание населения, или демонтируют «Тополь М», или передадут НАСА последние наработки по космическим технологиям, или ещё ниже опустят ввозные пошлины на чужие продукты питания, Боинги и Аэрбасы, или премьер-министром назначат явную креатуру Госдепа, или начнут за одно русское имя сажать пожизненно? Ко всему нужно быть готовыми, предела предательству национальных интересов нет.
Впрочем, в связи с истощением мировых запасов природных ресурсов и резким ростом цен на них новая российская политическая и экономическая верхушка, распоряжающаяся добычей и доставкой российского сырья на Запад, с начала 2000-х годов постепенно преодолевает комплексы неполноценности и второсортности, и уже претендует интегрироваться в качестве полноправного члена в западный закрытый клуб хозяев мира. Об этих мечтаниях несколько лет назад то ли по неосторожности, то ли, наоборот, ощущая прочность позиций этой верхушки, полную её безнаказанность и неуязвимость, и уже утратив всякие понятия о морали, проговорился на страницах одной из столичных газет упомянутый выше руководитель информационно-аналитического агентства при Управлении делами президента РФ, заявивший, буквально, что российская элита должна войти в «мировое правительство» и его структуры. Для чего нужно внедрять её представителей в тайные организации, составляющие невидимую основу власти «мирового правительства», масонские и парамасонские ложи, тайные ордена и т.п.
Вот, так. Прямым текстом. Компрадоры-колаборационисты вознамерились компактно пристроить свои зады в ВИП-ложу мирового олигархата. Именно в этой связи, надо полагать, в последнее время, несколько увеличен оборонный бюджет. Всё же Запад уважает силу. А, вот, на что не приходится рассчитывать, так это на то, что народы России, обездоленные и вымирающие, при этом займут достойное место среди благополучных народов планеты, а российские культура, искусство и наука получат возможность нормально развиваться. Или у кого-то есть сомнения? Развеять их нетрудно. Обратите внимание, как выглядят нынешние российские бонзы на всевозможных саммитах и прочих собраниях элит благополучных стран Европы и Америки. Разве они появляются там в обносках и лохмотьях? Отнюдь. Подкатывают к конференцзалам и семизвёздочным отелям на самых дорогих Мерседесах, в пиджаках от кутюр, и широко улыбаются, при этом 15% российских призывников страдают дистрофией. Нищета 40% населения, и скудность жизни ещё 40 отнюдь не мешают им цвести и пахнуть. Вдобавок ко всему открыто признаётся нормальность кулуарных решений, утаивания от народов планеты подлинных целей пресловутого «мирового правительства».
Надо сказать, известные основания для воплощения в жизнь этих мечтаний у нынешних правителей есть. Они присядут в упомянутую ложу не налегке. Похоже, они изобрели новый способ отъёма денег, до которого не додумался и сам Остап Бендер с его 400 способами. И не у какого-нибудь неправедно разбогатевшего индивидуума, а у казны. Схема проста. Крупнейшие активы, которые были приватизированы в середине 90-х за символические деньги, в том числе на залоговых аукционах, выкупаются казной, то есть опять же за деньги уже однажды обворованных граждан, в сто раз дороже, чем он были проданы. Теперь понятно, почему некоторое время назад Счётной палате не позволили широко обнародовать результаты проверки приватизации. Из них следовало, что нынешним хозяевам продающихся за баснословные деньги активов, не деньги надо платить, а открывать против них уголовные дела, а сами активы возвратить в собственность государства. Но как же тогда уводить из казны десятки миллиардов долларов? По оценке политолога С. Белковского олигархический роток разинут аж на 70 миллиардов. И ведь проглотят, не поперхнутся. Кстати цифра сопоставимая со Стабфондом. В случае если западные банки задержат кредиты на выкуп, можно оттуда добрать. И вряд ли упомянутый политолог сильно ошибся в расчётах - эти люди, в отличие от русских, деньги считать умеют.
То есть, как в своё время правительство демшинкарей предлагало «своим людям» прихватить крупнейшие сырьевые госкомпании за бесценок, так и сегодня оно же предлагает продать их назад государству втридорога. Можно себе представить, как олигарх из разряда «своих людей» продающий казне активы, приобретённые у неё же за 100 миллионов, робко объявляет сумму отступных, к примеру, в 3 млрд. долларов, в тридцать раз дороже. Но представители покупателя, то есть казны, решительно не согласны. Всего в тридцать раз - мало! Они настаивают на цене 13 млрд. - в сто тридцать раз дороже! После недолгих препинаний олигарха удалось «сломать». Он, конечно, переживал, но делать нечего, пришлось согласиться на 13.
Человеческой цивилизации с её пороками 6 тысяч лет, очевидно столько же и криминалу. Но подобный фокус, когда обворованный выкупает у обокравшего его вора, который и не думает прятаться, краденное втридорога, нынешняя российская власть смело может патентовать как ноу-хау. Впрочем, патент на сам принцип уже получен. Почти две тысячи лет назад. Авторами Талмуда. Ещё блистательный исследователь западного капитализма Зомбарт обратил внимание, что по германскому средневековому, то есть христианскому в своей нравственной основе, праву украденная вещь должна быть изъята у того, к кому она перешла от вора и возвращена изначальному владельцу безвозмездно. Талмуд же считает краденую вещь собственностью того, кто купил её у вора. И если тот, кому она принадлежала до кражи, захочет её вернуть, он должен её выкупить за полную стоимость. Единственное новшество, которое внесла в эту норму нынешняя российская власть, что выкупать у воров и скупщиков краденого - барыг украденные у него богатства народ России должен в десятки, а то и сотни раз дороже.
И здесь со всей остротой встаёт проблема безответственности власти. Абсолютной и концептуальной безответственности. В России мы имеем, пожалуй, первый и единственный пример в истории, когда акторы потрясшей общество революции, принесшей невиданные разрушения и несчастья громадной стране и персонально многим миллионам людей, легко выходят сухими из воды, передают власть из рук в руки приемникам и продолжают процветать и здравствовать. А своих отпрысков многие из российской постсоветской элиты уже отправили туда, где не обрушиваются штольни шахт и бетонные перекрытия аквапарков, не падают едва ли не каждую неделю воздушные суда, не вытекает ядерное топливо из реакторов списанных ядерных подлодок, не строятся алюминиевые и химкомбинаты вблизи жилых кварталов, не расстреливаются школьные линейки, не взрываются газовые сети и не лопаются в лютый мороз магистральные водоводы и квартирные радиаторы. Не останавливает их и печальный пример могущественных временщиков прошлых эпох. Пусть эти временщики порой и умирали своей смертью, окружённые казенными почестями, но их имена оплёваны в истории, а их дети никогда не бывают счастливы и всю жизнь вынуждены, так или иначе, расплачиваться за грехи родителей. Тем более что даже самые тайные из их предательств рано или поздно становятся явными, а последствия их антинародных решений - очевидными. В этих условиях был бы полезным закон не просто отменяющий сроки давности за преступления власти, но и предусматривающий снаряжать специальную комиссию для изучения её действий на предмет соответствия национальным интересам сразу после того, как её акторы окажутся не у дел.
Впрочем, в свете вышесказанного становится понятным, что пока пирамида власти не будет перенесена с зыбучих песков навязанной Западом либеральной демократии и олигархического капитализма и поставлена на наше русское, подлинно национальное духовное и культурное основание, на фундамент строго и без всяких уклонений национально-патриотический, это будет пирамида для нас враждебная, и она будет нести в себе угрозу похоронить всю страну под своими обломками, когда рано или поздно обрушится. Как это произошло, когда обрушился коммунистический проект.
В заключение раздела поменяем аспект рассмотрения власти в современной России и скажем о другом. С позиции христианской философемы в последние 15 лет власти в России нет вовсе. То, что нынче называется властью, в действительности, не является таковой. В этих суетливых фигурах, невнятных и пустопорожних речах, спорадических решениях, в этом заискивании перед электоратом непосредственно перед выборами, в этих нелепых выходах «в народ», клоунских кепках и отплясывании гопака и твиста, трудно узнать подлинную власть. Это некий эрзац. Суррогат. Такой властный суррогат не осознаёт себя орудием Высшей Воли, но и не может считать себя осуществлением народного суверенитета. Первое понятно - в секулярном обществе, в апостасийном мире теургийные начала власти исчезают. Но и второе не может приниматься всерьёз. «Фальшак» этой власти очевиден всем, кто ещё не зомбирован пропагандой, а сами выборы выигрывают не политические идеи и программы, и даже не личности, а избирательные технологии и раскрученные в СМИ политические брэнды.
Мы здесь имеем феномен политического класса имитаторов. Правительство имитирует экономическую и социальную политику. Продолжает втихаря приватизацию лакомых кусков экономики, выдаёт латание на скорую руку дыр за некие «национальные проекты» и ведёт фальшивый учёт процентов стихийной инфляции, не будучи способным, да и не особенно стараясь, эффективно влиять на неё. Дума и Совет Федерации, безропотно утверждая спускаемые из Кремля и правительства законопроекты, добросовестно имитируют законодательную деятельность. Милиция, поставив на поток торговлю срочными и бессрочными индульгенциями для миллионов нелегальных инокультурных иммигрантов и наркоторговцев на улицах городов, имитирует охрану правопорядка. Армия, возводя генеральские дачи и обучая новобранцев чистить картофель и мести плац, имитирует защиту и охрану рубежей. Счётная палата и Прокуратура имитируют защиту государственных интересов, делая вид, что не замечают грабежа страны олигархами и, что самое гнусное - самим правительством. Между тем, феноменальная афёра с так называемым Стабилизационным фондом да и неадекватными валютными резервами - предмет отнюдь не экономических дискуссий и публичных обсуждений, но именно уголовного дела. Состав преступления налицо, совершается оно группой лиц, в данном случае министров в правительстве по предварительному сговору с их кураторами в Вашингтоне. Всё очевидно. Улик предостаточно. Свидетелей 150 миллионов. Алиби у беловоротничковых преступников нет и в помине. Однако без заказа сверху проявить инициативу, тем более настойчивость, российские правоохранители не смеют. МИД превратился в ОВИР с расширенными функциями, бьётся за визы Евросоюза и ведёт канцелярский учёт сдачи геополитических позиций страны - имитирует дипломатию и внешнюю политику. Крупные геополитические игроки США, Китай, Европа ведут активную геополитическую игру, стремясь приобрести старшие козыри в мировом раскладе. Но, когда руководитель российского МИДа всего лишь едва слышно промямлил нечто более-менее внятное, означавшее, что Россия не будет помогать США в его противостоянии с исламским миром, это было настолько неожиданно слышать от российского дипломатического хутора, что воспринималось словно гигантская политическая победа. Наконец, сам Кремль пытается имитировать политику в целом. Выдаёт за таковую заимствованные у Запада политтехнологии, да и их, судя по тому, как оплошали на Украине, никак толком не освоит.
Подлинная политика невозможна без идеологической основы, без ясных целей и стратегии. У нынешнего же Кремля видим лишь стремление найти компромисс, учесть настойчивые требования Запада, интересы доморощенных компрадоров-олигархов, растущие аппетиты бюрократии, завывания правозащитников, робкое бухтение реестровых патриотов, да наиболее острые нужды никак не желающего вымирать до установленных Тэтчер цифр населения. Концептуальная бесплодность столь вопиюща, что, кажется, если перечисленные выше силы вдруг исчезнут, власть просто впадёт в прострацию. Что, к примеру, станет делать Кремль, если, предположим невероятное, Запад «дезавуирует» свою парадигму буржуазной демократии и объявит, что принимает идеи чучхе? А, ведь, как это не смешно, но, немного помявшись, примется учить корейский. А как же! Где же, как не в чучхе общечеловеческие ценности выражены наиболее полно? Разве может Россия стоять в стороне от магистрального пути развития человечества, имя которому ЧУЧХЕ! Вот уже и президент в обращении к Федеральному собранию божится в верности великим идеям чучхе. И партии власти взяла под козырёк - во что бы то ни стало воплотить в жизнь идеал чучхе. Интеллигенция напоминает, что уж она-то даже в пору сталинских репрессий в душе была привержена исключительно чучхе. Жаль у Чаадаева не найдётся цитаты на счёт чучхе. Бюрократия, конечно, поначалу отнесётся с осторожностью, но тут, ведь, главное нащупать, где у этого чучхе удобнее дырок насверлить, чтобы легче сосать.
Если эта картина кажется кому-то нереалистичной, пусть вспомнит, мог ли он даже представить себе лет 20 назад, в коммунистическую эпоху, что российская власть будет подобострастно прогибаться перед комиссиями Евросоюза, приезжающими инспектировать Россию на предмет соответствия нормам буржуазной демократии, что ярлык на московское княжение российским претендентам будут присылать из Вашингтона, что прикомандированные офицеры ЦРУ станут возглавлять экспертные отделы в российском правительстве и оформлять на себя секретные оборонные предприятия, что глава государства будет увенчан лаврами «почётного немца», что хасид с американским и израильским гражданством, возглавляющий экстремистскую еврейскую организацию, будет в течении двух лет награждён едва ли не всеми орденами России и будет заправлять в российской Общественной палате, что Минобороны станет с воодушевлением рекламировать ещё не умывшую рук от крови единоверных нам сербов НАТО как дружественную России и едва ли не пацифистскую организацию, что вся промышленность России будет продана небольшой группе проходимцев за сумму, меньшую, чем стоимость одной нефтяной компании, что миллиардные поступления от экспорта нефти и газа будут автоматически отправляться в распоряжения Минфина США, а для обоснования этого невиданного по своей наглости грабежа Америке не нужны будут ни авианосцы, ни крылатые ракеты, но достаточно будет их креатурам в правительстве покорённой России время от времени произносить коротенькое, всего из 4-х слов и абсолютно бессмысленное с экономической точки зрения заклинание: стерилизация избыточной денежной массы. Даже самому большому либералу-диссиденту с больной фантазией подобное не могло прийти в голову, а сегодня это никого не смущает. Если уж соревноваться в абсурдности, то в идее чучхе гораздо меньше абсурда.
Тем не менее, население России, притом, что оно отнюдь не считает демократию подлинной, всё же инстинктивно пытается осознать нынешнее правление России как власть. Оно пытается ощутить хоть какую-то, пусть не религиозную, но сколь-нибудь глубинную внерациональную связь между собой и институтом власти. Власти не доверяют, зачастую её ненавидят, и при этом продолжают питать в отношении неё надежды квазирелигиозного характера. Надеясь, в сущности, на чудо её перерождения из компрадорской и протекторатной в национальную и самодержавную, в смысле независимую от внешних сил и интересов. И здесь примечательно, что в протяжении всего периода реформ новая демократия, сам правящий круг в России не готов опознать сам себя как подлинную власть. Он изо всех сил отбивается от попыток подвести под своё правлении любые внерациональные основания. Демократическое правление заявляет о себе как о чисто утилитарном. Отсюда, в частности, и утилитарный взгляд на Русскую идею, о чём мы говорили выше. И это понятно, в случае признания за властью какой-то иной основы, кроме утилитарной, власть должна была бы перестать быть бизнесом и стать служением. Но это совершенно исключено для нынешней элиты. У неё другая природа, другая «философия» и другие цели.
По сути, уже начиная с Горбачёва, Россия лишена подлинной власти. Кажется, демправители пребывают в постоянной готовности избавиться от этой тяготы. Они чувствуют сами всю фальшь, всю неестественность своего правления, равно и то, что не по Сеньке шапка. Главный идеолог и главный финансист напоминают невест на выданье, во время общения с журналистами смотрят в пол и почти стыдливо улыбаются. А кремлёвский Зевс запросто спускается с Олимпа - поиграть «с мужиками» в домино во дворе - пытается в любых собраниях выдавать себя за своего парня, эдакого душку. Где уж тут говорить о сакрализации власти. И лишь амбиции, тщеславие, корыстные интересы и желание обезопасить себя от мести конкурентов заставляют их держаться за кресла и «титулы». На первый взгляд парадоксально, но немалая часть правящего класса - иные министры и прочие, ненавидят государство и власть - подлинную государственную власть, которую они подменяют собой, и стремятся по мере сил и возможностей урезать её права, умалять её достоинство, порочить её имя. Они скорее найдут общий язык в среде этнохимерной интеллигенции, для негативного сознания которой любая иерархия, всё, что структурирует и упорядочивает сущее, не приемлемо. Не случайно, иные министры-расстриги вспоминают своё пребывание в правительстве с некоторой иронией. И даже действующим высшим чиновникам это бывает свойственно.
Однако нужно понимать, что утилитарная власть означает политические джунгли - беспрерывную политическую борьбу, если не сказать, войну. Которая никогда не будет разрешаться в пользу страны, но всегда будет поглощать огромную энергию, необходимую для решения реальных насущных задач, встающих перед обществом, что принципиально противоречит русский идее власти-служения.
Говоря о русской идее, нельзя обойти вниманием такой расхожий и модный ныне тезис, как Россия - часть Европы. Очевидно, что пропагандистами его, современными российскими либералами-западниками движут корыстные политические цели и всё та же неизбывная русофобия - стремление доказать вторичность и производность русского религиозно-культурного типа, обречённость России идти в фарватере чужой политики, исполняя чужие задания и чуждые промыслы, и обеспечивая чужие интересы. Правда, Геродот, впервые поделивший античную ойкумену на Азию и Европу, сердцем последней полагал Грецию. А Россия в главном своём культурно-идентификационном признаке - православном христианстве, наследует именно греческой Византии. В этом контексте можно было бы и побороться за культурный брэнд «Европа». Но, учитывая, что данный термин нынче устойчиво ассоциируется именно с романо-германским миром, нет смысла тратить силы. Так что мы здесь без особого сожаления уступим упомянутый брэнд французам и немцам. Нам же дорог брэнд «Россия».
Доказывать, что Россия не часть и не довесок к чему-либо, но цивилизационное целое - занятие мало почётное. Представьте себе китайца или индуса, которые в разговоре с вами будут убеждённо и темпераментно объяснять, что Китай или Индия это особые цивилизации, особые культурные миры, у них своя глубокая история, своя культурная традиция, свой особая стать и своё великое будущее. Ничего кроме недоумения подобный спич не вызовет, поскольку зачем же доказывать очевидное, зачем ломиться в открытую дверь. Разве кто-то сомневается в особости культурно-цивилизационного типа и культурно-исторической полноценности Индии или Китая? И уж тем более понятно, что они не являются придатками западной цивилизации. Но нам русским с нашей великой тысячелетней историей, с удивительной в своей одухотворённой глубине и цельности православно-христианской культурой, уникальным опытом церковного и державно-государственного строительства приходится унижаться до подобного рода объяснений. Уж больно назойливы нынешние российские западники, западнопоклонники, как совершенно справедливо и уничижительно, вызывая прямую и весьма точную ассоциацию с идолопоклонниками, называл их незабвенный «отец народов». Так загадили «эфир» своим параноидальным бредом про «европейский выбор», особенно, в Малороссии, что молодые поколения действительно теряются при попытке ответить самим себе на вопрос: кто мы? Впрочем, мы здесь не столько сосредоточимся на доказательстве самобытности русской цивилизации, сколько отметим некоторые отличия таковой от европейской.
Россия с начала 18-го века, действительно, была вовлечена в культурные процессы, которые инициировались в Европе. Европейские влияния были настолько сильны, что известный немецкий философ и культуролог первой трети 20-го века О. Шпенглер включил Россию в свой список культур, которые переживают псевдоморфозы. Сам этот термин Шпенглер позаимствовал из минералогии, где им обозначается феномен несоответствия внутренней структуры и внешней формы кристаллических образований. Историческими псевдоморфозами Шпенглер назвал случаи, когда «...Чужая старая культура столь сильно довлеет над страной, что местной молодой культуре нечем дышать, и она не в состоянии не только создать свои выразительные формы, но даже не приходит к полному разворачиванию собственного самосознания. Всё, что поднимается из глубин молодой души, отливается в пустоты чужой жизни...»
Собственно, Шпенглер ничего нового в отношении России здесь не сказал.
Трансформация русской культуры под влиянием Запада была предметом внимания едва ли не всех крупных русских мыслителей 19-го века. Немецкий философ встал на позиции тех из них, кто подчёркивал искусственность, насильственность и пагубность западнических влияний для России. При этом вслед за многими русскими умами Шпенглер полагал, что европеизация России, как и прочие псевдоморфозы, не более чем историческая случайность, и связана с капризом династии Романовых и фигурой Петра Великого, чей субъективизм и волюнтаризм и оказались главной причиной западнических увлечений русского высшего слоя. В трактате «Культурогенез и законы реальной истории» мы доказываем ошибочность этой точки зрения. Европеизация России не была случайной и отнюдь не является выбором лишь Петра. У неё были свои объективные причины, о которых мы говорим довольно подробно. Но в то же время культурная европеизация России никак не могла изменить её глубинной сущности, её культурно-цивилизационной идентичности. И уж тем более очевидно, что Россия никогда не была и не может быть по своим геоклиматическим условиям, этническому составу, историческим судьбам, религиозному исповеданию и, самое важное, по своему провиденциальному призванию европейской страной.
Русское дворянство, действительно, начиная с 18-го века, в так называемый Петербургский период русской истории усваивало европейские культурные стереотипы, а его верхний слой - завсегдатаи петербургских аристократических модных салонов в начале19-го века даже говорить предпочитали по-французски. Но, хотя европеизацию русского культурного слоя и нельзя признать во всём поверхностной, она не истребила его русского существа, не вытравила его русского корня. Пушкин не мог появиться в России без влияния европейского Ренессанса и Романтизма, без Петрарки, без Шиллера, без Байрона. Но не эти влияния были решающими в формировании его гения. Только глубоко русский человек, выросший на народной русской почве, мог написать «Руслана и Людмилу», знаменитый сказочный цикл и многое другое в пушкинском наследии, что на этой народной почве основано и стоит, и с чем автор снискал славу народного поэта еще при жизни.
Собственно, и сама привычка гнушаться всем отечественным, включая родной язык, и усвоение европейских манер, свойственные части русского дворянства особенно в первой половине 19-го века, проявление не столько здоровой европейскости, сколько нездоровой русскости. Это отнюдь не особенность России и её высшего слоя. В определённый момент культурогенеза в разных формах подобный феномен имел место во всех культурах. Скажем, римские патриции во 2-м веке до Р.Х., стремясь укрепить сословные перегородки между собой и плебеями, говорили по-гречески. В средневековой Персии высшие классы пользовались арабским, чтобы выделить себя в малообразованной массе соплеменников.
В средневековой Японии был период, когда модным в «образованном обществе» стал китайский. А, скажем, европейские поэты и мыслители в Позднее Средневековье и Раннее Возрождение писали исключительно на непонятной народу мертвой латыни. Переход на родные национальные языки потребовал от европейцев громадных усилий и воспринимался как великая культурная революция. Об источниках этой «болезни роста» мы подробно говорим в трактате «Культурогенез и законы реальной истории».
К тому же повторим, что речь идёт лишь о небольшой части дворянства, по сути, лишь о петербургской аристократии. При этом всё дворянство составляло едва ли один процент населения России - тонкая социальная мембрана, просвечивавшаяся на свет. И не оно, а крестьянство, было плотью и кровью народа русского, а равно душой и совестью его. Несколько утрируя, заметим, что с таким же успехом Америку можно назвать лунной страной на том основании, что американские астронавты однажды высаживались на Луне.
Впрочем, гораздо важнее другое. Как только в начале 19-го века по мере естественного созревания этнородового сознания в ходе русского культурогенеза в русском культурном слое пробудилось историческое сознание и рассудочная этническая и социальная рефлексия, и встал вопрос сознательного и ответственного культурного самоопределения, сама дворянская Россия немедленно ответила на западничество части тогдашних интеллектуалов. Ответила славянофилами, тем же Пушкиным, Гоголем, Тютчевым, Толстым, Достоевским, Глинкой, Мусоргским, Чайковским, Римским-Корсаковым, Врубелем, Суриковым и ещё многими яркими культурными явлениями. И стало со всей очевидностью понятно, что Россия, и народная крестьянская, и дворянская - не только не Европа, она антитеза Европы по всем ключевым позициям национально-культурного идентификата: народная душа, народный характер, религия, социальная и личная этика, структура и иерархия ценностей, и т.д. и т.п.
Не законом, в отличие от иудаизированной Европы, но благодатью по завещанию владыки митрополита Киевского Иллариона от века жила Россия. Европейскому секулярному гуманизму, картезианскому прогрессизму, рационалистическому прагматизму и индивидуализму, она противопоставила глубинную религиозность - сакральность идеалов, эсхатологизм исторического сознания, органичность, почвенность не только низовой народной, но и высокой культуры, общинность и солидарность. В русской богословской школе после недолгого увлечения латинством в 17-м веке южнорусского духовенства, давно и безоговорочно были отринуты концепты католической теологии. Экуменические попытки сближения, предпринятые В.С. Соловьёвым, поддерживать оказалось некому. В сфере философской мысли выхолощенный французский рационализм всегда был чужд русскому уму, да и соблазны немецкого идеализма, в котором русская и европейская интеллектуальные рефлексии смыкались теснее всего, но который страдал отвлечённым логизмом, начали преодолевать уже славянофилы и почвенники. И если европейские умы стремились в начале выделить философию из религии, а, начиная с эпохи Возрождения, исторгнуть религию из философии, то русские, напротив, стремились соединить таковые, вернуть в философию живого личного Бога.
То есть, с лёгкостью усваивая европейские культурные формы, бытовые и эстетические, русский культурный класс в части содержания Европу принять в себя как «своё» не мог в силу конституциональных ментальных отличий, и в своих культурно-философских рефлексиях в 19-м веке пытался осмыслить именно, в чём для него эта европейскость не приемлема и почему. Н.Я. Данилевский, а позже Н.С. Трубецкой посвятили отдельные теоретические работы выявлению глубинных антагонизмов русскости и европейскости: «Россия и Европа» и «Европа и человечество».
Иногда Россию стремятся пристегнуть к Европе на том основании, что мы де все христиане. Философски обосновать этот тезис одним из первых пытался упомянутый В.С. Соловьев, кумир наиболее интеллектуально рафинированной русской интеллигенции 60-х -70-х годов 19-го века, поначалу примкнувший к славянофилам, но заметно повлиявший на ту часть русского культурного класса, которую принято называть западниками, а также на религиозных философов конца 19-го - первой половины 20-го веков. Тут, однако, возникают два возражения. Во-первых, если бы упомянутого основания было достаточно для объявления России частью европейской цивилизации, тогда эфиопы, египетские копты, латиноамериканские индейцы-католики или ливанские и палестинские христиане-арабы, тоже должны были бы быть причислены к европейцам. Во-вторых, в этом вопросе существенно непосредственное самоощущение. Но европейцы русских и всех православных своими никогда не считали. Уже в 983 г. при германском императоре Оттоне II на имперском сейме в Вероне было принято решение о войне против «греков и сарацин». То есть, мало того, что православных Европа уравняла с мусульманами, но даже в списке врагов поставила первыми. За православными в Европе, вообще, не признавали христианского звания. Да что христианского, человеческого звания не признавали! Неслучайно ещё Богдан Хмельницкий, в своей речи на знаменитой Переяславской Раде с горечью сказал о поляках-католиках, в государстве которых православным малороссам пришлось жить в результате Люблинской унии Польши и Литвы 1569 г., что они «...Лучше жида и пса, нежели христианина, брата нашего (то есть православного русского - И.М.) почитали».
Неприязнь и даже ненависть к нам европейцев не смягчилась и теперь, когда, казалось бы, по старости они стали бесстрастны и равнодушны ко всему, что выходит за пределы их каждодневной житейской суеты. Эти неизбывные неприязнь и ненависть сквозят и в их прессе, и в их учебниках по истории, и в их кинофильмах, и в ежедневных теленовостях, и в резолюциях ПАСЕ, и даже в пристрастии болельщиков и судей во время спортивных состязаний. Так, ведь, и русские до Петра весьма скептически были настроены к христианскому имени латынников и, тем более, протестантов. И если утончённое сознание дворянских интеллектуалов в 19-м веке нуждалось выразить глубинную антиномию Россия-Европа в рафинированных категориях философского дискурса, то простой русский человек чувствовал её непосредственно. Когда бы хлебопашцу, бороздившему дедовской сохой Среднерусскую возвышенность, поморскому рыбаку или кубанскому казаку ещё в начале 20-го века некто просвещённый сообщил бы, что они, оказывается «европейцы», его попросту не поняли бы. Решили бы, что «барин» чудит.
Более того, христианская вера и христианская церковь, на первый взгляд призванные нас соединить в единую христианскую цивилизацию, в реальной истории на протяжении веков нас именно разъединяли. Современная романо-германская культура, сложившаяся, согласно теории Гумилёва, после пассионарного толчка 8-го века по Р.Х., восприняла христианство по инерции от своих древнегерманских предков. Древние же германцы принимали христианство не столько по зову сердца, сколько в пику ненавистному им Риму в форме арианства, по примеру вестготов, которых крестил арианский епископ Ульфил. Они не вдавались в существо теологических споров и самой христианской философемы, для них было важно, что в Риме арианство считалось ересью, что делало его удобным знаменем для борьбы с загнивающей империей. Потому и священное писание не было нужды переводить на национальные языки, и литургия велась на непонятной людям мёртвой латыни.
Уровень культуры, вообще, был крайне низким, грамотность почти отсутствовала. Сам Карл Великий не умел ни читать, ни писать. Древнегерманское духовенство походило больше на светских владык. Пастырей в Раннее Средневековье скорее можно было застать на охоте или на шумной пирушке, чем в храме на литургии. Когда же в начале 11 века пришла пора сознательного самоопределения, Европа испытала серьёзные потрясения. Клюнийская реформа, накалившая здесь атмосферу до предела и расколовшая само священничество по целому ряду вопросов, была самым крупным, но отнюдь не единственным эпизодом, сложного процесса «притирания» романо-германского мира к христианству. Её успех укрепил позиции церкви и духовенства, но при этом был отринут важнейший православно-христианский принцип - право свидетельства истины отнималось у общины и передавалось клиру и даже лично папе. По сути, оно отнималось у совести и отдавалось разуму и схоластическому знанию.
Даже в 12-м - 14-м веках, в период расцвета христианства в Европе её христианское призвание вызывает сомнения. Был ли подлинно христианским мир, идеалы которого, закованные в броню рыцари несли на острие меча? В захваченном в 1242 г. Пскове они топили православных младенцев, не щадили даже беременных женщин и оскверняли православные храмы. В 1260 г. они уничтожили первое в человеческой истории христианское государство, если не считать маленькую Армению, - Ромейскую империю или, иначе, Византию. Притом совершенно неспровоцированно. Константинополь ждал от крестоносцев помощи в борьбе сарацинами, а те расправились с самим ромейским государством. А между тем Византия была, по сути, крёстной матерью Европы. Отнюдь не Рим. Сам Вечный город в середине 1-го тысячелетия по Р.Х., когда германцы крестились, после погрома Алариха, а затем вандалов, превратился в захолустный городишко, память о его былом величии хранили разве что развалины Колизея, среди которых мирно паслись козы. Вся Западная Римская империя также уже с конца 4-го века находится на последнем издыхании, а в 476 г. после переворота Одоакра и формально прекратила своё существование. К тому же в западной церкви в ту пору попросту не было достаточного количества пассионариев, тогда как миссионерское служение, подвиг проповедничества веры - удел именно пассионариев, и приходили они из Восточной Римской империи - Византии, которая в середине 6-го века присоединила Италию, находившуюся до этого в составе государства остготов. Культура Возрождения - также прямое следствие ученичества у Византии.
И, ведь, собственную крёстную мать европейцы умертвили не по недомыслию. Мотив был самым что ни на есть постыдным - в целях банального ограбления. Обобрали до нитки, даже иконостасы выносили из храмов, сдирали дорогие оклады с икон и срезали украшения на ризах. Конечно, нельзя отрицать, что Европа несла миру свои идеалы не только на острие меча злобных и жадных рыцарей, но и на кончике посоха святого Франциска Ассизского. Однако сколь скоро стёрлась память в Азии о благих деяниях последнего, столь же устойчива она на том же Ближнем Востоке и в славянских странах о злодеяниях первых.
Рождённый в христианском звании лишь волею случая романо-германский Запад вполне закономерно всю свою энергию и весь свой недюжинный рассудочный интеллект в протяжении веков направлял на то, чтобы сбросить, как ему казалось, тяжёлые оковы христианской морали и, главное, христианской совести, и обрести в открытом в 14-м веке гуманизме личную свободу. Не духовную и нравственную, которую всякий уверовавший во Христа обретает как дар Святого Духа, но политическую и бытовую, которую, по его убеждению, заповедовала ему языческая Античность. Как только созревание этнородового мозга впервые предоставило в распоряжение европейского интеллектуала хотя бы ещё ювенальное рацио, оно немедленно было использовано в целях умаления гносеологической ценности веры и онтологической ценности самого Творца. Схоластика отражала именно эту коллизию. У многих её авторов видим не столько поиски христианского Бога, сколько поиски легитимных путей избавится от тяготевшего европейским умам Высшего Авторитета. Символично, что ещё до схоластов этим был увлечён первый европейский философ и по совместительству монах Эригена. Совершались, конечно, усилия и в противоположном направлении, но инициативная сторона всегда была другая. И уже в преддверии Ренессанса в Европе в интеллектуальной среде восторжествовали пантеизм, а чуть позже и безрелигиозный светский гуманизм.
Так что вовсе не случайно, что уже в 15-м веке, задолго до ядовитых просвещённых насмешников Вольтера и Дидро, профессора Платоновской академии не воспринимают всерьёз христианские догматы и смотрят на христианских богословов с интеллектуальным высокомерием. Их богом становится сам человек и все иные боги ему лишь ненужные конкуренты. Начинается исход европейцев из католической церкви, известный под именем Реформация, а с этим и подспудный отказ от соборного христианства. В картезианском прогрессизме места христианству уже нет вовсе, христианская любовь и христианская совесть здесь лишние. В эпоху Просвещения этот исход становится очевидным, открытым и философски отрефлексированным.
Тут заметим, что отнюдь не возрожденческий гуманизм открыл человека как самоценность, но именно христианство две тысячи лет назад. Более того, именно самоценность человеческой личности и есть альфа и омега христианства. Секулярный гуманизм вместе с прижитыми им в грехе апостасии отпрысками - псевдодемократией и либерализмом - всего лишь хамоватые тати, укравшие под покровом ночи Реформации и Просвещения идею самоценного человека у апостольского и соборного христианства. Как всякие воры они ненавидят того, кого обокрали, и как всякие воры они так и не смогли оценить подлинную ценность краденого, торгуют им в подворотне, подобно карманнику, вытащившему дорогие часы.
Разница же христианской и гуманистической антропософии в том, что гуманизм считает высшей ценностью человека «естественного», вместе со всем тленным и греховным, что в нём заключено, а христианство ценит именно божественное начало в человеке, его богоподобную и боговдохновенную душу. Первые гуманисты исходили из того, что человеческая «природа», если не добродетельна изначально, то, по крайне мере, влекома к добродетели, и вполне способна достигать совершенства, опираясь только на свои внутренние силы. Их последователи в эпоху Просвещения указали и на основной фактор, который мешает человеку в этом - несовершенные общественные отношения, лишающие человека свободы. Достаточно ему эту социальную свободу предоставить - и совершенный человек перед вами. Христианство же, вовсе не полагая подобно Макиавелли, Гоббсу, Спинозе и прочим, природу человеческую изначально злой и порочной, ведь человек есть образ и подобие Творца, считает, что он при этом отнюдь не совершенен, как не совершенно всё в подлунном мире. Совершенство - атрибут надмирного, и совершенен только Сам Творец. Но Создатель компенсирует несовершенство человека, наделяя его совестью и способностью веры, и жертвуя своим единородным Сыном, который становится для рода человеческого Спасителем. Веруя в спасительный смысл жертвы на кресте, человек стремится к добродетели, а в своих высших проявлениях и к Совершенству, путь же ему указывает Христос.
Смена христианской антропософии на гуманистическую происходила в Европе постепенно, в протяжении веков. Соответственно, велись поиски новой этики. Учитывая, что России нынче навязывается либеральная этика, в основе которой лежат как раз наработки европейцев в ходе целеустремлённого разрушения ими христианского фундамента своей собственной культуры, здесь сделаем небольшое отступление и скажем об этом дополнительно несколько слов.
Попытка не просто ревизии, но именно отрицания христианской антропософии и, как следствие, этики была предпринята в Европе ещё в период Возрождения, как уже замечено гуманистами Платоновской академии. Об отрицании морали как таковой речь не шла, но впервые моральные требования обосновываются исключительно посюсторонними причинами. В частности развивается нерелигиозная эвдемоническая этика, в которой моральное поведение рассматривается как путь к достижению индивидом земного счастья. А счастье видится в удовлетворении земных желаний. Необходимым следствием подобных представлений является отрицание Бога как санкционирующего источника нравственного поведения, отказ от каких бы то ни было религозно-эсхатологических мотиваций вообще. То есть десакрализация равно человеческой природы и морали.
С началом Нового времени появившиеся в ту пору в Европе рационалисты придумали, чем именно можно заменить Бога. Разумом. Не Бог определяет нравственное содержание мира, но познающий человеческий разум, настаивал, в частности, отец европейского рационализма Р. Декарт. Вслед за Декартом идею разумности морали во второй половине 17-говека развивал П. Бейль. Он доказывает, что вера никак не препятствует творить человеку зло и атеист, руководствующийся разумом, может быть более моральным, чем верующий, руководствующий религиозной догмой. Спиноза также считает источником морального поведения познающий разум, а моральное поведение результатом познания. Следовательно, получить морального человека возможно путём его просвещения и привития ему навыков самовоспитания. Т. Гоббс присоединяется к упомянутым умам, но, в отличие от Декарта, подчёркивает общественную природу человека и акцентирует роль разума как организующей общественную жизнь силы. Здесь Гоббс предвосхитил деятелей Просвещения.
Однако практика не спешит подтверждать правоту европейских интеллектуалов. Оказывается, рационализм с необходимостью утверждает приоритет не морали, но силы. Не случайно Европа захлёбывается в крови бесконечных войн, революций и прочих социальных катаклизмов, при этом аристократия, да и богатеющая буржуазия, всё более явно демонстрируют нравственную распущенность. Становится ясно, что этический рационализм с его упованием на разум как источник морали терпит фиаско. Пропасть между идеалом и реальностью, должным и сущим продолжает расти. В этих условиях новая буржуазная надындивидуальная мораль становится всё более абстрактной. Связь между нею и практикой жизни становится условной и она всё более отчётливо приобретает характер лицемерия и ханжества. И тогда европейцы изобретают новый метод борьбы с христианским пониманием человека и должного ему - попросту лишить мораль силы надындивидуального императива, который довлеет человеческой совести, перестать мерить человека меркой идеального, перестать требовать от него отказа от своих эгоистических устремлений и чувственных вожделений, но, напротив, моральные принципы выводить из моральной эмпирии, из реальных отношений, из наклонностей «живого человека». То есть должное выводится из сущего. В этой связи наклонностям и потребностям индивида европейские умы пытаются придать статус природных и естественных, статус натуры, тем самым как бы выдают человеческим вожделениям и порокам индульгенцию на все времена.
Одним из первых с натуралистическими идеями в антропософии и этике выступил в 17-м веке Ф. Бэкон, сформулировавший концепцию «естественной морали». Широкое же хождение эти идеи имели в эпоху Просвещения. Этика просвещенцев получила наименование сенсуалистической или этики сенсуалистического индивидуализма. Подобно Бэкону, Декарту и Спинозе сенсуалисты полагают нравственным то, что разумно, а разумным то, что нравственно. Эгоизм и всё зло, которое обнаруживается в человеке, и которое христианство приписывает неумению индивида, наделённого Богом свободной волей, правильно ею распорядиться, сенсуалисты связывают с социальным неравенством, сложившимся в обществе. Сама мораль полагается лишь формой общественных отношений, а воспроизводство морального индивида связывается с организацией общества на правильных принципах, а именно принципах «естественной морали». При этом просвещенцы-сенсуалисты требуют освободить человека от морали «неестественной», каковой признаётся религиозная мораль, с её внеэмпирическими надындивидуальными идеальными нормами, с её требованиями ограничения «естества». Религиозные моральные нормы, утверждают просвещенцы, пренебрегают живым, реальным человеком, исходят из надуманных и зловредных представлений церковников о должном. И потому существующую религиозную мораль и основанное на ней право необходимо отринуть. Ничего не должно мешать человеку достигать счастья в земной жизни.
Основателем сенсуализма выступил английский мыслитель конца 17-го века Д. Локк, но наиболее ярких апологетов эта концепция приобрела в 18-м веке во Франции в лице Дидро, Руссо и Гельвеция. Последний, к примеру, считает основой морали правильно понятый личный интерес, оправдывает себялюбие и объявляет целью человеческого существования чувственные наслаждения. Гельвеций предложил и способ «преодоления» человеческого эгоизма. Если уж себялюбие и «свой интерес» движут человеком, то нужно, чтобы этот личный интерес совпадал с общественным. У просвещенцев это называется «правильно понятым личным интересом».
Однако сколь бы привлекательным для сытого и почувствовавшего вкус к сибаритству европейского буржуа не был сенсуализм, всё же моральное сознание европейцев на века вперёд завоёвывает не он, но нечто иное. А именно утилитаризм. Выше мы уже поминали об этом феномене. Принцип утилитарной этики прост: морально то, что полезно, а полезное автоматически считается моральным. Источником морали признаётся стремление к пользе и удовольствию. Этический утилитаризм санкционирует материалистические устремления и социальный эгоизм, столь характерные для Европы начиная с Нового времени. Эгоистический интерес возводится в ранг нормы. Общественные отношения людей полагаются отношениями взаимной выгоды. Само уважение со стороны отдельного человека к другим людям, а равно и уважение, и признание общих национальных, государственных, общественных идеалов и интересов, объявляется необходимым именно потому, что оно выгодно индивиду. Эта доктрина получила название «разумного эгоизма».
В основе разумного эгоизма всё тот же вульгарный рационализм. Не случайно одним из первых говорить о пользе и выгоде нравственного поведения, которое для него тождественно разумному поведению, стал опять же Декарт. Любопытно как он обосновывал моральную ценность, к примеру, любви - у влюбленного, указывал Декарт, пищеварение осуществляется много быстрее, чем у обычного человека, что укрепляет его здоровье. Поэтому следует признать любовь не противоречащей морали страстью.
Спиноза также взвешивает на аптекарских весах разумности и целесообразности удовольствия и неудовольствия, и соглашается с расхожим теперь представлением, что человеком движет стремление к собственной пользе. Гоббс не просто отмечает ориентацию человека на власть и пользу, но утверждает эгоизм в качестве непререкаемой нормы. Главный закон, который движет людьми - это закон самосохранения, отсюда - стремление к пользе и власти. Гоббс избавляется от всяких внерациональных иллюзий в отношении происхождения морали. Мораль, согласно Гоббсу, есть лишь целесообразное соглашение между людьми. Именно ненависть и страх эгоистических индивидов друг перед другом вызывает к жизни общественный договор, обеспечивающий равновесие интересов. На этом базируется человеческая цивилизация. Самого человека Гоббс рассматривает как товар и вычисляет его стоимость: «Стоимость, или ценность, человека подобно всем другим вещам есть его цена, т. е. она составляет столько, сколько можно дать за пользование его силой...» К упомянутым умам присоединяется Локк, он согласен, что моральные нормы являются необходимыми в силу своей полезности, а добро и зло сводит к удовольствию и страданию. Этический утилитаризм утверждается и в трудах британских еврейских мыслителей - Дэвида Юма, позже Дэвида Риккардо и Иеремии Бентама. Вслед за Декартом, Гоббсом и Локком они объявляют полезность критерием нравственности. Причём, у Юма речь идёт не столько о пользе духовной и душевной, как у моралистов Возрождения или Декарта, сколько о банальной бытовой пользе. Бентам так же занят «моральной арифметикой». Моральность исчисляется у него как баланс удовольствий и страданий.
Кстати, европейцы в эпоху Просвещения демонстрируют утилитарный прагматизм и в отношении религии. Гассенди, а позже Ламетри, соглашаются с необходимостью сохранить религию, так как она необходима для нравственного воспитания низов. Вольтер уже может позволить себе свою знаменитую циничную сентенцию, достойную самонадеянного интеллигентского хама: «Если бы Бога не было, его следовало бы придумать». Не менее самоуверенно высказался Дидро: «Религия и законы - пара костылей, которую не следует отнимать у людей слабых на ноги».
Европейские интеллектуалы соревнуются, кто остроумнее сострит по поводу религии и церкви. Но обставили всех современные американцы с их духовной, мягко скажем, незамысловатостью и совершенным утилитаризмом. Когда-то их предки, заходя в храм на литургию, сознавали всю бренность мира и их одолевали эсхатологические чувства и размышления. Теперь же американцы делают для себя открытие: церковь выгодно торгует религией. И это действительно если не всё, то, во всяком случае, первое, что способен узреть американский обыватель, осмотревшись в храме. Здесь появляется представление: «бизнес есть религия, а религия есть бизнес». Иисус Назаретянин объявляется «величайшим бизнесменом всех времён», его удостаивают звания «Великого рекламного агента». Множатся квазирелигиозные секты, основатели которых напоминают хозяев крупных коммерческих предприятий, а «пастыри» - топменеджеров. Нынче этот тип «священнослужителей» мы можем во множестве видеть и в России.
В заключение краткого экскурса в историю европейской этики, стоит отметить, что искушение рационализмом, сенсуализмом и прагматизмом переживают все локальные культуры по мере созревания в ходе культурогенеза этнородового мозга. Подробнее об этом мы говорим в трактате «Культурогенез и законы реальной истории». Но каждая культура по-своему с этими искушениями справляется. Европе и всему романо-германскому миру это удалось хуже, чем кому бы то ни было. В ходе этической революции здесь были пролиты реки крови в многочисленных войнах и революциях, пока, наконец, в 20-м веке социальные отношения не были «оптимизированы» в форме либеральной демократии, и миру не был явлен «совершенный» человек западных гуманистов. Его-то мы, надо полагать, и наблюдаем в образе, с одной стороны, разного рода панков, хиппи, рокеров, металлистов, педерастов, педофилов, трансвеститов и прочего разномастного добра эпохи постмодернизма, а, с другой, расчётливых и хищных дельцов, беспощадно подавляющих любые попытки стран Третьего мира сопротивляться глобальному неоколониализму. Когда Кант, произведший на рубеже 18-го - 19-го веков ревизию этических поисков античных и европейских мыслителей, утверждал, что «мораль отнюдь не нуждается в религии; благодаря чистому практическому разуму она довлеет сама себе», он вряд ли мог предположить, что этот «чистый практический разум» Запада развяжет две Мировые войны, исторгнет из общеевропейской конституции Евросоюза само упоминание имени Христа, и в своей отстранённой сытости и откровенном фарисействе станет к началу 21-го века ненавистен едва ли не половине человечества.
Отметим так же принципиальное различие в ответах, которые Европа и Россия давали на увеличение разрыва между должным, в соответствие с христианской моралью, и сущим. Русские искали причину в себе, в несовершенствах собственной души и собственной натуры. Когда буйная русская натура не могла удержаться от греха, она впадала в болезненную рефлексию, и продолжала усердно каяться. Европейцы же со своим родовым прагматизмом предпочли пересмотреть саму христианскую доктрину должного. И в итоге практически утратили христианскую составляющую своей культурно-цивилизационной идентичности.
Первые или, иначе, старшие русские славянофилы глубоко переживали отпадение Европы от единого «христианского материка», а её апостасию, которая в 19 веке была уже очевидной, воспринимали едва ли не как свою личную трагедию. Однако была ли в этом болении за Европу правда о самой Европе и о нашем с ней религиозном единстве? Вряд ли. Скорее это была правда о русской христианской душе, готовой прощать Европе и её невежество, и её неблагодарность по отношению к России в протяжении многих веков, правда о сердобольной русской душе, не пожелавшей отречься от падшей грешницы. Именно духовная ничтожность обезверившейся Европы и была причиной печалований о ней славянофилов. Будь европейский католицизм и протестантизм сильными и боговдохновенными, возможно и постеснялись бы славянофилы записываться к ним в духовные родственники.
«Сердобольные глобалисты», так назвал славянофилов А.С. Панарин, имея в виду универсализм их сознания, максимально широкую «зону ответственности» их философской рефлексии, и их христианской совести. Однако не будем забывать, что русские славянофилы были в той же мере универсалистами, как и почвенниками. Национальную почву они отнюдь не полагали чем-то ригидным и профанным. Они как никто умели соединить в себе эти две интенции сознания и культуры. Собственно в такой гармонизации особенного - национального, почвенного и общего - универсально-всемирного и есть суть православия. Европа же никогда не обладала подлинным христианским универсализмом. Универсализм предполагает способность проникаться и одновременно пронизать всё культурное многообразие человечества без разрушения такового. Но европейский католицизм с самого начала укрепления папства в 11-м веке демонстрировал совсем иные наклонности - презрение и непонимание чужой, инаковой, инокультурной почвы. В конечном итоге это сыграло злую шутку и с самой Европой. Европа сошла с собственной христианской почвы. Неслучайно нынешний глобализм, возникший на пересечении протестантизма и иудаизма, хотя и движется с Запада, но подлинного христианского универсализма и христианского начала как такового лишён напрочь.
Собственно, ещё древнегерманское арианство пыталось разрушить главный христианский догмат о троичности Бога, отрицая божественную природу Христа и не признавая Сына единосущным Отцу. Здесь, очевидно, проблема в самом германском духе, который никогда не мог без искажения принять в себя христианство, а христианство так и не смогло без искажений в этом духе укоренится. «Монизм» арианства сближал его с иудаизмом. И не случайно в последние три века интересы и даже судьбы романо-германского Запада, прежде всего, конечно, его протестантской англосаксонской ветви тесно сплетены с интересами и судьбами еврейства, а протестантизм с его религиозной санкцией стяжания земных благ был, по сути, ни чем иным, как закономерной иудаизацией изначально ущербного германского христианства. Недаром, кстати, и Палестину в руки евреев передал по итогам двух Мировых войн именно английский политический истеблишмент, в котором политическое влияние иудаизированного пуританства оказалось главенствующим.
Вообще, стоит заметить, что иудаизм и кальвинистический протестантизм в определённом отношении стоят особняком среди прочих мировых религий. Таковые, будь то христианство, ислам или буддизм стремятся обосновать моральность человеческого поведения в земной жизни, антиэгоистическую этику, признание человеком равночестности себе другого человека. То есть, утверждается именно универсальность моральных императивов, действие их в отношении всех людей, безотносительно к их расовой, национальной, сословной принадлежности. Этому служит и догматика, и эсхатология мировых религий. Тогда как иудаизм и протестантизм стремятся обосновать право человека на стяжания земных благ, именно эгоистическую этику. Даже акцентированная идея избранничества здесь служит данной цели. Она как бы сознательно выводит за пределы действия морального закона все прочие народы, кроме избранного, и санкционирует его эгоизм в отношении изгоев, выдаёт индульгенцию избранным на третирование и дискриминацию всех прочих. Причём, если иудаизм исповедует эгоизм племенной, и здесь ему наследует возросший их оскудевшей лютеранской почвы германский нацизм, то кальвинистический протестантизм сужает избраннический круг до корпорации преуспевающих дельцов, что особенно характерно для элит англосаксонских - США и Англии. Насколько далеко всё это от подлинного христианства нет нужды и говорить.
Русский дух и русский душевный тип, напротив, оказались идеальным вместилищем христианской веры, словно бы скроенным по христианской мерке. Христианство в своём соборном завершённом виде было принято древними русичами во всей своей цельности и полноте, и без каких бы то ни было искажений. Примечательно, что первыми воспринимали его отнюдь не изгои, но именно культурный слой - люди с более тонкой душевной организацией, с более рафинированным интеллектом, способные к глубокой рефлексии. Это были в начале торговавшие с Царьградом купцы, а затем княжеские дома. Причём, по уровню культуры и образованности Русь тогда стояла весьма высоко, много выше германской Европы. В Европе в ту пору даже бароны не умели писать ни на латыни, ни на национальных языках. Обученных можно было сыскать разве что в монастырях. Во всяком случае, когда дочь Ярослава Мудрого прибыла в Париж и стала королевой франков, она оказалась единственной грамотной персоной при французском дворе. Тогда как в русском высшем слое было обычным делом владеть, помимо славянского, ещё и греческим письмом. В храмах во время службы также не редко пели сразу на двух языках: на одном клиросе - на церковно-славянском, на другом - греческом. Притом, грамотность отнюдь не была привилегией лишь княжеских домов. В многочисленных городах Киевской Руси грамоту знала большая часть населения. Так что выбор был и прочувствованным, и осмысленным, выбирали и умом, и сердцем одновременно. В 13-м же веке, когда, согласно гумилёвской теории, начался новорусский этногенез, православие оказалось безоговорочно закреплено в качестве единственного духовного идеала, оно пропитывало сам воздух Святой Руси и всецело определяло жизненный уклад новых русских.
Русское народное сознание до самого 19-го века отличалось едва ли не «девственной» верой, можно сказать нежилось в своей тесной близости ко Христу, и испытывало известные страхи от одной мысли утерять эту близость. Русский мужик, по замечанию Лескова, жил с Христом за пазухой. Богоискательство у русского также носит совсем другой характер, нежели у европейца. Европейцы в эпоху Средневековья и до самой Реформации, когда их ещё интересовала вера, искали Бога в мире, рассудочно анализировали Его атрибуты, и в монастырь-то европейские интеллектуалы уходили, чтобы продолжить эти поиски за тихой монастырской оградой, в монастырской библиотеке. Отсюда европейская схоластика, а позже пантеизм, который постепенно и незаметно, но вполне закономерно перетёк в материализм и атеизм. Отсюда же и европейская «свобода-равенство». Русский же Бога искал в себе, свою душу выворачивал наизнанку, а в этом случае ценностью становилась не социальная свобода, а «покой и воля», не равенство, а любовь.
Католическо-протестантский религиозный опыт Европы России глубоко чужд. Русское христианство и сама, основанная на нём, русская православная цивилизация ответвляются не от римско-католического, но от византийского ствола. Не французские трубадуры и труверы, и не немецкие миннезингеры живут в русской религиозной песне и русских напевных былинах-старинушках, но византийский гимнограф Роман Сладкопевец. Не бл. Августин и Фома Аквинат вдохновляли молитву Сергия Радонежского и Нила Сорского, но афонские исихасты. Да и русская религиозно-философская мысль, начиная со славянофилов, хотя и не совсем справедливо, но и не без оснований, также не желала признавать своего прямого родства с западной. Первый русский философ Григорий Сковорода не в пример Эригене, явив редкую духовную раскованность и глубину прозрений в своих религиозно-философских исканиях, отнюдь не сошёл с христианской соборной догматической почвы. Даже у русских интеллектуалов, усваивавших с 18-го века европейские бытовые стереотипы, никаких серьёзных поползновений к отступлению от православия не наблюдалось. Малочисленные кружки петербургских вырожденцев - франкмасонов не в счёт. Потому в России рацио пришлось дожидаться своего полного созревания, прежде чем оно в 19-м веке приступило смущать сомнением русские умы. Но и тут немедленно начался рассвет русской религиозной философии, которая все силы бросила на то, чтобы не потерять православно-христианскую определённость русского сознания и русской культуры. Даже чересчур возбужденные критики христианства и церкви среди русских мыслителей первого ряда, вроде того же В.В. Розанова, бились не против, но именно за удержание Бога в душе и в мире.
И Запад, и Русь уже в Средние века хорошо чувствовали это наше корневое различие. Не за славянский корень не любит Запад русских, славян романо-германцы всего лишь презирают, русских же именно ненавидят - за православие. Русские «схизматики» всегда были живым укором оппортунизму европейцев, отступившему от соборного христианства в начале в католическую ересь с непогрешимым папой, затем в ещё более явную протестантскую, а затем и в полную апостасию. У Запада развился своеобразный глубокий и неизлечимый комплекс Каина к русскому Авелю, за то, что «...призрел Господь на Авеля и на дар его. А на Каина и на дар его не призрел». Отсюда неизбывная ненависть и желание умертвить, если не русское двужильное тело, то, по крайней мере, русскую душу, для чего все средства хороши, будь-то церковная уния, коммунистическая революция или нынешние либеральные, по западным образцам «реформы» с их идеологией безбожного и потому нравственно подслеповатого прогресса и философией тотального эгоизма и «глобального» торгашества.
Это касается равно католиков и протестантов. Вся тысячелетняя история взаимоотношений России и Европы - история холодной духовной войны. И если политический мир временами устанавливался, то духовная война едва ли когда-либо прекращалась хоть на минуту. Причём Россия в этой войне всегда оставалась стороной лишь обороняющей свою русскую совесть от испытывающего нестерпимый каинов зуд Запада. Не случайно в его военных наступлениях на Россию всегда имелся духовно-религиозный подтекст. В обозе европейских армий непременно имелся ксендз или пастор.
И нынче в демократическом обозе победителей в холодной войне - американцев, обильно представлены всякого рода сектанты - лжепроповедники. Тогда как русские ответные наступления в Европу такого подтекста никогда не имели. Вторая Мировая здесь не исключение, поскольку Россия лишь возвращала Европе её Троянский дар безбожного коммунизма.
Начиная с Петровских времён, а в Малороссии несколько раньше, Западу удаётся захватывать часть русского культурного слоя в духовный плен, но это всегда были лишь временные успехи, которые рано или поздно получали решительный отпор. И даже сегодня русское сознание в своих глубинных пластах, кажется, всё ещё сохраняет свою исконную, то есть христианско-православную определённость, насаждаемое изо всех сил СМИ и самим правящим классом западничество всё ещё поверхностно и не проникло вглубь его. Исключение составляет разве что космополитичный слой мегаполисов, так называемая «прогрессивная общественность», обслуживающая мондиалистский проект западного ростовщического олигархата и компрадорскую экономику. Но этот слой и прежде не был подлинно русским.
Даже хрестоматийное «не убий» имеет разные источники и наполнено принципиально разным содержанием для русских и европейцев. Русское «не убий» держит корни в религиозном сознании и в религиозной заповеди - в Нагорной проповеди. Моральное поведение у русских полагает своей санкцией самого Создателя. Европейское «не убий» уже давно имеет совершенно иную природу, а именно рассудочно-человеческую. Не случайно ещё полтора века назад замечательный русский религиозный и социальный мыслитель К.Н Леонтьев утверждал, что гуманность новоевропейская и гуманность христианская не только не одно и тоже, но являются, несомненно, глубинными антитезами. Европейскую гуманность он называл поверхностной сентиментальностью, в которой нет подлинного добра, а есть лишь поклонение абстрактному человеку, который подменяет европейцу Бога. Равно как и вся европейская этика остаётся именно узкочеловеческой - гуманистической и утилитарной, лишённой глубокого религиозного основания. Это всего лишь часть необходимых навыков для жизни в цивилизованном обществе, по выражению другого крупного русского ума С.Н. Булгакова, своего рода, дрессировка, которая отличает диких животных от одомашненных, то есть цивилизованных.
Это глубинное различие в этическом чувстве русских и западных людей можно показать на следующем примере. И на Западе, и в России, случается, родители убивают своих детей. Но в России это делают маргинальные субъекты, спившиеся и потерявшие человеческий облик. И то, протрезвев и осознав, что натворили, они сами ужасаются своему поступку и раскаиваются в содеянном. На Западе же убийцы, обычно, вполне трезвые субъекты, благополучные, имеющие приличный доход, добросовестные налогоплательщики. Совершив казнь ребенка, цивилизованные душегубцы, как правило, нанимают ушлых адвокатов, и вполне рассудочно и аргументировано доказывают в суде свою невиновность. О глубоком и искреннем раскаянии и речи нет.
Суть лишённой религиозной обусловленности этики цивилизованного европейца сформулировал в своё время Гюстав Флобер: «...Нет ни воздаяния, ни возмездия, ни добра, ни зла, нет ничего, кроме человеческой падали и дубового гроба, - будьте добродетельны, страдайте, унижайтесь, идите на жертвы, - будьте порочны, убивайте, грабьте, - в вечности вы не станете от этого ни счастливее, ни несчастнее».
Не случайно «не убий» и все гуманистические этические принципы обсыпаются, словно пудра со щёк галантного европейского кавалера эпохи Людовика Солнце, как только европеец отрывается от цивилизации и оказывается в условиях «дикой природы». Он ощущает себя здесь свободным охотником. Свободным от всякой морали. Не так ли некогда вели себя романо-германцы в Америке, равно Южной и Северной, в Индии, в Африке? А ещё прежде в Восточной Европе, где они истребляли западных славян с тем же азартом, что куропаток или лисиц. Да и совсем недавно прямые потомки европейцев - янки, нанизывали вьетнамские уши как шашлык на оструганную палочку и получали за них от командиров премию по счёту. И Пентагон скрупулёзно учитывал эти премии в расходных статьях своего бюджета. Именно этих, свободных от подлинной религиозной морали, охотников мы видим сегодня и в России - туристов-педофилов, подстерегающих на улицах беспризорных подростков, и бизнесменов, скупающих за взятки продажным московским чиновникам краденые у народа недра и обанкроченные умышленно заводы. Кстати, на известном жаргоне скупать краденое называется барыжничество. Это и есть суть подвизающегося в современной России западного бизнеса. Притом что во все времена это занятие считалось и преступным, и аморальным одновременно.
В социально-культурном плане европейскость, даже для большинства русских дворян, всегда оставалась чем-то вроде выходного фрака. А для России в лице имперского Петербурга - парадным мундиром, в котором удобно появиться на дипломатическом приёме, но который непригоден и неуместен, поскольку неорганичен, в повседневной жизни. Та же часть русского культурного слоя, известная под именем «западники», представители которой возжелали поменять избыточную многомерную русскую душу на плоский и усечённый европейский рассудок, в плане культурного творчества оказалась бесплодной и вторичной, сколь-нибудь выдающихся имён не дала. Во всяком случае, западничество, в смысле европейскости, в русской культуре по глубине идей и масштабу личности своих акторов никогда не было равнозначным почвенничеству. Упомянутый выше В. Соловьёв при всём своём экуменизме, притом, что хворал многими хворями интеллигенции, всё же был слишком утончённым религиозным мыслителем, чтобы быть причисленным к западничеству, которое всегда оставалось в России вполне примитивным и вульгарным, и сосредотачивалось всегда на профанном, будь то либерализм или марксизм. А самый яркий западник - Герцен, пожив в эмиграции, и вовсе разочаровался в своих западнических пристрастиях. В конце 19-го века эта часть русского культурного слоя, окончательно денационализированная, слилась с этнохимерной русофобской интеллигенцией.
Иллюзия сколь-нибудь глубокой европеизации России усиливается в связи с тем, что газеты и издательства с последней четверти 19-го века захватывают представители русофобски настроенной этнохимерной интеллигенции и диаспора, назвавшиеся после Октябрьского переворота «интернационалистами». В сфальсифицированной этими силами версии русской истории европейские культурные и политические идеи, а также выступавшие их проводниками вполне заурядные и посредственные на фоне плеяды гениальных акторов русской культуры 19-го века персонажи вроде Чаадаева, Добролюбова, Чернышевского, Писарева, духовных вождей тех же декабристов, занимают явно не соответствующее масштабу их личности, их духовному влиянию на русский народ, которое было ничтожно, и их реальной роли в исторических процессах место. Однако если русскую историю изучать не по журналу «Огонёк», не по учебникам какого-нибудь Р. Виппера, дореволюционного либерала, весьма успешно пристроившегося позже в рядах ленинского и сталинского историографического агитпропа, или кадета-западника Милюкова, или еврейских историков вроде Натана Эйдельмана, воспевшего вслед за Лениным масонов-декабристов, но через историю русского сознания и русского духа по трудам А.В. Карташова или Г.В. Флоровского, становится понятным, что реальные исторические процессы были гораздо сложнее и богаче, чем это обычно представляется, а европеизация оставалась лишь одним из течений в этих процессах.
Даже в середине 19-го века, когда западничество ещё оставалось собственно русским, оно, как уже замечено, было присуще лишь части культурного класса, не имея никаких проекций и отголосков в народных массах. После победы в революции начала 20-го века так называемых «интернационалистов», труды которых обильно оплачивал еврейский банковский капитал Америки да привлечённый этим же капиталом в качестве «коспонсора» кайзеровский генштаб, и уничтожения русского дворянства не только как сословия, но практически физического его истребления, а вместе с ним и всего русского культурного слоя, европейскость остаётся привилегией сменившей русский национальный культурный класс советской интеллигенции, но таковая была по-преимуществу еврейской. В 30-ые годы, когда обнаружилась объективная и насущная потребность в инженерах и лётчиках, сознательно подавлявший русскую традиционную культуру режим организовал приобщение к технологической цивилизации широких масс молодёжи. Параллельно русской молодёжи внушалась европейская по своему происхождению идеология секулярного прогресса. И не без успеха. Однако и тут вряд ли можно говорить о глубинной европеизации. К тому же модернизация в этот период уже перестала быть сущностным признаком лишь европейской культуры, но в силу успехов науки и развития техники стала общечеловеческим достоянием. Что же касается постсоветской эпохи, то в тех вульгарных формах, в каких мы наблюдаем нынче западничество на российской почве, оно также является атрибутом не собственно русской культуры, но культуры российской этнохимеры. Как только оно проникает в какой-то слой или группу российского общества, начинается его неизбежная химеризация.
О феномене этнохимеры и этнофобии мы подробно говорим в книге «Культурогенез и феномен этнофобии». Здесь лишь коротко поясним, что этнофобия - это вид психической патологии, которая выражается в отсутствии у субъекта ощущения родства, внерациональной связи с каким-либо природным этносом, тем более с тем, среди которого он живёт, отсутствии чувства причастности его духовной и материальной культуре, его истории и его будущности, и в негативности сознания в целом. Этим же термином «этнофобия» мы называем и сообщества этнофобов. В этом случае этнофобию можно было бы считать синонимом гумилёвской этнохимеры, но этнохимера возникает в результате этнического контакта некомплиментарных этносов, и она может втягивать в себя, химеризовать людей от природы имеющих вполне нормальные этнокультурные стереотипы. Этнофобия же, равно в смысле психической патологии и общности, не обязательно обусловлена этническим контактом, но может иметь и иную причину, а именно - врождённый гиперрационализм сознания или, по крайней мере, ослабление внерациональных психических функций, таких как вера, дружба, любовь, общинная солидарность, особое чувство природы родного края, сакрализация отеческих могил и т.д.
Подобные отклонения особенно часто возникают при метисации представителей некомплиментарных этносов и закладываются на генетическом уровне, но они могут случаться и в мононациональной зиготе - как результат патологии этногенетического старения, и также передаются по наследству. Поэтому этнофобом вполне может быть человек, родившийся в мононациональной семье и выросший в мононациональной среде. Этнофобия является частным проявлением негативного отношения к сущему как таковому и зачастую соседствует с разного рода парафилией - гомосексуализм и т.п. В этносоциальном организме субъектов - этнофобов, как и этнохимер, можно уподобить гноеродным и гнилостным бактериям, в результате поражения которыми различные органы и ткани этносоциального организма один за другим загнаиваются, и организм заживо сгнивает. В данном случае речь идёт о гниении духовном и нравственном, связанном с привносимым этнофобами эгоизмом и имморализмом. Аналогиями здесь, могут быть также гнилостная гангрена или гангрена-флегмона. Если ею поражён хотя бы отдельный орган, постепенно происходит интоксикация всего организма. Также нужно иметь в виду, что не внешние идеи индоктринируют сознание этнофобов, но мирочувствование специфическим образом определяет их политические взгляды и общекультурные ориентации. Следовательно, напрасный труд и пустая трата времени убеждать их в порочности их взглядов. Искренне признать ошибочность и поменять таковые им также не реально, как поменять группу крови или цвет глаз. К примеру, космополитизм либеральной интеллигенции связан с упомянутой невосприимчивостью и глубокой неприязнью ко всякой национальной почве. И этот психический дефект не излечим.
Ещё более вздорны представления об околоевропейском будущем России. В этой связи вспомним одно замечание, сделанное русским мыслителем первой половины 20-го века Г.В. Флоровским, в адрес, правда, другой идеологии и другой политической силы, но прямо относящейся к нынешним европофилам: «Грёзы всегда соблазнительны и опасны, когда их выдают и принимают за явь». А в европейских грёзах нынешней российской политической элиты, если использовать выражение того же Флоровского, «малая правда сочетается с великим самообманом». У этого самообмана три составляющих, три пункта. Первый, что у Европы есть будущее. Второй, что это будущее носит универсальный общечеловеческий характер. Третий, что Европа готова взять с собой в это будущее русских и все народы России.
Начнём по порядку и для развенчания первого пункта поменяем аспект рассмотрения проблемы русско-европейских отношений с культурологического на этнологический. Заранее оговоримся, что мы отнюдь не утверждаем, что циклическое развитие народов и мультиэтничных суперэтносов как популяционных систем, с его фаталистически предопределённым концом, исчерпывает содержание, а уж, тем более, смыслы человеческой истории. Однако как психофизиологическое развитие человека, его биологический онтогенез является фоном для его судьбы, как личности, так и этногенез с его вполне определёнными законами, столь блестяще и убедительно выявленными и проиллюстрированными Л.Н. Гумилёвым, является фоном для исторических судеб народов. Так вот, в Европе к середине 20-го века завершилась в терминах этнологии Л.Н. Гумилева инерционная фаза популяционного системогенеза или, говоря языком О. Шпенглера, эпоха «цивилизации», «осень культуры». Для этого периода характерно плавное снижение пассионарного напряжения этнической системы и, по словам того же Гумилева, эмоционально пассивное и самодовольное, уже не способное к глубоким новациям, но ещё вполне трудолюбивое население. Теперь романо-германцы вступили в фазу, названную автором пассионарной теории обскурацией, для которой характерно снижение пассионарности уже до столь низкого уровня, когда этнос не способен не только напряжённо трудиться, но даже, элементарно, воспроизводить сам себя, и медленно увядает. Нежелание сытых и благоустроенных европейцев обзаводиться детьми и даже, зачастую, обременять себя семьями, массовая парафилия, необъяснимая для неискушенного наблюдателя депопуляция романо-германцев - тому наглядное и убедительное подтверждение.
Сами европейские интеллектуалы уже давно знают, что Европа изжила свой век, исчерпала свой креативный потенциал, лишена всякого творческого духа, испытывает панические страхи по поводу своего будущего, в смутном мареве которого со всё большей отчётливостью проступает исламский полумесяц. Собственно, исламская контрреконкиста отнюдь не дело будущего, она давно и успешно осуществляется. И без всякого насилия. Миллионы арабов, турок, пакистанцев регулярно заполняют освобождающиеся рабочие места, на которые в Европе нет своих претендентов, потому что они здесь попросту не родились. Причём, стоит заметить, что сама по себе низкая пассионарность не могла бы предрешить нынешнее вырождение коренных европейских этносов, но эффект удесятеряется возобладавшей здесь эгоистической этикой. Европеец просто не поймёт, если ему скажут, что рожать и воспитывать детей - его общественный и национальный долг. Ведь буржуазная либерал-демократия с детства внушает ему, что он ничего и никому не должен. Тем более в секуляризованной Европе не приходится говорить о религиозной мотивации, религиозно-культурных стереотипах и установках людей, на чём держатся стареющие традиционные культуры.
Единственно, где ещё сохранились остатки пассионарности, так это у восточных немцев и на восточных окраинах романо-германского мира - у поляков, которые в своё время напитались южнорусской и литовской пассионарностью, да у литовцев, которые после распада СССР приписаны к Европе. Похоже, именно им вместе с арабами и турками, да вездесущими евреями предстоит составить похоронную команду и заниматься в следующем, а может быть даже ещё в этом веке погребальными процедурами и разделом романо-германского наследства. И участие в этом мародерстве вряд ли будет полезным для России.
При этом нужно иметь в виду, что для смены этнокультурной доминанты, то есть того момента, когда нынешняя Европа перестанет быть собой, вовсе не нужно, чтобы представителей более пассионарного мусульманского суперэтноса было большинство. Поскольку здесь имеет значение не численность эмигрантов, сама по себе, но численность, помноженная на уровень пассионарности. Европейцы под влиянием своих левых, ныне представляющих собой странную помесь социалистов и либерал-космополитов, во второй половине 20-го века открыли границы для эмигрантов из стран Третьего мира - представителей иных культурных миров, надеясь, как уже сказано, заполнить рабочие места, непрестижные вакансии, которых чурается коренное население. Культурное смешение их не пугало, они исходили из концепции гражданской или, иначе, политической нации, и рассчитывали на интеграцию иноплемённых инсургентов в европейскую культуру. Однако, подобного рода иллюзии, среди прочего, - следствие невежества в вопросах этнологии и этногенеза.
Здесь стоит заметить, что изучение последствий этнических контактов, равно и любых социальных процессов в разрезе межнациональных отношений в современном мире, во всяком случае, в Западном полушарии, вообще не приветствуется, если не сказать больше - на подобного рода исследования наложено, по сути, негласное вето. Застрельщиками в этом своеобразном этнологическом обскурантизме выступают еврейские диаспоры. Малейшие попытки рассмотрения едва ли не любого вопроса истории ли, социологии ли, экономики ли в национальном и религиозном аспекте всюду, помимо Израиля, немедленно пытаются объявить разжиганием национальной и религиозной розни. Этнофобы стремятся вывести из политического и культурологического оборота сами понятия: титульная нация, национальные интересы, коренные народы, отеческая земля, традиционное исповедание, каноническая территория и т.п., и за счёт привлечения и поощрения иноплемённых иммигрантов повсюду размыть ядро государствообразующих наций, с тем, чтобы утвердить права инсургентов и ксений, в первую голову диаспоры, распоряжаться на правах хозяев богатствами всякой страны, презирая интересы коренных народов. А правительства западных стран и стран, подобно нынешней России, находящихся в орбите западной цивилизации, идут у них на поводу. Отсюда громадные проблемы, которые ждут Запад, а с ним и Россию впереди.
Тему межэтнических контактов пытаются перевести в плоскость экономическую, психологическую, этическую, юридическую и какую угодно ещё. Хотя это особая сфера бытия и, следовательно, особая область знания. Межэтнические контакты не сводимы ни к экономическим, ни к этическим. Здесь действуют свои законы, не менее строгие, чем в физике или химии. Трудно представить себе, чтобы, публично обсуждая проблемы, скажем, физической химии, публике предложили бы высказать своё мнение по поводу, к примеру, кинетики химического соединения или трёхфазной системы в специфических условиях. Однако любой журналист, политик, чиновник и просто прохожий на улице, не имея ни малейших представлений о предмете, с лёгкостью берётся рассуждать на темы межэтнических контактов, в тысячу раз более сложные, давая по выражению булгаковского профессора «советы космического масштаба и космической же глупости». Сложнейшая проблема запросто становится предметом досужей болтовни на каких-нибудь телевизионных ток-шоу, а безумные вердикты выносятся большинством голосов зевак, собравшихся у экранов телевизоров. Да хорошо, если бы советами да вердиктами ограничивалось, так, ведь, другие зеваки - в думских залах ещё и норовят подобные же законы принимать.
Так вот, интеграция в данном случае возможна лишь на персональном уровне. Отдельная персона-инсургент может инкорпорироваться в чужую культуру, поскольку оригинальность и определённость всякой культуры обусловлена и проявляет себя не столько в индивидуальных особенностях принадлежащих к ней субъектов, сколько в характере межперсональных связей и отношений в этой культуре. Да и в этом случае, общество-реципиент должно обладать определённым уровнем пассионарности. К примеру, античный Рим в 1-м веке легко ассимилировал рабов из разных стран. Однако, когда к 4-му веку пассионарность римлян резко снизилась, германцы, хотя они и не были в большинстве, уже перестали принимать римские имена и римских богов, напротив, римляне негерманского происхождения вынуждены были подстраиваться под германцев.
При массовой же эмиграции ситуация ещё сложнее. Инсургенты продолжают существовать в своей культурной микросреде. Культуры же представляют собой целостности не смешиваемые. Здесь аналогией являются религии. Сколько бы долго не существовали рядом иудаизм и христианство, ислам и буддизм - гибридизации не происходит. Заимствование элементов отдельных религиозных систем, конечно, возможно при зарождении новых религий. Христианство, к примеру, использовало некоторые элементы иудаизма, античных малоазийских и греческих культов, ислам многое заимствовал от христианства и иудаизма, китайский даосизм кое-что почерпнул в буддизме, а сам буддизм питался из брахманистского источника и древнеиндийских религиозных систем из разряда настика, то есть не признающих авторитет Вед. Но все эти религии как целостности представляют собой, тем не менее, не гибриды, а совершенно оригинальное и, притом, нерасчленимое, качество. Те же иудаизм и христианство - очевидные религиозные антиподы. А, скажем, древнеиндийский брахманизм, из которого вырастает современный индуизм, не только не сохраняется в буддизме, но последний является его отрицанием.
Правда, несколько лет назад, точнее в 2000 г., гендиректор Информационного аналитического агентства при Управлении делами президента РФ в аналитической записке, посвящённой глобализации и напечатанной в одной из либеральных газет, напророчил, что уже во второй половине 21 века религиозная глобализация приведёт к возникновению «единой религии», о которой «всегда говорили самые светлые умы человечества». Тут остаётся только развести руками. Весь многовековой опыт изучения сложнейшего феномена религии оказался опрокинут кремлёвскими оракулами, а все прошлые авторитеты в этой сфере посрамлены.
Кстати, в той же записке обещано появление через 200, на худой конец через 250 лет и «единого планетарного этноса», вместо нынешних многочисленных. А уже через 10 лет, то есть аккурат через четыре года, ожидается появление глобальной, единой для всех стран и народов сверхкультуры, в которой классическая европейская и массовая американская культурные традиции будут смешаны с китайской, индийской, латиноамериканской и мусульманской, и этот винегрет ещё будет приправлен некими сетевой и киберкульутрой. Воистину гиганты аналитики обитают в Кремле. Не отсюда ли многие соломоновы решения, принимающиеся в его стенах?
Не ясно, кто для кремлёвских горе аналитиков является «самыми светлыми умами человечества», но придётся их всех огорчить - религии в принципе не смешиваются, потому что сущностным свойством религии является её убеждённость в обладании всей полнотой истины. Конечно, одна религия может проявлять формальное уважение к другой, но все другие религии для неё суть заблуждения, а любой компромисс означает её конец. Не даром так усердствуют экуменисты. Но их расхожая формула: «Бог у всех один», ставшая столь популярной в последнее время, - следствие профанации и невежества в религиозной компаративистике, опять же умышленно насаждаемой теми же силами, которые пытаются запретить осмысление этнокультурных взаимодействий. В исламе, действительно, признают Христа, но не как Бога, а лишь как пророка. Христианская Троица и Иегова иудаистов отнюдь не одно и тоже. Не случайно традиция антитринитаризма насчитывает две тысячи лет. У китайцев отсутствует ключевое для авраамических религий понятие личного Бога, его заменяет Небо или дао - некий космический поток. А, скажем, в буддизме хинаяны Бога - Творца нет вовсе. Конечно, обыватель не обязан вникать в догматику мировых религий, но тогда напомним, кто запамятовал, имя того, кому, согласно христианской апокалиптике, иудеи поклонятся как своему мессии - мошиаху перед Концом света. Антихрист! Но, если одним Он шлёт во спасение Христа, а другим Антихриста, один ли этот Бог?
Даже православный клобук и католическую тиару невозможно носить на одной голове ни по очереди, ни одновременно. Как следствие все мировые религии имеют свой чётко отграниченный этногеографический ареал. Тоже и в культурных системах. История знает примеры вливания целых племён в чужую культуру. Так, например, Византии удалось христианизировать остготов и славян. Однако речь шла об относительно небольших племенах язычников - варваров, включённых в цветущую цивилизацию, находившуюся в ту пору на пике подъёма и обладавшей максимально высоким уровнем этнической пассионарности. Это последнее условие является обязательным для подобной инкорпорации. Положительный опыт интеграции в первой половине 20-го века иммигрантов из Восточной Европы и России в западноевропейский мир также не должен никого вводить в заблуждение. Интеграция, к примеру, во французское общество почти миллиона поляков в ту пору оказалась возможной в силу того, что поляки и французы принадлежат одному суперэтносу-культуре - западноевропейскому или, как мы его здесь несколько упрощая называем, романо-германскому. В ключевом, религиозном плане здесь не было различий. И те, и другие католики. Русские, бежавшие в Западную Европу от революции, правда, принадлежали другому культурному миру. Но тут нужно иметь в виду, что это было преимущественно дворянство, аристократия и интеллигенция, с детства впитывавшие европейские стереотипы и говорившие в начале 19-го века по-немецки и по-французски едва ли не лучше, чем по-русски. Европейскость для русской дворянской сословной субкультуры была как раз тем, чем она стремилась выделяться среди других субкультур многосложного русского мира. К тому же это дворянство на четверть имело европейские этнические корни. Но у арабов, пакистанцев и турок такого сродства с европейцами нет. Наконец, русские аристократы, бежавшие от «пролетарской» революции, чувствовали себя изгоями, исторгнутыми поддавшимся уравнительной коммунистической демагогии русским Отечеством. У арабов же и турок нет никаких причин не ощущать себя частью арабского или тюркского мира, при этом они не забыли о славе некогда могущественных и обширных Багдадского халифата или Оттоманской Порты.
Правда, общности, принадлежащие разным культурным мирам, порой сосуществуют рядом без ярко выраженного конфликта. Но это возможно, если этносы - носители разных культур в этногенетическом плане являются старыми и малопассионарными. Они уживаются подобно пенсионерам в коммуналке. У них попросту не хватает страсти для утверждения своего этнокультурного идеала. В случае же соседства ещё не старых и не растративших пассионарность этносов разных культурных кругов, то есть некомплиментарных, этнокультурные стереотипы разрушаются, а сами этносы химеризуются. В, конечном итоге, либо обе этнические общности погибают, либо одна побеждает и ассимилирует другую.
Русские всегда славились гостеприимством и хлебосольством, и в СССР дружба народов, которая при всех оговорках имела место, держалась на нашем доброжелательстве к иноплемённым. Но дружили именно домами, а дом у каждого народа в любом случае свой, и сад вокруг него свой, также как свой дом и своя семья у каждого человека. И когда в ваш дом вламываются непрошенные гости, не обращая на вас никакого внимания, усаживаются в ваше кресло, забросив ноги в грязных ботинках на стол, включают ваш телевизор, лезут в ваш холодильник, поедают с вашей тарелки, сморкаются в ваш халат, справляют нужду на ваш ковер и пытаются изнасиловать вашу жену, это уже никакие не друзья. Нормальные люди таких «друзей» выталкивают за порог взашей и спускают с крыльца.
Есть, правда, и другой идеал - без дома и без сада, иначе он называется коммунистический - бараки, казармы, общежития и общественные столовые. Но примечательно, что основатели этого течения сами никогда не демонстрировали приверженности в быту коммунистическому идеалу. Европейские теоретики коммунизма в большинстве своём в жизни были примерными буржуа, а самые знаменитые персонажи из истории европейского и российского коммунизма - Оуэн, Фурье, Сен-Симон, Маркс, Энгельс, Каутский, Ленин, Троцкий - редкие индивидуалисты и эгоисты. На пути преодоления своего личностного начала успеха добивались лишь члены монашеских общин. Но монашество во всех культурах и религиях считается особого рода служением. И во всех традиционных религиях хорошо отдают себе отчёт, что само существование монашества возможно лишь как дополнение к миру и мирянам, уже хотя бы в виду обряда безбрачия, обязательного для всякого монаха и, как следствие, неспособности монашества к самовоспроизводству.
Также, нужно понимать, что экспансивность арабов в Европе является следствием отнюдь не ислама как религии. Это расхожее мнение - опять же следствие банального невежества всей современной технической цивилизации в вопросах этнологии и этногенеза. Ислам никакая не молодая религия. И отнюдь не с ним связана экспансия арабов в Европе. В Передней Азии и на Ближнем Востоке ислам вот уже почти тысячу лет не знает себе конкурентов, однако в протяжении многих веков исламские страны и народы сами оказывались жертвами народов других исповеданий, той же католической и протестантской Европы, и не могли оказать сколь-нибудь серьёзного сопротивления. Появившийся в 6-м веке по Р.Х. и поразивший мир стремительностью экспансии, уже к концу тысячелетия ислам утрачивает экспансионистский импульс. Начиная с 12-го века, растратившие пассионарность средневековые мусульмане - арабы и иранцы становятся жертвой в начале кочевников сельджуков и европейских крестоносцев, затем монгол Чингисхана и Чингисидов, затем среднеазиатских оседлых тюрок и монгол Железного Хромца - Тамерлана, а затем османов - тоже тюркских кочевников Центральной Азии. Язычники тюрки и реже монголы, и сами постепенно принимали ислам, но лишь после жёстокого завоевания более культурных мусульманских стран Передней Азии и Ближнего Востока, пролив реки крови правоверных. Тот же Тамерлан, происходивший из отюреченного монгольского рода Барлас, хотя и принял ислам, при завоевании Передней Азии и арабского Ближнего Востока с мусульманами не церемонился. Когда, например, в Исфахане, столице центрально-иранского государства Музаффаридов, взятой Тамерланом в 1387 г., жители перебили оставленный им гарнизон, он приказал казнить их всех поголовно и сложить из 70 тысяч отрубленных голов минареты. После ослабления османской Порты на Ближнем Востоке и в Передней Азии вновь, впервые после изгнания крестоносцев, воцарились европейцы. В 19-м веке и даже ещё в первой половине 20-го англичане хозяйничали здесь как у себя дома. И опять местные народы оставались лишь пассивной жертвой, хотя исламу отнюдь не изменяли. В чём же дело? Или исламу в его полутысячелетней дрёме приснился рецепт волшебного эликсира и он, проснувшись, чудесным образом омолодился? А дело в том, что экспансивность и динамизм - качества не религии, но географической и одновременно биосоциальной системы - этноса, их порождает пассионарность - свойство человеческой психики, притом безотчётное и биофизическое по своей природе.
То есть не религия делает народы экспансивными, но этносы придают религии тот или иной характер, пассивный и пацифистский или активный и экспансионистский. Хотя, конечно, какие-то частные проявления, отношение к народам, которые оказываются на его пути, связаны с особенностями религии этноса, осуществляющего экспансию. К примеру, хотя папа и Римская курия и благословляли крестоносцев на войну с сарацинами, но в христианской догматике нет и намёка на презрение к иноверцам и оправдание их дискриминации. В отношении нехристиан допустимо только духовное воздействие. Не случайно христиане нигде не понудили перейти в свою веру народы, которые уже исповедовали одну из мировых религий. Тогда как в исламе, оформившемся под влиянием иудаизма, где ни за кем, кроме евреев-иудаистов, не признаётся человеческое звание, элементы религиозного шовинизма присутствуют. В частности, одним из проявлений такового в первые века ислама была религиозная санкция на харадж - налог с неверных. Санкцию на силовое подавление «многобожников» можно отыскать и в Коране.
Именно из-за притеснений на религиозно-этнической почве увял и скукожился некогда цветущий христианский мир Ближнего Востока - Сирия и Египет, многие века после арабской экспансии удерживавшие христианскую веру. Те, кто не захотел оставаться изгоями ценою предательства веры отцов, были вынуждены перейти в ислам. Те, кто этого не сделал, попросту вымерли или, как египетские копты, превратившись в национальное меньшинство, продолжают вымирать. И было бы не совсем верно утверждать, что терроризм в исполнении представителей мусульманских народов никак не связан с религией пророка Мухаммеда. Но вклад, который она здесь вносит, невелик. К тому же, как правило, санкцию терроризму даёт не традиционный ислам, но различные негативные секты, паразитирующие на нём, подобно пресловутому ваххабизму. Приверженцы ортодоксального ислама - суннитского в арабском мире и шиитского в иранской ойкумене, зачастую страдают от таких сект едва ли не больше «неверных». Впрочем, пример сегодняшнего Ирака, где сунниты едва ли не каждый день взрывают шиитские мечети, заставляет усомниться и в этом тезисе. И, хотя, вряд ли кто-то сомневается, что инспирируют эту междоусобную суннитско-шиитскую резню спецслужбы США и Израиля, в строгом соответствие с римским принципом «разделяй и властвуй», тем не менее, она весьма показательна.
Так вот, современные арабы и иранцы, в этногенетическом плане молоды. Этногенетический возраст связан с уровнем пассионарности и отсчитывается от пассионарного толчка, а таковой имел место в Передней Азии и на Ближнем Востоке в начале 19-го века. Кстати, эпицентр этого толчка пришёлся на Южную и Юго-Восточную Азию. Подробнее мы говорим об этом феномене в трактате «Культурогенез и законы реальной истории». А здесь нам важно, что в этой связи мирно сосуществовать в одном ландшафтном, культурном и политическом пространстве, оставаясь равноправными, две суперэтнические доминанты - арабская мусульманская и романо-германская, некогда христианская никак не смогут. Одна, более слабая должна быть вытеснена вовсе либо стать субдоминантной и отмирать постепенно. Какая именно - сомнений не вызывает. Если только исламской контрреконкисте не помешают некие глобальны катаклизмы.
Здесь Запад попал в силки, которые, которые сам и расставил. Проповедуемый им неолиберализм, и на это указывают уже многие его критики, сильно отдаёт социал-дарвинизмом, суть которого выражает зоологическая формула - выживает сильнейший, или известная крыловская формула: у сильного всегда бессильный виноват. Запад рассчитывал, что сильным всегда и во всём будет именно он. Но, как это часто в истории случается, переоценил себя. Назначенные им аутсайдеры глобализма оказываются сильнее в части самой воли к жизни. А эту волю не возможно ни купить, ни выговорить, ни приобрести обманом или шантажом.
Возможно, уже к концу этого века в вавилонских башнях крупных европейских мегаполисов, в искусственных урбанистических ландшафтах будут жить арабы вперемежку с потомками французов и испанцев, которые станут охотно принимать ислам и мусульманские имена, подобно тому, как римляне на закате Римской империи, принимали имена германские, да выходцы из Восточной Европы. А собственно романо-германский этнокультурный тип сохранится лишь в деревеньках, где-нибудь в провинции вроде французской Бретани, да в Скандинавии, где потомки грозных крестоносцев, благородных рыцарей, отважных землепроходцев и вдохновенных труверов, вступившие в мемориальную фазу этногенеза, останутся тихо доживать свой век. В исламизированных странах Западной Европы новые власти считаться с ними будут также, примерно, как Александр Македонский или арабские халифы, подчинившие Ближний Восток и север Африки, с египетскими феллахами или испанские конквистадоры с чилийскими индейцами - арауканами. А вот то обстоятельство, что в чужих ландшафтах природных и культурных завоеватели обычно паразиты, делает надежды на процветание этой новой магометанской Европы весьма призрачными.
Кстати, итог противостояния мусульман и иудеев в Палестине также предрешён пассионарным толчком двухсотлетней давности. В споре мечети Аль-Акса и Третьего храма победитель на ближайшие века уже ясен. Хоть иудеи и готовят для своего храма служек, но они поторопились. Соответственно, и Конец Света отодвигается на неопределённое время в строгом соответствии с Иоанновскими трактовками «Апокалипсиса», согласно которому знать достоверно о времени его наступления нам не дано.
Происходящее теперь объединение Европы так же следствие её этногенетического старения и понижения системной пассионарности. И есть ни что иное, как искусственное упрощение её суперэтнической структуры. Известно, что при усложнении структуры всякой системы требуется энергия, а для поддержания наличной структуры - сохранение имеющегося её уровня. Европа - суперэтнос и для сохранения её сегодняшней, ещё довольно сложной суперэтнической структуры энергии ей уже не достаёт. И она пытается за счёт рационализации хозяйственных и прочих связей компенсировать недостачу. В краткосрочном плане такое искусственное упрощение структуры может дать определённый эффект. Ведь, при упрощении структуры высвобождается энергия, заключённая в упраздняющихся структурных связях, которая была затрачена предками европейцев в ранних периодах западноевропейского культурогенеза при создании той сложной этнокультурной целостности, каковая зовётся Европой. В результате можно ожидать всплеска активности, но теперь уже и вовсе кратковременного и едва заметного, поскольку резервы этноструктурной энергии у романо-германцев мизерны. В долгосрочном плане упрощение суперэтнической структуры лишь ускорит угасание романо-германской цивилизации.
Что же касается расширения ЕС за счёт славянских стран Восточной Европы и российской Прибалтики, то, если опустить инициативное участие в этих процессах США, в каком-то смысле данное расширение - это подсознательное стремление Европы убедить самою себя в подлинности своего бытия. Но это, конечно, иллюзия. Сколько бы не расширялся Европейский Союз, жизнь из европейского тела уходит медленно, но верно, и вернуть её уже не в силах никто и ничто. Кажется, в это тело всё более явно и властно вселяется некая чужеродная сущность. На мир она смотрит ледяным взглядом Карлы Дель Понте, излучающим мертвящие лучи так называемых «западных ценностей», как-то невзначай подменивших ценности исконно европейские - христианские. Имя этой сущности в гумилёвской терминологии - этнохимерная антисистема.
Здесь также напомним один из тезисов нашей теории, изложенной в трактате «Культурогенез и законы низшей истории». В Средние века, то есть в начальные периоды западноевропейского культурогенеза, романо-германские этносы не имели острой нужды в национальных государствах. Серьёзных внешних угроз Западная Европа, защищённая с трёх сторон морями, в ту пору не знала, а появившиеся на её южных границах турки-османы, в конечном итоге, удовлетворились завоеванием византийской ойкумены. В тоже время высокая этническая пассионарность и филономическое сознание позволяли европейским народам сохранять этнокультурную идентичность, то есть собственное этническое «я», и в условиях феодальной чересполосицы, и в рамках многоэтничной Священной Римской империи германцев. Когда же к концу 18-го века пассионарность заметно снизилась, этническая структура населения крупных стран Европы - Франции, Германии, Италии упростилась, потомки парижан, бретонцев и провансальцев ощутили себя прежде всего французами, а швабов, баварцев и алеманов - немцами. Как следствие, адекватны оказались национальные государства, которые как раз и служили задаче удержания этнокультурной идентичности. Если воспользоваться цитологической терминологией в качестве источника метафоры, можно сказать, что границы национальных государств выполняли функции клеточных мембран, сберегающих особое качество внутриклеточной цитоплазмы, охраняющих от деструктивных воздействий внешней среды внутриклеточные органоиды и регулирующих межклеточный обмен.
Но одновременно они затрудняли свободное движение капитала и необходимого для него труда. Избалованного, а главное малопассионарного европейца уже не загонишь на конвейер или в шахту. А если он туда по острой нужде и войдёт, то через профсоюз потребует такой оплаты за завинченную гайку, что привычных сверхприбылей капиталу уже не видать. Вот и понадобились менее притязательные хорват и турок, поляк и араб. «Права человека», «мир без границ», «открытое общество», среди прочего, если не в первую голову, продиктованы потребностями капитала. Не случайно инициатива в нынешнем объединении, то есть в дальнейшем ограничении национально-государственных суверенитетов европейских народов, принадлежит отнюдь не романо-германцам. Они в данном случае - лишь пассивный субъект политики этнофобского финансового интернационала Нового и Старого Света. Последний, в условиях падения пассионарности коренных жителей Европы, пытается хоть как-то укрепить свои позиции перед конкурентами. При пристальном взгляде становится понятным, что и Совет Европы - политический институт вовсе не самих европейских народов. Ведь его деятельность вдохновляется не столько собственно романо-германскими насельниками континента, сколько чуждой им силой - безнациональной этнофобией. Не случайно даже на эмблеме ЕС изображены масонские символы - пентаграммы.
Сама идея европейского синархизма под эгидой банкиров также не нова. Эта идея впервые возникает у предтеч масонов - лжемонашеского ордена Тамплиеров, крупнейших в Европе ростовщиков, создавших первую общеевропейскую банковскую сеть. Используя возможности этой сети, они возмечтали объединить Европу в целях подмены собой национальных аристократий, но были разгромлены вовремя оценившим их опасность французским королём Филиппом IV Красивым. Тамплиеры, или иначе храмовники, представляли собой именно вненациональную этнохимерную консорцию. Но и позже носителями идеи европейского синархизма были опять же не сами романо-германцы, но банкиры-ростовщики, лидеры европейской этнохимерной этнофобии, Ротшильды и подобные, создавшие по всей Европе сеть масонских лож. Сокрушение тронов и алтарей, то есть стирание различий этнокультурных стереотипов, верований, Отечеств, государственных границ и уничтожение национальных аристократий, и прежде всего христианской церкви и самого христианства, - в этом видели они своё призвание. Именно в этой связи они со всей решительностью приступили претворять идею европейского синархизма в жизнь в начале 19-го века, когда парижские Ротшильды обильно финансировали Наполеона, а лондонские - английскую корону, чтобы в нужный момент избавиться от талантливого корсиканца, уже сделавшего своё дело и ставшего не нужным.
Весь 20-й век идею банкирского синархизма продолжали утверждать не мытьём так катаньем. Инициативой здесь обладал уже финансовый олигархат Нового Света. Под эту идею, среди прочего, этнофобский ростовщический интернационал с целью ослабления национальных элит спровоцировал Первую Мировую и европейские социалистические революции 1918 г., под неё, в известной мере, пестовали Гитлера, который, как мы знаем, с задачей справился - оставалось его убрать и объединённая Германией Европа, словно спелое яблоко падала прямо в лукошко новых гобсеков - финансовых магнатов. И только неудача очередного общеевропейского дранг нах остен спутала карты тогдашних политических преферансистов. Теперь же, когда европейцы утратили остатки пассионарности, необходимой для поддержания этнокультурной идентичности и национально-государственного суверенитета, пришло время общеевропейской конституции, для утверждения которой уже нет нужды провоцировать большую войну, и которая уже не будет знать различий между финном и португальцем, хорватом и норвежцем, эстонцем и боснийцем. «...Исполинская толчея, всех и всё толкущая в одной ступе псевдогуманной пошлости и прозы...» - так определил подобное общество упомянутый выше выдающийся русский ум - Константин Николаевич Леонтьев.
Правые консерваторы, чуя неладное, противятся этому объединению. И весьма дальновидно. Ведь дело не только в рабочих местах. Всепроникающий рационализм иссушает и выхолащивает культуру. К тому же в результате окончательной ликвидации границ усугубляется поощряемое демократией «упростительное смешение», выражаясь языком того же Леонтьева. Этнокультурная самобытность европейцев, и без того уже в крупных мегаполисах весьма условная, будет окончательно погублена, что в свою очередь означает утрату национальной идентичности народами Европы и этнокультурного многообразия в европейской культуре в целом. А ведь Европа всегда была сильна и привлекательна именно многоцветием самобытных национальных культур.
Но к голосу маловлиятельных консерваторов прислушиваются слабо. Их доводы скорее эмоциональные, нежели логические, в них больше страсти, чем расчёта. Тогда как тезис, что миром правят страсти, справедлив лишь в отношении мира страстного. А у современной Европы на страсти уже не осталось сил. Ею правят рассудочные соображения. Объединение таких извечных соперников и конкурентов как Франция и Германия, и уж тем более Германия и Англия, означает утрату ими всяких творческих идей. Европа объединяется не вокруг идеи, но вокруг безыдейности, равно национальной, религиозной и культурной. А ведь кажется, что российская интеллигенция в своё время почитывала книги Л.Н. Гумилёва и, по крайней мере, экспертно сообщество должно всё это понимать.
Теперь от этнологии и политики вернёмся на время к культуре и нашей главной теме. Своя ли нам Европа и насколько, вообще, её культура обладает качеством универсальности.
Католическо-протестантский религиозный опыт Европы России, как уже замечено, глубоко чужд. От наследия же Возрождения, в котором всё лучшее имело именно христианский источник, Европа сама давно отреклась. Нельзя путать гениальное искусство Ренессанса, христианское в своей основе, с вполне вторичной философией возрождённой итальянцами Платоновской академии или подёрнутым скепсисом поздневозрожденческим гуманизмом. А ведь именно это - то немногое от эпохи Возрождения, что ещё как-то присутствует в современной европейской культуре. Собственно, уже Реформация была отрицанием Возрождения. Аристократический идеал личности, человека - творца она заменила буржуазным пуританским идеалом индивида - бюргера, занятого накопительством, совершенно равнодушного к божественной красоте мироздания и отнюдь не стремящегося вырваться за пределы профанного мира. А рационализм Нового времени и откровенно антихристианское Просвещение окончательно похерили возрожденческий идеал под грудой рассудочных узкоматериалистических идей.
Чем же ещё мы, русские, могли бы обогатиться, будь Россия принята в «благородное» европейское семейство хотя бы на правах домашней прислуги, сенной девки, если бы, конечно, удалось избежать отведённой нам ныне участи плантационных рабов или, точнее, рудокопов и носильщиков хвороста. Может быть завоеваниями Великой Французской революции, утвердившей гуманистические идеалы Просвещения? Но наши деды и прадеды уже имели несчастье испытать на себе, что стоит за словами о свободе, равенстве и братстве, если перед ними и прежде них не поставлены слова: христианская вера, христианская любовь в значении милосердия, и христианская совесть.
Буржуазная социал-демократия, восторжествовавшая в Европе уже в первой трети двадцатого века, не уберегла её народы от двух невиданных по своей кровавости мировых войн. Что и естественно, ведь западная социал-демократия доктрина потребительская и эгоистическая. Причём её эгоизм одинаково присущ индивидуальному и коллективному сознанию. Именно коллективный - узконациональный корыстный эгоизм и позволил западной этнофобии вовлечь народы Европы в две самых кровавых в истории человечества мировых войны, совершенно для них бессмысленные. Идеологические расхождения играли здесь вполне второстепенную роль, а в Первой Мировой их, по сути, и не было. Как известно, едва ли не главной непосредственной причиной европейского противостояния в ту пору, помимо Эльзаса и Лотарингии, было то, что Англия и Германия не могли поделить ближневосточную и переднеазиатскую нефть. Англия пришла в этот нефтеносный район первой, но динамично развивавшая экономику Германия желала получить свой кусок нефтяного пирога. Позже европейцы поумнели, научились находить компромиссы своих интересов и эксплуатировать третьи страны сообща, но к этому моменту им пришлось довольствоваться вторыми ролями, а на первые вышла цинично обогатившаяся на обеих войнах Америка.
К тому же социал-демократия лишена здоровой витальности и творческой энергии. Как и всякая индивидуалистическая доктрина, она не способна объединить народ перед лицом сколь-нибудь сложных исторических вызовов, она рассчитана на благоприятную конъюнктуру, внешнеполитическую и экономическую. А единственным крупным «творческим достижением» «цивилизованной Европы» в 20-м веке, не лишённым витальности, был фашизм или, иначе, нацизм. И ведь ясно, что не в суровых салических эпосах и среднегерманских песнях о Нибелунгах, не в крестовой эстетике тевтонских рыцарей и уж тем более не в музыке Вагнера корни нацизма. Этноромантика могла воодушевлять простых немцев поднимать страну из бедности и унижений, ставших, кстати, результатом не столько поражения в Первой Мировой, сколько деятельности еврейского социал-демократического правительства, навязанного Германии версальскими доброхотами-победителями - Америкой и Англией, да бодрить солдат вермахта, дополняя «Хорста Весселя».
Дранг нах остен тоже отнюдь не был новацией Гитлера. Европа в протяжении всей своей истории, если не была поглощена внутренними усобицами, немедленно обращалась к внешней экспансии. Африканских негров, индейцев Америки и индийцев Южной Азии европейские державы благополучно порабощали по одиночке. А вот для похода на Россию нужен был способный вождь, умевший соединить и эффективно использовать общеевропейские ресурсы. И если такой вождь находился, и Европа чувствовала малейшую слабину на славянском Востоке, она тут же ополчалась против него. И неважно, кто её в это поход вел: корсиканский француз Бонапарт или австрийский немец Гитлер. И того и другого солидарно финансировал финансовый интернационал Европы.
Но суть собственно нацизма открылась в Освенциме и Бухенвальде, Аушвице и Дахау, Майданеке и Саласпилсе, Равенсбрюке и Заксенхаузене. И таилась она отнюдь не в ницшеанском эстетическом имморализме, весьма кстати наигранном (сам Ницше был вполне безобидным буржуа, что называется, милейшим человеком), но именно в протестантской этике и самом протестантском мирочувствовании. Кто ещё, кроме протестантов с их хвалёной рачительностью и пуританской холодной, шизоидальной бесстрастностью, мог собирать очки и зубные протезы умерщвлённых и умерших представителей «неполноценных» народов, и набивать матрацы срезанными с их черепов волосами? Успели даже скрупулёзно расписать по своим гроссбухам, как разделят награбленные и присвоенные богатства России после её завоевания. Кстати, сами концлагеря придумали, как известно, английские пуритане во время англо-бурской войны. Так что немецкий нацизм здесь выступал лишь в качестве примерного ученика нацизма англо-саксонского.
Между прочим, здесь самой историей был вынесен окончательный приговор западному протестантизму, равно в европейском лютеранско-кальвинистическом и американском баптистско-евангелистическом варианте. Приговор как культурному феномену - неапостольскому несоборному ложному христианству, «христианству» с ампутированным сердцем, а с ним и всей эпохе Реформации. Истлели её христианские покровы, выветрилась последние монады христианского духа, испарились солёные слёзы полнощных молитв, а в сухом осадке осталось отнюдь не веберовское трудовое усердие, но холодная страсть к банальному гешефту, который незазорно извлечь из чего бы то ни было, будь-то Всемирный потоп, Армагеддон или мировая война. Именно на этом сошлись в США конгрегационалисты и пресвитериане, и еврейский в своём ядре финансовый интернационал. Именно на этом сошлись в Германии Крупп, Шахт и нацисты.
Здесь с полной ясностью видно, что этот сухой остаток протестантизма является, в сущности, ничем иным, как германским вариантом иудаизма, в нём происходит возврат от Нового Завета к Ветхому, который, как мы помним, обещал бросить под ноги иудеев все царства мира и славу их. Нацизм лишь выявил эту суть, исправил имя «избранного народа», а иудейского царя заменил фюрером. Вот только «филистимлян» не удалось победить, потому что за спиной у поверженного в первые недели войны Голиафа сталинского коммунизма оказался небольшой такой мужичок в застиранной гимнастёрке и стоптанных кирзачах - русский солдат Вася Тёркин. А сегодня даже искупительную жертву Христа в Европе, как замечает современный русский религиозный и социальный мыслитель В. Карпец, готовы подменить еврейским Холокостом. Верить и чтить Спасителя здесь уже давно не модно, зато всякого, кто публично усомнится в Холокосте, ждёт скамья подсудимых и тюремный срок.
Кстати, в новой религии, которую теперь вместо христианства принял и исповедует Запад, наречённой мондиализмом или иначе глобализмом, как раз и происходит соединение Третьего храма - иудейского, с Третьим Римом - не Москвой, конечно, а западным Третьим Римом - новой империей, основанной США в союзе с Европой. Ведь, глобализм это именно квазирелигия, он отнюдь не удовлетворяется сферой экономики, но претендует и на сферу духа. А жрецами этой «суперрелигии» как раз и рассчитывают стать гобсеки, нажившиеся на мировых войнах.
Приходится об этом столько говорить, потому что ныне России её внутренняя этнохимера, образовавшая новую социальную элиту, навязывает именно протестантский в своей глубинной основе цивилизационный проект.
Последним же громким посланием европейской цивилизации миру оказалась шипучая смесь марксизма и фрейдизма, названная неомарксизмом и породившая студенческие бунты и так называемую сексуальную революцию 60-х. Рецепт этого коктейля изобрели в США, в алхимических лабораториях Ленгли с целью отвратить Европу от марксистского СССР, а европейского рабочего от ненужных мыслей относительно справедливости капиталистического общества. Подобно таблетке модного аспирина неомарксизм не долго пошипел и растворился в стакане сладенького буржуазного сиропа.
Обкурившиеся марихуаны лжебунтари выказали типичные синдромы бессилия - ведь тому, кто потентен нет нужды доказывать себе и другим свою мужскую силу. Не даром шумные выступления молодёжи в 60-х довольно быстро сменила мирная, но настойчивая борьба за легализацию однополых браков и реабилитацию парафилии. Вряд ли Россию, даже такую развращённую, какой она стала в последние пятнадцать лет, можно приманить на этот праздник трансвеститов и педерастов, интеллектуальным эквивалентом которых, кстати, являются пресловутые постмодернисты. Этот бунт 60-х означал не просто отрицание европейской буржуазности, но именно её вырождение и маргинализацию. Духовный союз волосатых хиппи и респектабельных философов, вроде Маркузе, Сартра и прочих лишь на первый взгляд кажется неестественным. Суть у тех и других одна - мелкобуржуазная и постбуржуазная, абсолютно эгоистическая и девиантная, только у хиппи индивидуализм и эгоизм проявляются на уровне простейших потребностей, а у рафинированных интеллектуалов они находит для себя более утончённое выражение.
В заключение темы ложности европейского призвания России и тезиса об универсальности европейских и шире, западных, исторических путей отметим возможно последний аргумент, единственный, но опять же фальшивый козырь, оставшийся ныне в руках российских западников - Европа, де, и западная цивилизация, в целом, подаёт нам великий и бесценный пример свободной личности, которой Россия, мол, никогда не знала и которая есть высший идеал человечности. Что ж русскому народу действительно часто приходилось отказываться от свободы. Но какой? Духовной? Никогда! Кто может быть в этом смысле более свободным, чем Пушкин, который почти всю свою короткую жизнь прожил под жандармским призором? Русский народ можно было обмануть, запутать, околдовать, загипнотизировать, наконец. Но никогда и никто не мог отнять у него свободы совести, каковая в основе своей всегда оставалась христианской. Даже чуждый нам в своих глубинных источниках и смыслах социализм народ русский, в отличие от этнохимерной интеллигенции, строил как свой, великий русский проект, с чистой совестью и ощущением своей высшей правды.
Русские люди жертвовали личной свободой, политической, социальной и бытовой. Но жертвовали они ею ради общего дела, ради того, чтобы на родной русской земле цвели сады, а золотые яблочки в них кушали их дети и внуки, а не плантаторы в пробковых шлемах. Жертвовали и когда грозный царь насылал на них опричнину, усмиряя угрожавшую стране боярскую смуту, и когда царь-антихрист закрепощал их дворянину-помещику, чтобы собрать побольше пеньки для флота и хлеба для армии, стоявшей против турка и шведа, и когда просто антихрист бросал их с одной винтовкой на немецкие танки, и ещё тысячи раз. И не только свободой, но и самой жизнью жертвовали, потому, по крайней мере, и не давили из себя «хай Гитлер», как почти вся Европа со всем своим картонным свободолюбием.
Так что же выше, благороднее, духовнее, ценнее - свобода личности, индивидуальности? Или способность добровольно подчинить эту свободу другим людям? Отдать её за свободу и величие своего Отечества, за славу своих предков и счастье своих детей? Торжество Христовой правды, наконец. Для наших русских предков ответ всегда был ясен. Потому что давал его не разум, но совесть. Такова диалектика христианской онтологии и этики - свобода даётся человеку именно в расчёте на то, что он по велению собственного сердца при необходимости принесёт её в жертву свободе и счастью других. Того, кто не способен на это, христианство не винит, но тот, кто этого так и понял, остаётся в плане развития морального сознания на стадии язычества. Кстати, здесь и главное отличие православных русских от европейцев: у русских, вовсе не чуждых рациональному дискурсу, всё же последняя инстанция при всяком глубинном выборе - совесть, у европейцев, по крайней мере, со времен Реформациями - рассудок.
Разработка столь сложной философской категории как свобода - задача для других трудов, но мы здесь всё же скажем ещё несколько слов по этому поводу в связи с нашей главной темой. Отметим, в частности, что западная буржуазная свобода лишена нравственного основания. Хотя на знаменах французской буржуазной революции рядом со словом свобода и было начертано слово братство, но в реальности буржуазная демократия никакого братства не знает. Не понимает и не чувствует. Основание буржуазной свободы лежит в плоскости практической. Это хорошо понимал ещё Маркс. Для капитализма свобода индивида - сословная, гражданская, религиозная, моральная, бытовая выгоднее несвободы, и только поэтому она здесь утверждается. Свобода личности вполне условная и есть всего лишь довесок к свободе капитала. Здесь, отчасти, и истоки доктрины о первенстве прав человека перед национальными интересами.
Вообще, свобода имеет разные онтологические уровни. И в этом смысле европейская либеральная свобода вполне поверхностна. Это низший и притом отрицательный тип свободы. Высшая свобода достижима лишь в сфере духа и в сфере нравственности. Но западная свобода - это не свобода выбора между добром и злом, грехом и праведностью, тем более она не имеет в виду целостный идеал новой жизни, преображённой на христианских началах. Об утверждении христианского постулата о высшей ценности человеческой души, которая не может быть пожертвована ничему, кроме самого Бога, а следовательно, об истине, справедливости и красоте речь здесь также отнюдь не идёт. Это всего лишь свобода социальная - свобода индивида от государства, церкви, семьи, общественной морали, любых надындивидуальных сущностей, накладывающих на человека какие-то обязательства. Она не имеет ценности сама по себе, тем более она не имеет ценности высшей, она может быть лишь условием свободы духовной, свободы культурного творчества человека и народа, в целом.
Бесспорно, некая мера социальной свободы человеку необходима. Но именно мера. Ведь тут возникает вопрос - если человек хочет жить среди людей, то как же он может быть свободен от утвердившихся здесь моральных законов и требований человеческого общежития? Освобождая человека от перечисленных выше социальных и нравственных обязательств, западная либеральная антропософия превращает его в голую абстракцию, то есть ничтожит, ведь человеческую личность определяют именно её связи. Впрочем, это и закономерно. Поскольку ничтожить сущее - главное метафизическое задание этнохимерной этнофобии, покорившей ныне Запад и устремившейся к покорению всего мира.
Логично и честно поступали, к примеру, древние индуисты или китайские даосы и буддисты, или средневековые арабские суфии, или те же русские пустынники. Если социальные обязанности начинали тяготить их, они уходили в леса (пустынями на Руси звали именно глухие безлюдные леса) и в горы, и там наслаждались свободой. Иногда, утолив потребность в свободе, возвращались в мир, вновь принимая на себя все, накладываемые их социальным статусом, социальные обязательства.
В древнеиндийской брахманистской традиции, к примеру, подобный уход являлся одной из четырёх ашрамов - ступеней развития человека. Ашрама санньяси, наступавшая после прохождения ступени ученичества - брахмачарья и ступени домохозяина, как раз и предполагала уход в горы или в лес, и пребывание там в одиночестве в молениях и медитациях. Вне брахманистской традиции подобным образом поступали отшельники шраманы, которых брахманисты звали паривраджаками - бродягами. В древнем Китае 3-го-4-го веков наиболее влиятельная буддийская школа дхьяна также предполагала «уход из мира», отказ от любых социальных обязанностей, но вместе с ними и от мирских благ. А скажем в средневековом арабском мире суфии-захиды, желавшие заняться практикой фана - «уход» или таваккул - «предание себя божественной воле», надевали одежду пастухов и кающихся грешников - власяницу и уходили вон из шумных городов.
Всякая культура на каждом этапе развития ищет и находит свою меру духовной и социальной свободы. Западная буржуазная свобода, которую Запад утверждает иногда искренне, иногда лицемерно, означает такую меру и такое качество свободы, которая не имеет ничего общего со свободой духовной, а в социальном плане с необходимостью порождает атомизм и социальный эгоизм. Причём, как уже сказано, в основании западной социальной свободы нет никакой нравственной высшей идеи. Она вполне релятивистская. Именно поэтому свобода веры здесь оборачивается свободой безверия, свобода духа - бездуховностью, свобода совести - свободой от всякой совести. А свобода экономическая оборачивается рабством для миллионов ввергнутых в нищету. В России всё это сегодня весьма наглядно проявилось.
Наконец, западная свобода отличается избирательностью и даже исключительностью, она допускает публичность только тех «ценностей» и «идеалов», которые исповедует сам Запад. Причём утверждает их с такой догматической настойчивостью и безапелляционностью, какой позавидовала бы средневековая католическая инквизиция. Буржуазная либерал-демократия, свободный рынок, права индивида и т.п. - это ли не догматы новейшего времени? Надо полагать отцы-основатели американской демократии получили скрижали с этими «священными» заветами на Капитолийском холме не иначе из рук Мамоны. А слово в пику, любая мысль не в русле убогих западнических «теорий», в частности, наше русское слово и наша русская мысль, глушатся и подавляются всеми имеющимися средствами, включая, порой, и полицейское государство.
С другой стороны, всматриваясь в русскую историю и непосредственно наблюдая в русской деревне за русскими людьми, не трудно вынести одну важную вещь, она лежит на поверхности - для русского христианского сознания более вожделённой целью всегда являлась не свобода, но гармония. Причём таковая была отнюдь не утопическим, но в значительной мере осуществленным идеалом. Модные некогда в интеллигентских кругах рассуждения о мятежности русской души, о её склонности бросаться из крайности в крайность с исторической действительность имеют мало общего. Это примета самой интеллигенции, да и то в определённый период её истории. Интеллигенции, вообще, свойственно свои болезни и разного рода духовные и душевные уродства приписывать народу. Об этом мы ещё скажем в соответствующем разделе. Здесь отметим лишь, что рабское пресмыкательство перед властью, если она сильная - тоже, ведь, свойство именно этнохимерной русофобской интеллигенции. Если при мягком Николае II они петушились, то при Сталине мигом взяли под козырёк.
Нынче нередко услышишь, как русоненавистники из среды этнохимерной и еврейской интеллигенции, обильно, до отрыжки прикормленные в последние годы компрадорами, рассусоливают о «рабской» психологии россиян, не желающих более внимать с открытыми ртами бредням либералов, при этом под россиянами они понимают, конечно, не чеченцев и ингушей, но именно русских. Вот ведь Богом обиженное племя, подметили нечто, но как-то осмыслить хоть чуточку поглубже их скудному уму уже не дано. Тем более, не способны прочувствовать своей мелкой душонкой. А ведь русский человек, с его смирением перед разного рода испытаниями и с его долготерпеньем, действительно, осознавал себя рабом. Но рабом Божьим. И не хотел иной свободы, чем рабство у Него, то есть у высшей Любви, высшей Справедливости, Правды, Совести, Красоты и Истины. А с другой стороны, он всегда бежал и чурался свободы люцеферианской, свободы отпавшего от Отца Небесного, которая суть эгоизм, имморализм, духовный распад и гниение. Потому-то народу русскому до самого 20-го века, а русской деревне и большую часть такового, удавалось достигать гармонии, как уже сказано, в безмятежном веровании, несмущённом рассудочной рефлексией. Новгородские ереси, стригольничество и жидовство, экспортированные из той же Европы, да единичные эксцессы периода Ивана IV по масштабам ничтожны. Единственный громкий эпизод, когда эта гармония русского сознания была побеспокоена, является Раскол. Причём ни о каких сомнениях в вере, догматическом скепсисе речь отнюдь не шла.
Именно этой удивительной в своей устойчивости гармонией, кстати, объясняется и поразительно бесконфликтная и малокровная тысячелетняя - до самого 20-го века русская история. Внешняя и внутренняя русофобия всегда пытаются обхамить и оболгать русскую историю, якобы беспримерно кровавую, наших православных царей, якобы, поголовно тиранов и самодуров, сочиняя вздорные наветы, вроде убийства Иоанном Грозным собственного сына. Эти наветы бездумно переписывались некоторыми недобросовестными историками и до сих пор сладострастно обсасываются этнохимерной интеллигенцией - недоученными «деятелями культуры». Но наша история вплоть до рокового 17-го года - воистину история христианского народа. Подобного не сыщешь в иных культурах-цивилизациях. Всюду видим грандиозные социальные катаклизмы, религиозные, гражданские, межэтнические войны и восстания. История той же Европы напитана кровью словно губка - какой период не тронешь, тут же появляются красные пятна, под которыми озёра загустевшей крови.
Вспомним события внутри западноевропейского суперэтноса за период с 13-го века. Сорокалетняя беспримерная кровавая Альбигойская война, регулярные войны германских императоров и итальянских городов, войны французских королей с Неаполем и фландрскими городами, войны испанских королей с тем же Неаполем и Сицилией, войны итальянских городов-государств Венеции, Генуи, Флоренции между собой, войны Швейцарского союза с германскими императорами, упорные войны за независимость Шотландии и Ирландии с Англией, войны Ганзы с Данией, войны Дании с Швецией 16-го и 17-го веков, череда войн Англии и Франции, включая Столетнюю, столь же привычные франко-испанские войны, «Итальянские войны» 16-го века Франции и союзных итальянских городов с другими городами Италии и «Святой лигой» - Габсбургами и Испанией, войны Испании и Нидерландов 16-го века, вековые испано-португальские войны, войны орденов с западными славянами, истребительные чешско-немецкие войны, среди которых больше других известны Гуситские, Тридцатилетняя общеевропейская война, англо-испанские войны за гегемонию на морях, войны Швеции и Польши, войны Пруссии, Австрии и Франции, в частности, Семилетняя война, войны за колонии между Португалией, Испанией, Англией и Францией, Наполеоновские войны, франко-прусские войны, наконец, грандиозные Первая и Вторая Мировые.
И это лишь самые крупные из внутриевропейских международных войн, начало длинного списка. Причём человеческие жертвы были громадные. В результате Тридцатилетней войны, к примеру, Германия и Чехия почти обезлюдили, во многих областях население сократилось вдвое и даже втрое. Доходило до того, что церковь в некоторых городах разрешала многожёнство, иначе женщинам не от кого было рожать. А ведь были ещё непрерывные междоусобные войны крупных феодалов и феодалов с королями, к примеру, знаменитая война Алой и Белой роз в Англии, бесчисленные «крестьянские» и религиозные войны Реформации, беспримерно кровавые английская и французская революции, революции первой половины 19-го века почти во всех странах Европы. Вообще, крупные народные и крестьянские восстания в Европе шли нескончаемой чередой и подавлялись самым жестоким образом. Франция, к примеру, за один только 14-ый век пережила Парижское восстание 1356-1358 г.г., Жакерию, «восстание тюшенов» и «восстание молотил», а ведь были ещё «восстание пастушков» (13-ый век), «восстание кабошьенов» (15-ый), «восстание кроканов» и Парижское восстание (16-ый), «восстание босоногих» (17-ый). Прибавить к этому знаменитую европейскую инквизицию, число жертв которой исчисляется сотнями тысяч. Причём среди сожжённых на кострах инквизиции преобладали женщины, и десяток европейских монархов, отличавшихся немыслимой для русских кровожадностью, по сравнению с которыми даже самые жестокие в русской истории Иоанн IV Грозный и Пётр Великий покажутся сущими агнцами. Куда уж Грозному с его двумя тысячами казнённых опричниками бояр и боярских людей, замышлявших смуту, против почти сотни тысяч загубленных душ на счету Генриха VIII, без всяких угрызений казнившего безвинных крестьян, согнанных алчными лендлордами со своей земли, или его дочери, Елизаветы I Тюдор, беспощадно расправлявшейся с католиками - сторонниками Марии Стюарт в северных графствах Англии, в Шотландии и Ирландии.
Конечно, и русскую историю не назовёшь безмятежной. Но всё же с историей романо-германского мира она в части кровавости ни в какое сравнение не идёт. Внутри российского суперэтноса с 13-го века помимо относительно бескровной борьбы Москвы с Тверью и Новгородом - жертвы исчислялись несколькими тысячами человек, лишь одна сколь-нибудь крупная межэтническая коллизия - борьба русских с татарами.
Борьба русских княжеств с Литвой в 14-15 веках носила уже межсуперэтнический характер. А из более-менее заметных гражданских коллизий до самой победы этнофобии в 20-м веке, кроме Смуты, Раскола да Разина с Пугачёвым, бунтовавших вдалеке от столиц, нечего и вспомнить. Примечательно, что и в Смуте, и в пугачёвщине русские бунтари искали не анархии, не привилегий и не ложной демократии, но, напротив, порядка и власти законной и религиозно оправданной - от Бога. В первом случае пограничные казаки в Северской и Рязанской землях сочли, что религиозно не обоснована власть худородного боярина - опричника Годунова, и поддержали «Рюриковича» Димитрия. Во втором - донские и уральские казаки, да работные люди взбунтовались против немки Екатерины, ужесточившей эксплуатацию в период тяжёлой войны с Турцией, и также выдвинули «правильного», то есть истинно православного русского царя. Раскол так же лишь с оговорками можно считать кризисом русской религиозности. Он был спровоцирован, по сути, из вне - вторгшейся в церковную, а значит духовную жизнь народа светской властью, решавшей конкретные политические задачи. Характерно протекали бунты середины 17-го века, связанные с ростом налогов из-за возросших военных нужд. С взбунтовавшимися стрельцам Алексей Михайлович лично выходил беседовать, наливал всем по чарке. А с мятежным Псковом царские послы договорились полюбовно: псковичи замиряются, а царь никого не наказывает. В Европе такое и представить себе было нельзя. Ещё более поразительно, как безмятежную Россию обходили стороной или, во всяком случае, задевали лишь «по касательной», страшные эпидемии, уносившие до половины населения в европейских странах, вроде «Черной смерти» в середине 14-го века.
Но ведь гармония - это атрибут некоей целостности. В частности, личности человека или личности народа. И состоит гармония в том, что у всякого элемента целостности есть своё место, своё время, свой предел и своя ответственность перед целым. Примечательно в этом смысле русское слово «исцелять», то есть восстанавливать целостность. Человек - существо коллективное. Социальным целым для него является его народ, оформленный в этносоциальную систему, и его соседи - соплеменники, организованные в общину, ремесленную артель или казачий круг. И для социальной свободы здесь остаётся не так уж много пространства, ведь воплощённая в пределе свобода - это ни что иное, как хаос. Возможно, историю Европы и можно понять через идеал социальной свободы, хотя это далеко не так, мы об этом говорим в трактате «Культурогенез и законы низшей истории», но всю историю России необходимо понимать именно через идеал гармонии. Не в смысле борьбы, каковую видим в природе, но и не в смысле покоя и созерцания. Русская гармония это всегда взаимодействие. Действие взаимное равно с природой в труде и премирными силами в молитве, направленное на преображение мира. И даже русская вольная воля всегда была для русских не самоцелью, но именно исканием гармонии.
В этом, среди прочего, и состоит наше различие с Западом, который нет смысла демонизировать, но которому нужно отвести достойное его место в нашей русской душе и в нашей русской жизни. Понятно, что место это не слишком почётное, учитывая сегодняшнюю бесплодность Европы, цинизм и алчность Америки. Вообще, об Америке не приходится и говорить. Платоновская идея Америки, если не антипод, то, по крайней мере, антагонист идее России. Но и «дружба» с Европой не обещает больших прибытков. Далее перейдём к третьему пункту нынешнего самообмана относительно Европы, что таковая готова взять нас на буксир, отправляясь в счастливое постиндустриальное будущее. Шенгенские соглашения 1995 г., казалось бы со всей ясностью показывают инфантильность подобных иллюзий. Однако российские западники словно бы этого не замечают.
Выше мы обсуждали внушаемые нынешними российскими западниками представления, что у Европы есть будущее и оно носит универсальный, общечеловеческий характер. Теперь рассмотрим третий пункт европейский мечтаний русских, о том, что Европа готова при некоторых, не слишком обременительных условиях считать нас своими и взять с собой в это будущее и, следовательно, тесный союз с нею - единственный способ для России выжить. В начале заметим, что споры вокруг вопроса о европейском призвании России велись в русском обществе ещё с конца 17-го века. В них в той или иной форме и мере приняли участие едва ли не все крупные русские умы. Мы здесь приведём для начала некоторые высказывания одного из явных скептиков русского европеизма Н.Я. Данилевского из его знаменитой книги «Россия и Европа».
«...Можно ли быть и оставаться членом союза или общества во всех отношениях нам враждебного, терпящего нас единственно ради извлечения из нас выгод без соответствующего вознаграждения. Союз, общество, - одним словом, всякая связь лиц, народов и государств возможны только при взаимности, обоюдности услуг и выгод, когда же первые требуются только от одной стороны, а вторые достаются только другой, то такие отношения нельзя назвать другим именем, как эксплуатация слабого, глупого или доверчивого сильным, умным, лукавым, или попросту - одурачиванием. Если вникнуть в роль, которую Россия играла в обществе европейских государств, в так называемой политической системе Европы, с самого того времени, как стала деятельным членом её, то едва ли найдём другие выражения для характеристики этой роли...
Какая война, которую мы вели в качестве члена Европейской системы, какой союз, какой мирный договор, который мы заключили в качестве европейской державы, принесли нам действительные выгоды? Мало того: в какой войне из ведённых нами с специально русскими целями, в каком трактате или вообще в каком политическом отношении наши тесные отношения к Европе не служили препятствием, путами, связывающими наши действия?
...Не надо себя обманывать. Враждебность Европы слишком очевидна: она лежит не в случайных комбинациях европейской политики, не в честолюбии того или другого государственного мужа, а в самых основных её интересах. Внутренние счёты её не покончены... с улажением их или даже с несколько продолжительным умиротворением их Европа опять обратится всеми своими силами и помыслами против России, почитаемой ею своим естественным прирождённым врагом...
При доказанной долговременным опытом непримиримой враждебности Европы к России можно смело ручаться, что, как только она устроит свои последние домашние дела,.. первого предлога будет достаточно для нападения на Россию.
(И ведь писано во времена, когда, казалось бы, ничего не предвещало подобного развития событий, почти за полвека до кайзера Вильгельма, за семьдесят лет до Гитлера, за три четверти века до Фултона - И.М.)
...Эксплуатируя Россию, не принимая её в настоящее, действительное общение с собою, Европа с своей точки зрения, вполне права... Не принадлежа, в сущности, Европе, Россия самими размерами своими составляет уже аномалию в германо-романско-европейском мире. Одним существованием своим Россия уже нарушает систему европейского равновесия... Нельзя не сознаться, что Россия слишком велика и могущественна, чтобы быть только одною из великих европейских держав, и если она могла занимать эту роль вот уже семьдесят лет, то не иначе, как скорчиваясь, съёживаясь, не давая простора своим естественным стремлениям, отклоняясь от совершения своих судеб. И это умаление себя должно идти всё в возрастающей прогрессии по мере естественного развития сил... Если она не может и не должна быть в интимной родственной связи с Европой как член европейского семейства, в которое, по свидетельству долговременного опыта, её и не принимают даже, требуя невозможного отречения от её очевиднейших прав, здравых интересов, естественных симпатий и священных обязанностей, если, с другой стороны, она не хочет стать в положение подчинённости к Европе, перестроясь сообразно её желаниям, выполнив все эти унизительные требования, - ей ничего не остаётся, как войти в свою настоящую, этнографическими и историческими условиями предназначенную роль...
Если Россия не поймёт своего назначения, её неминуемо постигнет участь всего устарелого, лишнего, ненужного. Постепенно умаляясь в своей исторической роли, ей придётся склонить голову перед требованиями Европы, которая не только не допустит ей до влияния на Восток, не только устроит (смотря по обстоятельствам, в той или другой форме) оплоты против связи её с западными славянскими родичами, но, с одной стороны, при помощи турецких немецких, мадьярских, итальянских, польских, греческих, может быть и румынских пособников своих, всегда готовых разъедать несплочённое славянское тело, с другой, - своими политическими и цивилизованными соблазнами до того выветрит самую душу Славянства, что оно распустится в европействе и только утучнит собою его почву.
А России, - не исполнившей своего предназначения и тем самым потерявшей причину своего бытия, свою жизненную сущность, свою идею, - ничего не останется, как бесславно доживать свой жалкий век, перегнивать как исторический хлам, лишённый смысла и значения, или образовать безжизненную массу, так сказать, неодухотворённое тело, и в лучшем случае также распуститься в этнографический материал для новых неведомых исторических комбинаций, даже не оставив после себя живого следа.
Будучи чужда европейскому миру по своим внутреннему складу, будучи, кроме того слишком сильна и могущественна, чтобы занимать место одного из членов европейской семьи, быть одною из великих европейских держав, Россия не иначе может занять достойное себя и славянства место в истории, как став главою особой, самостоятельной политической системы государств и служа противувесом Европе во всей её общности и целости».
Заметим, что Данилевского не очень поняли современники. В ту пору русский культурный класс был зачарован утончённой философией В.С. Соловьёва, который рассуждал о духовном единстве с Европой. Книга Данилевского несколько лет существовала лишь в журнальном варианте, издатели игнорировали её, полагая, что не найдётся читательской аудитории. Разделяли его оценки лишь наиболее глубокие мыслители Ф.М. Достоевский и К.Н. Леонтьев, называвший себя учеником Данилевского, но в части глубины и тонкости социально-философской рефлексии явно превзошедший своего учителя. Леонтьев служил по дипломатической линии на Балканах и хорошо знал подноготную европейской политики. Достоевскому его прозрения подсказывал его редкий гений. Но, чтобы европейские иллюзии выветрились у русского культурного класса окончательно, понадобился бессовестный Берлинский конгресс, на котором Европа со свойственной всякому шулеру ловкостью украла плоды русских побед над Турцией, Первая Мировая, когда Австрия устроила геноцид православных в Западной Украине, а Германия, пользуясь революционной смутой, оккупировала и разграбила Малороссию, циничное предательство Антантой России в 18-20-м годах и попытки западных держав расчленить русскую державу, опять же в условия хаоса революции, которая отсюда же - из Европы и из Америки финансировалась и, в известной мере, управлялась. Только тогда резкость Данилевского и Леонтьева в оценках исторического и культурного соотношения России и Европы была поддержана, а их идеи переосмыслены и развиты евразийцами, в частности Н.С. Трубецким. Но мы здесь дополним суждения Данилевского суждениями не евразийцев, а И.А. Ильина, который, помимо прочего, предсказал роль Европы в посткоммунистическом будущем России. Надеемся, что столь пространное цитирование искупает ясность мыслей и поразительная точность пророчеств русского мыслителя.
«М.В. Ломоносов и А.С. Пушкин первыми поняли своеобразие России, её особенность от Европы, её «неевропейскость». Ф.М. Достоевский и Н.Я. Данилевский первыми поняли, что Европа нас не знает, не понимает и не любит. С тех пор прошли долгие годы, и мы должны были испытать на себе и подтвердить, что все эти великие русские люди были прозорливы и правы...
...Незнание, пропитанное страхом, презрением и ненавистью, фантазирует, злопыхательствует и выдумывает... Европейское большинство и особенно его демократические министры - кормятся незнанием, боятся России и постоянно мечтают о её ослаблении.
Вот уже полтораста лет Западная Европа боится России. Никакое служение России общеевропейскому делу (семилетняя война, война с Наполеоном, спасение Пруссии в 1805-1815 году, спасение Австрии в 1849 году, спасение Франции в 1875 году, миролюбие Александра III, Гаагские конференции, жертвенная борьба с Германией 1914-1917 г.г.) не весит перед лицом этого страха; никакое благородство и бескорыстие русских Государей не рассеивало этого европейского злопыхательства...
...Основное отношение Европы к России: Россия - это загадочная, полуварварская «пустота»; её надо «евангелизировать» или обратить в католичество, «колонизировать» (буквально) и цивилизовать; в случае нужды её можно и должно использовать для своей торговли и для своих западно-европейских целей и интриг; а впрочем, её необходимо всячески ослаблять. Как?
Вовлечением её в невыгодный момент в разорительные для неё войны; недопущением её к свободным морям; если возможно - то расчленением её на мелкие государства; если возможно - то сокращением её народонаселения (например, через поддержание большевизма с его террором - политика германцев 1917-1939 г.г.); если возможно, то насаждением в ней революций и гражданских войн (по образцу Китая); а затем - внедрением в Россию международной «закулисы», упорным навязыванием русскому народу непосильных для него западно-европейских форм республики, демократии и федерализма, политической и дипломатической изоляции её, неустанным обличением её мнимого «империализма», её мнимой «реакционности», её «некультурности» и «агрессивности».
Всё это мы должны понять, удостовериться в этом и никогда не забывать этого. Не для того, чтобы отвечать на вражду - ненавистью, но для того, чтобы верно предвидеть события и не поддаваться столь свойственным русской душе сентиментальным иллюзиям...»
(Статья «Против России», 1948 г.)
«У национальной России есть враги. Их не надо называть по именам: ибо мы знаем их и они знают сами себя. Они появились не со вчерашнего дня, и их дела всем известны в истории...
Есть и такие, которые сами одержимы завоевательными намерениями и промышленной завистью: им завидно, что у русского соседа большие пространства и естественные богатства; и вот они пытаются уверить себя и других, что русский народ принадлежит к низшей, полуварварской расе, что он является не более чем «историческим навозом» и что «сам бог» предназначил его для завоевания покорения и исчезновения с лица земли. Это враги - из зависти, жадности и властолюбия.
Но есть и давние религиозные недруги, не находящие себе покоя оттого, что русский народ упорствует в своей «схизме» или «ереси», не приемлет «истины» и «покорности» и не поддаётся церковному поглощению. А так как крестовые походы против него невозможны и на костёр его не взведёшь, то остаётся одно: повергнуть его в глубочайшую смуту, разложение и бедствия, которые и будут для него или «спасительным чистилищем», или же «железной метлой», выметающей Православие в мусорную яму истории...
Наконец, есть и такие, которые не успокоятся до тех пор, пока им не удастся овладеть русским народом через малозаметную инфильтрацию его души и воли, чтобы привить ему под видом «терпимости» - безбожие, под видом «республики» - покорность закулисным мановениям, и под видом «федерации» - национальное обезличивание. Это зложелатели - закулисные...
Не умно ждать от неприятелей - доброжелательства. Им нужна слабая Россия, изнемогающая в смутах, в революциях, в гражданских войнах и в расчленении. Им нужна Россия с убывающим народонаселением, что и осуществляется в последние 32 года. Им нужна Россия безвольная, погруженная в несущественные и нескончаемые партийные распри, вечно застревающая в разногласии и многоволении, не способная ни оздоровить свои финансы, ни провести военный бюджет, ни создать армию, ни примирить рабочего с крестьянином, ни построить необходимый флот. Им нужна Россия расчленённая, по наивному «свободолюбию» согласная на расчленение и воображающая, что её «благо» - в распадении...
Другие уверены, что раздробленная Россия сойдёт со сцены в качестве опасного, - торгового, морского и имперского, - конкурента; а затем можно будет создать себе превосходные «рынки» (или рыночки) и среди маленьких народов, столь отзывчивых на иностранную валюту и на дипломатическую интригу...
Есть и такие, которые считают, что первою жертвою явится политически и стратегически бессильная Украина, которая будет в благоприятный момент легко оккупирована и аннексирована с запада; а за нею, быстро созреет для завоевания и Кавказ, раздробленный на 23 маленькие и вечно враждующие между собою республики.
Естественно, что религиозные противники национальной России ожидают себе полного успеха от всероссийского расчленения: во множестве маленьких «демократических республик» воцариться, конечно, полная свобода религиозной пропаганды и конфессионального совращения, «первенствующее» исповедание исчезнет, всюду возникнут дисциплинированные клерикальные партии, и работа над конфессиональным завоеванием «бывшей России» закипит. Для этого уже готовится целая куча искушённых пропагандистов и вороха неправдивой литературы.
Понятно, что и закулисные организации ждут себе такого же успеха от всероссийского расчленения: среди обнищавшего, напуганного и беспомощного русского населения инфильтрация разольётся неудержимо, все политические и социальные высоты будут захвачены тихой сапой, и скоро все республиканские правительства будут служить «одной великой идее»: безыдейной покорности, безнациональной цивилизации, и безрелигиозного псевдобратства...
(Статья «О расчленителях России» 1949 г.)
«Мы знаем, что западные народы не разумеют и не терпят русского своеобразия.
Они испытывают единое русское государство, как плотину для их торгового, языкового и завоевательного распространения. Они собираются разделить всеединый российский «веник» на прутики, переломить эти прутики поодиночке и разжечь ими меркнущий огонь своей цивилизации. Им надо расчленить Россию, чтобы провести её через западное уравнение и развязание и тем погубить её: план ненависти и властолюбия...
...Мы должны быть готовы к тому, что расчленители России попытаются провести свой враждебный и нелепый опыт даже и в после-большевистском хаосе, обманно выдавая его за высшее торжество «свободы», «демократии» и «федерализма»: - российским народам и племенам на погибель, авантюристам, жаждущим политической карьеры, на «процветание», врагам России на торжество...
И вот, когда после падения большевиков мировая пропаганда бросит во всероссийский хаос лозунг «Народы бывшей России, расчленяйтесь!»... Тогда Россия будет охвачена анархией и выдаст себя головой своим национальным, военным, политическим и вероисповедным врагам...
Само собой разумеется, что этим состоянием захотят воспользоваться все наши «добрые соседи»: начнутся всевозможные военные вмешательства под предлогом «самоограждения», «замирения», «водворения порядка» и т.д. Вспомним 1917-1919 г.г., когда только ленивый не брал плохо лежащее русское добро; когда Англия топила союзно-русские корабли под предлогом, что они стали «революционно-опасными», а Германия захватила Украину и докатилась до Дона и Волги. И вот «добрые соседи» снова пустят в ход все виды интервенции: дипломатическую угрозу, военную оккупацию, захват сырья, присвоение «концессий», расхищение военных запасов, одиночный, партийный и массовый подкуп, организацию наёмных сепаратистских банд (под названием «национально-федеративных армий»), создание марионеточных правительств, разжигание и углубление гражданских войн по китайскому образцу. А новая Лига Наций попытается установить «новый порядок» посредством заочных (Парижских, Берлинских, или Женевских) резолюций, направленных на подавление и расчленение национальной России.
Допустим на момент, что все эти «свободолюбивые и демократические» усилия временно увенчаются успехом и Россия будет расчленена...
При самом скромном подсчёте - до двадцати отдельных «государств», не имеющих ни бесспорной территории, ни авторитетных правительств, ни законов, ни суда, ни армий, ни бесспорно национального населения. До двадцати пустых названий. Но природа не терпит пустоты. И в эти образовавшиеся политические ямы, в эти водовороты сепаратистской анархии хлынет человеческая порочность... Всё это будет заинтересовано в затягивании хаоса, в противорусской агитации и пропаганде, в политической и религиозной коррупции...
Двадцать расстроенных бюджетов и монетных единиц потребуют бесчисленных валютных займов; займы будут даваться «державами» под гарантии - «демократического», «концессионного», «торгово-промышленного» и «военного» рода. Новые государства окажутся через несколько лет сателлитами соседних держав, иностранными колониями или «протекторатами»... А взаимное ожесточение российских соседей заставит их предпочитать иноземное рабство всерусскому единению».
(Статья «Что сулит миру расчленение России», 1950 г.)
Что ж, нам остаётся лишь уточнить, что страхи и ненависть Европы к России насчитывают, конечно, не полтораста всего лишь лет, но, по меньшей мере, восемь веков. И, конечно, Достоевский с Данилевским отнюдь не были первыми, кто эту ненависть обнаружил. Можно вспомнить, к примеру, Юрия Крижанича, который весьма эмоционально писал об этом уже в 17-м веке. Да и он, понятно, не был первым. Ещё благоверный князь Александр Невский предпочёл принять сюзеренитет монгольского хана, чем испытывать эту ненависть на своём народе. И ведь история тысячу раз подтвердила его правоту. Славяне, заселявшие исконно-славянские земли между Лабой и Одром (нынешними Эльбой и Одером), Придунайские земли, Штирию, Каринтию на юге, а также Поморье между Одром и Вислой на севере оказались даже не порабощёнными, но полностью уничтоженными и ассимилированными германцами уже к 14-му веку. Хватили лиха и пожившие под католиками в польском государстве, словно в собачьей будке под дверями европейского дома малороссы и белорусы. Мы об этом говорим в специально главе.
А вот что касается прогноза, тут светлый русский ум Иван Ильин что называется, как в воду глядел. Кажется, он писал не о будущем, а об уже свершившемся прошлом, которому он был внимательным и участливым свидетелем. И ведь сказано тогда, когда советский сталинский режим казался скалой, о которую расшибутся любые иноземные расчленительные волны. Остаётся только удивляться подобной прозорливости. И расчленили, и колонизировали, и ослабили, и народонаселение удачно подсократили; и от морей изо всех сил оттирают; и разорительную войну на Кавказе не дают завершить, и наёмные сепаратистские банды цинично поддерживают; и очередную революцию, на этот раз либеральную организовали; и навязали демократию свою фальшивую; и мировая закулиса окопалась и правит через свои креатуры в Кремле и в Белом доме; и все высоты социальные в руках Пятой колоны; и неустанные обличения в мнимом империализме и агрессивности слышим постоянно; и безбожие под видом терпимости внедряют; и бесчисленные секты, словно свора борзых под предлогом «религиозной свободы» спущены на Россию; и человеческая порочность излилась изо всех щелей; и расхищение военных запасов успешно произвели - вывезли, в частности, весь оружейный уран; и захват сырья, и присвоение концессий налицо; и кабальные займы под перечисленные гарантии выдают; и подкуп равно одиночный и партийный широко практикуется; и Украину почти «аннексировали»; и марионеточные правительства создали в отделившихся национальных республиках; и взаимное ожесточение успешно вызывают, и нужные резолюции приняли, и «новый порядок» установили, с одной лишь поправкой - вместо Лиги наций принимает эти резолюции и выступает в роли учредителя «нового порядка» Евросоюз. И военная интервенция имеет место. А как иначе трактовать появление НАТО в десятках километров от Пскова? И даже о посылке миротворческих сил НАТО в зоны конфликтов для «замирения» поговаривают. Разве что в крупномасштабную гражданскую войну нынешняя либеральная революция пока не переросла. Но и тут ещё не всё потеряно. Втянут Украину в НАТО, глядишь, и удастся столкнуть русских лбами.
Ну, а что же поменялось, и поменялось ли что-либо за эти более полувека после написания Ильиным своих пророческих статей, или даже за почти полтора века после выхода книги Данилевского? Кое-что. Например, Данилевскому нужно было «вникнуть в роль, которую Россия играла в политической системе Европы», чтобы оценить российско-европейские отношения как «одурачивание». Теперь, глядя, как в Европу сотнями миллионов тонн и миллиардов кубов уплывают российские нефть и газ, и изъятые из российской экономики миллиардные корпоративные капиталы, а доходы казны от экспорта сырья в Европу уплывают в Америку, вникать нужды нет. Всё на поверхности, всё очевидно. Ещё изменились средства ослабления и погубления России. Во времена Ильина это был безбожный и богоборческий коммунизм, теперь, как он и предвидел, либерализм и буржуазная демократия. А вот что осталось совершенно по-прежнему, так это «план ненависти и властолюбия», расчёты переломить русские прутики поодиночке, а также застарелая клиническая русофобия, доходящая до истерических припадков - наглядный пример выступления европарламентариев на форумах ОБСЕ и ПАСЕ.
Впрочем, в одном отношении нынешних европейцев можно понять. Мечтающая только об одном - доживать свой век в сытости и комфорте, Европа с ужасом взирает на то, как новые «русские» с ветхозаветными габитусами становятся «новыми европейцами», скупая на краденые в России миллионы подобно богатым даунам в супермаркете самые дорогие игрушки - автомобильные брэнды, футбольные клубы, модные казино, старинные замки, виллы на средиземноморских курортах Франции и Испании, суперяхты размером с пассажирский лайнер и «Боинги» с бассейном на борту. В последние два века старушка привыкла иметь дело с русской аристократией социальной и интеллектуальной, излечивающей подагру на водах Баден-Бадена или переводящей дух в тихих европейских пристанях после очередной революции. Теперь же она столкнулась с русскоязычными нуворишами и собственно русскими проститутками и конокрадами. К какой Европе они приобщаются, презрев «совок» и «рашку»? Ясно, что не к Европе Аквината, Микеланджело и Моцарта. И даже не к Европе Вольтера и Руссо.
Впрочем, Европа, и Запад в целом, пожинает здесь плоды собственных неустанных трудов. На протяжении многих веков с незапамятных времен он мечтал, чтобы русские перестали быть русскими, и теперь в значительной мере добившись желаемого, он имеет право и обязанность вне очереди убедиться, что переставший быть русским русский, а равно и русскоязычный может иметь только одну культурную принадлежность - хама.
Конечно, Европа с удовольствием заперлась бы от России на сто замков, но она вынуждена держать свои двери приоткрытыми, потому что через них приходят русские ресурсы, в частности, русский газ. Ведь, запасы в Северном море истощаются. Собственная добыча не удовлетворяет и половины потребностей. Алжир также не имеет объёмов, чтобы покрыть дефицит. Средняя Азия далеко, и отделёна от Запада Россией, а тянуть трубу из Ирана долго и не надёжно в свете политики иранского руководства после исламской революции. Других крупных разведанных запасов газа поблизости нет. Европа, по сути, сидит на российской газовой игле и является беспомощной заложницей российского углеводородного экспорта, следовательно, всей российской политики. Все разговоры о какой-то мифической диверсификации экспорта энергоносителей - блеф. Диверсификация на сегодня одна - строительство АЭС. Но после Чернобыля зелёные на Западе держат стойку. Отсюда попытки Европы заставить Кремль принять меры к ратификации Европейской энергетической хартии, подписанной невменяемым Ельциным, видимо, с тяжёлого похмелья и обязывающей Россию передать свои месторождения под прямой контроль западных корпораций. Отсюда приглашение в «Большую восьмёрку» и прочие лицемерные заигрывания. Отсюда и истерическая, неадекватная на первый взгляд забота о «демократии» в России, которая единственно может гарантировать Западу регулярные дармовые, по сути, поставки энергоносителей.
Да и русский интеллект понадобился, чтобы создавать Аэрбас и космические программы. Подобно дряхлеющему магнату Европа мечтает перелить себе кровь, вынуть почки и печень из русского более молодого тела, чтобы пересадить на место своих раковых и циррозных. И даже мозг пытаются трансплантировать, внедряя образовательные стандарты, вроде общеевропейского Болонского, выделяя всевозможные гранды и квоты на интеллектуальную эмиграцию. Российские компрадоры-олигархи и политики, и даже функционеры Высшей школы - министры и ректоры услужливо подставляют Европе наше русское тело, и сами же ловко управляются со скальпелями и хирургические ножами, вырезая и аккуратно складывая на серебряный поднос русские теплые органы.
Только поэтому Европа вынуждена, кривясь и брезгливо отплёвываясь, обниматься и целоваться по очереди с каждым новым российским лидером по принципу: не можешь задушить, обними, париться с ними в жарких русских банях, пить сорокоградусную и вести с российскими мидовцами тягучие переговоры об ослаблении визового режима, думая единственно об одном, как получить лишний кубометр газа, не переплатив лишний евро и не пустив к себе лишнего русского эмигранта, норовящего просочиться под видом туриста.
Впрочем, всех устроившее решение, похоже, найдено. Так называемый упрощённый визовый режим позволит новой буржуазии - московской бизнес и политэлите, и обуржуазившейся интеллигенции беспрепятственно ездить загорать на фешенебельные пляжи французского и итальянского Средиземноморья и горнолыжные курорты швейцарских и австрийских Альп, бесконечные конференции и фестивали на гранды Сороса и подобных, показы кутюрье, парады педерастов и «чтение лекций», заказанных сомнительными «фондами» на содержании МИ 6 и подобных спонсоров. А русский сибирский рабочий - шахтёр, нефтяник, газовик и лесоруб надёжно заперты в своей сырьевой резервации - им никаких «шенгенов» не положено. Кажется, подобное прежде называли апартеидом. Что в переводе с языка южноафриканских буров означает «раздельное проживание». И российский МИД, разделяя собственных граждан на привилегированных и неполноценных, даже не замечает здесь этической проблемы. Впрочем, было бы странно ожидать чего-то другого от галантерейно-парикмахерской мидовской публики, уже давно испытывающей брезгливость к лапотному русскому народцу и досаду оттого, что родились не в той стране и носят не престижные русские фамилии, наследственные, а чаще, взятые напрокат.
Экономическое сотрудничество с Европой также не вызывает воодушевления.
Сегодня российская экспортная инфраструктура ориентирована на Евросоюз. Более половины торгового обмена приходится на западного соседа. У протекторатной российской власти это называется интеграция в мировую экономику. Посмотрим, что же стоит за громкой фразой. Две трети экспорта РФ - энергоносители, преимущественно, сырая нефть и природный газ, если приплюсовать металлы, уже 80%, добавим лес и минеральные удобрения - почти 90%. Более чем убедительно для иллюстрации судьбы сырьевой колонии, которую уготовили России кремлёвские и охотнорядские стабилизаторы, надувающие щёки от, якобы, роста ВВП, который, как всем известно, растёт не в фабричных и заводских цехах, а на Лондонской нефтяной бирже. Импорт же из Европы, подстёгиваемый несуразно низкими таможенными тарифами, дорог и не эффективен, к тому же значительная часть его - элитный ширпотреб, который потребляет тонкая прослойка российских компрадоров. Сомнительно, что будущие поколения, оказавшись у разбитого корыта опустошённых недр, выразят нашему поколению благодарность за такую интеграцию. Обменивать цистерну нефти на пузырёк туалетной воды, потому что она, видите ли, брэндовая или тысячу кубометров газа на бюстгальтер, потому что он «от кутюр» - коммерция, достойная папуасов Полинезии. Только недоумок или сознательный враг может при такой коммерции гордится ростом товарооборота.
Столь же губителен для нас и режим свободного движения капиталов между Россией и Европой. Разница в затратности производств, связанная с резким отличием климата и, как следствие, уровнем накладных расходов, создаёт разность доходных потенциалов, которая образует своего рода финансовый насос, работающий в одну сторону - на выкачивание российских капиталов. Это объективное обстоятельство, на которое указывают уже многие экономисты. К этому прибавим панический и вполне резонный страх нынешних компрадоров, по преимуществу нерусских, перед нашей русской национально-освободительной революцией, которая избавит Россию от ига западного ростовщического кагала и его внутренней Пятой колоны, и которая рано или поздно произойдёт. Так что капиталы обречены утекать из страны. А, ведь, ещё поставляем живой товар в европейские бордели, экспортируем детей, подобно редким животным для чужих зоопарков, и за понюшку табака дарим европейским корпорациям наиболее талантливые мозги и самых квалифицированных специалистов.
В сфере высоких технологий, кооперация с Европой, конечно, полезна, прежде всего, с Германией, но переоценивать её перспективы не стоит. Европа никогда не пойдёт на то, чтобы такая кооперация строилась на равных правах. Она постарается использовать российский интеллектуальный и созданный ещё в СССР научно-технический потенциал в своих интересах, но главное для неё - российские углеводороды и электроэнергия, а легкий доступ к ним может предоставить только отсталая Россия. Так что наше технологическое развитие Европе не выгодно. Пытаться угнаться за технологически развитыми странами, лишь скупая втридорога их технологии, также не дальновидно. Требование времени, и это уже понимают многие, поднимать из руин свою науку, создавать свои технологии и использовать в своих интересах складывающееся разделения труда в планетарном масштабе.
В последнее время европейские автомобильные и другие корпорации переводят отвёрточное производство в присоединившиеся к Евросоюзу восточно-европейские страны. Если Россия будет хорошо себя вести, и её могут облагодетельствовать. То есть немцы и французы будут разрабатывать новые технологии и инженерные конструкции, автомобили, электровозы и самолёты, а восточные «партнёры» с их дешёвым трудом пригодятся на конвейере. Но если полякам, чехам и венграм льстит перспектива выступать в роли ходячих отвёрток и гаечных ключей, они к более осмысленным занятиям способностей никогда не проявляли, то для русских это унизительно. Наши конструкторы и инженеры в 20-м веке изобретали и производили технику получше европейской. Лидерство в космосе и сложных вооружениях тому весьма убедительное доказательство. Наша задача, чтобы в наших, да и китайских сборочных цехах собирали технику, созданную нашими учёными и конструкторами.
К тому же в технологической гонке Европа сама уже не поспевает за Японией и Америкой. К примеру, европейский автопром медленно, но верно проигрывает конкуренцию Японии и, шире, Восточной Азии. Англия и Швеция, по сути, уже выбыли из игры. На очереди Италия и Франция. Третий мир уже пересел на корейские авто. А сегодня начинает пересаживаться и на китайские. КНР в последние годы обильно инвестирует в эту важную отрасль.
Даже после либерального погрома у нас остался задел в атомной энергетике, крупном энергомашиностроении, космической и авиационной отраслях, сложной военной технике, даже в судостроении. Почему же не развивать и другие стратегические направление на собственной базе? Нужно только сытно кормить свою науку, а не чужую, вынося на подносе русский интеллект, словно обезьянью голову в китайском ресторане богатому гурману, чтобы он медленно и сладострастно высасывал её теплый мозг. Тогда русские физики, программисты и биологи будут разрабатывать, и внедрять отечественные информационные и биотехнологии. И стране останется инвестировать во внедрение в рамках национальных программ.
В финансовой сфере наивно рассчитывать, что Европа поможет России экспортировать своё сырьё и электроэнергию за рубли и утвердить через это нефтяной рубль в качестве резервного платёжного средства, наряду с долларом и евро, а также с восточноазиатским АКЮ. А игнорировать эту задачу дальше уже некуда, потому что расчёты за экспортируемое сырьё в валюте третьих стран слишком явно компрометируют нынешнюю власть. Это признак своего рода хозяйственной дебильности. Но Европа, напротив, и в этом можно не сомневаться, будет содействовать усилиям США по недопущению подобного развития событий. Скорее уж она захочет, чтобы Россия, как и Иран, создающий свою нефтяную биржу, экспортировала нефть за евро. Не случайно Россию в «Большой восьмёрке» даже не пускают на финансовые форумы, где собираются министры финансов и обсуждаются реальные проблемы мирового развития. Россия имеет право присутствовать только на декоративных заседаниях «политической секции». Кстати, Китай от участия в этих политических саммитах на подобных унизительных условиях отказался, хотя ему и предлагали, поскольку «большой» тут является именно финансовая «семёрка», а вовсе не политическая «восьмерка».
В военно-политическом отношении союз с Европой и вовсе может оказаться губительным для России в свете хантингтоновского «столкновения цивилизаций». Хотя сама Европа ради такого удобного и дешёвого буфера между собой и поднимающейся Азией рано или поздно и в НАТО будет заманивать русского косолапого олигофрена, за какового нас теперь в Европе держат. Немецкие политики уже выступали с подобной инициативой.
Остаётся последнее - сколь модная, столь и фальшивая нынче тема - сотрудничество в области борьбы с терроризмом. Надо полагать, именно в рамках такового сотрудничества ЦРУ и английские спецслужбы с конца 70-х годов энергично усеивали базами для подготовки боевиков, которые должны воевать против России, Пакистан и Афганистан, где, кстати, проходил подготовку и Басаев, взращивали Талибан и албанскую УЧК в Косово, организовали наркобизнес в планетарных масштабах для финансирования террористических организаций. Уж не в рамках ли такового сотрудничества Англия создаёт комфортные условия для экстремистских организаций, вербующим наёмников в Чечню, привечает Закаева и прочих подобных, Дания устраивает конференции в их поддержку, Польша называет именем Дудаева площади крупнейших городов, а ОБСЕ и ПАСЕ регулярно штампуют откровенно антироссийские резолюции, требующие от России, по сути, капитулировать перед сепаратистами?
Однако все сколь-нибудь разумные люди прекрасно понимают, что терроризм и «борьба» с ним - это ни что иное, как инструмент и ресурс насильственной глобализации, осуществляемой США, точнее окопавшимся в Америке ростовщическим кагалом. Под глобализацией же скрывается глобальный неоколониализм или, иначе, мегаколониализм, когда в колонию интернациональной, точнее этнохимерной элиты, в которой заправляет западный финансовый олигархат, превращается весь мир. В 70-х годах целям и задачам мегаколониализма мешал СССР. И тогда созданные ЦРУ «Красные бригады», а ещё больше раздутые вокруг них мифы, служили делу компрометации левой идеи, с которой связали СССР, что позволяло разжигать антисоветские настроения в Европе и проводить антисоветскую политику. Сегодня «Алькаида», созданная тем же ЦРУ, а ещё больше мифы о ней, позволяют проводить США и НАТО антиарабскую и, шире, антиисламскую политику, потому что исламский мир активно препятствует учреждению глобального управления, Персидский залив богат нефтью, а контроль над мусульманской Центральной Азией особенно важен в геополитическом плане.
Также России не стоит рассчитывать на союз с Европой против Америки. Модная нынче тема у политологов и геополитиков. Играть на противоречиях этих двух центров силы Запада, конечно, необходимо. Русская имперская дипломатия всегда старалась учитывать не только различия в интересах Европы и Америки, но и внутри Европы между её крупнейшими державами. Сталин в 30-х также пытался использовать противоречия западных держав. Но тут нужно понимать три вещи.
Во-первых, Старый и Новый свет - две части одного романо-германского суперэтнического целого и противоречия меж ними всегда будут менее глубокими, нежели с Россией как евразийской культурой. Об этом весьма убедительно писал ещё Пушкин, а позже уже упомянутые Данилевский, Достоевский и Леонтьев. Неприязнь к нам европейцев - не каприз и не свойство лишь европейских элит, но фундаментальная реакция, основанная на подсознательном ощущении чужести и отмеченных классиками комплексах. Гумилёв в таких случаях говорил о суперэтнической некомплиментарности, о разных ритмах колебания этнических полей. Но это на низшем физическом уровне. А в высшем духовном плане наши различия и того глубже, о чём уже сказано выше.
На политику эти различия проецируются в первую очередь. Здесь иллюстраций могут послужить события 30-х годов 20-го века. Тогда влиятельный немецкий геополитик К. Хаусховер склонял Гитлера к военно-политическому союзу с Россией и Японией, к созданию евразийского континентального блока в пику атлантического морскому союзу США и Великобритании, и их имперским амбициям. И ведь по объективным соображениям Германия, действительно, была заинтересована в таком союзе. Тем более что американцы ещё в 90-ые годы 19-го века определили Германию и Россию своими соперниками в достижении гегемонии в Евразии. Собственно, Хаусхофер и позаимствовал идею континентального блока у одного из отцов американской геополитики - Ф. Тэрнера. Только американцы говорили об этом союзе, как о чём-то для Америки крайне нежелательном и опасном, а Хаусхофер - как о насущной необходимости для Германии.
Вообще, стоит заметить - России повезло, что в 17-м веке обстоятельства сложились так, что самый мощный в Европе еврейский капитал предпочёл для своей штаб-квартиры именно Амстердам, а затем Лондон, но, скажем, не, Ганзейские города. В итоге Англия смогла составить конкуренцию объективно более ресурсным Германии и Франции, а в освоении Нового света инициативой завладели ирландцы и англичане, которых спонсировал всё тот же еврейский капитал. В результате в Североамериканских штатах возникла идея «англо-саксонской расы». Апологеты этой идеи утверждают, что судьбы англосаксонства и его величие связаны с морем, и здесь оно закономерно противопоставило себя материковому тевтонству. К нашему счастью, это помешало романо-германцам соединить усилия в завоевании мировой гегемонии.
Однако дуальности суши и моря К. Риттера, подхваченные Р. Геноном и прочими, атлантизма и континентализма упомянутого выше К. Хаусхофера - нацистского генерала и дипломата и его ученика К. Шмидта, равно как и теория «географической оси истории» - «хартленда» Х. Маккиндера - не более чем досужие выдумки. Политическая история - серьёзная дама. Она любит основательность, объективность, закономерности и причинно-следственные связи. Если за почти полторы тысячи лет, которые прошли с эпохи Асука, когда на Хонсю и других японских островах сложился и основал свою государственность этнос ямато, а германцы утвердились в «Мitteleuropa», и за полтысячелетия, которые русские доминируют в Евразии, упомянутая дама никак не прочертила той оси, о которой говорили упомянуты геополитики, это означает, что подобная ось только плод их фантазии.
Вообще, субъектами истории являются не «суша» и «море», но народы и мультиэтничные локальные культуры - цивилизации, занимающее крупные этноландшафтные зоны, которых только в Евразии несколько, суперэтносы в терминологии Л.Н. Гумилева, имеющие системообразующий народ, вокруг которого объединяются прочие, комплиментарные ему этносы, переживающий органический цикл этногенезов. Не вода и суша, но климат и рельеф, то есть ландшафт имеют значение для формирования крупных культурно-политических субъектов, и определяют их территориальную экспансию. К примеру, пределы русской экспансии на юге поставило вовсе не море, но горы. Море не остановило народ, имевший богатый опыт судоходства по рекам. А вот на Кавказе русские не смогли освоиться. Рельеф слишком непривычный для равнинного этноса. Здесь в горах своя, иная мистика пространства, другой воздух, другой горизонт, другой ветер и, как следствие другой уклад, другие нравы, другие люди, с которыми русские никогда не чувствовали сродства.
Кстати, в последние годы благодаря усердию многочисленных эпигонов основателей западной геополитики, таковая стала приобретать влияние в России. В этой связи здесь сделаем небольшое отступление и скажем ещё два слова по её поводу.
Первое и самое важное, на что обратим внимание - для западных стратегов равно англичан, американцев и немцев геополитика всегда являлась наукой о завоевании мирового господства, «расширении жизненного пространства». Они, впрочем, оставались при этом всего лишь слепым орудием подлинных демиургов - всё того же ростовщического кагала, успешно развившего под предлогом и прикрытием геополитических измышлений романо-германцев свой наднациональный глобалистский проект. Но Россия никогда не ставила себе подобных целей. Русские никогда не искали господства над миром. Они искали «покой и волю». Покой не в смысле бездействия, но покой в душе, и волю как гарантию такового. Именно эти поиски толкали русских пассионариев Ермака Тимофеевича, Семёна Мотору и подобных им в Сибирь, и привели к Тихому Океану.
Для геополитиков историю творит физическая среда и активное отношение государства к ней. Отсюда, в частности, понятие теллурократии, власти земли. Но русской душе идея теллурократии никогда не была близкой. Власть не земли, и не моря, но неба признавала она. Для православных русских историю творит дух. Русское жизненное пространство это, в конечном итоге, небеса - Царствие небесное, и русский всегда стремился «завоевать» именно это пространство. Потому Россия никогда не была геополитическим проектом, но именно культурно-религиозным. Может показаться парадоксальным, но именно это политико-географическое нестяжательство предопределило то обстоятельство, что Евразию освоили и окультурили именно русские. Пять веков назад в Восточной Европе было не мало претендентов на доминирование в Евразии. Тут и поляки, и литовцы, и татары. Но победили русские. Как отмечают многие исследователи, именно потому, что не искали корыстных приобретений чужих земель, господства над другими народами, уважали иные культуры, и несли христову веру не мечом, а примером христианской любви и справедливости. Здесь правильнее говорить даже не о победе, а о том, что Евразия предпочла среди всех народов отдаться в натруженные, сильные и добрые русские руки.
С другой стороны, именно данное обстоятельство - упомянутое нестяжательство предопределило и поражение России в холодной войне с Америкой. Эта война стала в 70-х годах приобретать именно геополитический смысл. А в геополитическом противостоянии важно не гнушаться никакими средствами и владеть инициативой. Русские эту инициативу отдали, так как не искали по-настоящему мирового господства. Идея коммунизма во всемирном масштабе уже не увлекала российское руководство. Иногда говорят, что СССР сгубили идеологические химеры, поддержка коммунистических режимов и т.п. Как раз, напротив, уже в 30-е годы, а в 70-е годы это стало особенно заметно, советское руководство всё больше подчиняет идеологию геополитическим интересам. Борьба за мировую революцию, когда Москва стремилась перекрасить в красный цвет Германию в Европе и ряд стран в Азии, в частности, Турцию и Афганистан, всё больше отходит на второй план, уступая в части мотивов место борьбе за политическое влияние и ресурсы.
Уже при Сталине идеология сама становится лишь ресурсом в этой борьбе. И здесь была ошибка.
Для России геополитический вульгарный прагматизм оказался, в конечном итоге, тупиком, как, впрочем, и коммунизм. Утопией была и геополитическая по своему смыслу идея конвергенции - сближения СССР и США, создания своего рода коалиционного мирового правительства, или, по крайней мере, координационного совета по управлению земным шаром. «Конвергировать» можно было элиты супердержав и их ресурсы, но не идеологические концепты, в основе которых опосредованно лежит ментальность народов и весь их исторический опыт. А в этом Россия и Америка, как уже замечено, полные антиподы. Правда, у классического европейского еврейского коммунизма и новейшего западного еврейского же капитализма имеется одна схожая цель - безрелигиозный, безнациональный глобальный мир. Но русские в коммунизме ценили другое, а именно пафос социальной справедливости. И тут с западным, иудаистским в своей духовной основе капитализмом им было не по пути. Данного обстоятельства не понимали некоторые национальные американские политики, зато хорошо понимал этнофобский финансовый олигархат США, который вовремя растолковал эти «тонкости» своим вашингтонским политикам. Но отказываться от игры в конвергенцию американцы не стали. Этой идеей удалось увлечь деревенского паренька Горбачёва и его псевдоинтеллектуальное окружение, готовое за буржуазные мульки, за паркер с золотым пером и видеомагнитофон, сдать великую державу, и под эту обманку усыпили бдительность и обрушили СССР.
Мировое господство - не наше провиденциальное задание. Русского человека не возможно вдохновить на подвиг и самоотречение ради подобного господства, будь то единоличного или в тандеме. Это противно его существу. Он готов биться за идеал справедливости во всём мире, но не за власть над ним. Коммунизм некоторое время более-менее удовлетворительно исполнял роль высокого идеала, но постепенно стал очевидна его фальшивость. А как только коммунистическая идея поблекла, русского человека перестали интересовать революции в третьих странах и соревнование с капитализмом, и он охотно увлёкся новой химерой, опять же услужливо подсунутой Западом - демократией. Что, в итоге, и обернулось глубочайшим кризисом.
Так что русская Россия лишается важных козырей в любой борьбе, где геополитические смыслы довлеют. Не господство, но служение идеалу любви и справедливости во всемирно-историческом масштабе - наше русское призвание. Попросту - христианство. Наш нравственный авторитет - вот гарантия нашего всемирного влияния и самостоятельной геополитической роли, а не выгодные союзы, хотя и они полезны. Это, впрочем, не исключает наличия военных баз за морями и имперской мощи, и даже предполагают таковые - добро должно быть с кулаками. Но исторические цели и идеалы русским нужно формулировать точно и безошибочно, иначе провал. Данное обстоятельство нужно учитывать и в продвижении вполне разумной доктрины многополярного мира. Многополярность сама по себе не несёт никакой нравственной нагрузки, это также всего лишь геополитическая концепции. И в этом её существенная ограниченность.
Следующее, что здесь отметим - геополитика выпячивает географический фактор в ущерб культурно-цивилизационным, в основе которых ещё боле глубокие особенности ментальности народов. Потому её приверженцам и не кажется противоестественным такая экзотическая вещь как германо-русско-китайско-японский политический союз вдоль «географической оси истории». А противоречия между Германией и тандемом Англии и Америки, между Америкой и Японией, напротив, кажутся глубокими и определяющими.
Действительно, был период, когда США соперничали с Японией за гегемонию в южных морях Тихого океана. Но это не более чем эпизод истории, вполне проходной. Объективный соперник США в Восточной Азии и Тихоокеанской регионе вовсе не островная Япония, но Китай. Япония как раз объективный союзник США в его противостоянии с Поднебесной, поскольку японцы и китайцы - заклятые враги. Притом потенциальная жертва объективно здесь Япония. Союз между китайцами и японцам - утопия. Равно как не реален и искренний союз России и Китая. Пересечение интересов в Центральной Азии - серьёзный повод для разногласий, при этом культурные коды слишком различны, чтобы достичь глубокого взаимопонимания. К тому же сегодня китайцы уязвлены вытеснением их в пору их слабости из Монголии, Южной Сибири, Дальнего Востока.
А вот противостояние Англии и Германии отнюдь не имеет оснований в глубоких различиях ментальности немцев и англичан. Такового попросту нет, и те, и другие принадлежат романо-германскому миру. В двух мировых войнах их сталкивала третья сила. И не случайно после войны их удалось так легко помирить. Тогда как русско-немецкие антагонизмы глубинны. Конечно, временный русско-немецкий союз возможен. Например, против инопланетян. Даже против Америки и Англии, как показала история 30-х годов. Но он носил чисто конъюнктурный характер. В нём немцы пытались использовать русских, а русские немцев, но у каждого были свои, подчас прямо противоположные долгосрочные интересы. При этом и те, и другие не доверяли столь неестественному союзнику.
Сталин был весьма способным геополитиком, пусть и послабее Рузвельта, но уж точно способнее Черчилля, при котором Англия из могущественной империи незаметно превратилась в островную провинцию Европы. Но Сталин не имел русской души и не понимал ни глубинных смыслов русской истории, ни сакрального характера русского призвания, ни подлинных источником русского могущества. Именно поэтому он, как известно, с фанатично убеждённостью, до последнего дня рассчитывал, что Германия пойдёт по пути если не блокирования, то, по крайней мере, разделения сфер влияния с СССР. Однако этнокультурная мотивация немцев оказалась сильнее геополитической. Всё же при всех противоречиях атлантического англосаксонства и континентального тевтонства глазу среднестатистического немца милее вид башен лондонского Тауэра, чем московского Кремля, а слуху бой Биг Бена, чем Кремлёвских курантов, и никакие прагматичные геополитические интересы эти пристрастия не смогли перевесить. Гитлер не уставал повторять, что его цель, его задача и его миссия - спасения Европы от «азиатских орд».
Здесь он наследовал практически всем сколь-нибудь влиятельным и значительным политическим и идейным европейским традициям. Которые все без исключения были русофобскими, включая марксизм. Маркс, как известно, был настолько патологическим русофобом, у него русофобия была в столь острой клинической форме, что его язык даже не поворачивался выговорить русское имя. Русских он называл или монголами, или варварами, или азиатами.
Две мировые войны, в которых немцы воевали с англичанами и французами, никаким образом не противоречат сказанному: милые бранятся - только тешатся. Немцы во Франции крутили романы с француженками, выказывая себя галантными кавалерами, а когда пришли в Россию ничего кроме «русиш швайн» и выговорить не могли. В Париже они фотографировались на фоне Эйфелевой башни в обнимку с местными подружками, а в России на фоне повешенных русских партизан и сожжённых изб. Парижу они не уставали признаваться в любви, а Петербург собирались полностью уничтожить, хотя главный идеолог нацизма А. Розенберг по-русски говорил едва ли не лучше, чем по-немецки, так как вырос в России и именно в Петербурге делал первые шаги в политике, будучи поклонником и знакомцем Троцкого. Не помогла Петербургу и слава самого европейского города России.
Однако нужно понимать, что формулы «англосаксонская экспансия» и «англосаксонская политика» не более чем условность. Собственно англосаксонского в этой политике, провозглашённой, в частности, в начале 20-го века В. Вильсоном и Т. Рузвельтом, а позже заявленной в «Атлантической хартии», не больше чем кенгурятины во фруктовом пудинге, который англичане любят на завтрак. Европейские англосаксы и во времена нормандского завоевания Британских островов Вильгельмом Завоевателем, и в эпоху покорения британской короной Индии, и нынче не более чем провинциалы романо-германской Европы. Те, кто бывал на островах, согласится, что они, как и все провинциалы, даже по-своему очаровательны. Если говорить именно об англосаксах - потомках древнегерманских племён англов и саксов, которые в 6-м веке поселились на Британских островах, изгнав автохтонных кельтов, то после вторжения в 11-м веке в Британию армии нормандских, северофранцузских и итальянских рыцарей под водительством Вильгельма - герцога Нормандского, англосаксы заодно с остатками кельтов были превращены в полурабов в собственной стране, и пребывали в этом положении до самого 19-го века. Именно их сгоняли с земель лендлорды в эпоху огораживания, именно их, ставших пауперами, десяткам тысяч без всяких причин - только за то, что коптили небо, вешал Генрих VIII. Именно их при Эдуарде VI отдавали в рабство первому, кто донесёт об их бродяжничестве властям, и как рабов могли продать и завещать по наследству, а в случае бегства клеймили, выжигая железом на щеке или на лбу слово «slave» - раб. Они же первыми среди всех народов мира отведали прелестей еврейского капитализма и промышленной революции, превращённые в пролетариев, то есть людей работающих по 12-14 часов в день в душных фабриках Лондона, Манчестера и Ливерпуля за издевательскую плату, едва хватавшую, чтобы не умереть с голоду. Но и американские англосаксы - те же провинциалы, только разбогатевшие на торговле рыбой, табаком, порохом и ещё чем-то, от чего долго не выветриваются характерные запахи. Во всяком случае, от их бродвейских мюзиклов и голливудских вестернов всегда веяло густой-прегустой провинциальщиной.
Подлинными демиургами и подлинным получателями колониальной ренты от захваченных англичанами и американцами колоний были и остаются стоящие за спиной Смитов и даже Морганов - Ротшильды, Гольдманы и Заксы - этнохимерная этнофобия, ростовщический кагал. Именно они оказались получателями главного приза в кровавом соревновании Германии и США за Британское колониальное наследие во Второй Мировой войне. Здесь показательно, что после её окончания Ротшильды и Гольдманы одинаково обложили данью в пользу единоверного им новоиспеченного Израиля и победителей англосаксов, и побеждённых тевтонов. Причём суммы дани были астрономическими, в пересчёте на нынешние деньги - десятки миллиардов долларов, и сегодня США и Германия безропотно продолжают эту дань выплачивать маленькой стране с населением меньше чем население одного Нью-Йорка.
Кстати, именно западный ростовщический кагал обладает той одержимостью, которая была необходима для победы США над СССР в холодной войне. Именно он, умело запугивая через полностью подконтрольные ему СМИ, заставлял Запад напрягать все силы на ослабление СССР в гонке вооружений. Именно он, как уже замечено, отверг весьма популярную в 60-х годах на Западе идею «конвергенции». Заметим, эта одержимость ничего общего не имеет с пассионарностью Гумилёва. Об её специфической природе мы говорим в книге «Культурогенез и феномен этнофобии».
И можно не сомневаться, что на Западе всегда найдётся тот новый Черчилль, который вовремя произнесёт очередную Фултонскую речь. Правда, со второй половины 20-го века, после крушения плана «Ост», заботу изобретать всё новые и новые антирусские инициативы у Европы отобрали США: «Доктрина Трумэна», план «Анаконда», концепция «отбрасывания коммунизма», доктрины «массированного возмездия» и «реальной политики» Киссинджера, «теория» «империи зла» Рейгана. Но и Европа не стоит в стороне. ПАСЕ и ОБСЕ не устают штамповать антироссийские резолюции. Кажется это, если не единственное, то, по крайней мере, основное, что сообщает смыл их существованию. Черчилль может спать спокойно - у его русофобии весьма энергичные последователи и приемники по обе стороны океана.
Теперь перейдём ко второму, менее фундаментальному, но также существенному препятствию, не позволяющему России сыграть на противоречиях Европы и Америки. На это можно было рассчитывать, если бы Америка и Европа были силами равновеликими. Но нынче этого нет. По результатам Второй Мировой Европа не более чем сателлит Америки. Её евразийский форпост - Германия и Британия утратили статус «держав» и самостоятельных геополитических полюсов. В 20-м веке они могли бы претендовать на эту роль в европейском союзе, но надуманные тевтонско-англосаксонские разноречия лишили их этой возможности. В 60-х годах вернуть Европе статус самостоятельного политического субъекта попыталась Франция. Но ЦРУ позаботилось спровоцировать «1968 год» и мечтам Де Голля не суждено было сбыться. Поражение СССР в 40-летней или, иначе, холодной войне лишь закрепило за Европой малопочётный статус сателлита. Само объединение Европы осуществляется по решению американского олигархата, принятого ещё в середине века, в виду необходимости консолидации усилий Запада по завоеванию в начале экономической, а теперь и политической власти над миром при одновременном ослаблении Германии и лишении Европы роли самостоятельного субъекта мировой политики. Сегодня не редко услышишь разговоры о том, что объединенная Европа, Евросоюз имеет собственные интересы, которые приходят в противоречие с американскими, и она будет их отстаивать. Однако разве позволили бы США объединяться Европе, если бы увидели в ней себе конкурента? Или, правильнее было бы спросить, разве позволил бы трансатлантический финансовый олигархат, определяющий политику и США, и их сателлитов, объединятся Европе, если бы это объединении не служило бы его глобалистским устремлениям к мировому господству?
Затея с евро, по всей видимости, также инициатива новых гобсеков - банкиров, контролирующих американскую ФРС, уже хотя бы постольку, поскольку никакие глобальные финансовые проекты без их ведома и в пику их интересам до недавнего времени в мире в последние пол века, как минимум, были не возможны. Трансатлантический ростовщический олигархат решил диверсифицировать стратегические риски, связанные с обречённостью долларового мыльного пузыря рано или поздно лопнуть. Эта мера выглядит весьма своевременной, особенно в свете решения ещё саддамовского Ирака, а затем и Ирана отказаться от доллара в расчётах за нефть. А также выделение Европе доли в эмиссии мировой резервной валюты, а этот едва ли не самый выгодный бизнес из всех существующих является платой банкирского интернационала европейским элитам за их активное участие в глобалистском проекте под патронажем США. Но роковой угрозы доллару евро в себе не несёт. Можно не сомневаться, что американский и европейский финансовые истеблишменты договорятся о разделе рынка резервной валюты, взаимоприемлемых лимитах и ограничениях. Кстати уже слышны разговоры и о приватизации европейского печатного станка, по аналогии с долларовым, которым владеют частные банки, учредители ФРС США. Собственно, и во времена национальных валют центральные банки европейских стран, занимавшиеся эмиссией, были мало зависимы от национальных правительств, так что уже тогда определение «национальная валюта» было вполне условным.
Да и теперешнее форсированное расширение Евросоюза и НАТО, как отмечают многие эксперты, проект не столько самой Европы, сколько именно Америки, стремящейся продвинуть этот форпост как можно дальше на Восток. В нынешнем расширении ЕС и НАТО геополитические выгоды приобретают США, а экономические убытки несёт так называемая старая Европа - Германия и Франция. Но Европа даже такую малопочётную и губительную для себя роль сателлита США всегда и без особенно понуждения предпочтёт честному союзу с Россией.
Так что Америка и Европа для России, что свёкор со свекровью из русской пословицы: Америка - гроза, а Европа - выест глаза. Причём, нужно понимать, что Европе, в лице той же ПАСЕ или ОБСЕ, совершенно не важно насколько убедительными будут стыдливые оправдания России в части тех или иных обвинений в «недемократичности», в «тоталитарных» и «имперских» рецидивах, и т.п. Главное поставить нас в положение оправдывающегося, в положение двоечника у доски, не выучившего урок, чтобы мы приняли эту роль, оставляя за собой роль строгого учителя. Между тем ещё мудрый Ильин в одной из своих статей советовал, что мы, русские, должны быть учениками Богу и учителями сами себе.
Кстати, коли уж мы затронули эту проблему, сделаем небольшое отступление и заметим, что есть два способа заставить Европу и, шире, весь Запад отказаться монологичности и назидательности в отношениях с Россией, и воспринимать нас, хотя бы внешне, как равных достоинством. И это отнюдь не успешные словопрения с записными русофобами на заседаниях ПАСЕ и уж, тем более, не уступки их притязаниям. Эту публику, как уже замечено, куда ни целуй, всюду известное место. Так, вот, первый реальный способ с успехом применяла в своё время идеологическая машина СССР. Это демонизация Запада, регулярная наглядная демонстрация его полной моральной ничтожности. Вот он в своём североамериканском отделении угнетает негров, вот сжигает напалмом вьетнамские деревни, вот беззастенчиво грабит страны Третьего мира и подавляет их национально-освободительное движение, вот, не стыдясь, демонстрирует свою нравственную распущенность: массовая проституция, наркомания, содомия, нарциссизм и т.п.
И ведь это было весьма действенное средство. Запад, в свою очередь, демонизировал СССР, но никогда не позволял себе в отношении нас того пренебрежения, менторского тона и дидактики, которые мы наблюдаем сегодня. К тому же доказать его моральную ничтожность и сегодня не составляет большого труда, современный Запад предоставляет для этого предостаточно предлогов и поводов. В политике вместо Вьетнама у США сегодня есть Югославия, Ирак и Афганистан, десятки тысяч жертв среди мирного населения этих стран, Гуантанамо и Абу-Грейт, тайные пыточные тюрьмы в Европе и использование химического оружия. В культуре и этике эта ничтожность проступает не менее явно. Даже крутые ковбои, измышленные и мифологизированные Голливудом в 30-е - 40-е годы, по новейшей версии того же Голливуда оказались слащавыми педерастами.
Европа не столь одиозна. Но и здесь есть за что ухватится. Одно её паскудство в отношении косовских и боснийских сербов и участие в неспровоцированном погроме Югославии лишает её всяких прав выступать с нравоучениями кому бы то ни было. Да и педерастов, трансвеститов и прочего маргинально-девиантного добра здесь не меньше. Причём чувствуют себя прекрасно, едва ли не хозяевами, однополые браки легализуются уже по всей Европе, включая, якобы, консервативные католические страны. Кажется, скоро маргиналами они объявят нормальных людей и будут преследовать их за попытку манифестации своей нормальности. Фетальная медицина, когда омолаживающие препараты изготавливаются из умерщвлённого абортом, причём нередко именно на поздних сроках беременности, человеческого плода, а церковь, между прочим, считает плод, полноценным человеком, также распространена отнюдь не в нищей Африке, но как раз на богатом Западе. Кстати, «сырьё» из человеческих эмбрионов для фетальной терапии цивилизованным европейским эмбриофагам, пожирателям плодов возят из России, которая по части абортов впереди планеты всей. Опять же сама европейская история - тут не один скелет в шкафу, но целый склад.
Наконец, серия трупов сербских лидеров в тюрьме Гаагского трибунала, созданного Совбезом в обход международного права и призванного придать законный вид и толк циничной военной агрессии НАТО на Балканах. Мало того, что Запад здесь выступает волком в овечьей шкуре, так ещё и пытается обрядить овец в свою волчью. Кстати, сербские политики, умирая в гаагских застенках, сослужили человечеству последнюю, но крайне полезную и нужную службу - их гибель скомпрометировала МТБЮ и, тем самым, предостерегла народы мира от очень опасного прецедента - создания постоянных международных судов, распространяющих свою юрисдикцию в пределы суверенных государств и, по сути, кладущих конец их суверенитетам и самому международному праву, оформившемуся в последние четыре столетия. Апостолы насильственной глобализации, то есть нового всепланетарного колониализма, мечтают об этом с 40-х годов 20-го века, а точнее, ещё с 1823 г., когда американцами была заявлена «доктрина Монро», а англичане приступали грабить Индию и Китай.
Второй способ поставить Запад на место использует современный Китай. Он поступает ещё проще. С готовностью усваивая западные технологические приёмы, он выказывает полное равнодушие в западным идеологическим текстам. Будь то культовые голливудские фильмы, нормативные «послания человечеству», вроде Всеобщей Декларации Прав человека, где утверждается первенство прав и эгоистических интересов отдельного индивида перед правами и интересами целых стран и народов, или лицемерная риторика американских официальных лиц и неправительственных организаций о «демократических ценностях». И самое главное, Китай совершенно не завидует западной благоустроенности, роскоши и гедонистическим «свободам». А ведь на этой зависти в значительной мере построена нынешняя политика неоколониализма, или как её нынче принято называть - глобализма. В социокультурной сфере содержание таковой состоит, среди прочего, в дискредитации в глазах масс традиционных этнокультурных укладов, не способных обеспечить подобную роскошь, и в интеграции в западные элиты тонких прослоек элиты незападных стран, которые не могут устоять перед далеко не скромным «обаянием буржуазии». Вот это пренебрежительное равнодушие, пожалуй, ещё более действенно, чем демонизация, которая, как никак, но предполагает известное могущество объекта демонизации. В равнодушии же есть что-то унизительное для Запада, здесь выявляется его ничтожность не только моральная, но и историческая.
Однако оба способа поставить на место и Европу, и США предполагают строгое подчинение национальным интересам информационной политики. Так что дело за малым: нужно произвести беспощадную санацию медийного сообщества и национализировать информационное пространство. Важно также развенчивать насаждаемую Западом псевдодемократию и раскрывать онтологическую ложность, лицемерность и подрывной характер его нынешнего конька - доктрины «прав человека». Тем более что сделать это не составляет большого труда. Доктрины западной демократии и «прав человека» очень слабо обоснованы теоретически. Их многочисленные и многоречивые апологеты не владеют ни философским, ни историческим, ни антропологическим аппаратом. Как правило, это сплошная демагогия. Попросту жалкая. Даже при всей изощрённости приёмов управления массовым сознанием и технологиях НЛП удивительно, как США удаётся навязывать миру этот набор бессодержательных однообразных речёвок, мало чем отличающихся по своей смысловой насыщенности от мантр кришнаитов. Практически же эти доктрины и вовсе уже скомпрометировали себя, дальше некуда.
Пора прекращать подыгрывать Западу и оперировать его политическими терминами: не демократия, а псевдодемократия западного толка. Отказываться от понятия демократии как таковой, конечно, было бы не верно. Но важно перехватывать инициативу в части его эксплуатации, равно как и формулы «права человека», тоже в интерпретации американских идеологов насквозь фальшивой, и разъяснять, чем подлинная демократия и отличается от квазидемократии западной, и какие права являются для человека действительно важными и сущностными. Для России очень важно также поднять из пыли брошенное Западом знамя христианской цивилизации. Решительно не признавать за Западом права называться христианским именем, противопоставить подлинный христианский гуманизм западному секулярному лжегуманизму.
Теперь вернёмся к проблеме союза с Европой против Америки и упомянем о третьем обстоятельстве, мешающем таковому. В Европе давно нет того культурного слоя, который способен был бы узреть в России не сырьевую колонию, но партнёра равного достоинством. Рассчитывать на то, что Россию поймут европейские левые - верх инфантильности. Тут нужно понимать, что тот, кто в своё время зарубил ледорубом Троцкого, вместе с этим выродком прикончил и проснувшуюся было после уничтожения в революции православной России любовь европейских левых к России коммунистической. Россию они «любили» пока здесь всюду и в совершенной мере хозяйничали евреи, пока её ресурсы служили глобалистскому антихристианскому проекту безнационального безрелигиозного общества, пока она не знала собственных интересов, которые могли прийти в противоречие с европейскими. Здесь нам ещё Ильин, живший в Европе в эмиграции, разъяснял: «И когда Европа увидела, что Россия стала жертвой большевистской революции, то она решила, это есть торжество европейской цивилизации, что новая «демократия» расчленит и ослабит Россию, что можно перестать бояться её и что советский коммунизм означает «прогресс» и «успокоение» для Европы».
Вторая Мировая война на некоторое время затушевала антагонизмы России и западных «демократий». Но после войны даже еврокоммунисты не скрывали своей русофобии, не говоря уже о социалистах или радикальных леваках - троцкистах и маоистах.
Европейские же интеллектуалы правого толка тем более никогда не питали к России симпатий. Право на свою собственную судьбу и историю они признают только за странами романо-германской Европы, а русский традиционализм им всегда казался реакционным и обскурантистским. Да и какие у русских варваров традиции? С медведями в лапту играть? К тому же правые консерваторы - природные романо-германцы там давно уже оттёрты от власти европейской этнофобией и сами превращены ею в своего рода маргиналов, подобно тому как русский национальный культурный класс в России. К примеру, в той же ПАСЕ таких консерваторов никто не замечал. Наконец, нужно с осторожностью относиться к понятию консерваторов на Западе, вообще. В США, например, так называемые неоконсерваторы - это никто иные как радикально настроенное еврейское лобби из республиканской партии, которое контролирует пресловутый Совет по внешним связям и прочие штабы этнофобии.
В виду вышесказанного вспомним заповеданное: не давайте святыни псам и не бросайте жемчуга вашего перед свиньями, чтобы они не попрали его своими ногами и, обратившись, не растерзали вас. Не о российских ли это европейских мечтаниях читаем в апостольской Благовести?
Европа представляет для нас интерес лишь в части её культуры в узком смысле. Но и здесь речь может идти лишь об её достижениях далёкого прошлого. Нынешняя культура Европы и Запада в целом, выхолощена и бесплодна. Наука давно выродилась в позитивизм и техницизм, а искусство в голый эстетизм. К тому же нужно иметь в виду, что к нам с Запада приходит отнюдь не европейская, традиционная романо-германская культура. Возникшая и достигшая расцвета именно как культура христианская, таковая и на самом Западе давно уже подменена безнациональным масскультом, псевдокультурным мейнстримом. Придурковатые перформансы, которыми забавляются скучающие европейские дегенераты и на которых умело зарабатывают их расчетливые американские эпигоны, могут интересовать разве что зевак да интеллигентных куриц, готовых квохтать над любой галиматьей, назвавшейся авангардом, концептуализмом, постмодернизмом и т.п. В их глубокомысленном «искусствоведении» заметна своеобразная сублимация вялого интеллигентского либидо. Но как бы усердно и замысловато они не квохтали, стиль, страсть, вкус, даже уровень ремесла, не говоря уже о глубинной одухотворенности, европейцами утеряны и, притом, безвозвратно.
Также как биологическое вырождение Европы с необходимостью вызывает распространение парафилии, так и её духовное творческое вырождение обуславливает своего рода культурную, идейную и духовную аспермию - семенная жидкость есть, а живородящего семени в ней нет. И только российская «прогрессивная общественность», «научная и художественная» интеллигенция не устаёт широко разевать рот и энергично заглатывать эти обильные псевдокультурные поллюции и экскременты, изливающееся с Запада. Кажется, в медицине имеются специальные термины, описывающие подобные действия. Казалось бы, и Бог бы с ней, с «прогрессивной общественностью», так ведь они эти экскременты регулярно норовят и по Красной площади размазать, и в крупнейших наших музеях, и в кинотеатрах, и на телеэкране, и всюду.
Современная Европа в культурном и духовном отношении не просто бесплодна, но и провинциальна. Разве что французские портные, итальянские сапожники да испанские виноделы, ставшие там потешными графами и маркизами, и владеющие замками и поместьями, ещё удерживаются на гребне массовой культуры. Надо полагать, грозные рыцари - крестоносцы и храбрые мушкетеры, которые эти замки и дворцы строили, были бы шокированы, узнай они, что на столах, за которыми они некогда шумно пировали после далёких походов и великих ратных побед, теперь, фигурально выражаясь, лежат нитки, иголки, бантики, подвязки да модельные колодки.
Спору нет, дамские булавки и прочие предметы обихода, это важно. Опять же клозеты новейшей конструкции и идеальной белизны керамики после стольких лет плохо прибранных коммунальных сортиров и тесных туалетов хрущёвок просто не могут не приводить в щенячий восторг наших новых богатых. Хотя свои первые малиновые пиджаки они уже успели поменять на строгие тройки от Диора и Кардена, но их мелкобуржуазная суть от этого никак не поменялась. Но то обстоятельство, что булавки и клозеты, если не всё, то едва ли не главное, что нынешняя Европа может предложить России, не может вдохновлять. Нам остаётся лишь вглядываться в её высокое искусство канувших в лету веков. Всё же без Рафаэля, без Шекспира, без Моцарта и русское солнце светило бы чуть тускнее.
Наконец, уже всем ясно, что будущее человечества, не только далёкое и туманное, но и обозримое будет решаться не Европой и не в Европе. Эта страница истории, зачитанная до дыр, ещё не перевёрнута окончательно, ещё политики и политологи могут дописывать её последние строки, но внимание вдумчивого читателя занято уже совсем другой главой. Учёным и философам давно пора не просто пристально всматриваться в лица наших восточных и южных соседей - Китай, Индия, Передняя Азия, которые будут главными игроками на геополитическом пространстве второй половины 21 века, но просчитывать варианты развития событий в условиях их гегемонии. Этим мы вовсе не хотим сказать, что Россия во внешней политике должна быть ориентирована «на Восток». Отнюдь. Россия - величина самостоятельная, она должны быть ориентирована не на Восток или Запад, а на свои интересы. Понятно, что во внешней политике важно находить умный баланс между различными политическими векторами, понимая, что таковой всегда подвижен. Нам пора учиться ориентироваться в сложном внутриазиатском раскладе сил. Восток далеко не однороден в этнокультурном отношении и далеко не монолитен в политическом. И важно понимать, что известный партикуляризм Китая, Индии, Ирана, политический и духовный, в скором будущем должен смениться экспансионизмом. Более явным и совсем иного характера, чем нынешний.
Два с половиной миллиарда людей, притом высоко пассионарных, энергичных и весьма амбициозных только в Китае и Индии, и эта цифра продолжает стремительно расти, которые желают занять своё место под Солнцем, - фактор планетарного значения. Кажется, если мы нынче и соберёмся омыть сапоги в водах Индийского океана, приближения нашего жиденького посольского поезда попросту никто не заметит, решат что это новые цыгане кочуют с Севера. Сумеем ли мы, русские, когда наша численность менее 5% от упомянутой выше цифры и продолжает стремительно сокращаться, удержать свои территории, сохранить государственный суверенитет и свою культурную и духовную ойкумену - это не вопрос, который должен занимать русских. Вопрос - как это сделать. В этом смысле наниматься рудокопами и носильщиками хвороста в услужение к духовно опустошённой, лишённой пассионарности, выродившейся интеллектуально и эстетически, бедной ресурсами, к тому же привыкшей таскать каштаны из огня чужими руками, надменной и спесивой, искони русофобской Европе, всё ещё по инерции полагающей себя пупом Земли, что может быть глупее и контрпродуктивнее? Вот уже скоро два века прошло с тех пор, как Пушкин бросил свою знаменитую фразу о невежестве и неблагодарности Европы в отношении России. Вопрос уже давно не идёт об его правоте, таковая подтверждена уже тысячу раз. Вопрос: почему российские элиты выводы-то не делают? Воистину, плюй в глаза - всё Божья роса.
Нынешний глобальный передел мира, перекраивание геополитической карты по лекалам американских закройщиков из Белого Дома, точнее, из СВС и Бильдербергского клуба, и их европейских подмастерьев, связанное с поражением СССР в холодной войне, у многих порождает представление о наступлении американского века. Но это иллюзия. США, как многие понимают, колосс на глиняных ногах. Духовным и культурным богатством Новый свет никогда не славился. Напротив, он всегда был объектом острот со стороны представителей более богатых и глубоких культурных традиций в связи со своим бросающимся в глаза духовным и культурным примитивизмом. Претензии США на универсализм американских «ценностей», тождество таковых ценностям общечеловеческим не имеет смысла даже комментировать, они попросту смехотворны. Культурная экспансия Америки, в которой ключевую роль играет Голливуд, носит характер вполне искусственный, требует крупных финансовых вливаний и нуждается в надёжном экономическом базисе. Но и в экономической сфере, после того как в начале 70-х правящая этнофобская элита США сделала ставку на спекулятивную «экономику» и принялась сворачивать одно за другим производства, одновременно раздувая долларовый мыльный пузырь, Америка уже не безоговорочный мировой лидер.
О финансовых проблемах США известно уже всем. Американское правительство и Конгресс уже не в состоянии их скрывать. Огромный дефицит бюджета, примерно, полтриллиона долларов и торгового баланса - давно стали хронической болезнью.
Федеральный внешний долг подбивает в конце 2005 г. к 8 триллионам. Причём накопился стремительно за последние годы. В 1985 г. его не было как такового, а ещё к первому президентству Буша он был в несколько раз меньше. Общий, то есть включая внутренний долг правительств штатов и частных корпораций и вовсе фантастический - уже более 40 триллионов. Внушительный ВВП, примерно, 11 триллионов в значительной мере формируется не за счёт того, что называют «реальным сектором экономики», а за счёт неравноправных финансовых отношений со странами Третьего мира, всевозможных «бухгалтерских» ухищрений, вроде включения в ВВП виртуального налога, который американские домовладельцы должны были бы платить сами себе, если их рассматривать как арендаторов, наконец, за счёт опережающего по отношению к производству роста сектора услуг.
Всё меньше американцев заняты в сфере собственно материального производства. Причём восполнять дефицит рабочих рук США привыкли за счёт иммигрантов. Но это палка о двух концах. Америка, как, кстати, и Европа обладают особым «талантом» маргинализации этих самых иммигрантов, так что всё большая часть из них пополняет ряды профессиональных безработных - получателей социальной ренты. Производство ТНК перенесли в Азию, где дёшев труд, а субтропический климат позволяет экономить на издержках. Процесс вполне объективный, учитывая законы западного толка капитализма, которые западные политэкономы пытаются выдавать за законы экономики как таковой. Кажется, американцы, наконец, поняли секрет античной демократии. Последняя, как известно, основывалась на использовании рабского труда. Рабов и неполноправных «гостей» в Афинах было в несколько раз больше чем полноправных граждан. И без их дешёвого труда никакая потребительская демократия для привилегированного меньшинства была бы невозможна - не было бы времени заседать в гелиэи, пришлось бы потеть на полях и в ремесленных мастерских.
Однако такое разделение функций: вы производите, а мы считаем деньги и потребляем, возможно лишь до той поры, пока у азиатов не возрастут собственные амбиции, а они уже возросли. Удерживать народы Азии в положении планетарных пролетариев можно лишь в случае готовности их элит выступать в качестве колониальной администрации. Но азиатские элиты, в отличие от этнохимерной российской, являются национальными и уже не демонстрируют подобной покладистости. Некогда белые переселенцы из Старого Света купили у вождей индейцев Манхеттен за 24 доллара. Теперь их потомки решили, что стоит добавить ещё пару долларов и можно будет купить у туземцев весь мир. В России это удалось. Но в Азии к их разочарованию, оказалось, что не все и не всё продаётся. К тому же в качестве подневольных и безгласных рабов удобны слабопассионарные народы, но они плохо работают, а заставлять и дальше работать на себя трудолюбивых и пассионарных индийцев и китайцев - всё труднее. Тут не помогут ни кратное превосходство в военном бюджете, ни самые новейшие вооружения.
В части природных ресурсов, необходимых для функционирования хозяйства, помимо Европы и Японии у США также появились очень серьёзные конкуренты, с которыми прежде не было никаких хлопот - Китай и Индия. Причём, в отличие от Европы и Японии, развиваются они динамично, их население стремительно растёт, а географически они находятся ближе к основным источникам сырья. Арабская нефть Персидского залива будет и впредь дорожать, и далеко не факт, что Каспий когда-либо станет американским. Это Россию удалось пинком отфутболить от лучшей части каспийского шельфа. Но этногенетически молодой и пассионарный Иран, к тому же, в отличие от Ирака, конфессионально монолитный, где стремительно растёт население, недвусмысленно даёт понять, что нефтеносный Каспий он не намерен никому уступать, равно как и весь Персидский залив, выход из которого - Ормузский пролив находится у иранцев на мушке. Если даже США осмелятся разбомбить иранские ядерные объекты, это будет лишь очень кратковременным и половинчатым решением проблемы. А бедная Латинская Америка, включая экспортирующую в США нефть Венесуэлу и Боливию с её запасами газа, никогда не забывала имени Чегевары, и в любой момент готова вытащить его портреты с чердаков и чуланов. Собственно, уже вытаскивает.
Подлинный и, казалось бы, самый надёжный ресурс Америки - это инновации, технологии, наукоёмкие отрасли. Однако и тут есть проблемы. Америка не в состоянии воспроизводить самостоятельно, без внешней подпитки, кадры для своей науки и высокотехнологичного сектора экономики. Элитным образованием охвачен относительно небольшой процент молодёжи, а система массового среднего образования рассчитана на весьма средненький уровень. Мозги приходится экспортировать из Индии, России, Европы. Именно отсюда завозятся и уже готовые специалисты, и студенты «наукоёмких» кафедр элитных университетов. Но Европе и самой мозгов не хватает, а если закрыть Америке ещё и индийский, и русский каналы интеллектуальной подпитки, её высокотехнологичный сектор если не зачахнет, то, по крайней мере, заметно скукожится.
В действительности, мировая история переживает переходный период, период безвременья между двумя совершенно не схожими историческими эпохами. Подлинный передел мира ещё только впереди. Точнее, он уже идёт, но пока незаметно для многих. Небезызвестный политический шахматист З. Бжезинский, возомнивший себя чемпионом, но оказавшийся в лучшем случае перворазрядником, считает, что мы живём в революционную эпоху и, более того, вышли в фазу «новой метаморфозы всей человеческой истории». Тут он совершенно прав. Вот только фаза отнюдь не будет американской. Подробнее о перспективах мира в 21-м веке мы говорим в другой главе, здесь лишь отметим общеизвестное - цивилизационный центр смещается в Азию, прежде всего Восточную и Южную, развивающиеся особенно динамично. Не понимая глубинных причин азиатского рывка, Запад всё ещё надеется, что этот процесс можно приостановить и взять под свой контроль. Не получится. Поскольку глубинные причины подъёма Восточной и Южной Азии имеют объективный характер - пассионарный толчок, случившийся на рубеже 18-го - 19-го веков. В трактате «Локальный культурогенез и законы реальной истории» мы подробно пишем об этом обстоятельстве.
Сегодня и в России нередко можно столкнуться с оптимизмом в связи с подъёмом Азии и наметившимся новым азиатским вектором российской политики. Однако оптимизм этот носит зачастую вполне инфантильный характер. России действительно предстоит искать в новом мире с азиатским габитусом своё место. Но в любом случае конкуренция останется, а объективные предпосылки для гегемонии возникают у Китая и Индии. Прежде китайцы и индийцы не претендовали на вселенский универсализм своих культурно-цивилизационных типов, но Центральную и Среднюю Азию Поднебесная в периоды расцвета, в частности, в танский период рассматривала именно как сферу своего влияния. И даже в цинский период, когда Китай был слаб и немощен, он не прекращал борьбы за Монголию, Тибет и Синьцзян, которые, в итоге, в 20-м веке вновь стали его частью. Да и наш Дальний Восток, и Южную Сибирь на китайских картах периодически заштриховывают жёлтым цветом до самого Урала. Едва ли не на полтора миллиона квадратных километров российской территории претендуют наши восточные соседи. Пока ещё, правда, на кухнях и на интернет-сайтах. Российский Алтай они называют «материнская земля», Хабаровск для китайцев - это захваченный «волосатыми», так на севере Китая зовут русских, китайский город Боли, Владивосток - в перечне китайских городов зовётся Хайшэньвэй, а всё Приморье - Внешний Дунбэй. Россию до сих пор спасало то, что Китай традиционно активен преимущественно на Юге и Востоке, в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Северное направление политики для него остаётся вторичным. Для китайца комфортной климатической зоной являются субтропики. К своим северным территориям и её жителям китайцы относится примерно как русские к Чукотке и чукчам. Однако Юго-Восточная Азия уже, по сути, находится в зоне влияния Поднебесной. К тому же на Севере больше ресурсов. Так что активность Китая на российском направлении будет расти.
Нынешняя китайская элита прагматична и осторожна. Она понимает, что в условиях ключевого стратегического противостояния Китая с США лучше иметь Россию в союзниках, тем более учитывая наш, ещё не полностью загубленный демократами-либералами ракетно-ядерный потенциал. Однако полтора миллиона квадратных километров, да к тому же нашпигованных природными ресурсами, в перенаселённом и испытывающем острый дефицит сырья в Китае держат и всегда будут держать в уме. Здесь существует стойкое убеждение, что китайскую подпись под Айгунским трактатом 1858 г. и Пекинским договором 1860 г., закреплявшими левый берег Амура за Российской империей, русским удалось получить пользуясь временной слабостью империи Цин. При этом население русского Дальнего Востока порядка 7 млн., а всего за Уралом у России немногим больше 30 млн., тогда как только в одной северо-восточной китайской провинции Синьцзян, граничащей с российским Алтаем, живёт более 100 млн. И разве кто-нибудь мог подумать ещё несколько десятилетий назад, что Гонконг отойдёт к КНР, что называется, без единого выстрела? ВВП Китая на порядок больше российского. А если учитывать юани по так называемому паритетному курсу, то разница здесь в полсотни раз. И в перспективе эта пропасть будет только расти, поскольку либералы в российском правительстве - Пятая колона Запада - умышленно ограничивают капиталовложения в нашу экономику. Тогда как Китай инвестирует в развитие своего хозяйства астрономические суммы и никакой тебе инфляции. Кстати, автор немецкого чуда Аденауэр заметил, что инфляцию порождают не экономические законы, а дураки, сидящие в правительстве. Однако как мы могли убедиться в 90-е и видим теперь, и инфляцию, и стагнацию порождают отнюдь не дураки, но как раз вполне не глупые, ловкие субъекты, умышленно действующие против интересов страны в угоду внешним силам. То есть, враги. Китайские верхи понимают, что Россия с начала 90-х не принадлежит сама себе и уже сегодня выказывают откровенное презрение к ослабевшему соседу. Китайцы открыто заявляют, что от нас им нужно только пять вещей: сырьё, в частности, сырая нефть, природный газ и лес-кругляк; новейшие вооружения и космические технологии; твёрдая позиция по непризнанию Тайваня; лояльность к миллионам китайских иммигрантов - будущий предлог для оспаривания российских территорий; и невступление в антикитайский блок с США. И это жёсткие условия всякого сотрудничества. Агрессивно скупая собственность в России, захватывая розничную торговлю и целые отрасли российского хозяйства на российском Дальнем Востоке, постоянно выказывая интерес к российским месторождениям и добывающим компаниям, китайцы в тоже время не позволяют российскому бизнесу сунуть нос в свои пределы. Российские компании не пускают даже в те высокотехнологичные сферы китайской экономики, где она является признанным мировым лидером - атомная и гидроэнергетика. Доля России в капиталовложениях в китайскую экономику едва ли составляет сотую долю процента, в то же время только в Санкт-Петербурге намечены китайские инвестиции в будущий «чайнатаун», сравнимые со всем бюджетом города. Это ли не презрение к соседу?
Рано или поздно, подобно японцам, требующим в обмен на мирный договор Курилы, Поднебесная выдвинет подобное требование в отношении российского Дальнего Востока, а там, на очереди и Сибирь. Собственно, уже сегодня наш лес идёт в Китай таким потоком, что приходится соглашаться с остроумным замечанием одного русского автора: Ломоносов оказался не прав - Сибирью прирастает Китай. Нужно также понимать, что для прекращения китайской экспансии в Сибири и на Дальнем Востоке, установления равноправных, уважительных и взаимовыгодных отношений с минимальной квотой на «трудовых мигрантов», паритетом взаимных капиталовложений, без оскорбительной для России структуры торгового обмена: сырьё в обмен на ширпотреб, у России осталось не так уже много времени. Пока ещё силён главный конкурент Поднебесной - США, наш восточный сосед вряд ли пойдёт на обострение отношений. Но после того как выдохшаяся и прижатая к канатам Америка начнёт сползать на пол ринга, шансов у России не останется. Тут-то нам придётся на своей шкуре познать истинную цену нынешнего китайского политеса и дежурных восточных улыбок. Во всяком случае, ойраты Западной Монголии, народы Алтая, тувинцы, буряты, уйгуры, тибетцы, столкнувшиеся с цинской агрессией в 17 - 19-м веках, а тибетцы ещё и в середине 20-го века, не смотря на то, что воды утекло уже довольно, при одном упоминании китайского имени покрываются холодной испариной. Кстати, Троцкий и его грассирующая компания в период Красного террора при формировании карательных отрядов для истребления русских отдавали предпочтение именно китайцам.
Но даже в качестве противовеса растущему как на дрожжах Китаю рассматривать Америку и весь Запад можно лишь с оговорками. Во-первых, Китай для России лишь геополитический конкурент. Тогда как Запад претендует не только на наши ресурсы, но и на духовное подавление и доминирование. То есть не только на наше русское тело, но и на саму душу, и в этом смысле является более опасным врагом. Во-вторых, противовес этот лишь временный и малонадёжный. Впечатляющие финансовые активы США, как уже замечено, - фук и фикция в сравнении с подлинными материальными активами Китая. К тому же Америка теперь похожа на велосипедиста - она устойчива, лишь пока ускоряется. Как только начнётся сколь-нибудь заметное торможение, ей не удержать равновесия под весом собственного жира и непомерно тяжёлого груза мировой гегемонии. Семь с половиной сотен военных баз, колоссальный военный бюджет - приближается к полтриллиону долларов, и это без учёта затрат на операции в Ираке, и в Афганистане, финансирование антитрадиционалистских «революций» по всему миру, содержание бесчисленных структур влияния - так называемых неправительственные организации и т.п., поддержка денационализированных прозападных элит в десятках стран, сомнительная поклажа вроде тех же Балтии и Грузии, которыми Америка сама себя нагрузила, добровольно или, точнее, самозванно возложенные на себя заботы «мирового жандарма», всё это - громадные расходы. Да и затраты на иракскую компанию во спасение нефтяного доллара скоро будут подбивать к триллиону этих же долларов. Печатный станок ФРС работает на пределе мощности, а неизбежная в этой ситуации инфляция, цинично экспортируемая США во все страны мира, не добавляет доллару престижа.
При этом есть большие сомнения и в части устойчивости США к потрясениям. В 90-е годы Америка злорадствовала по поводу крушения СССР. Однако Россия, хотя и дышит не ровно, пока ещё жива, несмотря на тотальное предательство элит и беспрецедентные испытания. И не за счёт нефти, которая в первой половине 90-х стоила гроши и вывозилась едва ли не себе в убыток, а за счёт неприхотливости и глубинного корневого, на уровне инстинкта национального чувства. А вот пресловутый американский «плавильный котел» уже давно стоит на остывших углях и то, что в нём что-то плавится - иллюзия. Тут не сплав, а всего лишь конгломерат несоединимых элементов. Американские специалисты в области информационной войны сумели внушить миру представление об американском патриотизме, национализме американцев и едва ли не о консервативной религиозности Америки. Однако позволим себе усомниться в этом. Во всяком случае, население любой страны проходит испытание на патриотизм в серьёзных катаклизмах: война, крупное стихийное бедствие и т.п. Америка по настоящему серьёзных катаклизмов давно не переживала. А поведение американцев во время относительно серьёзных, вроде Вьетнамской войны, которую Пентагон вёл за тридевять земель от берегов США, или даже недавних ураганов, заставляет предполагать как раз обратное - отсутствие всех этих добродетелей. Ни о каком подлинном единстве и патриотизме разношёрстного населения США говорить не приходится. Это всего лишь очередной миф, в создании которых американцы, как известно, большие мастаки. Во всяком случае, есть очень большие сомнения, что почти 15 млн. китайцев - хуацяо, которые живут в Америке, преимущественно на Восточном побережье, в случае войны США и Китая выйдут на улицу с американскими флагами. Как бы не были эти флаги китайскими.
К этому добавим уровень и характер потребления - Америка страдает своего рода коллективной абулией, она пожирает львиную долю производимых в мире товаров и услуг, и природных ресурсов, к примеру, здесь расходуется 40% энергии, вырабатываемой во всём мире. В России в 8 раз меньше, притом, что мы северная страна, а США южная.
Этот потребительский раж сродни наркотической зависимости. Он делает просто смехотворным всю американскую политическую теологию. Америка пытается подчинить мир и навязать ему свои правила игры, обосновывая экспансию тезисом о собственной «богоизбранности», подсказанным ещё на рубеже 19-го - 20-го веков историком Б. Адамсом, протестантским миссионером Дж. Стронгом и подобными фантазёрами. А они опирались на пуританскую доктрину, рассматривающую англосаксов как «нацию - искупительницу». Где, в истории можно найти сведения в подтверждение этой доктрины, не ясно. Похоже, прелестной Клио - музе истории, когда она вдохновляла упомянутых субъектов - Адамса, Стронга и подобных, сильно нездоровилось, иначе нечем объяснить их исторические галлюцинации. Тем более не ясно, чем же Америка нынче искупает грехи человеческие? Какими страданиями? Надо полагать изжогой от чрезмерного потребления и запорами от несварения своего безразмерного желудка. Притом, значительная часть потребляемого производится вне Америки.
О диспропорциях американской экономики, в частности, опережающем по отношению к производству росте сектора услуг, мы уже упоминали. Однако чтобы почистить ботинки, их сначала нужно произвести. Или купить. Как только арабы перестанут снабжать Америку дешёвой нефтью, а китайцы дешёвыми товарами за бумажные фантики с портретами отцов-основателей, наступит глубочайший социальный кризис, и шансов сохранить хотя бы политическое единство очень не много. Предположить, что американцы объединятся вокруг идеи свободы, «прав человека» и т.п. может только очень наивный человек. Эти «ценности западной цивилизации» имеют вполне определённое долларовое выражение. Как только американцы обнаружат, что их нельзя намазать на хлеб вместо масла и икры, как только за свободу нужно будет пожертвовать хоть толикой благ, хоть малой долей семейного дохода, американцы первыми вычеркнут эти слова из своего лексикона.
Европейские интеллектуалы уже с начала 20-го века выказывают пессимизм в отношении будущего западной цивилизации, а теперь растерянность всё чаще заметна и у американской части западной элиты. Столь вожделенный, что даже отпечатанный на долларе, «Novо Оrdus» - новый мировой порядок да ещё «на века» под эгидой США уже не кажется ей неотвратимым. Даже пресловутый Бжезинский, которого американская этнофобия отрядила публиковать свои геополитические интересы и представления, пятнадцать лет с циничной откровенностью трубивший о наступлении американского века, сегодня сник и подаёт назад.
Кстати ослабление США проявляется, среди прочего, и в снижении способности её аналитического сообщества прогнозировать события и рассчитывать последствия проводимой Америкой политики. Конечно, с нынешними российскими горе экспертами и аналитиками, которые, к примеру, убедили Кремль резко сократить наши стратегические ядерные силы, в то время, когда американцы их планомерно наращивали, спасибо К. Либору и Д. Прессу из «Форин Эффеарс» - просветили, сравнивать американское аналитическое сообщество нельзя, но известная деквалификация налицо. Очевидно, что США не имели права наживать серьёзных врагов, пока не решена проблема Китая. Однако Америка сумела одновременно настроить против себя и весь коранический мир. И хотя элиты нефтедобывающих исламских стран, чьи интересы тесно завязаны на США, не заинтересованы в конфронтации, на Ближнем Востоке США попали в патовую ситуацию. Для контроля над ключевыми в геополитическом отношении регионами - самим Ближним Востоком, а также бассейном Каспия и Центральной Азией необходима нейтрализация Ирана, что предполагает смену в нём политического режима силовыми путём. Для этого недостаточно разбомбить ядерные объекты Ирана, нужна полномасштабная война с оккупацией страны. Но для полномасштабной войны с Ираном необходимо высвобождение военных ресурсов, задействованных в Ираке, и сколь-нибудь надёжные иракские тылы. Однако без предварительного подавления Ирана не возможно укротить Ирак. Замкнутый круг. Отсюда вызывающее поведение иранского лидера. Ракетно-бомбовые удары по ядерным объектам, а это максимум, на что сегодня способны США, только поднимут его авторитет. Фиаско же в Ираке и Иране означает начало быстрого заката американской империи.
Правда, существует представление, что Белый дом умышленно обостряет конфликт с Ираном, рассчитывая взорвать весь Ближний Восток, столкнув по ходу дела шиитов, консолидированных вокруг Ирана с суннитами, ориентированными на Саудовскую Аравию. В этой ситуации резко взлетит цена на нефть, а это, де, выгодно США, так как скачок цен ударит, прежде всего, по Европе, Японии и Китаю, то есть главным конкурентам США, а техасским нефтяным королям тем более на руку. Под шумок можно будет и доллар резко девальвировать, чтобы не столь обременительным был государственный долг. Война всё спишет. Наконец, горячая война в Заливе и резкий рост цен на нефть станет поводом для выделения крупных бюджетных ассигнований и корпоративных инвестиций в разработку новых нефтезамещающих технологий, в частности, ядерной и водородной энергетики, что позволит сделать новый технологический рывок и выведет Америку в безоговорочные лидеры постиндустриального мира.
Однако это больше похоже на фантазию, стремление доказать миру, что Америка ещё в силе и запугать Иран. Всё это было бы разумно, если бы Америка обладала большей социально-экономической устойчивостью, чем её конкуренты. Но, как уже замечено, этого-то как раз и нет. Китай с его исключительно аскетичным населением и все «азиатские тигры», с их громадными валютными резервами финансовые бури и рост цен на энергоресурсы перенесут легче, чем США с их избалованным обывателем и астрономическим государственным долгом. К тому же война с Ираном отнюдь не обещает оказаться приятной прогулкой, подобной той, что американцы совершили в Ираке. Саддама ненавидело шиитское большинство Ирака, а в Иране таких проблем нет, здесь «народ и партия едины». Здесь едва ли найдётся сотня коллаборационистов. И покупать генералов оптом и в розницу вряд ли получится. Также стоит учитывать, что, в отличие от Ирака, где у власти стояли одиозные военные с руками по локоть в крови, в Иране властную элиту составляют в значительной мере религиозные авторитеты. Пытаться ловить, судить и казнить таковых - то же самое, что мочиться в пчелиный улей. Договориться с ними, ещё недавно яростно клеймившими Америку как порождение шайтана, и вовсе не реально. Так как это означало бы для них утрату всякого авторитета.
Наконец, большой пожар на Ближнем Востоке по вине Америки угрожает ей окончательным моральным фиаско. В Саудовской Аравии гарантирована антисаудитская революция, в Кувейте и в Бахрейне также в этих условиях американскому влиянию наступит конец. Европа и Япония, может быть, и пострадают больше, но вряд ли они будут испытывать к Америке за такой подарок благодарность. То же можно сказать и об Индии, которая в виду споров с Китаем за Тибет до сего дня остаётся благорасположенной к США, полагая в них противовес нависающей с Востока Поднебесной. Да и сколь-нибудь прочный союз с Россией после Югославии уже мало вероятен.
Сегодня сложилась парадоксальная ситуация. США открыто продолжают вести против России холодную войну, обкладывают нас по периметру военным базами, пестуют антироссийски настроенные режимы и при этом требуют от России регулярного подтверждения верности союзническим обязательствам. Однако сегодня в России проамерикански настроены лишь прозападнический политический истеблишмент, еврейская диаспора с её многочисленными, но абсолютно не воспринимаемыми русскими и не имеющими ни малейшего нравственного авторитета «правозащитными» организациями, компрадоры да купленная ими этнохимерная интеллигенция. Любое ослабление США - это удар по позициям перечисленных групп, а уж ненависти к ним накопилось столько, что дай они слабину, и дни их сочтены.
ШОС, которую Кремль пытается занести себе в актив, но в которой главное действующее лицо именно Китай, и которая в случае присоединения Индии и Ирана имеет все шансы стать самой влиятельной организацией без американского участия во всей Евразии, возникла именно в результате провалов американской дипломатии в Центральной Азии и всей американской геополитической стратегии. С ролью мирового полицейского США справляются крайне худо. Кажется, уже на всех континентах готовы исподтишка метать в этого полицейского гнилые помидоры. Причём, самое печальное для Америки то, что обратной дороги у неё уже нет - только с маниакальным упрямством добиваться мировой гегемонии. Во многих странах Третьего мира, которые вовлечены в орбиту влияния США, где находятся американские военные базы, при попытке вывести эти базы существует громадный риск немедленной смены политического режима или, по крайней мере, властной группировки с проамериканской на антиамериканскую.
Так что наши, точнее не наши кремлёвские коллаборанты напрасно тщатся получить хотя бы самый жиденький портфель в мировом правительстве, пока ещё назначаемый из Вашингтона. Нынешнее «мировое правительство» - это «правительство Керенского» - временное. Однажды ему придётся, фигурально выражаясь, облачаться в женское платье и бежать, задрав подол, чтобы не пришибли скорые на расправу хунвейбины. И это вовсе не мнение одних лишь врагов США. Американские аналитики, в частности в Пентагоне, лет семь как в своих официальных докладах обречённо соглашаются, что к середине века Китай лишит Америку гегемонии, и ей предстоит тяжело и напряжённо конкурировать за влияние. Причём никаких радужных оценок итогов этой конкуренции не слышно. Прогнозисты попросту боятся заглядывать дальше чем середина 21-го века. Похоже и середины ждать не придётся, опасный и неустойчивый баланс сил США и Китая уже установился. Пятикратное превосходство Америки в объёмах ВВП исчезает, если пересчитывать ВВП Китая - 16 трлн. юаней в доллары не по действующему курсу, примерно 8,5 юаней за доллар, а по так называемому паритетному. В этом случае юань весит в 4,5 раза больше, то есть он худее доллара меньше, чем вдвое. А это означает, что ВВП Китая и США уже сравнялись. А капиталовложения в китайскую экономику, если опять же считать по паритетному курсу, около 5 трлн. дол., превышают совокупные капиталовложения в экономику всего Запада. Более того, специалисты по Китаю считают, что руководство КНР умышленно занижает данные по ВВП. По косвенным признакам он значительно больше. К тому же ВВП Китая создаётся в секторе реальной экономики в самом Китае китайцами, а ВВП США мало того, что носит спекулятивный характер, в значительной мере «создаётся» за рубежом, где извлекают свои прибыли принадлежащие американским магнатам ТНК. То есть это и не ВВП вовсе, а нечто иное. Но эти доходы не надёжны.
Сами китайцы поначалу определили срок - 2020 г. Именно до этого года, согласно китайским расчётам, должен был длиться «период стратегических возможностей». Доходы на душу населения планируется увеличить как минимум втрое. Если учесть, что население будет зашкаливать или, по крайней мере, подбивать к двум миллиардам - это означает, что ВВП Китая будет астрономическим. Даже не 20 трлн., как полагают некоторые американские эксперты, а ещё больше. А что после завершения «периода стратегических возможностей»? Надо полагать ни что иное, как новый передел сфер влияния, рынков и геополитических ролей, теперь уже под диктовку Поднебесной, и теперь уже надолго. Собственно, Китай уже сегодня тихой сапой осуществляет подобный передел и претендует на всё больший кусок мирового ресурсного пирога. Ярчайший эпизод подобного передела - готовность Газпрома тянуть сюда новую трубу.
Не случайно китайская статистика срочно обновляет показатели своей экономики, показывая не заниженные, но реальные цифры. И они устрашающие. Когда Запад, не Великобритания, а именно консолидированный Запад несколько лет назад беспомощно сдавал Китаю Гонконг, в инфраструктуру которого западные корпорации вложили десятки миллиардов долларов, было заметно, что Запад всё больше становится похожим на моську рядом с китайским слоном. Пока эта моська в Восточной Азии ещё может тявкать, но скоро, кажется, ей останется только поджать хвост и скуля плестись прочь. Причём Китай, похоже, не намерен мириться с присутствием США и Запада, в целом, не только в Восточной Азии, но и во всей Азии. С этой целью, в частности, расширяется упомянутая выше ШОС. О том, чтобы США решились на горячую войну с Китаем из-за Тайваня, и вовсе речь в серьёзных аудиториях уже не заходит. В другом разделе мы ещё остановимся на теме горячей войны США и Китая, здесь лишь заметим, что её уже не будет. США упустили момент.
Спасти Америку, управляющий ею банкирский кагал и пресловутое мировое правительство может только сговор элит - западной и китайской о разделе сфер влияния. В принципе, по крайней мере, на нынешнем этапе, это возможно. И в этом сегодня едва ли не главная угроза народам мира. Третий крупнейший игрок мировой политики - коранический мир слишком полиэтничен, договориться с элитами исламских стран практически малореально. Чрезмерное сближение одного из крупных исламских игроков с США тут же будет использовано его конкурентами, которые отберут у него инициативу и моральное лидерство в исламском мире. В частности, именно таким образом Иран ослабил позиции Саудов и укрепил свои. К тому же политические элиты в исламских странах никогда не обладали непререкаемым авторитетом. В Китае же элита консолидирована и авторитетна, и она вполне может пойти на сговор. Заинтересованность Китая здесь, среди прочего, в том, что США продолжат глобализацию по своему сценарию, а когда окончательно выдохнутся, глобализированный и, следовательно, более управляемый мир окажется лёгкой добычей китайского дракона. Ведь Китай в процессах глобализации сегодня явно недооценённая фигура. Хотя специфический китайский язык и китайская культура и ограничивают глобалистский потенциал Поднебесной в сфере культуры, но экономическая глобализация уже сегодня всё чаще говорит на языке не английском, а именно китайском. Кстати, и миллиардеров среди китайцев-хуацяо едва ли не больше, чем среди евреев.
Претензии Китая на новый передел мира тем более обоснованы, что Америка нынче балансирует над пропастью - её долларовая пирамида - афёра планетарного масштаба, как все понимают уже начала разрушаться. Вопрос только когда этот процесс приобретёт характер обвала. Ещё простому обывателю это невдомёк, но разного рода эксперты, более искушённые и осведомлённые, хрустя попкорном и неторопливо облизывая мороженое, уже собираются поглазеть на грандиозное зрелище обрушения этой пирамиды. Причин для краха доллара предостаточно. Здесь лишь отметим общеизвестное - отказ Ирана котировать свою нефть в валюте главного врага и открытие им собственной биржи в пику Нью-Йоркской NYMEX и Лондонской IPE, торгующей на евро, хотя и не сможет всерьёз поколебать долларовый рынок нефти, но создаст прецедент. А если ещё и Россия перейдёт на расчёты в рублях, тут и Саудовская Аравия, контролирующая ОПЕК, будет вынуждена задуматься об отмене «бронированного» соглашения с США 1973 года, по которому она обязалась продавать нефть только за доллары. Это положит конец шестидесятилетней монополии доллара как резервной валюты и, скорее всего, означает начало конца доллара вообще. Ведь никаких иных серьёзных причин оставаться главной мировой валютой, кроме как долларовые котировки нефти, у американских денег после дефолта 1971 г., когда правительство США «отвязало доллар от золота», нет.
Это хорошо понимают и сами американцы, и их недоброжелатели. Так что можно не сомневаться, что США будут изо всех сил тормозить и российские планы по открытию нефтяной рублёвой биржи. Если же долларовый мыльный пузырь лопнет, Америке уже вряд ли удастся вернуть своей национальной валюте статус главной резервной. А лишившись привилегий, по сути единственного эмитента мировой резервной валюты, которыми США пользуются уже более 60 лет - по Бреттон-Вудским соглашениям 1944-45 г.г., то есть громадного эмиссионного дохода, Америка лишается своего костного мозга - кроветворного органа своей экономики. Такие больные долго не живут.
Собственно, и монополией-то этой обладает, как известно, не американское государство, а группа банкирских домов, контролирующих созданную ими в 1913 г. Федеральную Резервную Систему и её банки-филиалы. Эти менялы - ростовщики, по преимуществу представители «избранного племени», попросту приватизировали условный Центробанк США, а с ним и право печатать доллар, и уже в протяжение многих лет выступают как легальные фальшивомонетчики. Они фабрикуют отнюдь не эквивалент материальных благ, но именно фальшивые, в том смысле, что ничем не обеспеченные банкноты и «электронные деньги». Не меру стоимости, но лишь расчётную единицу. Притом интересы банкирского кагала далеко не всегда совпадают с интересами Америки как страны. К примеру, американские производители заинтересованы в девальвации доллара, понижении его курса по отношению к валютам других стран, что облегчило бы экспорт американских товаров и уменьшило бы астрономические долги американских корпораций, равно как и правительства, и частных физических лиц, и расходы по обслуживанию этих долгов. Но хозяева ФРС упорно не идут на это, опасаясь, что заметное падение курса доллара подорвёт доверие к нему и приведёт к утрате долларом статуса «мировых денег», то есть не хотят терять кормушку.
Однако на всякого мудреца, даже «протокольного», довольно простоты. Во всяком случае, передел мира случится уже в текущем веке, и преображённая геополитическая и даже этнологическая карты мира будут иметь мало общего с нынешней. Завершается эпоха полутысячелетнего господства иудаизированной ещё в период Реформации романо-германской цивилизации, представленной Новым и Старым светом, и открывается эпоха азиатская, лики которой сегодня можно лишь пытаться прозревать в утробе будущего.
Новый мир существует ещё только в провиденциальных планах. О перспективах России в нём мы скажем в другой главе, здесь лишь заметим следующее. Сегодня активизировались разговоры об освоении Сибири и дальнего Востока. Российские демкомпрадоры не прочь заполучить альтернативу капризному, требовательному и прижимистому Западу и уже присматриваются к Азии как к новой бездонной ёмкости, куда можно будет сливать нефть и прочие природные богатства России. На их век хватит. Судя по тому, что проблему развития восточных регионов страны поднимают именно представители нефтегазового комплекса, так это и будет. Во всяком случае, настораживает, что инициатива исходит не от учёного сообщества, не от патриотически настроенных политиков, и даже не от нынешних вялых «реформаторов» в правительстве, а именно от сырьевого бизнеса, подконтрольного банкирскому кагалу. Также показательно, что свои идеи они пытаются продвигать через московского мэра, известного своей необразованностью, низкой культурой и некомпетентностью в сочетании с придурковатым оптимизмом, к примеру, по поводу «интернациональности» вверенной ему Москвы, и воодушевлением по поводу самых безумных проектов.
Однако сама глубинная природа нынешней компрадорской элиты, сам психологический тип её представителей, строй их мыслей и образы их мечтаний таковы, что никакого иного развития, кроме как в качестве сырьевой колонии они стране предложить, тем более реализовать, не в состоянии. За пятнадцать лет, прошедших с тех пор как они нагло присвоили себе народные активы и выкачивают из российских недр миллиарды, они не реализовали сколь-нибудь крупных инфраструктурных проектов. Краденые миллиарды «инвестируют» в испанские курорты и швейцарские банки, а внутри страны лишь в добычу и транспортировку сырья. Портовые терминалы в Усть-Луге и проект газопровода по дну Балтики из этой же серии.
Восток страны также, как и следовало ожидать, начали «развивать» с новой трубы в Китай. Можно не сомневаться, что после её постройки поставят пару сотен казино вдоль этой трубы, чтобы газовикам и нефтяникам было где потратить зарплату, и на этом всё развитие благополучно завершится. Предполагать чудесное преображение компрадоров в пламенных патриотов, работающих в поте лица на благо страны, тем более способных к концептуальному мышлению и долгосрочному прогнозированию, нет никаких причин.
Нынешняя российская компрадорская этнохимерная элита и господствующий класс смотрят на мир в трубу. И отнюдь не в подзорную, но в нефтяную и газовую. И видят там всегда одно - портретную галерею отцов-основателей на зелёном фоне. Остаётся рассчитывать, что нынешнюю хозяйственную элиту России когда-нибудь удастся стряхнуть со своего измученного тела как окопных вшей в солдатской бане. Но нам русским нужно понимать, что отнюдь не строительство новой трубы и интернационализация российских природных ресурсов, о чём мечтают российские компрадоры, а интернационализация азиатской политики может спасти Россию на Востоке от участи сырьевой колонии теперь уже не только Запада, но и Восточной Азии. Если уж России искать противовес Китаю, то таковым могут стать Индия и сообщество пассионарных стран Юго-Восточной Азии и стран ШОС, которые искони панически боятся китайцев. Только их совокупная мощь и объединённые усилия смогут как-то сдерживать гегемонистские поползновения нашего восточного соседа.
Возвращаясь к Европе, есть все основания предполагать, что части Европы в этом мире уготована судьба арабской провинции. Участь Северной Европы и вовсе не ясна. Триста лет европейские стратеги чертили геополитические оси и рисовала дуги. За сим увлекательным занятием «христианский мир» не заметил, как перестал быть самим собой.
По сути, утрачена ключевая фигура суперэтнической идентификации романо-германцев, они постепенно превращаются в скопище ничем духовно не связанных индивидов. Страны Европы вместе со своим населением уже во Второй Мировой войне стали разменной монетой трансатлантического банкирского интернационала, и после её окончания остаются игралищем в его руках. В то же время уже европейские мусульмане собирают симпозиумы и конференции и со спокойной уверенностью без лишнего ажиотажа обсуждают будущее исламской Европы. Накопленные романо-германцами богатства ждёт распродажа с молотка, потому что у их увядающей на глазах культуры нет законных наследников.
К тому же Европа сама с маниакальным упрямством приближает свой конец. Точнее будет сказать, европейская этнохимерная этнофобия готова похоронить романо-германскую цивилизации даже раньше срока, попросту растворив её в иноплеменном море. Тут стоит заметить, что ещё в начале 20-го века у Европы было три серьёзные болезни, три камня в почках: коммунизм и вульгарный либерализм, уходящие корнями в картезианскую, подпитывавшуюся идеологией иудейских сект, прогрессистскую парадигму, и напрямую порождённые антихристианским Просвещением, а также германский фашизм или, иначе, нацизм - следствие коллективного эгоизма немцев в условиях отмирания христианского нравственного сознания. Казалось, что последний являет собой наибольшую угрозу для Европы. Однако Гитлер-то как раз видел себя лидером всего романо-германского мира, а своим призвание полагал консолидацию романо-германской Европы перед «угрозами с Востока», о чём он никогда не уставал говорить и, что повторил, в частности в своей речи 22 июня 1941 г. Фашистские скрепы больно врезались в изнеженное социал-демократическое тело Европы, но это были именно скрепы, ведь фашизм апеллировал к коллективистскому чувству, он требовал от каждого европейца самоотдачи и служения общим интересам. Для неевропейских народов и европейских славян победа гитлеризма, конечно, была страшной угрозой, но собственно романо-германская Европа, получала жизнеутверждающий импульс, фашизм мобилизовал её остаточный витальный ресурс. А вот безнациональный либеральный или социал-демократический проект подобно культурно-политическому СПИДу за каких-то полвека сделал Западную Европу немощной и неспособной к эффективному сопротивлению вторжению иноплемённых. Тут пример, когда лекарство либеральных свобод и либерального индивидуализма оказалось более ядовитым, чем сама болезнь, которую на Западе принято именовать тоталитаризмом.
Так или иначе, сама природа насмехается над человеческим рассудком, возомнившим себя демиургом, способным по своей прихоти в тиши кабинетов начертать политическую и этнокультурную карту мира. Этнология смеётся над геополитикой. Последняя лишена смысла, если не находит себе основания в этнополитике, производной от этнологии. Ведь, политические границы утрачивают прежний смысл, когда этнографическое и этноконфессиональное содержание традиционных политических субъектов меняется на глазах. Запад строил санитарные кордоны, создавал ядерные щиты, пестовал общеевропейский военно-политический союз, а польза от этих приготовлений такая же, как от субмарины в Сахаре. Европа представляет собой закованного в натовскую броню угасающего ветерана. Ещё из-под военно-технического забрала, выполненного по последнему слову техники, слышны воинственные кличи, которыми она пытается взбодрить самою себя. Но звучат они фальцетом кастрата, и оторвать тяжелый меч войны от земли сил уже вряд ли хватит. Усматривать некий эсхатологический подтекст в увядании Европы не имеет смысла. Это естественные процессы этногенеза, усиленные этнофобскими влияниями.
При этом, как уже замечено, рассчитывать на прекращение межцивилизационной конкуренции нам отнюдь не приходится. Скорее, таковая только обострится. Какие здесь есть шансы у России, об этом скажем в другом месте. Но романо-германцы в 21-м веке медленно, но верно выбывают из игры, по крайней мере, в качестве ведущих игроков, навязывающих другим правила игры. Америка здесь не исключение. Примечательно, что имея вдвое большее, чем в России население и несравнимые финансовые возможности, имея амбиции мирового гегемона, США в состоянии собрать и содержать армию лишь в полтора миллиона человек - то есть чуть больше российской. Никто не хочет служить, несмотря на высоченные зарплаты, и это притом, что Пентагон старательно избегает сколь-нибудь трудных войн со сколь-нибудь серьёзным противником. Когда американцы требуют от других стран и, в частности, от России капитулировать перед наступлением фальшивой американской демократии, перед, якобы, универсальными ценностями «свободного мира», а, в действительности, перед подчинёнными ростовщическому кагалу глобальной экономикой и политикой, а себя предлагают в качестве конвоиров в Новый мировой порядок, возникает вопрос: удержат ли эти горе-конвоиры ружьё. Во всяком случае, в Ираке, они, кажется, уже готовы бросить его наземь и ретироваться.
Выше мы заметили, что не имеет смысла демонизировать Запад. Конечно, скатываться до примитивного и вульгарного антизападничества нам не нужно. Тем более что таковое, остаётся хотя и отрицательным, но всё же именно западничеством, и в любом случае стоит препятствием на пути нашего русского самопознания и творческого саморазвития. Однако, на первом этапе для ускоренного избавления от вздорных и исключительно вредных западнических грёз, не грех и подемонизировать. Нужно только не забывать подчёркнуто разделять народы и теряющие с ними связь правящие элиты, на службе интернационального ростовщического кагала.
Кризис постсоветской партийной системы сегодня очевиден уже всем. И дело тут даже не в том, что на мелкие партии навалилась раскормленная на казённых харчах медвежья туша, и они задыхаются под её прессом. Глубинная причина в другом - сам новый российский парламентаризм не плод политического творчества российской политической элиты, но механический перенос западного опыта. Такой перенос уместен в механических системах, но не в органических, каковым является национально-культурный организм. Отсюда и многие особенности российской политической культуры, в частности, тот неуклюжий неестественный и потому бесплодный гибрид западного парламентаризма и советской партийно-номенклатурной системы. В результате их скрещивания в протяжении 15 лет появлялось потомство, которое некоторое время выполняло функции публичной власти - Выбор России, Наш дом Россия и т.п., но в виду творческой стерильности и репродуктивной инвалидности каждый следующий выборный цикл приходилось производить новое скрещивание.
Политико-идеологическое творчество вторично. В основном видим потертые сюртуки с чужого плеча. Всё те же либерализм, социализм и социал-демократия. Побитые молью и посыпанные чужой перхотью. Да уж хотя бы эти запылившиеся формы насыщали новым содержанием. Но и этого нет. Нельзя же всерьёз относиться к назвавшемуся центризмом конформизму, который лишь в меру возможного пытается примирить проповедуемые нынешней властью либерализм и олигархический капитализм в экономике, и социал-демократию в социальной политике. Реальной борьбы заимствованных идей также нет, поскольку эта должна быть борьба за сознание массы, а массам одинаково обрыдли и либерализм - за последние 15 лет, и марксизм-ленинизм - за предыдущие 70.
И ведь спорят на думских заседаниях с жаром, иной раз и в волосы друг другу вцепятся. Подумаешь, неужто привезённое с Запада в диссидентском обозе либерал-демократическое идолище решили таки выбросить в Москву-реку? А присмотришься, по какому поводу сыр-бор, оказывается - всего лишь - на скольких просфорах служить лжедемократическую мессу. Ни одного сколь-нибудь заметного теоретического труда, ни одной, вызвавшей резонанс книги, углубляющей ту или иную политическую идею. Даже содержательных дискуссий в журналах не слышно.
Особое место в политической жизни занимает сила, которая время от времени меняет своё официальное имя, но суть сохраняет прежнюю. Её принято называть «партией власти». В узком смысле это политическая партия и её думская фракция, в широком - та часть элиты, которая непосредственно правит. В первом случае правильнее было бы сказать: партия при власти. Или партия на коротком поводке у реальной власти. Её функция - готовить резерв и дисциплинировать действующее чиновничество, публично утверждать инициативы Кремля и правительства в центре и на местах, а также утишать политические страсти, разгорающиеся справа и слева. Собственной политической волей и инициативой она, и это всем очевидно, не обладает и обладать не может, поскольку не является партией в традиционном смысле этого слова. Классическая партия в буржуазной демократии западного толка возникает, как известно, на основе политической идеи, с которой она должна прийти к власти и удерживать эту власть. Но у российской партии власти самостоятельной политической идеи нет. Она, как уже замечено, призвана заниматься манифестацией политических идей власти реальной - высшей бюрократии. Она - орудие этой последней, а через неё внутренних и внешних олигархий, чьим интересам объективно служит протекторатная кремлёвская администрация. Взамен активные члены партии власти получают те преференции, в которых нуждаются. Например, губернаторский или министерский пост, гарантию от преследования правоохранительных органов, всё тот же доступ к бюджетной кормушке или, на худой конец, возможность надувать щёки в каком-либо комитете, совете, комиссии и т.п.
Собственно ничего нового, необычного и неожиданного в этом нет. Не случайно нынешнюю партию власти сравнивают с КПСС советского периода. Однако аналогии тут возможны лишь приблизительные. В КПСС, поскольку она была единственной, политическим монополистом, стекались все, кто был готов на компромиссы, склонен к активной общественной жизни и деланию карьеры. Потому здесь был сконцентрирован серьёзный пассионарный и творческий ресурс, и народ встречался разный - случались и честные добросовестные люди, отдававшие себя без остатка порученному делу. Многие годы КПСС оставалась активной и инициативной силой, функционировала как аппарат реальной власти и вполне стабильно. Беспринципные карьеристы не исчерпывали её качественный состав. Теперь социальное честолюбие и социальные амбиции могут быть реализованы множеством иных способов. В итоге особенность нынешней партии власти в том, что она уже при рождении является рыхлым сообществом более-менее энергичных, корыстных, иногда ещё и тщеславных конформистов - приспособленцев, минуя фазу роста и активного социального творчества. Подобно додонским жрецам её члены прислушиваются к шелесту листвы в данном случае не Додонского, а Кремлёвского дуба, чтобы первыми уловить малейшие политические дуновения, перемены в настроениях кремлёвского Зевса.
Здесь не встретишь той особой породы энтузиастов, имевшейся в свое время в изобилии у коммунистов, которые горели и пламенели идеей, которые осуществили беспримерную по срокам и масштабам индустриализацию, первыми поднимались в атаку на фронтах Великой Отечественной, восстановили страну из послевоенной разрухи, завоевали космос и укротили атом, в итоге, обеспечили возможность советской власти просуществовать 70 лет, для них социализм был своего рода квазирелигией. Но буржуазная социал-демократия никак не может вызывать религиозного подъёма духа, а уж о религии центризма и вовсе смешно говорить. Вообще, такие термины как духовность при описании этого явления неуместны. В этой среде преобладают закостенелые прагматики. Массовый, хотя и не декларируемый скептицизм наиболее циничных, ловких и осведомлённых лишь слегка разбавлен прекраснодушием и маниловщиной наиболее инфантильных и недалеких.
Конформизм тех и других иногда путают с консерватизмом. Вот только что он консервирует? Явно не национальные традиции и даже не заимствованные у Запада в постсоветскую эпоху буржуазно-демократические новшества, но лишь преференции нынешней экономической и политической элиты, судьбу России - сырьевой колонии. Кажется, идеология, как таковая, здесь попросту ни к чему. Когда бы не крах социализма нынешние центристы-конформисты благополучно продолжали бы кадить идолу марксизма, но поскольку этого истукана время покрошило в щепы, они с теми же постными физиономиями кадят новому - западного типа квазидемократии.
События 90-х годов вне всяких сомнений следует признать революцией. Имея в виду, что революция есть насильственное прерывание органического, естественного развития этносоциальной системы. Но всякая эгалитарная революция заканчивается, как известно, контрреволюцией, которая отнюдь не отменяет её результаты, но лишь сглаживает её острые углы, сближает крайности и вводит жизнь в более-менее спокойное русло. Вот для этого и нужна партия власти. Потому-то она и не имеет ни собственного, чётко оформленного идейно-политического лица, ни сколь-нибудь устойчивых организационно-политических форм. Она с каждыми выборами меняет не только имя и лидеров, но даже число своих аватар - воплощений. Авось какое-то из многих окажется удачным и жизнеспособным.
Сказанное выше не новость, это скорее трюизмы. Однако, критикуя партию власти за её некритичное отношение к решениям, вырабатываемым высшей бюрократией, за её всегдашнюю готовность демонстрировать верноподданничество Кремлю, за её сервильное «чего изволите-с», стоит задуматься, а является ли подобная дефективность столь уж существенным пороком сама по себе? В западной традиции подчинённость законодательной власти, парламентского большинства власти исполнительной, действительно, полагается отклонением от норм демократии. Однако должны ли мы рассматривать западную буржуазную демократию как эталон? Предположим, что в Кремле и в Белом Доме сидят подлинные патриоты, которые озабочены исключительно процветанием России, да при этом ещё и высокие профессионалы, новые Муравьевы, Горчаковы и Столыпины. Они регулярно выходят в Думу с блестящими своевременными законопроектами, реализация которых обещает быстро и эффективно возродить страну. Хотели бы мы в этом случае, чтобы Дума являла собой фронду Кремлю, состоящую из пяти - шести полноценных партий, энергично грызущихся между собой за власть? Желали бы мы в этом случае, чтобы думское большинство находилось в контрах с исполнительной властью, вступало бы в долгие дискуссии по каждому поводу и без повода, вставляло бы палки в колёса инициативам правительства. Подобное уже было в 1905-1917 г.г. И к чему привело - известно. В критический момент, когда Россия остро нуждалась в консолидации всего общества, думские партии породили разноголосицу, хаос и безвластие, и, в итоге, погубили страну. Так что главная проблема нынешней партии власти и самой России вовсе не в лояльности Кремлю. Пусть бы они были трижды лояльны, лишь бы действовали в интересах страны, а не кучки компрадоров на службе западного олигархата и золотого миллиарда.
Думское большинство, равно и представительства партии власти на местах, вовсе и не обязаны продуцировать идеи и вырабатывать идеологию. В таком случае у нас была бы парламентская республика. В президентской же республике нет ничего странного, что парламентское большинство проводит политику президента, реализует идеи, исходящие от института президентства, и стоит на выработанной им идеологической платформе. Но в том-то и дело, что российская партия власти оказалась в незавидном положении, так как из Кремля никакой внятной целостной идеологии и даже отдельных концептуальных идей не слышно. В некоторых сферах подлинную политику подменили политтехнологии. Однако в части серьёзных вещей - экономическая политика, внешняя политика, государственное строительство, национальные отношения, дешёвыми технологиями не обойдёшься, здесь невнятные трепыхания, а то и вовсе полный концептуальный вакуум и бессистемность заметны даже неискушённому взгляду. При этом экономический блок в правительстве последовательно на протяжении 15 лет осуществляет откровенно антинародный и антигосударственный либеральный проект, утверждённый за океаном.
Но почему же Кремль самоустранился? И тут стоит отметить два обстоятельства.
Сегодня как-то забылся один момент, который бросился в глаза многим после рокировки, которую еврейская олигархическая братия, очевидно, по согласованию с большим западным олигархатом произвела семь лет назад. Новый хозяин Кремля, формируя команду под себя, приглашал людей мало авторитетных, явно невыдающихся, не имевших никаких заслуг и производивших весьма бледненькое впечатление, даже не претендовавших на публичность и манифестацию собственные идей и представлений. А экономический блок и вовсе сформировали прямые креатуры главного приватизатора, который известен тесными связями с ЦРУ и Бильдербергским клубом. Так чему же удивляться, когда мы говорим об экономической диверсии со Стабфондом и неспособности партии власти к концептуальному мышлению, осмысленной политике, идеологической цельности? Кто будет эти концепции продуцировать? Некому. Куратор по идеологии в кремлёвской администрации предпочитает наставлять подростков-пионеров, на фоне которых и сам выглядит старшим пионервожатым, да тугих на ухо «медведей», которым по статусу положено потреблять сваренную на кремлёвской кухне идеологическую бурду. А выйди он к серьёзной аудитории - станет очевидной его полная несостоятельность. Политтехнологи? Но это не их профессия. Нынешний главный политтехнолог вообще не способен ясно и чётко излагать свои мысли, Изъясняется полунамёками, вычурными метафорами. Однако давно известно: мутность речей - следствие мутности мыслей.
Способность к концептуальному мышлению - это особого рода талант. И как всякий талант он редок. Однако лидеру страны вовсе и не обязательно его иметь, достаточно уметь находить людей, им обладающих, и ставить их способности на службу государству и народу. В этом талант самого правителя. Так, Александр I выдвинул Сперанского, Александр II - Милютина и Горчакова, Николай II - Столыпина. Даже у Брежнева был свой «идеолог». И отнюдь не Суслов, Косыгин. Насколько продуктивны и эффективны оказались его реформы - вопрос дискуссионный, но они были концептуально целостны и преследовали ясные цели. Но в том и дело, что целостные проекты развития страны Кремлю попросту не нужны. Почему? Здесь переходим ко второму обстоятельству.
Вспомним, чем занималась все эти семь лет кремлёвская группировка - этот странный гибрид из либеральных юристов и так называемых силовиков. Березовский, Чубайс и Абрамович сажали свою креатуру в Кремль явно не для того, чтобы передавать ей далеко не благоприобретённые за годы смуты власть и собственность. Им, похожим на лисиц, укравших из курятника кур и не способным съесть их за один присест, нужен был всего лишь прикормленный пёсик, который бы этих курочек охранял. Да, и патологическим властолюбием Ельцина его нежданный-негаданный приемник явно не страдал. Более того, он с самого начала не был органичен в роли властителя. Ведь власть - это, не в последнюю очередь, необходимость принимать решения, что, судя по выдающейся осторожности и нерешительности, всегда представляло для него проблему, вызывало неприятный стресс и мучительные сомнения. С одной стороны, это неплохо. Серьёзные решения легко даются разве что людям безответственным или с ограниченной вменяемостью, такого мы тоже знали. Но, с другой стороны, всё хорошо в меру. Иногда колебания и нерешительность бывают вреднее самих ошибок. Однако становиться «английской королевой» и при этом нести полную ответственность за продолжающийся развал и разграбление страны, прикрывать задницы шустрых детей Израиля, нашему приемнику тоже никак как не хотелось. Что и понятно - нормального человека вряд ли прельщает перспектива, чтобы на его могилу мочились потомки. Тем более что в оплату предлагалось всего лишь право несколько лет понадувать щёки. Но и надёжной опоры в бюрократических коридорах власти, чтобы противостоять «семейным», не было. А без этой опоры и без контроля над СМИ победить в таком противостоянии не возможно. В итоге началась изнурительная, подковёрная возня, с целью выкурить креатур «семьи» из ключевых кабинетов, наполнить коридоры власти и медийные средства своими людьми. На это ушли первые несколько лет.
Однако подчинить бюрократию и СМИ - это только пол дела. Послушная бюрократия и подконтрольные СМИ - средство, но не цель. Чтобы стать реальной силой, новой кремлёвской группировке нужна была финансовая самостоятельность, а таковую сегодня даёт контроль отнюдь не банков, но сырьевых потоков. И начался второй этап - не менее изнурительная борьба с еврейскими олигархами, подобно таёжному гнусу плотно облепившими скважины и экспортную трубу. С отъездом серого кардинала ельцинской поры компрадорская верхушка потеряла цементирующее и инициативное начало, а с посадкой зарвавшегося хозяина ЮКОСА - и былые амбиции. С четырьмя другими крупными олигархическими группировками Кремлю удалось достичь приемлемого компромисса в части дележа России и правил игры, то есть дойки русской коровы. И теперь можно заняться подсчётом трофеев и строить планы на будущее. Кажется, у этих парней всё в порядке. Можно за них порадоваться.
Но ведь помимо борьбы за таблички на дверях кабинетов во властных коридорах и за нефтяные скважины, нужно решать множество насущных для страны проблем. Экономика, демография, беспризорность, вымирающая деревня, Дальний Восток, терроризм, дикий рост преступности, коррупция, износ инфраструктуры и технического парка в промышленности, ЖКХ, упадок науки и образования, здравоохранение, исчезновение массового спорта, Украина, Крым, Черноморский флот, Приднестровье, и т.д. и т.п. На всё это ни сил, ни времени, ни мотивации у Кремля уже не остаётся. Вот, и отдали экономические реформы на откуп Грефу с Кудриным, явным креатурам трансатлантического ростовщического кагала, культуру - Швыдкому, а скажем, кричащие демографические проблемы «решает» некий Рабинович, который под фамилией жены - Вишневский, пропиаренный как главный специалист в этом деле, консультирует Совбез и правительство. В итоге в России развёрнут откровенный геноцид русского народа, и Кремль упорно настаивает на продолжении политики, направленной на замещение нас иноплемёнными иммигрантами. Почему? Разве там сидят одни озверелые русофобы? Да, русских они побаиваются, иные, даже весьма. Но вряд ли все в Кремле ненавидят нас до такой степени, чтобы изводить по миллиону в год. А дело в том, что им, помимо прочего, недосуг вникать в предложения рабиновичей. У них ещё не все нефтяные компании и месторождения поделены. Отсюда и многие другие решения, которые, порой, трудно логически объяснить, и которые вызывают недоумение, или вовсе нежелание принимать решения. К примеру, отобрать льготы взамен на восемь долларов прибавки к пенсии, открыть границы и сделать страну проходным двором, бросить на произвол судьбы ЖКХ, безучастно взирать на трагедию Крыма и т.д., и т.п.
А народу всё это время казалось: что, вот, сейчас они победят «семейных», вот, сейчас отберут нефтяные миллиарды у олигархов, вот избавятся от либералов в Думе, и начнут заниматься страной всерьёз - инвестировать в реальный сектор экономики, в человеческий потенциал и т.п. И тут страну ждало разочарованье. Оказывается, ещё не все свои проблемы решил Кремль. Теперь у него новая морока - нужно отбить атаки Запада, направленные на прямой захват сырьевых ресурсов. Контроль над ними, опосредованный доморощенными российскими компрадорами-олигархами, Запад перестал устраивать. Там считают, что Россия, с одной стороны, достаточно ослабла за время «реформ», чтобы отобрать у неё сырьевые богатства явочным порядком, а с другой, есть риск её возрождения. Тогда и вовсе ничего не получишь. И теперь Запад старается не упустить момент. Поиск компромисса: что будет сдано Западу, а что оставлено под собой, обещает быть опять же долгим и изнурительным. Именно в виду этого делаются какие-то телодвижения в части укрепления обороноспособности. Господствующий класс вдруг обнаружил, что ему есть, что защищать в России. Когда собственность была государственной и народной, это и в голову не приходило. Теперь другое дело. Теперь они приставят к каждой скважине по ракетной установке. Своё они будут охранять добросовестно, можно не сомневаться.
Но, с другой стороны, и Запад обижать нельзя. Как никак, а миллиарды, вырученные за газ и нефть, хранятся на западных счетах, и легитимность приемника, которым будет очевидно некий «коллективный Путин», должен подтвердить именно Запад. Ведь Россия страна не надёжная. А ну как поднимется народный бунт? Да хорошо, если «бессмысленный и беспощадный», с этим они справятся с помощью ОМОНа. А если осмысленный? Тогда уж точно в Сибири придётся не нефть делить, а дрова на лесосеке заготавливать.
Примечательно, что во время своей борьбы за ключевые посты и контроль над сырьевым потоками Кремль никогда всерьёз, прямо и открыто не обращался за поддержкой к народу. Лишь иногда рассчитывал на его моральную поддержку, но чаще бился с олигархами в одиночку, не афишируя драматизм ситуации, рассчитывая на свои силы. А почему? Потому что, опереться на народ - это означает, во-первых, вымести коррупционный сор из-под ковра и вынести его из нашей русской избы, во-вторых, вернуть народу отобранное у него в период приватизации добро, сырьевые богатства и полученные от их экспорта миллиарды, в-третьих, взять перед народом чёткие обязательства по восстановлению в условиях обильного потока нефтедолларов разрушенной страны, в частности рабочих мест и социальной сферы, и, в-четвёртых, ясно заявить свои цели и свою идейную платформу, на которой они намереваются возрождать страну. А вот этого-то как раз Кремлю ни к чему. Он вёл борьбу с «семейными» и прочими сырьевыми олигархами 90-х вовсе не в интересах страны, но лишь в своих собственных - клановых и корпоративных. Открыто признавать, что он намерен и дальше реализовывать гайдаровско-чубайсовский либеральный проект России - сырьевой колонии и вотчины олигархического капитализма - глупо, а заявлять в качестве идеалов и целей патриотизм, национальные интересы, воссоединение разделённого русского народа, и т.п. - дразнить гусей. На это можно было бы пойти лишь в крайней ситуации, когда, к примеру, появилась бы сильный политический соперник, сила, способная отобрать власть. Но такого соперника такой силы на политическом поле нет. Плодоносящие растения на российском политическом поле встретишь редко. Преимущественно, сорняк, однолетние и пустоцветы. Вот и «Родина» предпочла комфортные думские кресла обострению отношений с Кремлём. А ведь сколько было шуму, сколько громких и грозных патриотических заявлений, сколько напускной решительности. Мы уж едва не поверили. В итоге - пшик. Или, что тоже, но на птичьем языке политической номенклатуры системная конструктивная оппозиция. Так что, да здравствует стабилизация олигархического капитализма!
Вот краткая политическая история России последних семи лет. Уместилась на полутора страницах. Вывод в связи основной темой данной статьи прост: бессмысленно ожидать от партии власти твёрдой идейной платформы и активной позиции, поскольку сам Кремль, который должен транслировать ей таковые, движим не целями и не идеями, но всего лишь обстоятельствами. В этой ситуации партия власти оказалась неким громоотводом. Претензии в безыдейности и бесплодности предъявляются чаще ей, а не Кремлю. Но её бесплодность действительно выдающаяся. Степень этой бесплодности позволяет предположить, что здесь мы имеем дело с особого рода феноменом, который имеет место на разных уровнях организации материи. Он связан с чрезмерным воздействием на некий объект, то есть воздействием, превосходящим возможности его адаптации. На физиологическом уровне этот феномен исследован в школе Введенского-Ухтомского. Его крайнее выражение получило здесь наименование - парабиоз. Ткань, которая находится в парабиозе остаётся живой, но она не чувствительна к раздражителям. Это своеобразная защитная реакция. На уровне индивидуальной психики данный феномен выражается в том, что человек, который находится длительное время в состоянии психического напряжения, не то чтобы вовсе перестаёт реагировать на сигналы из вне, такой аутизм - крайний случай, но он реагирует лишь на непосредственные раздражители, он утрачивает способность к более-менее отдалённому прогнозу, механизм психического вытеснения позволяет не думать о завтрашнем дне с его возможными невзгодами, он утрачивает инициативу, способность к сопротивлению, становится равнодушным, иногда психопатически агрессивным, в иных случаях пассивным, угнетённым и растерянным, и всегда легко управляемым. Причём, в первую очередь и более всего страдает именно творческая функция, по всей видимости тормозятся те области лобных долей коры, которые ответственны за то, что нынче называют креатив. Филогенетически лобные доли коры являются самыми молодыми в мозге, и их угнетение в условиях длительного стресса вполне закономерно. В иных случаях у такого индивида ослабевает даже способность адекватной самоидентификации.
На уровне коллективного или группового сознания у данного феномена свои особенности. В частности, что касается российской партии власти, она не способна адекватно реагировать на исторические вызовы, перед которыми оказалась страна. Она самоустраняется от решения насущнейших проблем. Более того, зачастую она словно их не замечает. Это и проблема демографическая - стремительное вымирание народа, и проблема изменения этноконфессионального баланса: наплыв иноплемённых в условиях сокращения
русских, и проблема организованной преступности и коррупции, и проблема массовой наркомании, и проблема олигархов и захвата собственности диаспорой, и проблема износа инфраструктуры, и проблема падения дееспособности армии, и проблемы утраты позиций на международной арене, и проблемы необратимой деградации науки, медицины и образования, и т.д. и т.п.
Данный феномен, видимо, связан с событиями конца 80-х первой половины 90-х годов. Стремительный распад СССР, крах привычной коммунистической идеологии, гайдаровская шоковая терапия породили особый психологический тип - политических бойскаутов. Ситуативно они могут быть энергичны и активны, могут даже броситься на штурм какой-нибудь бутафорской крепости, но нуждаются, чтобы им показывали направление движения, осмысливали за них происходящие события, поскольку творческое начало и прогностическая способность отсутствуют как таковые - атрофировались в период перманентного стресса первой половины 90-х, когда задумываться о завтрашнем дне было вредно для душевного равновесия. Вот этот-то психологический тип, переволновавшиеся в ходе шоковой терапии, и подбирается в управляемую партию власти. Их задача на правах большинства во властных структурах легитимизировать решения и процессы, которые инициированы из вне. В итоге такая партия, как уже замечено, не то что не способна вырабатывать собственную систему ценностей и нравственных координат, собственные проекты, собственную политическую лексику, и т.п., но попросту не нуждается в этом. Её вполне удовлетворяет то, что Запад предоставляет в готовом расфасованном виде, и адаптируется кремлёвскими политтехнологами.
Ещё одна особенность нынешнего российского политикума - это неадекватность и алогизм его действий. В физиологии подобный феномен называется: парадоксальная реакция, и он связан с упомянутым феноменом парабиоза. На уровне физиологической ткани он выражается в том, что на сильный раздражитель ткань не даёт реакции вовсе, а на слабый напротив - бурную реакции. Нечто подобное видим у нынешней российской партии власти в Думе. Здесь, конечно, реакции посложнее, но их неадекватность также бросается в глаза.
В ответ на стремительное и катастрофическое нарушение этнического и этноконфессионального баланса, и волну этнической преступности - 40 % преступлений совершают иммигранты, число которых в России по данным ООН 12 млн., а реально, очевидно, значительно больше - до 20 млн., - Они принимают предложенный правительством закон с целью легализации инсургентов, прикрываясь лживым тезисом, что это, якобы, трудовая иммиграция. Притом что в стране 20 млн. полностью и частично безработных коренных граждан. А иммигранты, как минимум треть их - это рыночные спекулянты импортными овощами с овощебаз, не знающие, что такое платить налоги, а также же торговцы наркотиками и алкогольными суррогатами.
В ответ на разгул коррупции Они смягчают ответственность за экономические преступления. Принимают в 2003 г. обновлённый УК с сотнями поправок, направленных на «гуманизацию» уголовно-правовых норм. Примечательно, что самым главным моментом этой «гуманизации» была отмена такого инструмента сдерживания коррупции как «конфискации имущества».
В ответ на катастрофический рост наркомании - за 10 лет демреволюции число наркоманов выросло более чем в 10 раз, а среди подростков - в 18, только детей 4 млн. пристрастилось к наркотикам, а смертность от них возросла в 90-ые годы в 12 раз, Они понижают ответственность за хранение наркотических препаратов. Принимают закон, по которому наркоторговец может иметь с собой 10 разовых доз. То есть, фактически, легализует розничную торговлю наркотиками.
В ответ на разгул терроризма, вал криминальных убийств и преступлений с нанесением тяжких увечий и ранений - до четверти миллиона в год, вопиющие примеры насилия и даже массового убийства детей, Они упорно сохраняют в силе ельцинский мораторий, то есть запрет на смертные судебные приговоры и смертную казнь преступников.
В ответ на расцвет педофилии - в Россию уже устраивают туры для западных педофилов, а половина детской порнографии поступает на мировой рынке из нашей страны, Они снижают ответственность за вовлечение детей в проституции и понижают возраст вступления в брак.
В ответ на демографическую катастрофу - вымирание страны, связанное, среди прочего, со скудностью жизни, с бедственным положением социальной сферы, Они,
из года в год планируют профицитный бюджет - в 2005 г. полтора триллиона рублей, то есть помогают правительству прятать деньги от сирот и нищих матерей в чулок. Видимо, усвоили доктрину МВФ для туземных стран, направленную на понижение численности туземного населения.
В ответ на особенно катастрофическое вымирание русских и пробуждение русского национального самосознания - единственное, что может спасти тысячелетнюю русскую цивилизацию, Они пытаются не дать развиться этому процессу, готовят законодательную базу для подавления русского национального сопротивления, спешат заселять Россию китайцами и азербайджанцами.
И перечисление подобных неадекватных реакций можно продолжать бесконечно.
Понятно, что все эти решения вызревают в других головах и лоббируются определёнными силами, но без утверждения «правящей партии» они не могли бы вступить в законную силу. И ведь многие здесь русские по происхождению. Предполагать в них злобных русоненавистников, вроде, опять же неправильно. Пусть значительная и даже большая часть из них - алчные циники, которые заняты набиванием собственного кармана и надуванием щёк, а в остальном - трава не расти. Но неужели такие все? Ведь их, при всех оговорках, выбирают люди. Остаётся последнее объяснение - описанный выше синдром. Только вот цена подобной коллективной психопатии российской «правящей партии» - гибель России. У индивида остаются возможности спасения, например, эмиграция. А у России как цивилизации, как исторического проекта не остаётся никаких шансов.
По сути, в России сложилась двухпартийная система. Социально-консервативная партия - народ и враждебная ей элита. В массе своей эта элита конформистская, а её верхушка - прозападническая, по крайней мере, в части представлений о парадигмах развития страны: буржуазная квазидемократия, республиканизм, федерализм, неприкосновенность собственности - читай итогов приватизации, открытая для вторжения ТНК экономика, «свобода» СМИ в разрушении остатков нашей традиционной культуры и нашего национального самосознания, примат прав индивида - читай олигарха и компрадора над правами коллектива и народа, в целом, отделение церкви от государства и уравнивание в правах традиционных конфессий и новоявленных сект, и т.д. и т.п. Составляют эту элиту, мечтающую, как уже замечено, инкорпорироваться в глобальную наднациональную элиту, коррумпированная высшая бюрократия, сросшийся с ней хозяйственный олигархат, обслуживающая его этнохимерная интеллигенция и тот самый публичный политикум, о котором идёт речь в этом разделе. В нём помимо центристов по-прежнему заметны так называемые либералы. Подробнее о феномене либерализма мы скажем в другом разделе. А здесь сделать только небольшое отступление, чтобы пояснить сам термин.
Либерализм иногда трактуют очень широко. Будто бы любое развитие гражданских и политических свобод, любое утверждение частной собственности, любая частная инициатива, любое субъективное и гражданское право, и даже право как таковое, в частности, конституционное ограничение прерогатив институтов власти и государства, всё суть либерализм. Здесь легко можно дойти и до очевидного абсурда. В таком случае и римский принцепс Август, и древнекитайский тиран - первый император Поднебесной Цинь Ши хуанди, и византийский василевс Юстиниан, и Киевский князь Ярослав Мудрый, и Екатерина II - все либералы. Ведь все они радели за частного собственника и проявляли активность на ниве законотворчества. А происходит подробное вследствие неспособности исследователя отделить сущность явления от акциденции, то есть от случайного и преходящего в нём.
Суть либерализма как общекультурной доктрины проста, она заключается отнюдь не в свободе в её высоком религиозно-философском понимании, но всего лишь в утверждении индивида и его частных, субъективно понимаемых интересов выше интересов народа и любых надындивидуальных сущностей - церкви, государства, культуры и самого рода человеческого, освобождении индивида от нравственных заповедей религии, и оправдание любых, даже девиантных проявлений его несовершенной природы. В 19-м веке либеральная риторика использовалась также в освободительной борьбе малых наций Европы против крупных империй, в которые они входили. Эту борьбу поддерживал ростовщический интернационал и прочие этнофобы, рассчитывавшие заменить собой романо-германскую родовую аристократию. Однако «право наций на самоопределение» также является акциденцией в либеральной доктрине, поскольку таковая, вообще, не рассматривает нации в качестве субъекта исторического бытия. Здесь единственный реальный и «законный» субъект истории - это индивид и, если он не полностью свободен от обязательств перед обществом и государством, то, во всяком случае, эти обязательства минимальны. В свою очередь вмешательство государства в хозяйственное, социальное и культурное бытование страны также сведено к минимуму. В экономике, в частности, это означает: дайте свободу рынку, и игра стихийных экономических сил всё устроит автоматически.
Если воспользоваться ленинской лексикой, то можно сказать, что три психологических источника либерализма это - индивидуализм, вульгарный гедонизм и эгоизм, а три его социально-философские составные части: картезианский прогрессизм, утилитаризм и социал-дарвинизм. Можно было бы поискать и квазирелигиозные источники в кальвинистической доктрине избранничества на основе делового преуспеяния, это, впрочем, лишнее. Либерализму чуждо всё, что выходит за пределы профанного. Во всяком случае, в главном и первом громком манифесте, на который опирается либерализм - в знаменитой французской Декларации прав человека и гражданина 1789 г. провозглашены четыре основных гражданских права, которые объявляются естественными: социальная свобода, собственность, безопасность и право сопротивления насилию со стороны власти. Все они носят вполне земной, если не сказать - приземлённый характер.
Именно в этой связи либерализм, как общекультурная доктрина, никогда не имел в православной России широкого отклика. В 19-м веке, когда либеральная идея получает хождение в буржуазной Европе как идеология третьего класса, Россия остаётся дворянской монархией. Реформы Сперанского лишь с оговорками можно считать либеральными. Герцен и его единомышленники, которые оплёвывали русскую армию, усмирявшую польский бунт, а позже радовались русскому поражению в священной Крымской войне «за ключи от храма Господня», оставались дворянами-аристократами, так что их либерализм сомнителен. А вскоре российский культурный класс уже увлечён новой европейской безделицей - социализмом, в частности марксизмом. Лишь узкий кружок петербургских интеллигентов-западников, сконцентрированный в редакциях газет и на кафедрах немногих университетов, позаимствовал либерализм из Европы в качестве идейной и политической платформы. Но и этот кружок, как уже замечено, большого влияния не имел и не дал сколь-нибудь крупных имён - Катков, Чичерин, Грановский, а сама идея, не смотря на то, что её главному проводнику в публичной политике Витте удалось склонить Николая II подписать манифест 17 Октября, оказалась в тени марксизма, так как в силу вульгарной утилитарности не способна потенцировать человеческий дух и человеческую пассионарность. Даже познавательный интерес к либерализму был не велик. Уж больно нелепой, жалкой и убогой казалась русским эта интеллигентская муть. Вспоминается исследование эмигранта В.В. Леонтовича «История либерализма в России», а в основном либерализм удостаивался разве что статеек в журналах и сборниках.
Нынешний неолиберализм популярен в России лишь в еврейской диаспоре и в среде этнохимерной этнофобии. Единственная причина того, что либералы обильно присутствуют во власти и столь влиятельны в российском политическом истеблишменте - всемерная поддержка Запада, при их посредничестве осуществляющем разграбление наших недр, и сосредоточение в руках либерального кагала огромных, едва ли не всех финансовых ресурсов страны и значительной части редакций СМИ. Но в русском народе либерализм никогда сколь-нибудь слышных отголосков не находил, и сколь-нибудь чётких проекций в русской душе не имел. Не случайно либеральные партии пытаются апеллировать к молодёжи, используя её социальную и духовную незрелость и инфантильность. Но за ними идёт лишь молодёжь всё той же диаспоры и маргинальная «тусовка». Кажется, Кремль и на этом поле в последнее время переигрывает записных либералов. При этом сами либеральные принципы утверждаются в хозяйственной и общественной жизни именно благодаря кремлёвским стабилизаторам. Понимая, что это отнюдь не вызовет народного одобрения, они не хотят засвечивать данный процесс, как это делалось в ельцинскую эпоху, либеральные принципы и либеральные решения протаскиваются тихой сапой.
Именно к либеральному лагерю принадлежит и та часть политической элиты, которую можно было бы назвать политической богемой в связи с её безответственностью и известным хамским презрением к стране, которую они в своём кругу уничижительно называют «совком», «этой страной» и т.п. Те самые влиятельные эксперты, информированные о перипетиях закулисной политической возни, главные редакторы солидных изданий, многочисленные политологи и т.п. Не сказать, чтобы это было совсем невиданное явление, но от этого оно не становится менее гадким и отвратительным. Российская политическая богема не просто тесно связана с Западом, но им вскормлена, выпестована и добросовестно исполняет его поручения. Однако это вовсе не означает её продажности. Она работает на разрушение России не за страх и не за звонкую монету, хотя и не без этого, а за совесть. Понятно, что, если по своим политическим взглядам они либералы, то по культурной ориентации - западники. Их политический идеал - парламентская республика, слабый федеральный центр, президент - из числа субъектов с двойным гражданством и двойным дном, радикальные либералы в правительстве, контролируемые либералами же законодательные институты, и покорное следование в фарватере западной политики. Разве что ещё спорят, кому нужно вычистить ботинки в первую очередь, а кому во вторую, Европе или Америке. Собственно, то, что мы и имели в 90-ые годы. В период их почти полного торжества. Когда не хватило буквально нескольких лет до развала уже не только Большой России, но и её обрубка - ампутанта холодной войны - ельцинской РФ.
Эта группа тесно связана с этнохимерной интеллигенцией, да, собственно, и является частью последней. Как и интеллигенции, в целом, политической богеме свойственна неизбывная русофобия, порой столь страстная, что она едва справляется её скрывать. Может показаться, что эта либеральная интеллигенция ведёт борьбу за власть с бюрократией, но это не совсем так. Она лишь зорко следит, чтобы власть не утрачивала своей колониальной сути, не отклонялась от курса, прописанного Западом, и стремится продвинуть во властные сферы своих единомышленников. Сама же выбирает позицию вечной оппозиции, так как ничтожить сущее - её единственное призвание.
Другая заметная сила в российском политикуме - те, кто называют себя коммунистами. Несмотря на всё ёще относительно большие проценты на выборах, и на то, что в их рядах немало искренне болеющих за Россию дельных русских людей, они отживают свой век. Проценты - всего лишь следствие инерционности социальных процессов и социального сознания масс, но отнюдь не заслуга самих коммунистов, в значительной мере потерявших перспективу и смыслы. Поэтому по их поводу скажем лишь два слова. В 80-х у них не выдержали нервы, они отказались от Большой идеи - осчастливить мир, сокрушив в решительной схватке капитализм, и устроив общество всеобщего благоденствия на основе обобществления средств производства и осуществления на практике принципа всеобщего равенства. В 90-ые они добровольно отступили на социал-демократические позиции, приняли западный буржуазный парламентаризм и прочие правила игры западного толка квазидемократии в качестве левых в европейском понимании, то есть цивилизованных борцов за права социальных аутсайдеров в рамках буржуазной демократии. Этим, однако, они подписали себе смертный приговор. Как социал-демократов их в любом случае никто не воспринимает. К тому же социал-демократическую риторику и саму идею, безобидную, удобную в хранении и транспортировке, мало к чему обязывающую, может использовать кто угодно, в России ею уже давно интересуется партия власти. А в отсутствии большой идеи, без демонстрации готовности за неё умирать, они не интересны и пассионарной романтически настроенной части молодёжи, которая в таковой идее остро нуждается и которая только под знамёна такой идеи может построиться. Именно поэтому коммунисты уже даже и не пытаются выходить на улицу. Улица больше не их и их уже никогда не будет.
Наконец, последняя часть российского политикума это пресловутые нейтрализаторы - партийные проекты протекторатной власти, призванные нейтрализовать, скомпрометировать, ошельмовать, расколоть, пустить в ложном направлении русское национально-патриотическое движение. Вокруг них поднимается немало шума, однако их влияние на принимаемые властью решения мизерна, а, учитывая их подставной характер, нет смысла обсуждать и их идеологические установки.
Таким образом, внутри российского политикума идёт соревнование не идей, но ресурсов: кто имеет больше доступа к уху президента, кто к олигархической мошне, кто к карману западных спонсоров. Поддержка населения также считается ресурсом, но не ключевым. И обеспечивается она не подлинной политикой, но политтехнологиями, административным ресурсом и т.п. Политика здесь не столько борьба за общественные идеалы, сколько за групповые интересы и привилегии. Кто поверит «коммунистам», что они искренне стремятся упразднить капитал и передать власть советам, когда все видят, с какой охотой они променяли баррикады на уютные думские кресла, знают об их увлечённости коммерцией, связями с одиозными олигархами и громадном опыте, накопленном в 90-ые годы, находить взаимовыгодные компромиссы с антинародной властью. Все помнят как их лидер в пору побед коммунистов на думских выборах посещал соймище западного олигархата в Давосе, надувал щёки и всем своим респектабельным видом давал понять «акулам капитализма», что с ним можно иметь дело. Кто поверит либералам, что они радеют о мелком и среднем бизнесе, если они кормятся с руки олигархов - монополистов? Кто поверит записным патриотам, что они готовы решительно схлестнуться с протекторатной властью, когда они годами делают вид, что пирамида этой власти, по их же собственному убеждению насквозь гнилая, увенчана на вершине драгоценным алмазом, излучающим во мрак российского политического бытия едва ли не свет софийной мудрости? Кажется, вот-вот архангелы слетятся к этому алмазу, и сам он явлен из пространства премирных сил, Херувимов и Серафимов.
Даже, если это тактика политической игры, она лишает реестровых патриотов права на нравственное водительство здоровых народных сил, потому что в сфере морали любая фальшь становится роковой. Да и истинная вершина пирамиды нынешней российской власти, как уже отмечалось, находится отнюдь не в Кремле, но за морями. И, если исходят от той вершины какие-то лучи, то это, надо думать, сефиры - лучи божества еврейской каббалы. Русскому уму они не светят, и русскую душу они не греют. На вершине же пирамиды нашей русской власти может быть только национальный лидер, который был бы в первую голову совестью нации, олицетворением её духовного и нравственного идеала.
Впрочем, так называемая патриотическая часть российского политикума вполне заслуживает, чтобы разговор о ней выделить в отдельный раздел.
Национально-патриотический лагерь не связанный с КПРФ и коммунистической идеологией после погрома осени 1993 г. долго не мог оправиться. Он начинает конституироваться только несколько лет назад. Степени разрозненности и разобщённости русских национально-патриотических сил, размытости и разноречивости их идеологии соответствует их количественное и качественное представительство в политическом истеблишменте, и их влияние на политические процессы. Имея колоссальный ресурс в виде моральной поддержки большинства населения, влияние на конкретные политические решения эти силы практически не оказывают. Пробившиеся в истеблишмент индивиды и группы, позиционирующие себя как патриотов, разрываются между властью и народом, между европейской респектабельностью и политкорректностью, и необходимостью решительных действий, которых от них ждёт народ.
Тут нужно помнить, что интегрирование особого сорта представителей национально-патриотических сил в политическом истеблишменте было инициативой самой власти. Понимая, что это неизбежно, власть проявила умную инициативу, в результате мы имеем феномен реестровых или, иначе, записных патриотов. Реестровые патриоты похожи на парниковые овощи, вызревшие под кремлевской пленкой - с виду вполне нормальный русский помидор или огурец, но попробуешь эту сыть на зуб - пресные и безвкусные. А то и с гнильцой. У кого двойное гражданство, у кого своё казино, а то и интересы в нефтяном бизнесе, кто-то якшается с одиозным олигархом, кто-то подъедается у кремлёвского стола, у многих счета в западных банках. Их можно также сравнить с лабораторными мышами. Они неплохо чувствуют себя в неволе, даже способны размножаться, и при этом идейно стерильные и больно не кусаются. Отсюда политическое мелкотемье и малая эффективность. Продуктивность их усилий снижает также раздробленность и взаимная неприязнь лидеров группировок, которые к тому же опасаются внутренней конкуренции в своих структурах, и стремится обеспечить на долгосрочную перспективу собственное безусловное лидерство в них, окружая себя посредственностями.
Однако национально-патриотический подъём и потребность в представительстве во власти русских людей объективны. Потому политтехнологии Кремля по клонированию обманок - нейтрализаторов русского национально-освободительного движения не могут не давать сбоев. В публичной политике, в частности, и в думских фракциях появляются настроенные патриотически умные и компетентные люди. Но они не делают здесь погоды. Их голоса тонут в дружном гвалте конформистов. Их идеи не могут найти действенной поддержки во время думских голосований и прочих политических собраниях.
Да и идеи за редкими исключениями хроменькие, убогонькие, как у погорельцев с глухого хутора. Один требует повысить налог на сверхприбыли олигархов, то ли на один процент, то ли на один с четвертью. Высчитал. И эту четверть он не отдаст, будет доказывать с пеной у рта. Как будто вся эта сверхприбыль без остатка не принадлежит коренным народам России, безоговорочно и раз, и навсегда. Другой предлагает порнографию по телевидению показывать только после одиннадцати, как будто мы не обязаны беспощадно выкорчевывать всё, что прямо или косвенно разрушает нашу национальную культуру и нашу христианскую нравственность в любое время дня и ночи. Третий глухо сетует из дальнего угла, что нет национально-патриотического телеканала, как будто все каналы на русской земле не обязаны быть национально-патриотическими и без всяких уклонений. И не под страхом административных кар, а под страхом строгого морального суда нации. По крайней мере, новую расходную статью бюджета для этого писать не надо.
Критика власти со стороны пробившихся в политический истеблишмент персон, позиционирующих себя как «патриотов», носит за немногими исключениями общий абстрактный характер. На разные лады повторяются банальности о коррупции, об алчности бюрократов и олигархов, о недостаточной социальной ориентированности курса, о губительности экспортно-сырьевой экономики, о неэффективности и экономических ошибках правительства и некомпетентности его министров, о необходимости инвестировать в крупные инфраструктурные проекты и технологическое перевооружение, о ценовом «беспределе» монополий, о заниженных цифрах инфляции.
Это не политическая борьба и не защита национальных интересов - это имитация и профанация. Вовсе не обязательно быть парламентарием или лидером патриотической партии, чтобы видеть все эти безобразия, они очевидны любому рядовому гражданину, который даёт себе труд задуматься о происходящем вокруг. О коррупции, жуликах-олигархах, завышенных ценах судачат даже бабульки на лавочках. Национально и патриотично мыслящий политик обязан вскрывать конкретные факты. Какие правительство, «партия власти» в Думе, и крупный бизнес принимаю антинародные решения, проводят сделки, в которых наносится ущерб стране, иметь калькуляцию этого ущерба, вскрывать подоплёку, называть имена министров - и заинтересованных лиц, стоящих за спиной коррумпированных чиновников, подписывающих документы, и их мотивацию, и одновременно с широкой оглаской фактов направлять материалы в прокуратуру, Счётную палату и другие контрольные органы. Он обязан не только будировать общественное сознание и критиковать протекторатную власть, но выдвигать по принципиальным проблемам детальные проработанные, хорошо обоснованные альтернативные проекты и программы, притом действовать на опережении, а не махать кулаками после драки.
Но реестровые патриоты, допущенные в политический истеблишмент спускать пар народного гнева и раздражения действиями власти, старательно «соблюдают конвенцию», которую символически подписывают, занимая думские кресла и приобретая прочие преференции. Как уже замечено, они до сих пор не удосужились провозгласить своей программной целью воссоединение триединой русской нации и наделения русского народа конституционной правосубъектностью. Вообще, боятся называть вещи своими именами и отделываются эвфемизмами. Яркий пример - нелегальная иммиграция, да и легальное заселение русских городов и весей азербайджанцами и другими инокультурными этносами. От записных патриотов не услышишь ни имен этнических группировок, ни конкретных предложений, оформленных в законопроекты. Только общие рассуждения и самореклама.
Скрупулёзно вести учёт преступлениям иммигрантов, тщательно подсчитывать экономические убытки от их наплыва, включая косвенные, и тиражировать известия о случаях пренебрежения ими к правилам русского общежития, всё это в концентрированном виде отражать в законопроектах и при каждом удобном случае бить оппонентов цифрами и фактами, вот что нужно было стране, а не видеоролики.
В вопросе о так называемых олигархах и их олигархическом капитализме записные патриоты также сдержанны. Ясных и прямых призывов к ликвидации олигархов как класса и проекта законодательных мер в этой связи от них опять же не слышим и не видим. Более того, из благих побуждений ещё и регулярно предлагают модернизировать, приспособить к российской действительности, окультурить еврейскую хозяйственную парадигму - талмудический капитализм. Но нам он не нужен ни в каком виде. Ни в открытом и агрессивном, ни в напомаженном и припудренном. В нашей русской хозяйственной парадигме, которая вполне допускает частную инициативу и предпринимательство, нет места ростовщичеству, биржевым спекуляциям - гешефтам на росте акций предприятий и курсовой разнице валют, равно нет места частным монополиям, всевозможным рентам и рантье. Она признаёт только трудовой и подлинно предпринимательский, промысловый, от слова «промыслы», доход и законный наследственный капитал. И при условии, что он служит всему обществу.
Иные из реестровых патриотов вместе с партией власти даже рассуждают о необходимости «консолидации общества». Эти призывы, модные у нынешней политической элиты, только потому не вызывают у народа ярость и гнев, что они так же абстрактны и бессодержательны, как и бездумны. Кто и с кем будет консолидироваться на деле, в реальной жизни? Новодворская с Ампиловым? Или приватизатор на службе у ЦРУ и Бильдербергского клуба Чубайс с русским офицером, орденоносцем и героем многих войн полковником Квачковым? Или может быть кузбасский шахтёр со сколиозом и рязанская доярка с грыжей будут консолидироваться с Абрамовичем с его золотыми яхтами и Вексельбергом с его позолоченными яйцами? Это то же самое, что предлагать в 41-м году русским на оккупированных территориях «консолидироваться» с СС.
Но самое показательное - приватизация. Вот оселок, на котором в силу его болезненности проверяется подлинная суть любого политика. Требование реприватизации должно для каждого политика патриотического лагеря стать тем же, чем была для Катона фраза: «Карфаген должен быть разрушен», которой этот римлянин завершал все свои речи, включая те, тема которых не имела прямого отношения к Карфагену. Но, кажется, патриотический бомонд уже не видит в этой афёре всех времён и народов, сделавшей народы России коллективными побирушками, ничего страшного. Требования безусловного и безоговорочного возврата хватанного в полном объёме и без всяких «компенсаций» из его нестройных рядов уже давно не выдвигаются даже в предвыборных программах, не говоря уже о законопроектах. Это считается несолидным и несерьёзным. Тем самым реестровые патриоты легитимизирует итоги приватизации. То обстоятельство, что наисовременнейшие оборонные предприятия, без которых, вообще, невозможно говорить об обороноспособности страны, вертолетные, ракетные, авиационные заводы оказались в руках иностранцев, едва ли не диверсантов ЦРУ, их уже не смущает. Видимо у думских кресел имеется какой-то чудесный, облучающий эффект - у посидевших на этих креслах происходит паралич воли, эрозия совести и мутация сознания.
Реестровые патриоты объявляют себя конструктивной оппозицией. Но, ведь, это, ни что иное, как своего рода, клятва на верность Кремлю. Однако конструктивная оппозиция возможна при конструктивной власти. У кого повернётся язык называть таковой нынешний режим с его четвертью триллиона в валюте в американских банках? Очень редки обращения в прокуратуру, в суды, в органы госбезопасности в связи с открытым грабежом страны и принятием решений, явно наносящих ущерб государству. А уж чтобы доводили дело до конца, и вовсе не было случая. Не стали наставать на обнародовании доклада Счётной палаты по приватизации, придании его широкой огласке. Ни одного примера денонсации ущемляющего национальные интересы договора, отзыва подписи под неравноправным соглашением, или отмены явно разрушающего страну закона. Поговорят в узком кругу и забудут. Настойчивость не проявляется даже по самым громким антигосударственным сделкам, как, например, Сахалин 1 и 2. Или передача стратегическому противнику - США, по сути, безвозмездно - по цене едва ли не в 50 раз ниже рыночной, оружейного урана, которым начинены боеголовки, снятые с ракет, идущих под нож сокращения, а ведь там стране наносится ущерб, сравнимый с годовым госбюджетом. Или кража из Госрезерва никеля и редкоземельных металлов на десятки миллиардов долларов. Или афёра с вывозом в 1995 г. почти 800 тонн золота в западные банки. Или не менее наглая афёра с пресловутыми ГКО и дефолтом, где из казны на глазах у всей страны преспокойненько увели десятки миллиардов долларов, а в финале ещё и выпотрошили банковские счета вкладчиков. Или, мутная история с государственными займами у МВФ и прочих западных займодателей. Как за несколько лет правления Ельцина государственный долг России вырос более чем на 100 млрд. дол., с 34 млрд. при Павлове до более 150 млрд., притом что весь бюджет страны в ту пору был в несколько раз меньше? Были ли эти астрономические займы в реальности или, что более вероятно, как и все крупные экономические преступления, это чисто кабинетная, бумажная афёра? Опять же вывоз капитала из страны составляет десятки и сотни миллиардов долларов ежегодно. А ведь с них, будь они даже не украдены грубым образом, либо вовсе не заплачены налоги, либо заплачены не в полной мере, то есть прямое преступление - обворовывание страны. И никакого мониторинга этого грабежа. Кто-то сообщает, что вывозят по 20 млрд. долларов в год, кто-то прикидывает, что под 50, есть цифра уплывшего их страны за годы демсмуты - 3,5 трлн. дол. А должен быть именно мониторинг, с цифрами и именами. Некому заниматься. Как некому заниматься и проблемой курса рубля по отношению к доллару и евро. Заниженный курс, как уже устали повторять добросовестные экономисты, поощряет экспорт сырья и тем самым тормозит развитие российской промышленности. Ущерб не сосчитан, но очевидно, что счёт идет на десятки, если не сотни миллиардов долларов. А что говорить о Стабилизационном фонде? Прямые убытки от размещения его средств в малодоходных бумагах американского Минфина в 2005 г. в связи с ослаблением доллара составили по оценкам Счётной палаты более 100 миллиардов рублей. Опять же по поводу выкупа втридорога активов, присвоенных еврейскими олигархами при Ельцине, молчок. Надо полагать, лет через десять, как в случае с залоговыми аукционами, Счётная палата установит здесь «нарушения», поговорят для отвода глаз и забудут. Равно как некому остановить интернационализацию стратегических активов в связи с объявленными гарантиями Западу его «энергетической безопасности», очевидно, в обмен на признание приемника.
Примечательны и разговоры об ошибках правительства и его либерального курса. Уже, кажется, самый тупой понимает, что речь идёт отнюдь не об ошибках, а о целенаправленном осмысленном исполнении заказа западного большого олигархата - превращении страны в сырьевой протекторат Запада, о действиях в интересах иностранных правительств и корпораций, то есть об умышленной подрывной антигосударственной деятельности представителей Пятой колоны, заполнивших правительственные кабинеты, агентов влияния, как называли их в КГБ во времена СССР. Чего стоит только структура более чем 200 миллиардных золотовалютных резервов. Висящий на волоске, постоянно девальвирующийся доллар и деноминированные в нём ценные бумаги имеют в этих резервах львиную долю, а постоянно и очень быстро растущее в цене золото - всего несколько процентов, около 5, и вывозится из страны, пополняя американские запасы. У американцев золото составляет едва ли не 80 % резервов, а в абсолютном выражении около 8 тыс. тонн, при менее 400 тонн у России. Притом что мы являемся крупнейшими добытчиками. Это что, не предмет уголовного дела?
Или идея пресловутого Стабфонда. Значительная часть прибыли от экспорта углеводородов передаётся тем же США практически безвозмездно, мизерные проценты по их «ценным» бумагам, как уже сотни раз сказано сотнями авторов, никак не покрывают даже инфляцию - падение покупательной способности доллара. Даже полностью подконтрольная и лояльная Кремлю Счётная палата на это прямо указывает. Явный умысел на помощь Америке покрывать дефицит своего бюджета и ограничение инвестиций в российскую экономику. Не дать подняться экономике страны и остановить демографическую катастрофу - вот подлинные цели такой финансовой, в частности, денежно-кредитной политики, уж, во всяком случае, её результаты. Этим давно должна заниматься прокуратура, но потребовать от неё решительного расследования преступления, некому. А ведь если прямые убытки исчисляются астрономическими цифрами, то каковы же косвенные: вымирающий народ, обескровленный реальный сектор экономики, невозможность технологического перевооружения промышленности и развития фундаментальной науки, изношенная и не обновляемая инфраструктура, сужающаяся сырьевая база, забытая деревня, ущемлённый космос, по сути, безоружная, нищая и, как прямое следствие, деморализованная и плохо обученная армия, необорудованные границы, отсутствие экологических программ и т.д. и т.п.?
В старом Уголовном кодексе был раздел: Преступления против государства, в нём 69-я статья - вредительство. Её предусмотрительно убрали демреформаторы из нового кодекса, но и в нём имеется статься 285 - Злоупотребления должностными полномочиями. Она трактует о деяниях, повлекших существенное нарушение интересов общества и государства. Счётная палата таковое уже установила. Ведь, если в оценке косвенных убытков могут быть разногласия, то прямой ущерб считается легко. Однако некому перевести бесплодную дискуссию о Стабфонде и структуре госрезервов из политической плоскости в уголовно-правовую.
Конечно, в радении реестровых патриотов за Россию никто не сомневаться. Но всё же место в истеблишменте для них важнее интересов страны. После октября 93-го на открытую жёсткую конфронтацию с протекторатной властью никто из публичных политиков, позиционирующих себя как патриотическую оппозицию, так и не решился.
Вообще, было бы ошибкой ожидать, что действенные импульсы нашего русского национального возрождения могут исходить от нынешнего российского политикума. Новых Ляпуновых, Мининых и Пожарских здесь маловато. Нет духовной и интеллектуальной национальной элиты, пассионарной, самоотверженной и искушённой, способной не только проанализировать и понять существо этносоциальных явлений и феноменов, сформулировать и положить в основу национально-государственного и культурного строительства принципы, которые коренятся в глубине народного самосознания и вековой национальной традиции, вместо импортированных с Запада в готовом виде, но и открыто, без обиняков с ними выступить, умеющей не только различить врагов и союзников, но выбрать адекватные методы борьбы с первыми и условия компромисса со вторыми, найти верные слова для пробуждения патриотических чувств русских людей, оформить могучие народные инстинкты в чёткую позицию, направить в нужное русло священный народный гнев и созидательную энергию, элиты способной к соборному мышлению, к организованным практическим действиям, готовой подчинять личные и групповые амбиции общему делу - делу возрождения русского Отечества.
Сам практический характер политики, каждодневная и ежечасная изнурительная борьба за практическую власть, за очередные выборы делает это мало реальным, заставляет искать компромиссы, концентрироваться на частностях сиюминутного значения, не позволяет отвлекаться на осмысление идей концептуального характера, тем более что открытая манифестация таковых грозит пресечением политической карьеры со стороны контролирующих политическое поле сил, стремящихся сохранить статус кво. Даже в той части политикума, которая позиционирует себя как патриотическую оппозицию, видим всё тот же конформизм, лишь в более широких рамках. При этом используется исключительно западная политическая лексика, западные политические формы, заимствованные у Запада приёмы политической борьбы, сколь модные, столь и подленькие политтехнологии. Редко кто пытается критиковать «идеалы западной демократии», речь основном идёт об её усовершенствовании, приближении к западным стандартам. Ещё и соревнуются чудаки, кто из них больше европеец и социал-демократ, то есть полномочный агент «цивилизованного мира» в «дикой России». Конечно, случаются исключения. Но нарушить это правило по силам очень масштабным личностям, каковых на высоком политическом горизонте пока не видно либо они тушуются. Политик, даже патриотического крыла, вынужден мыслить и действовать, вписываясь в наличный политический контекст, притом что сам этот контекст формируется не им.
Если хочешь, чтобы народ шёл за тобой, иди за ним. Этот принцип, приписываемый Лао-цзы, фактически не позволяет практическому политику увлекаться и возглавлять проекты глобального характера, имеющие целью смену парадигмы национального культурно-исторического развития. Ведь массы, особенно в провинции и на селе, прозябают в бедности и морально подавлены. Они не то что идти, с колен подняться не в состоянии. Между тем Россия, как многие понимают, нуждается именно в смене цивилизационной парадигмы. Прежде всего, духовной, культурной, идейной, эстетической и, уже как следствие, политической и экономической. Остаётся надежда на патриотические русские сообщества, возникающие снизу. В последнее время наметилась их консолидация, пока ещё не организационная, но хотя бы идеологическая.
Подводя итог теме власти и бизнеса в современной России можно с уверенностью сказать, и об этом сегодня говорят уже многие, что нынешний российский господствующий класс, политическая и экономическая элита как целое, как социальная группа, - не наша национальная элита, и вообще никакая не элита, псевдоэлита. Партия власти не только не может выступить вдохновителем, мозгом, мотором и инициатором возрождения России, она является одним из главных препятствий такового, поскольку не видит своего места в этом процессе, ведь она изначально замышлялась выпестовавшими её западными демиургами как элита побеждённой страны, народов - лузеров. Она не только не способна восстановить трудовую этику и поднять ценность производительного труда, обеспечить прямую связь между честным общественно-полезным трудом и благосостоянием человека, его социальным статусом, но и не заинтересована в этом, поскольку в этом случае сразу же возникнет вопрос об её собственной никчёмности и фальшивости, следовательно, и об её легитимности.
И это вовсе не субъективная оценка. В данном случае действует марксистский принцип: практика - критерий истины. Стремительное, невиданное в мирную эпоху вымирание страны, сокращение населения едва ли не по миллиону в год - какие ещё нужны доказательства несостоятельности нынешнего правящего класса? Инвалидность в экономике также очевидна, таковая носит явно сырьевой характер и ничего не слышно о крупных многоаспектных и в тоже время целостных хозяйственных программах с чёткими параметрами и сроками их реализации, для решительного изменения ситуации. Отсутствие сколь-нибудь осмысленных национальных проектов - духовно-идеологических, демографических и инфраструктурных, кроме как по выкачиванию сырья, эффективной внешней политики - якобы социальное государство в руках этого правящего класса - не более чем примитивный, к тому же плохо работающий собес. Бессодержательность правления нынешней элиты, мелкотемье её инициатив и проектов - ещё одно доказательство её протекторатной сущности и её абсолютной творческой бесплодности. Она не только не способна отвечать на современные вызовы, что отмечают многие, но, даже и не ставит себе таких задач, попросту прячет голову в песок. До тех пор, пока она не будет вытеснена с политической доски, Россия будет оставаться сырьевой колонией более развитых стран, она обречена на стагнацию и медленное вымирание, в лучшем случае, и на полный развал в уже обозримом будущем, в худшем.
При этом, понятно, что русским в их борьбе с этой элитой и созданным ею протекторатным режимом, важно избегать негативистских стереотипов, оппозиционерства государству как таковому, и революционерства, что было столь свойственно многим в период слома советского строя, когда в итоге сломали не режим, а саму страну и её государственный каркас. Мы должны бороться не с государством, которое есть только институализированный инструментарий этносоциальной самоорганизации, а с той силой, которая его захватила и обернула против народов России - с прозападнической протекторатной компрадорской элитой, политической, хозяйственной и медийной. Никакой русской национально-патриотической оппозиции в России быть не может. Это они - оппозиция. Оппозиция нашей Русской идее, нашей тысячелетней русской истории и нашему тысячелетнему русскому будущему. А мы русские, наследники своих великих русских предков в своей стране - единственно подлинная власть. Единственно законное правительство «в изгнании». Наши проекты должны быть исключительно созидательными позитивными и конструктивными, а избавление страны от навязчивых услуг нынешней химеризованной лжеэлиты в этих проектах должно быть лишь эпизодом и частностью.
Разговором о бюрократии мы заключаем статью «Власть против народа».
В начале разделим высшую бюрократию и миллионную массу госслужащих среднего и низшего звена, которые лишь исполняют решения, спущенные «высоким начальством», и которые по своим интересам и стереотипам близки к городскому мещанству и мелкой буржуазии. Мы здесь будем говорить преимущественно о тех, кто реально управляет ресурсами страны, кто полномочен либо фактически решает вопросы по существу - администрация президента, правительство, то есть руководство федеральных министерств и ведомств, и высший управленческий уровень так называемых «субъектов федерации». Этот слой весьма тонкий, однако, парадокс российской действительности состоит в том, что при слабом государстве мы имеем бюрократического монстра, от которого стонет вся страна. По коррупции Россия среди мировых лидеров, а её объёмы исчисляются триллионами рублей и могли бы составить вполне полновесный второй бюджет страны.
Постсоветская элита, идеологически и психологически ориентированная на Запад и контролирующая государственные институты, упорно демонстрирует приверженность либеральным принципам «неучастия государства». Они отстранились от решения большинства общенациональных общегосударственных задач. В частности, в сфере культуры, науки, идеологии, информационной политики, инфраструктурной политики, национальной политики проективная роль государства низка как никогда. Да и в экономике в широком смысле, доля государственной собственности и участие государства в целом сведены к минимуму. Лишь в нефтегазовой отрасли да в оборонке государство присутствует с заметными активами. Но частичная реприватизация в упомянутых отраслях, как известно, была осуществлена в ходе ожесточённой борьбы внутри нового олигархата, и в интересах не столько государства, сколько одного из олигархических кланов. К тому же государственными пакетами в крупных добывающих компаниях и естественных монополиях управляют те же самые гешефтмахеры, которые грабили государство в период угара либеральных «реформ», и сомнительно, чтобы они вдруг стали отстаивать общегосударственные интересы на собраниях акционеров и в советах директоров.
В целом же, контроль над монополиями, над крупным бизнесом, как и в 90-е годы, слабый. Государственное регулирование ключевых для экономики сфер почти отсутствует. Эффективная тарифная политика, которая призвана умно защитить внутренние рынки, не только отсутствует, но даже не раздаётся обещаний из высоких правительственных кабинетов, что такая политика будет вырабатываться. Здесь по-прежнему безраздельно главенствует либеральный принцип, рынок де отрегулирует всё сам ко всеобщему удовлетворению. То обстоятельство, что сама история уже не однократно и во многих странах, в частности в США в конце 20-х - в начале 30-х годов прошлого столетия, в Латинской Америке - в 80-х и в самой же России - в 90-х, полностью этот принцип опровергла, наших доморощенных либералов никак не смущает.
Казалось бы, если государство ушло отовсюду, откуда только можно, то ни зачем не нужен большой управленческий аппарат. Однако в нынешней России он почти в полтора раза более многочисленный, чем даже в тоталитарную советскую эпоху. А ведь тогда бюрократия контролировала всё и вся. Более того, в последние годы в своей политике стабилизации Кремль в известной мере делает ставку именно на бюрократию. И по сути, население поддерживает эту политику, приветствуя возврат в госсобственность, то есть в управление бюрократии некоторых крупных активов, из огромного количества приватизированного в 90-е годы.
Однако расчёты на бюрократию в деле возрождения страны никак не оправдываются, и можно с абсолютной уверенностью прогнозировать: никогда не сбудутся. А всё дело в том, что здесь решающее значение имеет корпоративная этика. К несчастью, в посткоммунистической России социальная этика дембюрократии - «коси коса - пока роса», «на то и власть, чтоб пожить всласть». Торговля вразвес национальными и государственными интересами - её фирменный почерк.
Судя по последним выступлениям первого чиновника страны, даже он глубоко разочарован в российской бюрократии. Собирая чиновничий «актив», он всякий раз с удивлением обнаруживает перед собой аудиторию, состоящую отнюдь не из государственных мужей, но из особого рода коммерсантов, в сущности тех же самых торговцев.
Они торгуют должностными полномочиями, правом принимать решения с той же непосредственностью, что бабульки у метро семечками. Плати таксу и получай «кулёк» с решением министерства, губернатора, главы администрации района и т.д. У этих людей два таланта: оценить платёжеспособность клиента - они словно рентгеном просвечиваю ваш карман, и замести следы своих коррупционных деяний. Уговаривать этих монхнолапых отказаться от налаженного, поставленного на конвейер, отработанного с применением новейших достижений логистики «бизнеса», - также наивно, как уговаривать косолапого, проникшего на пасеку и уже окунувшего в улей по локоть лапу, не есть стекающий с этой лапы наземь мёд. Также бесперспективны попытки решить проблему коррупции путём простого повышения зарплаты чиновнику. Ведь, давно замечено, что корысть ненасытна.
Часть самой верхушки бюрократии - креатуры западного Большого олигархата - так называемые либералы - ещё бьются «за идею»: утвердить Россию в качестве сырьевой колонии и тем самым заслужить признание Запада. Но «широким слоям» чиновничества думать об этом недосуг. Они заняты практическими «делами». Коррупция в этой среде стала нормой одновременно с началом демреформ. По сути, коррупция здесь важный и неотъемлемый элемент механизма госуправления, без которого этот механизм, и это отмечают многие авторы, попросту остановится, так как не имеет иных приводных ремней.
Собственно сам по себе феномен коррумпированной бюрократии - отнюдь не редкость. Да и коррупция изобретена не в России. Но в России ситуация усугубляется тем, что в среде высшей бюрократии сильно влияние этнохимерной этнофобии. То есть острота проблемы связана даже не с тем, что бюрократия имеет слишком много прав, хотя и здесь желательно соблюсти меру, но с тем, что высшая бюрократия постсоветской России, равно как и крупный бизнес, набирается из среды многочисленной, активной и влиятельной российской этнохимерной общности. К русскому народу эта общность никакого отношения не имеет, и интересы страны ей абсолютно безразличны. Телевизионная картинка из Белого Дома все 90-е годы, да в известной мере и теперь, похожа на репортаж не с заседания русского правительства, а с заседание Синедриона, только нынешние каифы переодеты в современное цивильное платье, но габитусы, а зачастую и имена вполне характерные: Гайдар, Чубайс, Немцов, Козырев, Кириенко, Лившиц, Шохин, Авен, Кох, Вавилов, Швыдкой, Фрадков, Кудрин, Рейман, Левитин, Лавров и далее по списку.
Одни из них подготовили для себя хлебные места в крупных монополиях, другие уже вдоволь «насосались» русской кровушки и отбыли в Лондон, в Хайфу, на Майями или в Калифорнию, третьи пока только присматривают себе местечко поуютнее за границей, куда они подадутся с семьями, когда жареный петух нацелится на их раскормленные зады. И в этом смысле крупная бюрократия современной России мало чем отличается от крупного бизнеса, представители которого мечтают при выгодной конъюнктуре «сбросить» российские активы, и перевести наличные в западные банки, либо уже сделали это.
Неслучайно взаимный обмен кадрами между бюрократией и компрадорской бизнесэлитой, который в других странах всегда вызывает подозрения, в России носит характер свободный и регулярный, и вовсе не считается противоестественным - сегодня министр помог магнату-аферисту из разряда «своих» присвоить завод, скважину или целую отрасль, завтра магнат, «как честный человек», предоставляет министру место в совете директоров.
Рассчитывать на какие-то изменения в этой среде, в её морали было бы, как уже сказано, верхом наивности. Эта мораль глубинно обусловлена качеством «человеческого материала». Нерусских дельцов здесь удачно дополняет определённый тип русских - а именно нравственно подслеповатых, готовых принять имморализм этнохимер, а зачастую и вовсе интеллектуально ограниченных. Серость иных из них столь вопиюща, что вызывает у народа много веселья. Но это не то веселье. Тут впору расплакаться. Ведь малограмотные субъекты во власти с сытыми «рязанскими» физиономиями, вроде главного ритора 90-х, прикрывают своими тучными фигурами ограбление страны, придают ему своего рода этническую легитимность. Они напоминают тысяцких на свадьбе. Вот только свадьба та - не наша, не русская.
По месту в социальной структуре высшая бюрократия в России нынче - это не часть чиновничества, но часть олигархата, притом далеко не последняя. И здесь одна из самых больших угроз будущему России. Постсоветская демэлита построила в России государство-клан. Персоналии могут меняться, но клановость остаётся. Собственно проблема даже не в клановости как таковой, иногда клановость, как форма структуризации общности и её высшего слоя, играет позитивную роль, но в том, что нынешний правящий слой противопоставляет свои интересы интересам страны и народа. Любые инициативы, любые ростки национального возрождения, которые будут возникать в общественном организме, обречены засыхать и вянуть, потому что необходимый для их роста ресурс в цепких руках этого вненационального клана, самого влиятельного и могущественного в стране.
По сути, приходится констатировать приватизацию российского государства. Государство, которое должно быть формой самоорганизации нации, стало всего лишь формой самоорганизации тонкого, но активного слоя этнохимер, составляющих в современной России протекторатную госадминистрацию и компрадорский олигархат. Отсюда невиданное отчуждение государства и населения. Если верховная власть за счёт информационных технологий зомбирования, неустанных трудов армии пиарщиков и вышколенных в последние годы информационных редакций центральных каналов электронных СМИ всё еще имеет кредит доверия, то правительству и законодательным органам не верит почти никто. Тут бессильны любые технологии. Никакие решительные перемены, никакое подлинное оздоровление невозможны до тех пор, пока государство не будет реприватизировано и национализировано.
А пока управленческие таланты здесь попросту не нужны. Крупных инфраструктурных проектов, кроме разве что одного-двух, связанных с экспортом сырья, за все годы демреформ дембюрократия не только не осуществила, но даже и не пыталась. С горем пополам завершили строительство ГЭС в восточной Сибири, начатое ещё в советское время, да и то, очевидно, по требованию иностранных акционеров и потенциальных иноземных потребителей электроэнергии. Мечтают разве что расширить и удлинить газовую и нефтяную трубу, да горюют, что дороги в Сибири плохие. Нам, кстати, надо радоваться, что труба узковата, а наши отцы и деды не успели построить в Сибири дороги. Иначе по хорошим-то дорогам уже всё бы «вынесли» из страны, подобно забулдыге, пропивающему последние вещи из квартиры. На месте тайги скоро торчали бы несколько подгнивших стволов посреди голой пустыни, а в загубленных ландшафтах оскопленных месторождений брезговали бы жить даже волки. Разве что кинематографисты радовались бы удачной натуре для съёмок нового «Сталкера».
В протяжении пятнадцати лет высшая бюрократия и либеральные «экономисты», а зачастую обе эти ипостаси, соединены в одном лице, заявляют, что намерены делать ставку на иностранные инвестиции. Учитывая, что при этом настежь распахнуты финансовые ворота для вывоза капитала из страны, и вывозится он в объёмах астрономических, притом само государство, то есть высшая бюрократия, успешно конкурирует с частным бизнесом в части вывоза капитала, выглядит это по меньшей мере странно. А по большей - предметом уголовного дела. Однако прокуроры у нас люди, как известно, подневольные, а выступления многих и многих русских экономистов и просто возмущённых людей, даже вполне авторитетных, игнорируются с тем откровенным цинизмом, с которым, по античной легенде, галльский вождь бросил свой меч на весы, когда побеждённые им римляне взвешивали золото для выплаты галлам контрибуции. Русские проиграли «холодную войну» Западу и внутриполитическую борьбу евреям, так «горе побеждённым».
Что же касается редких заезжих в Россию инвесторов, то это всё больше примитивные спекулянты и так называемые портфельные инвесторы. В последнее время, впрочем, появляются и крупные мировые производители, размещающие свои производства в больших городах в расчёте на готовую инфраструктуру, на дешевизну русского труда, датируемые государством цены на энергию и на отсутствие серьёзной конкуренции на российском рынке. Местные власти принимают их с распростёртыми руками, рассчитывая, в свою очередь, пополнить бюджет новыми налогами и решить сиюминутные проблемы. Но на длительную перспективу они, как и крупные иностранные торговые сетевики, вредны, так как их внедрение на российский рынок ставит крест на целых отраслях национальной экономики, и, тем самым, сужает поле деятельности для национального капитала.
Одновременно помимо сырьевой, Россия превращается ещё и в трудовую колонию. И это не менее опасно, учитывая, что нынешняя протекторатная власть отнюдь не намерена стоять на страже интересов российского труда в его отношениях с иностранным капиталом. Само же государство, имеется в виду опять же высшая бюрократия, торгуя концессиями и сдавая в аренду западным компаниям российскую землю вместе с дешёвой рабочей силой, превращается в рантье. То есть в тупого и ленивого прожигателя жизни, лишённого всякой инициативы и любых творческих помыслов, которому досталось в наследство накопленное предками богатство. Или эдакого польского пана - шляхтича, спешащего сдать своих крепостных в управление еврею - фактору и отправиться в Варшаву на шляхетские балы. Нынче это называют Всемирный Экономический Форум и т.п.
К тому же, внушая населению, что спасение страны не в коллективном самоотверженном труде, не в необходимости настраиваться на длительную, кропотливую работу по подъёму экономики, но в иноземных инвестициях, компрадорская власть впрямую разлагает и сам народ. Придёт де дядя с мешком денег, поставит линию по разливу пива и пепси-колы, а то и сборочный цех авто, и заживём. В сознании людей откровенно умаляется роль труда, созидательного творчества, деловой предпринимательской инициативы, воспитывается паразитарная психология и взращивается поколение, для которого упорный регулярный созидательный труд во благо собственное и Отечества перестает быть насущной необходимостью и первейшим жизненным императивом.
Отсутствие государственного мышления здесь видно и в том, что размещать производства иностранным корпорациям позволяют не в малых провинциальных городах в депрессивных регионах, с целью их оздоровления, что ещё можно было бы принять, но в крупных мегаполисах с готовой инфраструктурой, и без того отравленной экологией, нередко прямо в черте города. Между тем разрастание Москвы и немногих крупных мегаполисов в условиях кризиса и упадка провинции - это ещё одна громадная проблема. Ведь одной из причин роста России в предыдущие века являлось то, что наживать состояния и делать карьеру активным персонам - пассионариям было проще именно на окраинах страны. В Москву и в Петербург такие люди возвращались уже доживать свой век. Нынче же ситуация прямо противоположная.
Главный источник фантастических капиталов, сколоченных аферистами- олигархами в невиданно короткие сроки, - не административные таланты, каковыми обладали те же Потёмкин или Воронцов, и не деловые качества, которыми с лихвой были наделены Строгановы и Демидовы, но, как всем известно, банальный грабёж госсобственности. А вопросы, связанные с дележом народных богатств решаются именно в Москве федеральной бюрократией и, частично, в региональных столицах. Выросший здесь крупный компрадорский капитал подтягивает себе в обслугу средний и мелкий. В итоге в столичных банках происходит концентрация до 90% финансовых ресурсов страны.
Многие отмечают пагубность такого положения. Но едва ли не более губительным является то обстоятельство, что в Москву вслед за деньгами из нищей, обобранной до нитки провинции, стекаются и остатки пассионарности. Во-первых, в Москве эта пассионарность приобретает паразитический модус, во-вторых, лишённая пассионарности провинция обрекается на стагнацию и вымирание. Спасти её скоро будет невозможно даже инвестициями, так как для освоения таковых на местах нужна всё та же пассионарность - энергичные деловые люди, которые будут удовлетворять свои амбиции и своё честолюбие, не только набивая личный карман, но и принося пользу стране. Но обеспечить такой пассионарностью провинцию будет гораздо сложнее, чем перевести в местные банки из столичных лишний миллион долларов.
Надо также понимать, что отток хотя бы относительно пассионарных субъектов из провинции в крупнейшие мегаполисы производит мультиплицирующий негативный эффект. Дело в том, что пассионарии выступают своего рода центрами самоорганизации - хозяйственной и социальной. Вокруг них объединяется менее пассионарное большинство и, подпитываясь энергией их энтузиазма, их одержимости, пусть зачастую и корыстной, слабопассионарная масса худо-бедно включается в созидательный культурный процесс.
Отток энергичных субъектов - это не просто потеря отдельной персоны, рушится вся структура активности. Целые деревни, посёлки и малые города утрачивают способность к созидательному творчеству, а регионы становятся дотационными. Экономический ущерб от необходимости поддерживать в них жизнь, несоизмерим с выгодами, которые получают крупные мегаполисы с ростом концентрации в них активных и амбициозных выходцев из провинции. Тем более что выгоды эти весьма сомнительны, учитывая, что модус пассионарности, как уже сказано выше, в мегаполисах часто приобретает отнюдь не созидательный характер. Когда такой энергичный субъект живёт в маленьком городке у всех на виду и его дела-делишки известны всем соседям, он волей-неволей вынужден включаться в решение социальных проблем. В крупном же мегаполисе он без зазрения совести может отдаться спекуляциям, которые всегда более выгодны, чем честная работа, а нередко и вовсе опускается до криминала.
Однако, глядя на нынешнюю российскую высшую бюрократию, её персонажей, не возникает никаких иллюзий в отношении того, что она способна вырабатывать какую-то стратегию развития страны. Причём страдают больше всего именно русские области. Если бюрократия национальных республик ещё как-то заботится о своём населении, и уровень жизни, к примеру, в Татарстане, относительно удовлетворительный, то в соседних русских областях - в Волгоградской или Астраханской, неизбывная бедность и заброшенность бьют в глаз. Эти области производят впечатление дальних колоний, которые уже обобраны рублёвскими колонизаторами с двойным гражданством и офисами в Лондоне, и теперь быстро вымирают.
Единственное, о чём нужно радоваться - высшая бюрократия не забывает иногда строжить среднюю и низшую, которые поддерживают жизнь в больших и малых городах.
Эти показательные порки президентом губернаторов, губернаторами своих районных глав, а теми - начальников коммунальных служб в своих районах регулярно показывают по центральному и местному телевидению. Они считают полезным иметь на всякий случай фиговые листки, которыми можно было прикрывать своё безразличие к стране и свою алчность. Впрочем, и этим высшая бюрократия утруждает себя далеко не всегда. Примеры налицо.
Нефтяной магнат, на котором клейма негде ставить, словно хромую кобылу на торжище покупает за медный пятак губернаторское кресло в отсталой провинции и при этом большую часть времени проводит за границей, на другом конце материка в более комфортном климате и комфортабельных резиденциях, продолжает вести свой личный бизнес, скупает иноземные замки, участвует в светских раутах и светских скандалах. Такого цинизма, такого хамства не мог позволить себе даже какой-нибудь колониальный вице-король или наследный принц 18-го века. Для нынешнего же российского политического истеблишмента это в порядке вещей. Никто в его нестройных рядах не находит в этом дерзкого, точнее наглого вызова всему обществу. Не возмущается нижняя палата, не шумит верхняя, отводит глаза прокуратура, верховная власть делает вид, что ничего не замечает, оппозиция проявляет завидную сдержанность. А впрочем тут есть своего рода продолжение традиции. Петербургские аристократы в 19-м веке нередко оставляли в своих родовых поместьях приказчиков караулить крепостных крестьян, а сами отъезжали в Париж и роскошно там жили на присылаемую из России ренту от поместий и промыслов. Разве что носы у нынешних аристократов подлиннее, а крепостные те же - Ваньки да Парашки.
Данный пример лишний раз доказывает, что прагматизм нынешней российской власти с необходимостью предполагает имморализм. Непотопляемость и многолетнее сохранение ключевых в государстве постов самыми одиозными фигурами российского политического олимпа постсоветской эпохи, вроде Чубайса, Кириенко, Грефа, Кудрина, Зурабова и прочих подобных, - так же следствие концептуального имморализма власти. Понятно, держать подобные жупелы на виду верховную власть понуждает целый комплекс причин. Тут и личные обязательства, и обязательства перед зарубежными протекторами, чьими креатурами подобно рода фигуры зачастую являются, и расчёты на их посредничество в сношениях Кремля с мировым олигархатом, и прагматичное стремление использовать их воровские капиталы, и желание нейтрализовать потенциальных противников, которых можно в любой момент заполучить в их лице, и прочие конъюнктурные соображения. Однако это может служить объяснением, но никак не оправданием.
Щедро раздавая синекуры и ордена сомнительным субъектам, а то и вовсе одиозным персонажам, не считаясь ни с моралью, ни с мнением людей, высшая власть ведёт себя подобно абсолютной монархии. В своё время известный французский острослов Ларошфуко говорил о таковой, что она чеканит людей словно монету, назначает им цену, какую заблагорассудится, и все обязаны принимать этих людей не по их истинной стоимости, а по назначенному курсу. Однако абсолютным у нынешней власти является разве что имморализм. И назначая одиозным личностям, прохвостам и аферистам фальшивую цену, она лишний раз компрометирует самою себя, выступая, в сущности, в роли официального фальшивомонетчика.
Русские Потёмкины и Воронцовы не подачки раздавали в своих губерниях, а вдохновляли и организовывали местное население на созидание. Зато и вошли в историю выдающимися личностям. Нынешние откупщики территорий и целых отраслей хозяйства похожи скорее на Хлестакова, чем на Воронцова или Демидова. В историю они войдут разве что объектом насмешек, вместе с теми, кто им протежировал. Самое же опасное и губительное здесь то, что власть, демонстрирующая народу свою абсолютную безнравственность, даже не безнравственность, а концептуальное отрицание всякой морали как таковой - имморализм, воспитывает подобное отношение к жизни у населения, и без того развращённого захлестнувшей Россию волной либеральной буржуазной антикультуры.
Впрочем, в одном отношении приведённый выше пример не типичен. Дело в том, что бюрократия, как, кстати, и западного толка демократия, а они друга предполагают, редко имеет имена. Обладая громадной властью, бюрократия сообщает ей качество анонимности. Что в свою очередь избавляет саму бюрократию как властную корпорацию от всякой ответственности. Её корят, ей пеняют, грозят её сократить и призвать к ответу, её существо остроумно вскрывал Парсонс, но она неуязвима, потому что безлична и прячется за нагромождением структур. Подобно мифологической многоглавой лернейской гидре, всякий раз на месте одной, особенно противной обществу, отрубленной чиновной головы она немедленно отращивает две новых и ещё более омерзительных. И пока не видно того Геракла, который смог бы её одолеть.
Новая генерация российской высшей бюрократии не имеет ни морали, ни традиции, ни устойчивых социальных и культурных признаков. Объединяет её только психология временщиков - неистребимая устремлённость к наживе, алчность, цинизм, безответственность, бессовестность. Хотя любые словообразования с корнем «совесть» здесь кажутся мало уместными. Впрочем, есть ещё один общий культурный признак. Большевики к середине 30-х годов ушли, но оставили в наследство сталинской бюрократии русофобию, то есть страх перед русским народом, которым они правили, и одновременно глубинное презрение к нему. В послевоенный период эта русофобия постепенно сходила на нет, но новая дембюрократия в первой половине 90-х вновь развила её до крайних пределов. Частично сменившая в последние годы дембюрократию бюрократия «центристская», хотя возможно и не в столь отстрой форме, но продолжает страдать этой же болезнью и ни за что не допустит роста патриотических сил, нашего национального возрождения. В этом она солидарна с экстремистской дембюрократией 90-х. А её «идеал», именуемый центризмом, означает лишь то, что у этой группы лучше развит инстинкт самосохранения нежели у либералов и опекаемого ими олигархического капитала, и она не желает погибнуть вместе с олигархами в голодном народном бунте.
Впрочем, обличать бюрократию, насквозь коррумпированную и циничную, и осуждать коррупцию в России давно уже стало трюизмом. В этом деле не поупражнялись разве что глухой и немой. Сами коррупционеры в высоких кабинетах охотно принимают в этой говорильне живое участие, вскрывают глубинную природу и внимательно редактируют законы против коррупции. Здесь как в кавказской пословице: когда позвали убивать плохих, самый плохой первым принялся точить нож.
Гораздо хуже дело обстоит с идеями о том, как с этим пороком покончить или хотя бы его обуздать. Как заставить бюрократию служить общенациональным задачам и интересам? Эта проблема сродни квадратуре круга. Она существует даже в сплочённом и глубоко религиозном Иране. Даже Китай, искони отличавшийся высокой конфуцианской дисциплиной своего чиновничества, не может победить коррупцию. Что уже говорить о развинченной России. Однако в Иране казнят за воровство казённого добра или прямые убытки стране в результате коррупции начиная с 10 тыс. долларов. А в Китае массовые показательные казни крупных чиновников-коррупционеров, стали чем-то вроде развлечения во время народных гуляний, не частых, но регулярных. Поэтому коррупция здесь хотя и имеет место, но не может приобрести такой фантастический размах как в современной России. Страх - весьма сильный внутренний стопор.
В России подобное вряд ли пройдёт. Если мы соберёмся казнить чиновников за ущерб в 10 тыс. дол., то у нас не хватит расстрельных команд, а если их всё же хватит, то в Москве может заметно сократиться население. Но и других серьёзных идей нет. Единственная стройная концепция у либералов. Они никак не могут забыть счастливые 90-е, когда можно было грабить страну не скрываясь и не таясь, и даже бравируя, кто больше вынес и выгоднее сбыл. И они всё ещё продолжают мечтать о возврате тех благословенных времён, когда тупые гои под гипнозом брехни про демократию безмолвно взирали, как «дети Сима» снимают с них последнюю рубаху, срезают косы на шиньоны и выдирают золотые коронки из голодных, но ещё живых ртов. Эти «дантисты» предлагают едва ли не полностью упразднить в России государство, правительство обратить в арбитражных управляющих, распродающих оставшиеся на балансе активы обанкроченной фабрики, и отдать всё во власть «рынка», то есть объявить новый сезон свободной охоты гешефтмахеров с двойным гражданством в русских прериях.
Однако, их крокодиловы слёзы по поводу несчастных олигархов, которым бюрократы мешают делать их честный гешефт, не убеждают. Противостояние крупного бизнеса и бюрократии - это разборки внутри одной и той же прослойки негодяев. К тому же они почти всегда, за исключением редких случаев, находят компромиссы к обоюдной выгоде. Вообще, в теме коррупции обычно основное внимание отводится чиновнику, хотя центральной фигурой здесь, как правило, является именно коммерсант. Большинство взяток даётся за выданные бюрократом разрешения коммерсанту на действия, которые наносят либо прямой ущерб казне и общественным интересам, либо косвенный. Так что милые бранятся - только тешатся. В современной России совсем другая коллизия: компрадорский воровской капитал в сговоре с коррумпированной бюрократией против всего народа и интересов страны.
Неубедительность других предложений по борьбе с бюрократией связана с очень неглубокой рефлексией по поводу природы коррупции и бюрократизации управления. Поэтому, здесь скажем по данному поводу несколько слов. О причинах, по которым растёт роль и значение бюрократии, мы подробно говорим в книге «Локальный культурогенез и законы истории», здесь же коротко повторим основные положения. В глубинной подоснове усиления влияния бюрократии - падение этносистемной пассионарности во второй половине культурогенеза. А Россия, как мы помним, ныне как раз вступает в период культурогенетической зрелости. Гражданское общество утрачивает былую пассионарность, а вместе с нею и творческую инициативу. Одновременно слабеет филономическое, то есть общинное чувство. Вообще, истинная демократия - примета ранних периодов культурогенеза. Хотя и тогда общенациональные государственные вопросы решают наиболее авторитетные - аристократия, но массы, по крайне мере, выказывают заинтересованно участие. Люди умеют делить свое время, силы и энергию между личным и общественным.
В стареющих культурах иное. Большинство людей заняты собой, своим хозяйством, мелким бизнесом, семьёй, личной жизнью. У индивида всё меньше интереса к общественным делам, он стремится перепоручить их чиновнику, который получает за это жалование. Как следствие, традиционные формы и институты социальной регуляции, скрепляющие сложное этносоциальное целое - обычаи, сословная этика, религиозная мораль, общинное, сословное, кастовое, полисное, цеховое и другие виды самоуправления слабеют, частью отмирают вовсе и, по крайней мере, становятся всё менее эффективными. Вот тогда-то этносоциальному организму для скрепления и поддержания в функциональном состоянии социальных органов и тканей, и требуется искусственный корсет. Этот корсет называется «институты государства». То есть регулятивные функции гражданское общество поручает «министерствам и ведомствам», соответственно вырастает влияние чиновника, институты же гражданского самоуправления постепенно хиреют.
Кстати, романо-германская культура в этом отношении не исключение. Развитое гражданское общество на Западе, которое нам постоянно тычут в нос наши прозападные либеральные политологи, оккупировавшие телеэкран и газетные полосы, во многом подлог и фикция. На Западе гражданское общество цинично имитируют хорошо организованные и обильно оплаченные финансовым олигархатом структуры и влиятельные СМИ, которые зачастую находятся непосредственно в собственности финансовых воротил. Большинство крупных и влиятельных «общественных» организаций клюют с руки банкирского интернационала, либо их курируют государственные институты, включая спецслужбы, которые в свою очередь служат тому же самому интернационалу. К примеру, известно, что почти все крупные американские так называемые неправительственные организации финансируются либо Госдепом США, либо из кассы магнатов - фонды Рокфеллеров, Карнеги и т.п. Но гражданские институты являются подлинными, когда они существуют на средства граждан, но не банкиров и государственных органов, тем более, спецслужб.
Причём роль и влияние национальных структур гражданского общества на Западе с каждым годом падает. Банкирский этнофобский олигархат подменяет их крупными интернациональными организациями, которые призваны олицетворять своего рода наднациональное «гражданское общество», вроде «Международной амнистии», «Гринпис» и т.п. Причём, используются эти организации самым циничным образом. К примеру во Франции, в конце 70-х годов французское отделение Гринпис активно демонстрировало против строительства атомной электростанции. А позже выяснилось, что «зелёных» курировало американское правительство, американцы же щедро оплачивали эти демонстрации в расчёте помешать конкурентам и продвинуть на европейский энергетический рынок свои энергетические компании.
Но продолжим по основной теме. Объективно назревшее усиление роли государства в зрелой культуре в свою очередь привлекает в госучреждения людей - пусть и не пассионариев, но весьма честолюбивых, стремящихся сделать карьеру на службе, повысить свой социальный статус. Этносистемная пассионарность отныне распределяется в основном между государственными институтами и бизнесом. Чем более влиятельно государство, тем больше его институты адсорбируют этносистемной пассионарности. В тоталитарном государстве более всего, в либеральном, где государство маловлиятельное, - менее всего.
Однако здесь нужно понимать три вещи. Первое: в государственные органы на чиновные хлеба приходят люди хотя и честолюбивые, но отнюдь не инициативные. Случаются, конечно, и исключения, и в рядах бюрократии вполне могут присутствовать отдельные творческие личности. Но бюрократия, как целое, никогда не бывает творческой силой. Ожидать от бюрократии инициативы и корить за её отсутствие также нелепо, как предъявлять претензии домашней кошке, что она не несёт яиц. Природа бюрократии такова, и об этом свидетельствует опыт всех локальных исторических культур, что не предполагает в ней инициативы. Даже в СССР бюрократия нуждалась в ЦК КПСС как в источнике таковой.
Может показаться, что в середине 90-х годов этот тезис был опровергнут в России дембюрократией, перевернувшей в стране всё вверх дном. Однако не будем забывать, что, во-первых, по своему психотипу и социальному происхождению дембюрократия не была бюрократией, скорее особым отрядом этнохимерной интеллигенции. Страстная ненависть к русской России, боязнь, что она успеет опомниться, и стремление поскорее создать вокруг себя адекватную собственной сущности социальную среду - всё тот же индивидуализм, эгоизм и космополитизм, питали её неистовость в деле разрушения «этой страны», которое они назвали реформами. А во-вторых, ничего творческого в дембюрократии 90-х не было. Новые вульгарно либеральные одёжки для впавшей в прострацию России она шила по лекалам, любезно предоставляемым квалифицированными американскими «модельерами».
Более того, Запад, видимо не доверяя бездарности своей Пятой колонны, позаботился прислать своих «консультантов». Наставлять российское правительство из США было откомандировано по разным сведениям от двухсот до пятисот человек. Эти-то «консультанты» и определяли не только общее направление, но даже конкретные параметры и алгоритмы демреформ: ставки налогов и пошлин, параметры бюджета, учётную ставку, условия и размеры займов, адреса и имена кредиторов, величину допустимой инфляции, кадровую политику и т.п. Многие из них, как теперь стало известно, являлись штатными сотрудниками ЦРУ. Чубайсовские комиссии, осуществлявшие приватизацию, сплошь состояли из таких «специалистов». В частности, приватизацию предприятий оборонного комплекса проводили именно кадровые офицеры ЦРУ и военной разведки Пентагона. Особенно их интересовали предприятия ракетного и авиационного комплексов. Некоторые приватизаторы в цэрэушных погонах, как например оскандалившийся позже у себя на родине Д. Хэй, назначенный Чубайсом начальником экспертного отдела Госкомимущества, не гнушались секретнейшие предприятия оформлять на себя.
Второе, что нужно сказать о бюрократии - нельзя требовать от неё человечности. Тут нужно понимать, что бюрократизация управления это не источник, не причина, но итог и следствие атомизации общества, которое неизбежно происходит в середине всякого локального культурогенеза вследствие закономерных перемен популяционного сознания. Таковое индивидуализируется, лишается филономического начала, в результате родовые, клановые, цеховые, сословные, общинные связи ослабевают, традиционное общество изживает себя, и возникновение нового слоя чиновников бюрократов является отражением этого обстоятельства. В России бюрократизация управления мало по малу начинается в 18-м веке. Петровские реформы, безусловно, способствовали этому процессу, но отнюдь не они являются его источником. Они сами есть следствие тех же глубинных эндогенных перемен в сознании, которые порождают бюрократию.
Подробнее мы говорим об этом в тракте «Локальный культурогенез и законы истории». А здесь для нас важно, что бюрократ по природе своей не может проявлять сочувствия к тем, кто обращается к нему со своими проблемами. Ведь он уже не часть живого целостного организма, каковым являлось традиционное общество с его приоритетом коллективных ценностей и с его патернализмом. Он всего лишь винтик неодушевлённого механизма, в каковой превращается государство в зрелых локальных культурах, вступающих, если воспользоваться лексикой О. Шпенглера, в эпоху цивилизации. Он только обезличенная функция. И это не личный дефект конкретного бюрократа, это природа всего чиновного класса. Причём осуждать его за эту отстранённость и бездушие было бы не совсем справедливо. Ведь и те просители, которые приходят на приём к бюрократу тоже, ведь заботятся, как правило, лишь о своих личных интересах. Примечательно, к примеру, что большая часть населения России, сетующего на то, что бюрократия и власть в целом ни чем кроме собственных корыстных интересов не озабочены, не удосуживается даже один раз в несколько лет прийти на выборы законодательной власти, чтобы исполнить свой гражданский долг.
В любом случае от чиновника бессмысленно требовать сочувствия людям. Зато от него можно потребовать честности и компетентности. Нельзя требовать, чтобы бюрократ был движим чувством долга. Потому что у винтиков не бывает чувств, но можно требовать, чтобы он руководствовался законом. Так поступают на Западе. Бюрократия не может быть доброй, но она может быть эффективной. И эффективной она является только тогда, когда в обществе есть сила - социальный слой, группа, или хотя бы вождь, которые могут поставить чиновничеству чёткие задачи, конкретные цели и строго с него спросить за исполнение. И здесь мы переходим плавно к третьему обстоятельству, касательно природы бюрократии.
Бюрократия не самостоятельная сила, в терминах феноменологии её не опишешь, она является лишь производным и нуждается в существовании политического класса, который, в свою очередь будет нуждаться в её услугах. Она такая, какая нужна инициативной силе правящего класса. В России сегодня правящий класс - это этнохимерный, то есть вненациональный олигархат. И бюрократия ровно такая, какая нужна этому классу. Но если смотреть чуть глубже, то правящего класса в России нет вовсе. Нынешние правители не боле чем колониальная или, точнее, протекторатная администрация, коллаборанты и компрадоры - то есть посредники в деле ограбления русских природных ресурсов на службе у победителей в холодной войне - западного олигархата и «золотого миллиарда», администрирующие нефтяную и газовую трубу. Подлинный же правящий класс в условиях торжествующего сегодня в мире, точнее в западном полушарии, глобализма и талмудического капитализма находится в Вашингтоне, Нью-Йорке и Лондоне, а ещё точнее - загорает на элитных пляжах южного атлантического побережья Англии, там климат очень мягкий, да в швейцарских и австрийских Альпах на горнолыжных курортах. И не случайно российская высшая бюрократия тщательно отобрана именно по принципу лояльности и преданности западному олигархату и идеям глобализма. Так что, тот, кто мечтает о дебюрократизации страны и победе над коррупцией, должен, прежде всего, озаботиться возвращением России подлинного суверенитета и национального правящего класса.
Исходя из сказанного выше становится понятно, что есть четыре основных направления борьбы с коррупцией и бюрократизацией управления. Первое - нужно взращивать творческую инициативную национальную элиту. Ведь бюрократия вовсе не бесполезная общественная сила. Её назначение - исполнять задания, предложенные творческим авангардом общества. Причём кадры национальной творческой элиты могут воспитываться в самых разных сферах национального бытия: в науке, в искусстве, в технике, в армии, в бизнесе, собственно в системе управления. Важно, чтобы эта национальная элита осознавала себя в качестве таковой и была способна сформулировать и постоянно модернизировать достойный цивилизационный проект для России. А бюрократии достаточно быть организованной и эффективной при исполнении поставленных задач. Реформы Сперанского, Николая I, Александра II, Столыпина, Сталина, были бы невозможны без хорошо организованной, квалифицированной, ответственной и эффективной бюрократии.
Второе направление - нужно создавать развитую сеть институтов гражданского самоуправления и гражданского контроля. И одновременно вводить драконовские наказания для чиновников за вскрытые гражданским контролем умышленные действия, которые наносят вред общественным интересам. Самоуправление и разветвлённый, всепроникающий общественный контроль - вот подлинное лекарство от коррупции. Но это отнюдь не то самоуправление, про которое говорят либералы, и которое должно подменять сами государственные институты и их функции. Самоуправление не может устанавливать, например, таможенные тарифы. Но при каждом министерстве, при каждом комитете вполне может существовать профильный общественный наблюдательный совет, экспертная комиссия и т.п., в которых предусмотрена ротация членов, чтобы труднее было покупать их решения.
Чиновник без контроля и страха рано или поздно мутирует в монстра, в Минотавра, требовавшего от афинян каждый год семь юношей и семь девушек. И проще ему такой контроль организовать, чем регулярно делать жертвоприношения. Кстати в этом отношении лучшие времена в России были в первой половине 90-х годов. Тогда в городах существовали райсоветы, а в посёлках - поселковые советы. Партийной «опеки», выхолащивавшей смысл этих общественных институтов, уже не было, в райсоветах заседали директора школ, поликлиник, домов культуры, государственных заводов и фабрик, руководители заводских профсоюзов, которые прекрасно владели ситуацией в своём районе, там имелись многочисленные профильные комиссии. Райсоветы были наделены реальными полномочиями и реально ограничивали всевластие районной и городской бюрократии, а их численность была достаточно велика, чтобы коррумпированным бюрократам и недобросовестным коммерсантам было невозможно «договориться» с каждым депутатом персонально. Именно этот институт в значительной мере не позволил в ту сложнейшую пору окончательно угробить и растащить страну. И именно поэтому антинародная протекторатная центральная власть поспешила уничтожить райсоветы. Созданные им на смену спустя годы муниципальные советы сколь-нибудь похожим влиянием не пользуются и сколь-нибудь похожими полномочиями не обладают, и, как правило, подмяты районными администрациями. Очень важно восстановить институт райсоветов, а муниципальные советы должны дополнять, а не замещать их.
Третье направление борьбы с бюрократизацией и коррупцией связано с проблемой нравственного состояния общества. Степень нравственности или безнравственности чиновника всегда отражает уровень нравственности в обществе. Бессмысленно требовать от бюрократии добросовестности и бескорыстия, если само общество проникнуто бессовестным потребительством, которое к тому же беспрерывно культивируют СМИ. Это понимают многие, поэтому говорить об этом больше не станем.
Наконец, четвёртое направление - совершенствование законодательства. Мы умышленно поставили его на последнее место, памятуя о замечании Тацита: чем больше в государстве коррупции, тем больше законов. Конечно, с помощью одних законов коррупцию не унять, но сузить чиновникам, имеющим к ней склонность, поле деятельности и возможности для манёвра, вполне реально.
Впрочем, нынешнюю бюрократию, взращённую либеральной революцией 90-х, переделать уже невозможно. Но и избавиться от неё целиком также невозможно. Ведь государственный корабль не может плыть совсем без команды. Зато вполне возможно безболезненно избавиться от русофобской верхушки нынешней бюрократии. И тут мы отметим ещё один парадокс современной России. Дело в том, что высшая бюрократия и средний и низший уровни российского чиновничества принципиально отличаются в одном пункте. Бюрократия высшая - исключительно русофобская и настроена на модернизацию по западным рецептам, то есть с разрушением всех остатков традиционного общества и без учёта каких бы то ни было национальных особенностей. Тогда как бюрократия в среднем и низшем звене вполне консервативна. И зудом разрушения отнюдь не страдает. Она-то и может послужить резервом при устранении нынешней высшей бюрократии. Нужно только её сильно напугать. Здесь нелишне вспомнить, как Геракл победил Лернейскую Гидру. Он попросил своего племянника Иолая прижигать горящими головнями отрубленные головы гидры, чтобы они не отрастали вновь. Так вот, если нынешних высших бюрократов-коррупционеров, министров и прочих, не просто увольнять и направлять послами в Танзанию, а прижигать им задницы, и отправлять дровосеками в Сибирь, те, кто сменит их, глядишь, и поостерегутся разворовывать пенсионные и страховые фонды, и устраивать дефолты.
А дальше необходимо постепенно, кропотливо готовить ей смену - национальный управленческий класс, воспитанный в духе патриотизма и государственничества, имеющий свой корпоративный стиль и свою корпоративную этику. Россия, как уже замечено, вряд ли сможет применить китайский и иранский опыт. Но одеть чиновничество в форму, как это было всегда в России, и создать для него отдельное драконовское законодательство, особый трибунал, подобный военному, было бы своевременно и логично. С другой стороны, понятно что необходимо компенсировать эти строгости продуманными преференциями. Иначе будет отсутствовать добросовестная конкуренция на госслужбе. То есть речь идёт о своего рода новой опричнине. Только в отличие от опричнины Грозного, новая опричнина должна отличаться высокой требовательностью внутри себя, а не в отношении земства.
В заключение нам остаётся отдать должное тем управленцам среднего звена, которые добросовестно выполняют свои обязанности, чтобы не дать стране погибнуть окончательно, чтобы в школах горел свет, в городах освещались улицы, а в роддомах кипятились медицинские инструменты.
