История Латвии – не та тема, которую можно рассмотреть в рамках одной статьи. Она неоднозначна и вызывает множество споров, причём первый и главный вопрос, что считать Латвией в историческом смысле. У латышей принято считать, что Латвия – это та территория, где исторически жили преимущественно латыши и их предки – курши, латгальцы, лыивы (ливы) и другие племена, и Латвия, по их мнению, начинается с того времени, когда эти предки здесь появились. Самое интересное, что первыми жителями, чья этническая принадлежность на её нынешней территории твёрдо установлена, являются лыивы – народ угро – финской языковой группы, ныне почти полностью ассимилировавшийся среди латышей. Получается, что сами латыши тоже из «понаехавших»…только более давние, чем нынешние русские, кстати, русичи жили на этой территории со времён средневековья. Особенно заметно более древнее происхождение ливов по названию страны, её очень долго звали Ливонией, а также небезизвестной Юрмалой, до средних веков язычники - финны имели богиню Йомалу, которую их потомки «латыши» переделали по - своему.
Подавляющее большинство мелких и мельчайших племён и народцев не мыслят имперскими категориями, как государствообразующие народы. Поэтому для латыша, эстонца, финна безразлично, под управлением какого народа или государства его страна находилась пятьсот или сто лет назад – это всё равно страна только его и его предков, а чужие правящие народы всегда оставались силой, пусть и опасной силой, которой приходится покориться, но которые никаких прав от этого не приобретают. Для обычного латыша как орденская, шведская, польская Ливония или позднее, Российская империя в Латвии – всего лишь структуры управления, а не государства. Так латыши смотрели на них 300, 600 и 800 лет назад, так смотрят и сейчас. Даже Курляндское герцогство, единственное из всех имеющее какое-то отношение к Латвии как таковой, остаётся не больше «своим», чем спортивная команда в каком - нибудь городе, составленная исключительно из иностранных игроков. За неё можно болеть, восхищаться её звёздами, но своими людьми они от этого не становятся. Вообще это очень удобная позиция: когда команда проигрывает – «да ну эти чужаки», когда выигрывает – своя. Такой «двойной стандарт» часто применяется и в жизни и в политике, сегодня они льстят, завтра – могут с удовольствием уничтожать чужаков. Чтобы не быть голословным, могу только упомянуть, что латыши, когда появилась такая возможность (т.е. право убивать чужаков безнаказанно) сделали это очень квалифицированно и почти без огрехов. Могу только вкратце напомнить, как латыши поступили с евреями у себя в стране во время гитлеровской оккупации! Латвия - это страна, где в годы Второй мировой войны в процентном отношении евреев погибло больше, чем где-либо в мире. К 1944 году из 80 тысяч евреев Латвии в живых осталось 162 человека. Причем евреев убивали не столько немцы, сколько главным образом латышские карательные отряды.
Куда там немцам! С 1933 г. по 1941 г. Германию покинули около 267 тыс. евреев - почти половина еврейского населения страны и в концлагерях погибло около 150 тысяч. Так что немцам далековато до своих бывших крепостных. Даже в практике нацистской «ариизации»…кстати о крепостных…
Начиная с XIII века, когда предки латышей попали в зависимость от немцев, они почти поголовно были превращены в крепостных, а относительно большое их число, проживавшее в городах в качестве подмастерий немецких ремесленников, слуг, приказчиков немецких купцов, также онемечилось, поэтому многие так называемые остзейские немцы, возможно, имеют латышские корни.
За сохранение своего этноса латыши должны быть благодарны литовцам, которые, создав своё государство, не допустили слияния территорий Пруссии и Лифляндии. Если бы это произошло, то был бы открыт сухопутный коридор для заселения Латвии немецкими поселенцами. В будущую Латвию в основном приезжали рыцари, которые отнюдь не смешивались с местным крепостным «быдлом», и горожане, которые до XIX века блюли «чистоту крови», поскольку немецких крестьян практически не было. А это не привело к такой же ассимиляции, как в Восточной Германии, до этого заселённой западными славянами и Пруссии, до завоевания которой она была балтской по языку. Как, я уже упоминал выше, нынешние латыши сложились из угро – финнов, балтов и русских, то вполне естественно, что современный латышский язык – это искусственный язык, который стал создаваться по велению тогдашних властей для удобства управления своей разноязычной территории, причём в первую очередь именно для своего удобства, поскольку даже фонетика местных наречий была искажена именно в сторону немецкого. В XVI веке, с началом Реформации, католические и конкурирующие с ними протестантские священники старались привлечь к себе туземную паству, для чего стали издавать книги на местных языках, в том числе на латышском. Сразу скажу, что ни о каком культуртрегерстве и речи не было. Священники были просто обязаны знакомиться с языками и наречиями населения местностей, в которых они проповедовали, иначе вполне могли потерять прихожан.
Первые тексты на латышском относят ко второй половине XVI века. Это были религиозные записи, сделанные на основе фонетического принципа и предназначавшиеся для священников, чтобы те могли проводить службы на языке местного населения.
Письменность базировалась на cредненижненемецком языке. Записи велись готическим шрифтом, правописание на базе алфавита вышеупомянутого немецкого наречия полностью повторяло произношение. Этот принцип сохранился и в современном латышском языке. Первая латышская Библия была напечатана с использованием готического шрифта. Готический шрифт использовался для записи латышского языка вплоть до начала ХХ века, когда готическое письмо заменили латинским.
В XVII в. появились первые светские книги, азбуки и др., написанные на местном наречии священниками-немцами (в 1644 г. вышла первая из них), несколько словарей, отдельные статьи, посвященные вопросам правописания.
Немецкие грамматики фиксировали законы создаваемого латышского языка, давали правила морфологии, правописания. Все эти языковедческие работы XVII в. не предназначались для туземных латышей (точнее - ливов, русских и латгалов), зато имели большое значение для иноземцев в Латвии, прежде всего для священников-немцев, которые в первую очередь их использовали. Чтобы лучше понять психологию латышей, постараюсь цитировать современную латышскую писательницу Лайму Муктупавелу**: «…Педантичные немцы, приобретая поместья в Латвии, барщину назначали исправно, десятую часть на церковные нужды требовали пунктуально, живя себе поживая в привычном аристократическом стиле. Какие там могли у них быть думы о крестьянах? Bauren! Смерды!
У них была своя, господская жизнь, а у нас, крепостных латышей, умножающих их состояния, своя… латыш, еще более бесправен, нежели мужик в России, платящий оброк.»
Приведу в пример строки из произведения немца – современника той эпохи:
“И сейчас крестьянские жилища в Видземе рассеяны в густых чащобах, нередко в полной изоляции. Обычно это овины или крытые соломой лачуги без дымовых труб и окон, со столь низкими дверьми, что, только согнувшись, можно войти в них. В комнате, полной дыма, в котором можно задохнуться, что-то копошится и шевелится. В свете воткнутых в стенные щели лучин суетятся: хозяин со своей семьей, работник со своей, здесь же куры, свиньи, собаки. Вглядитесь в их лица! Изменившиеся, помрачневшие, они вам сквозь зубы расскажут про голод, про бесчувственную и нерешительную холопью натуру. Эти люди, от чьего труда как дворянство, так и духовенство живут в полном достатке, эти люди вынуждены в летнюю пору оставлять собственные поля необработанными.
Если примем во внимание, что разоренные крестьяне еще и абсолютно подчинены неограниченной власти, которая утверждает и изменяет даже их домашние обычаи, влияет на их отношения с женами и детьми, на их хозяйственные действия и которая может накладывать какие угодно наказания; если учтем, что все другие общественные сословия смотрят на них сверху вниз и с презрением; если учтем, что никоим образом, ни высочайшей своей добропорядочностью, ни расторопностью, ни огромнейшим прилежанием, они не в силах изменить своей судьбы, не в состоянии дослужиться до более высокого положения, не могут даже смягчить свое зависимое положение, — тогда поймем, что последствиями такой жизни может быть единственно притупление всех чувств и ослабление духа, безвольное и трусливое преклонение перед любым пороком, что ни встретится на их пути, отвращение к любому знанию, чернейшее суеверие и темнота. Вот какие явления в человеческой душе порождает не сброшенное ярмо, угнетение…в образе нет ничего славного. Неразвитые, отупелые, большинство из них блуждают по жизни, и не знают они большего счастья, чем наесться до отвала хлеба из половы, не знают другого подвига, как только поднять глаза на господина, не знают другой мудрости, как только не дать себя поймать на воровстве. По-скотски напиться в воскресенье — для них закон, не быть поротым — для них честь. Правду говоря, они такие, каким может стать народ, в котором все человеческое уже шесть веков пережевывают драконьими зубами”, - заключает Гарлиб Меркель, автор этих строк.
«Как ярчайшие свойства характера видземского крестьянина-латыша Меркель упоминает два — рабскую боязливость и недоверчивость. Проходя мимо господского дома, латыш, сжавшись в комочек, сдергивает шапку. Если хозяин ему что скажет, латыш тащится к нему, целует подол господского сюртука или туфлю…. Уже крепостное право отменили, а для немецких господ все еще действовало право первой ночи. У меня множество соседей, в чьих жилах течет голубая кровь тевтонцев, а байки про немцев господ, которые латышских девушек-служанок примечали, по сей день живут в народе как анекдоты. Ну, хотя бы в моей волости, в поместье Вецадулиена, жил эдакий фон Тизенхаузен. Знаете, ни одной сельской бабы мимо не пропускал, перед этим с нею выпивал, после этого помогал ей копну сена соорудить и даже целый серебряный рубль на прощание давал…. если кому-то из латышей все же удается получить свободу и утвердиться в каком-либо ином сословии, то он считает за величайшую для себя обиду, если ему напомнят, что он — из латышей. Он стремится отдалиться от своих братьев, притворяется, что больше не понимает их речи, и если удается ему получить власть над некоторыми из них, например, стать старостой, то оказывается еще более безжалостен и корыстолюбив, чем сами немцы». Такое вот воспитание и породило в XX веке «латышского стрелка».
«Что касается латышских стрелков, то именно они развратили всю армию и теперь ведут ее за собой»,- докладывал осенью 1917 года начштаба Северного фронта генерал Лукирский другому генералу — Духонину в Ставку. А 25 октября (7 Ноября по новому стилю) на 2-м Всероссийском съезде Советов в числе прочих документов был оглашен и такой: «Мы, делегаты латышских стрелков, вместе с другими делегатами... все как один голосовали за первые декреты Советской власти, за Ленина...»
В дни Октябрьского переворота, продолжает автор, латышские полки не допустили отправки контрреволюционных войск с Северного фронта в Петроград. «Латышские полки первыми и почти поголовно перешли в Красную социалистическую армию, самоотверженно и храбро исполняя свой революционный долг пролетарской армии как на внутреннем, так и на внешних фронтах РСФСР», - писал в 1919 году лидер большевиков Латвии П. Стучка. Эталонные «солдаты революции» разогнали Учредительное собрание в начале января 1918 года, положившего начало большевистской диктатуре в стране. Еще 250 человек «самых-самых» были выделены в особый сводный отряд под командой бывшего подпоручика Яна Петерсона, которому поручалась охрана «колыбели революции» - Смольного дворца. Именно эти стрелки охраняли литерный поезд, перевозивший Ленина и членов правительства советской России в новую столицу - в Москву. А там отряд Петерсона, который позднее преобразовали в отдельный полк, взял под охрану Кремль, где жили и работали руководители страны.
Чекистское начальство в значительной мере состояло тоже из «латышских стрелков». И первым среди них вспоминается, конечно, Я. Петерс — заместитель председателя ЧК. Вот лишь несколько цитат из его публичных выступлений, относящихся к 1918—1919 годам: «Я заявляю, что всякая попытка русской буржуазии еще раз поднять голову встретит такой отпор и такую расправу, перед которой побледнеет все, что понимается под красным террором...» «...Произведена противозаразная прививка — то есть красный террор... Прививка эта сделана всей России...», писал Петерс о расстрелах сотен заложников после покушения на Ленина и убийства Урицкого в 1918 году.
Не отставал от своего коллеги-земляка и другой видный чекист - руководитель Всеукраинской ЧК (к слову сказать, «органы» в Киеве чуть ли не наполовину состояли из латышей) - Лацис. Данный товарищ в своем «классовом подходе» переплюнул едва ли не всех других «рыцарей революции»: «Мы истребляем буржуазию как класс. Не ищите на следствии материалов или доказательств того, что обвиняемый действовал делом или словом против Советской власти. Первый вопрос, который вы должны ему предложить: какого он происхождения, воспитания, образования или профессии. Эти вопросы и должны определить судьбу обвиняемого...»
Главнокомандующим Красной армии назначили латыша Вациетиса. Высокие посты в Красной армии занимали Эйхе, Смилга, Калныньш, Лапиньш и еще десятки латышских офицеров, среди которых целых пять Берзиньшей. Они же играли первые роли в ВЧК и других карательных органах. Латыш Данишевскис был председателем революционного трибунала, Стучка разработал принципы судебной системы Советской России, Бергис возглавил связь с международным Коминтерном, Петерс стал заместителем Дзержинского, Лацис возглавил Всеукраинскую ЧК. Латыши с удовольствием записывались в ряды чекистов, участвовали в расстрелах, создавали систему ГУЛАГа. К концу 1918 г. латыши в органах ЧК составляли 36%. Причем в московском ВЧК их было три четверти. Многие латыши в дальнейшем работали начальниками лагерей, отличаясь беспримерной жестокостью и презрением к человеческой жизни. На руках латышей-чекистов кровь миллионов русских людей.
Чудовищную и кровавую память о себе оставили латышские стрелки в Крыму. Дивизия под командованием Яна Лациса форсировала Сиваш, за что и получила почетное имя – «15-я Краснознаменная Сивашская». А когда войска генерала Врангеля были выбиты из Тавриды, латыши вместе с другими красноармейскими частями и отрядами чекистов занялись «чисткой» полуострова от «всякой белогвардейской сволочи». «Крым — это бутылка, из которой ни один контрреволюционер не выскочит!» - таков был их лозунг тех дней. И его воплощали в жизнь, не жалея ни собственных сил, ни чужих жизней. Всех неблагонадежных, всех, кто не мог убедить в своем пролетарском происхождении, ожидала жестокая расправа. Людей расстреливали, топили в море, сбрасывали с обрывов. В Севастополе все деревья, все фонарные столбы в центре города были «украшены» трупами повешенных «врагов советской власти» — среди них инженеры, гимназисты, врачи... Немудрено, что после таких «мероприятий» Крым стали называть «всероссийским кладбищем»: на полуострове было казнено более 100 тысяч человек.
Нынешняя Латвия предпочитает говорить с Россией языком ультиматумов, пытаясь выставить ей счет за оккупацию, русификацию и тяжелое наследие советского режима. Не могу не сказать, что это начинают понимать и сами латыши: «А если Россия как правопреемница СССР предъявит Латвии встречный иск? Например, обсчитает роль латышских стрелков, штыками которых завоеван Октябрьский переворот и уничтожена Российская империя? Сколько наших чекистов бесчинствовали по всей России, заливая ее кровью! А если вспомнить советское время, сколько всего здесь было понастроено - мы же по сей день ездим по этим мостам и трассам. Москва вкладывала в Латвию деньги, а Брюссель одной рукой дает, а другой - отбирает, да еще с процентами. Довольно жить оккупацией и депортациями. Латыши и сами активно участвовали в тех событиях. Как ни прискорбно признать, но с упоением сдавали своих - из комплексов и зависти. Наша семья тоже была выслана в Сибирь. Недавно я решил поднять архивные документы, хотел узнать, с чьей же подачи мы заслужили такую участь. Оказалось, брат отца "позаботился". При Улманисе мы жили зажиточно, а он, воспользовавшись ситуацией, унаследовал всю нашу землю и дома. Слава Богу, бабушка и мама не дожили до этой правды…» - пишет педагог и спортсмен с многолетним опытом, основатель Европейской юношеской баскетбольной лиги Гунтис Шенхоф.
Напоследок, мне хотелось бы дать слово О́яру Ра́ймонду Па́улсу - советскому и латвийскому композитору, дирижёру, пианисту, политическому деятелю, народному артисту СССР (1985) и почётному доктору Латвийской академии наук. Теперь есть повод напомнить этой латышской плесени и о знаменитых латышских стрелках и о том геноциде, который совместно с евреями они устраивали русским, украинцам, белорусам, полякам и другим народам как в годы кровавой революции 1917 года и последующей Гражданской войны 1922-1924 годов, так и в годы Второй Мировой войны, когда латышские националисты воевали на стороне гитлеровцев.
Отвечая на выдвинутые обвинения, Маэстро Паулс предложил латышским националистам вспомнить недавнюю мировую историю и ту, крайне отрицательную роль, которую сыграли в ней представители латышского народа.
Маэстро прямо-таки огорошил местных националистов, заявив, что главными убийцами в 1917-1918 годах были отнюдь не русские, а латыши. Так он прокомментировал газете Neatkarīgā обвинения в свой адрес в том, что он "продался русским" и является "предателем латышского народа".
"Я немного изучал то, что происходило в 1917 и 1918 годах, — сказал маэстро. — Кто были главными убийцами? Наши соотечественники. Что они творили на Украине? Кто сформировал весь этот чекистский аппарат? В основном наши и евреи, хотя они и были потом сами ликвидированы. Кто отстаивал ту революцию? И кто служил в охране Кремля? Латышские стрелки… Поэтому лучше уж помолчим об этих делах. Это история, и ничего тут не поделаешь. Что толку поднимать её, лучше ведь не сделаешь. Мы сами всякого дерьма натворили, сами всюду лезли", - закончил своё интервью маэстро о своих соотечественниках. Вот на этом и остановимся…
Попов Евгений
* ЛАТЫ́ШСКИЕ ПЕРЕВО́ДЫ БИ́БЛИИ. Первые переводы Свящ. Писания на латышский язык связаны с деятельностью в Латвии нем. пасторов и католич. проповедников эпохи Реформации. Вначале переводились катехизисы и отд. псалмы. Затем в 1620 виленский иезуит Георг Элгер (1585—1672) перевел библ. тексты для богослужения, а также Притч (1637) и Сир (1642). Он же составил польско-латинско-латышский словарь и первым ввел в употребление латинский алфавит для латыш. языка. Нем. пастор Э. *Глюк начал издание полного латышского перевода Библии в Риге (1689). Господство нем. языка надолго затормозило развитие латышской национальной лит-ры, поэтому и новые Л. п. Б. появились лишь в 20 в. (пер. НЗ А. Брокса, 1933—37 и В. Стрелевича, 1949).
● Birzulis P., Jaunas deribas tolkojumam 300 gadi, Latvijas Ev. Lut. Baznicas Kalendars, Riga, 1985.
** Лайма Муктупавела — прозаик, эссеист, драматург. Публикуется с 1993 года. Лауреат нескольких национальных литературных премий. Произведения Л.Муктупавелы переведены на русский, немецкий и литовский языки.
Использованные источники:
- http://www.ljpoisk.ru/archive/1283294.html
- http://www.wsws.org/ru/2002/dez2002/latv-d04.shtml
